Возвращение с Полярного фронта часть 1

«Таким образом, на основе проведенного и исследования можно сделать следующие выводы о состоянии гимназического образования…»- и все! За окном уже, кажется, светало, ноутбук опостылел до безумия, до рези в глазах. На полке второй месяц пылился фотоаппарат.  Третья кружка кофе со звоном заняла свое место на стопке книг, рядом со своими опустошенными предшественницами. Все!-бум- клавиатура?-черт с ней. И провалился.
Темная парковая аллея освещалась двумя рядами вытянувшихся по струнке газовых фонарей. Опавшая за вечер листва шуршала под кованными пехотными сапогами. Темно-серый плащ тяжело хлопал за спиной,  рука, затянутая в белую парадную перчатку, крепко сжимала рукоять офицерского кинжала на поясе. Второй он отмахивал в такт своему быстрому шагу.
Чтобы как то проветриться и унять негодование, Янош Теснявецкий бросил свою трехколесную паровую бричку прямо у ворот имения пани Элоизы, пообещав пристрелить заспанного сторожа, ежели хоть царапина на ней будет, и пошел боковой аллеей .
Наконец , за поворотом аллеи показалось двухэтажное имение старого имперского классицизма.  Проворные лакеи распахивали дверцы шумно и дымно подъезжающих бричек, провожая почтенных гостей к полукруглым лестницам главного входа, а сами отгоняли мобили на стоянку. Расположившийся под портиком струнный квинтет приветствовал гостей бодреньким менуэтом.
Вокруг царил дух праздничного бала в честь антарктического триумфа генерала О’Шелди. Небо на горизонте с грохотом пронзали праздничные салюты. Над рекой, в перекрестье прожекторов висел огромный, блестящий бронзовой чешуей обшивки, цеппелин « эрц-герцог Иосиф Остенбургский»- гордость остляндского герцогства. Гигант союзного флота, принявший участие в минувшей военной компании.
Триумф был бы и для Яноша поистине праздничным , ведь он окончил компанию линейным капитаном второго ранга пехоты воздушного флота. За проявленный героизм  в обороне Палмерских островов  он удостоился ордена святого Томаса, а еще трех нашивок за ранения и стальной снежинки, в просторечии известной как орден мороженного мяса. Если бы пневмопочта его казармы в одно прекрасное утро не выплюнуло тот конверт зеленой бумаги.
«Прощай милый друг! Я разделяю твою боль и твои триуфы, но больше так жить не могу. Прости и прощай!»
Больше он не спал. На третьи сутки Янош узнал о бале пани Элоизы. Молча одев короткий темно-зеленый сюртук, он вышел из своей каюты. Немного подумав, он вернулся за поясом и плащем. Постояв у зеркала, он одел и свою керамическую полумаску- следы от обморожения все таки заживали очень плохо.
 - Ваше имя, пан?- вежливо осведомился стоящий за тумбой лакей в зеленом, в честь триумфа, сюртуке и накрахмаленном белом жабо. Он вернул офицера в реальность.
- Янош Теснявецкий - ответил гость
-Вас нет в списке гостей, пан.-  замешкавшись, ответил лакей.
-Знаю. Я к госпоже Полонски, она здесь. Я уверен.
- Вход строго по приглашениям, это приватный бал, прошу решать свои личные вопросы в другом месте, пан офицер. Мое почтение. – С высокомерным презрением выплюнул лакей.
Вместо ответа Янош просто взял холуя за уши  обеими руками и опустил его лицо о тумбу, оставив на планшете со списком красное пятно, откинул худосочное тело в зеленом обратно, на этот раз в витражное окно. Послышался звон стекла. Собравшаяся за Яношем очередь городской знати тихо ойкнула. Квинтет умолк.
- Я - офицер воздушного флота Янош Теснявецкий! И я ищу Елену Полонски! Елена!- заорал он.
Он продолжал греметь в тишине. Слышалось лишь журчание воды в фонтане да причитания гувернанток над телом в окне. Лакей изредка всхлипывал.
-Янош, какого черта? – гневно выпалила с порога женщина средних лет в струящемся зеленом шелковом платье, перетянутом черным корсетом. Она откинула светло русые волосы со лба и добавила, - неужели ты не можешь прийти на бал как все, за что ты стукнул Йозефа?
- Пани Элоиза, мое почтение!
-Да какое к черту . Елена у меня, я ее не пущу к тебе, у нее скоро будет ребенок.
