Манекен

- И, главное, стоит, глазами хлопает, - Лизнев приставил ладони к своим очкам и наглядно показал амплитуду и периодичность хлопков, - а сказать – ничего не может. Девушка, говорю, вы к кому? А она в ответ «хлоп-хлоп». Будто не понимает.
С легкой насмешки в голосе Лизнев переходит на почти истеричный смех. Слушатели, из приличия, натягивают свои обязательные улыбки и кивают головой – да, мол, Константин Сергеич, отвязная с вами история случилась. Мнут ковролин носками своих дорогих туфлей, уткнулись в половую твердость своими нетвердыми и пустыми взглядами – и лыбятся.
- Ну, все, я пойду, - Лизнев вытер ладонью свои истерические слезы.
- До свидания, Константин Сергеич, - кричали наперебой почувствовавшие свободу работники, до понедельника!
- Анечка, - Лизнев обратился к своей ассистентке, - если глазастенькая еще раз придет – попытайтесь узнать чего ей надо до попадания в мой кабинет, ладненько? Все, всем пока!
Небольшая толпа молча проводила взглядом элегантную фигуру в дорогом костюме, сбегавшую по ступенькам, и начала разбредаться по своим рабочим местам. Машка Петрова, из отдела кадров, подошла к Анечке и предложила сходить покурить.
- Жалко девчонку-то.
- Не говори, Маш, - Анечка неумело затянулась Машкиной «зубочисткой».
- Ей, наверное, даже двадцати-то нет.
- Девятнадцать, я в паспорте посмотрела.
- Де-вят-на-дцать, - нарочито растянуто выдула вместе с дымом кадровик.
- И Сергеича жалко нашего, совсем мужик пропадает.
- Мгм, мгм! - подтвердительно промычала, затягиваясь, Маша.
- Только, вроде, с Сонечкой все наладилось: а она и красавица была, и умница – я слышала от самого Сергеича, что она такие штуки вытворяла на кухне, что они и в ресторан-то всего раз ходили – на восьмое марта.
- И не только на кухне, думаю.
- И - ни с того, ни с сего. Не понимаю я, Машка, Костика нашего, не понимаю. Я уж и сама хотела его приголубить – но он же джентельмен, блин.
- Да уж, джентельмен. Только в сорок уже и о семье надо думать, и в срочном порядке!
- Да что о семье – дети-то у него есть, не общаются только с ним – взрослые стали, что им отец? Ласка ему нужна, настоящая, женская.
- А что девочка-то приходила, не знаешь?
- Моделью, говорит, хочет. Я хотела к тебе ее отправить, ты же всем этим заправляешь, но она уж очень меня просила обойти все эти формальности. Говорит, к Лизневу, к Константину Сергеевичу – и никак иначе. Чуть не заплакала. Я и пропустила.
- Да куда ей моделью-то с такой внешностью? Я бы даже манекеном ее в наш магазин не взяла. Как, оказывается, просто тебя разжалобить. Может, я сейчас тоже разрыдаюсь, а ты мне – кофе принесешь?
- Да ну тебя, Машка!
- А кофе и правда бы не помешал.
- Ладно, пошли.
Девушки затушили бычки об урну и, сутулясь и кутаясь в накинутые куртки, вошли обратно в офис.
Была середина марта. Снег еще не растаял, да и минус все еще властвовал на улицах города, но весеннее солнце уже пробивалось из-за макушек зданий. Константин Сергеевич Лизнев ехал на своей машине по магистрали в сторону области. Безбожно курил (хотя почти каждую неделю бросал, и ему в очередной раз пришлось заново покупать и сигареты и зажигалку) и сигналил всем не под руку попавшимся автомобилистам. Прикурив третью сигарету подряд, он вдруг смял ее в кулаке и бросил в приоткрытое окно.
И так же внезапно из левого ряда начал перестраиваться в правый, чтобы свернуть на другую улицу. До поворота оставалось ничтожно малое расстояние, но Лизнев умудрился, встав почти поперек движения, пробиться в нужные щели и влезть в правый ряд за корпус до поворота.
— Приехали! - вслух пробурчал он.
Улица стояла из-за скопления трамваев и машин на путях. Единственный ряд для движения автомобилей заняла стихийная парковка офисных работников. Лизневский мерседес плелся прямо за желтым «тридцатьпятым», чей маршрут проходил через половину основных улиц этой части города, то есть мог бы довести Константина Сергеевича прямо до дома. Лизнев вспомнил как в