- Но я был в Антарктиде 2 года, бился с чертовыми бурами…
-Именно, Янош, именно… Прошу, покинь мой дом, ни то придется звать жандармов.
                ***
Аллея, которую он проскочил в минуту, теперь стала нескончаемой. Наконец, выйдя к воротам, он кинул в лицо сторожу четвертак, разогрел мобиль и  поехал,стуча цельнорезиновыми шинами по брусчатке, в старый город.
Припарковавшись у кабаре «Старая Бочка», он оставил в мобиле плащ и пояс с кортиком и морским винчестером. Зайдя внутрь, он кивнул вышибале Джиму и сел у стойки.
Янош покопался в карманах и извлек серебряный портсигар с дирижаблем.
- Стакан мадеры – прорычал он, закуривая, и развернулся к сцене.
На сцене дурачился престарелый клоун и мартышка – тоска. Когда они закончили свой номер с бананом, публика облегченно зааплодировала. На сцену вышел усатый конферансье в смокинге. Манерно постучав по спускающемуся с потолка микрофону три раза пальцем, он объявил с италийским акцентом.
-Сеньоры и сеньоры, следующим номером нашего вечера выступает непревзойдённая  Лика Франческо и ее ансамбль Иандира.
Вышедшие на сцену музыканты сразу же погрузились в полумрак. Они начали играть вступление. И тут прожектор выхватил миниатюрную италийку в черном, до пят, платье и фиолетовом корсете. Ее черные, как смоль, волосы ниспадали на плечи. Притопывая каблуком в такт проигрыша, она изящно затянулась тонкой гвоздичной папиросой. Она откинула руку с мундштуком и выдохнула дым в микрофон. «Per  teeee….Dovrei essere Kaliiii» вытянула она низким грудным голосом.
Зал застыл, перестал дышать. Забыл свои печали и Янош. Он полностью окунулся в страсть, в экспрессию, что царила на сцене. Когда песня закончилась, он развернулся  и залпом осушил стакан.
-Еще!- поморщился он от сладкого и крепкого напитка.
-Что, солдат, впечатлило? – Улыбнулся протирающий бокалы  бармен. Уголок  его единственного глаза рассекли морщинки, рот расплылся в улыбке, потянув вверх зажатую в зубах спичку.
-Ага. Тоже воевал?
-Так точно, в Оранжевой. Там-то глаз и оставил, на сувенир - улыбнулся бармен, постучав пальцем по коричневой кожаной накладке на глаз - Джо
-Янош – они обменялись рукопожатиями.
-Привет Джо, налей мне белого сухого - за спиной послышался все тот же низкий грудной голос без малейшего намека на италийский акцент - привет, морячек, что скучаешь?-обратилась девушка к офицеру
-Повежливей, дочка, перед тобой офицер пехоты воздушного флота - Назидательно сказал Джо.
-Ой простите - хохотнула она
-Так ты не италийка!
-Ну да, представь! Папа англичанин, мама - румынская еврейка. Адская смесь, правда?
                ***
Янош просидел в «Старой бочке» до двух, разговаривая с Ликой обо всем, старательно обходя войну и его керамическую полумаску. Просто сидели за стойкой и потягивали мадеру. Глаза Лики были прикрыты.  Она сидела в пол оборота, облокотившись локтем о стойку и подперев голову рукой. Улыбалась, кивала, рассказывала как провела детство в портовом Амстердаме. Глаза ее горели. Джо с недоверием периодически поглядывал на парочку, то протирая бокалы, то наливая припозднившимся выпивки. Наконец, они остались втроем.
- Пан Янош, мы закрываемся.- наконец заявил он. – Пан изволил сегодня слегка перебрать, я бы попросил под расписку ключ от мобиля до завтра. Вам нельзя управлять им. Дочка, иди спать! Завтра тебе в семинарию.
-Но Джо!
-Перестань меня называть Джо! Пожелай пану доброго здравия и иди в свою комнату.
Что- то черканув на салфетке, она оставила ее на стойке перед Яношем и, бросив «mi;ych sn;w», удалилась, даже не обернувшись.
-Пан?
-Джо, за что ты меня наказываешь?- с вымученной улыбкой спросил Янош
- Таковы правила. Выбирайте кого мне звать: наряд или извозчика.
-Ладно, сам дойду! Держи ключи, завтра зайду за своим корытом. Доброй ночи.
На улице моросил дождик, на горизонте полыхали зарницы. Потоптавшись на крыльце, он вспомнил про плащ и ремень, вздохнул и закурил. Решив, что в расположение возвращаться уже бес толку. Тем более, что на востоке уже скоро родится солнце воскресного дня, выходного,то бишь.
Бросив окурком в сторону урны, он промазал. «Может и к лучшему, что бричку оставил»- подумал он. Подняв воротник кителя, он вышел из под навеса, и, сунув руки в карманы брюк, побрел по мостовой, струившейся дождевыми потоками. В лужах, иссекаемых новыми каплями, отражались огни вывесок, реклам, уличных фонарей и всполохов на небе.
Дождь разогнал с улицы всех празднующих, ночной город затих. Янош шел по пустому проспекту, отстукивая подкованными сапогами по брусчатке. В голове мысли плясали с воспоминаниями какой-то адский танец. Переходя мост, он услышал, как пьяные поздравляли друг друга с триумфом. «Интересно, они знают, какой триумф отмечают?»- подумал офицер.
Ноги занесли Яноша на окраину, к  порту дирижаблей. Свернув в конце проспекта, уже у конечной станции конно-железной городской линии налево, он отправился через парк в гору.  Выйдя к обрыву, он увидел внизу пришвартованные громадины, заправленные газом и топливом, пережидающие непогоду. Дождь уже прекратился, и к кораблям стали стягиваться рабочие, экипажи, грузовики с продовольствием для дальних перелетов. Перед ним открывался вид на весь Остенбург: заводской район, высотки делового центра, светящиеся огнями и мигалками на самых верхушках швартовочных башен, река, громада «Эрц-герцога…» застывшая над ней.
Достав из-за пазухи флягу коньяка, он сел на поваленное дерево и стал смотреть вниз. Радецкое поле. Именно отсюда он отбыл в свою ледовую командировку. Он вспомнил, как уже поднимался на трап скоростного крылатого «фон Ранке», когда услышал до боли знакомое «Ян!».
Растолкав сослуживцев, он бегом спустился. Когда он пробегал мимо поручика Шрамского, тот подмигнул и буркнул «две минуты и отходим».
-Ну куда же ты не попрощавшись?- запыхавшись сказала девушка и обняла лейтенанта.
Янош бросил на землю вещмешок на землю и обнял ее двумя руками. Они стояли молча прижавшись друг к другу.  Секунда, минута, вечность- никто из них не мог ответить.
-Лейтенант, дирижабль отходит! – крикнул Шрамской- Пора!
-Мне пора, Елена!
-Береги себя, я буду ждать…
 
-Я буду тебя ждать…- вслух сказал Янош, сказал в пустоту и сделал глоток из фляги.- Вот же проклятье.
В этот момент внизу что-то ухнуло, и еще раз. Все Радецкое поле озарило пламя. Вскочив, Янош увидел как стоявшие на приколе дирижабли взрываются и падают на землю один за другим, сгорая еще в воздухе.
«Только бы не…» - не успел Янош и подумать, как начали взрываться подземные хранилища водорода. Его обдало жаром. Какой-то кусок металлической обшивки ударилпо его керамической маске пониже глаза и отколол от нее кусок.
А над рекой терпел бедсвие «Эрц-герцог Остенбургский Иосиф». Задрав нос, он быстро терял высоту, бронегондола горела изнутри, выпуская через иллюминаторы  черный, маслянистый дым, хвостовое оперение было полностью охвачено огнем, медная обшивка местами покраснела и сияла изнутри - сгоравший газ раскалил ее. Уже на высоте метров десять одна из мотогондол выстрелила двигателем в ларек мороженного на набережной, у самой воды дирижабль взорвался. Многочисленные раскаленные медные чешуйки разлетелись. Какие-то из них с шипением падали в реку, какие-то летели в жилые кварталы. Нос корабля упал на здание Ратуши. Горел полицейский участок.
-А в казарму зайти все-таки придется - задумчиво промолвил Янош, поднимаясь и отряхивая свой парадный мундир.
                ***
-О-хо-хо! Янош, ты подрался c белым медведем в зоопарке? Или до Антарктиды успел сгонять за ночь и обратно?- встретил на его пороге подпоручик Иоганн Радке. Он ходил по каюте в одних кальсонах и извлекал пустые бутылки из под коек, шкафа, тумбочки. Встряхнув очередную, он произнес с наигранным драматизмом, - мой бедный Жан, и сия бутыль пуста.
- Иди к черту!- произнес  лежащий в койке их третий сосед, француз лет сорока. Он стоически и флегматично переносил желание закурить прямо в каюте и последствия вчерашнего продолжения банкета.- Янош? Где же тебя черти носили? После собрания во Дворце Офицеров мы с Иоганном набили походный ранец портвейном, нарядили тех двух кокеток с тупика Ягайло Скромного солдатками и провел их к нам. А ты улетел как чумной. О, а вот и трофейчик от одной из них- он устваился на люстру и свисающее с нее нечто кружевное.- Дааа!- протянул он и упал головой в подушку.
- "Иосифа" взорвали,господа, прямо над рекой. А еще все летное поле перепахано взрывом подземных хранилищ. Хоть картошку сажай.
- Хорош...
 И тут в каюту влетел маленький круглый старшина Ващук, старый русский моряк,показавший "кузьку" еще японцам, и взревел.
- Тринадцать паровых торпед! "Иосиф" на дне Гжелки, мэрия к черту,полиция к черту- и вытерев пот с краснещего лица уже тише добавил- Боевая тревога,господа офицеры, всех на плац просят в походной форме с оружием.
-А ты Яношу не верил...- тихо вставил Жан со своей койки.
                ***
Лежа на соломенном матрасе, Янош смотрел в оконце, притаившееся на высоком потолке каземата. Оконце было расчерчено металлическими прутьями. Он любил смотреть в оконце. Иногда там появлялась полная луна, иногда ее застилал густой дым с горящих складов снабжения, иногда выглядывало солнце, но самое поскудное- дождь. Даже не дождь,нет. А мелкая аэрозолеподобная морось. А под ливнем и помыться можно было,отодвинув, конечно, матрас. Обычно он лежал  с полусгнившей соломинкой во рту. Иногда ее место занимала папироса, которую ему приносили знакомые конвоиры вместе с пайкой: тарелка чечевичной баланды со свиным жиром и воткнутым в нее, как мемориал всем кулинарам мира, ржаным сухарем. И кружка чего-то, что язык не поворачивался назвать чаем. А еще он читал Библию, занимался спортом...ну как спортом. 100 кругов по камере, отжимания, пресс. Камера его была узкой и невероятно высокой, метра 4 в высоту и метров пять в ширину.
Знакомых в карауле никого, и Янош вновь полез в матрас за соломинкой. В оконце сегодня показывали серое небо. Дверь тяжело лязгнула защелкой, и, истошно заскрипев, открылась. На пороге возвышался силуэт в форменном мундире пехотинца, картузе и каучуковой дубиной в руке
- Подпоручик Янош Теснявецкий! На выход! -рявкнул силуэт
-Подпоручик?- удивился Янош
- Разговорчики! В кабинет коменданта марш!
                ***
-Мой дорогой Янош! как вы поживаете? Вы в порядке? Вы здоровы?- не вставая и даже не удосужившись развернуться в своем огромном, мягком и бесконечно уютном кресле, радостно произнесла плешивая макушка и погоны полковника.
- Чем обязан, господин полковник? По моим скромным подсчетам на стене, мне  сидеть в одинчке еще два месяца и восемь дней, а далее ждать отсылки в колонию-поселение на Белом море.
- Полноте, милостивый государь, вы же знаете, что Остенбург находится в бурской осаде, что мы лишились воздушной флотилии, мэра и всего городского совета, одним махом. Что их накрыло одним чертовым дирижаблем-триумфатором и выжгло как рождественскую-мать ее индейку. как целый выводок индюков.   
Наконец Полковник развернулся в кресле. это был маленький полноватый немец с пенсне в одном глазу, старомодными кайзеровскими усиками. "Тот еще солдафон"- подумал с горечью Янош.
-А где же были вы? А, подпоручик? Изволили учинить скандал у бедной пани Полонски, избить ее бедного халуя и явиться прямо в тревогу изрядно выпимши, рваным, грязным и без табельного оружия. И это даже при том, что вас никто из части не выпускал. Что скажите подпоручик, а?
- Тогда чем обязан вниманию коменданта гарнизона, и с вашего дозволения, отчего подпоручик?- Вытянувшийся по струнке Янош смотрел в пол и свои уже порядком измочаленные сапоги. "Ну надо так,а?" стучало у него в голове.
-Да потому что людей у меня не хватает, черт вас дери! - стукнул Полковник по столу, отчего на пару дюймов подпрыгнули настольные часы на мраморной подставке и пресс папье- не хватает их, понимаете! Не хва-та-ет! Война идет, в осаде мы, а эти африканские пройдохи умаили нас своими вылазками! Вот и приходится мне пьянь по тюрьмам выуживать, да частично реабилитировать. Под свою, между прочим, личную ответственность перед генералом армии Ольгердом Трошко! Короче! вот вам пропуск, вот квитанция на получение личных вещей, новую форму  и ключ от личной комнаты - пошел с глаз моих к чертовой бабушке! - Полковник встал из-за стола и протянул Яношу конверт.
Когда новоиспеченный подпоручик уже развернулся на каблуках к двери, Комендант окликнул его:
- Подпоручик, заберите еще ключи от вашей чертовой тарантайки! ко мне явитесь через два дня в это же время за личными инструкциями. Все, свободны.
                ***
Он лежал в чугунной ванне. И, естественно, с водой, горячей водой! Весь вечер. Ванную освещала керосиновая лампа, чадя и показывая на кафельных стенах шоу пляшущих теней. Янош курил одну папиросу за другой, отмокая после гарнизонного карцера. Из карцера, с понижением по службе во время войны, из-за этой дурацкой беременной подружки, которой, еще возвращаясь обратно из Ледовой, думал как сделать предложение. Крутил в кармане шинели заветную маленькую коробочку, а потом...
Может быть он сам и виноват? Вот так вот бежишь от укрытия к укрытию.Бегом по жизни, по работе, службе и полю боя, прислушиваясь лишь к своим ценностям,принципам и традициям говорить лишь то, что хочется сказать, а не то, о чем стоило бы . Традиция видеть мир лишь через свои очки. Разграничивать свои круги на тех, кто кажется ближе и тех, кого не знаешь- и все это бегом. А когда опоздал  на вокзал, на свой поезд. Последний поезд, который, возможно, никогда и не придет больше, не обдаст тебя паром,  запахом скорого, а может еще и счастливого пути, начинающегося с милой,чернобровой проводницы. Бежишь на это поезд, бежишь... Бегом! Надеясь на свои лишь силы. Сшибая людей и пугая старушек. Самонадеянно.
И вот, уже на вокзале, а все не то: стрелки часов уже не там, поезд пропал-и дождь, мелкий, отвратительно мелкий и холодный дождь.
Не глядя на расписание, идешь нацепив капюшон, оставляя за собой сигаретный дым, разбитые мечты и грязь с сапог на мостовой. Ее смывает каплями все усиливающегося дождя. А еще очищается душа. Бегом-все время бегом! Или замедлить шаг,обернуться по сторонам? И где-то здесь,в толпе, взглядом, ты зацепишь ту самую чернобровую проводницу.
Он бросил окурок в эмалированную кружку, стоящую на табуретке рядом,и, наверное, не попал. Опустив руку, он обшарил пол. Нащупал свою керамическую маску, в которой и надобности уже не было особой. Следы от обморожения или зажили или на их месте выросла трехнедельная борода. Продолжив свои поиски, Янош нашел ополовиненную бутылку скотча и, глотнув, закурил новую сигарету.
А может не проводница она уже? А может она уволилась и подалась в певички в тот кабак? Как же его?
На следующее утро ему отправили из гарнизона курьера с новостью, что бывший воздушный пехотинец ныне патрулирует улицы города после захода солнца и к коменданту может не являться пока. "здорово же!"- подумал он.
На следующее утро, он позавтракал и нацепил свежевыданную форму, лет за 20 успевшую пропахнуть складской плесенью. Ему предстояло идти в участок за предписаниями, маршрутом и оружием.  Он вышел на самую разбомбленную улицу своего района за рекой, глядящую пустыми глазницами окон и ощетинившуюся провалившимися крышами, и мелкими, поломанными и раскрошившимися зубами обломков.
Под ногами на мостовой попадались кирпич, мягкие игрушки, обломки мебели. Между развалин бродили горожане в поисках целого кирпича и своих вещей.
А посреди разбомбленной улочки стоял грузовичок с затушенным котлом. Его венчали надписи в духе " Остановим буров!", "Освободим Антарктиду!", и окружали люди. А в кузове была она!
Темноволосая, чернобровая девушка в красной тунике с дымящейся гвоздичной папиросой в одной руке, другой она сжимала микрофон. С ней было несколько музыкантов. Её голос! Янош стал забывать эти глубокие грудные ноты....
И тут где то в полуразрушенном доме напротив хлопнул вырыв. В кучах мусора за грузовиком прозвучало еще два взрыва за грузовиком. Народ начал падать, как подкошенный, сразу же послышались крики о помощи..
Янош припустил бегом в сторону взрывов. Он бежал, он не думал-все его мысли заполнила тупая, бескомпромисная злость.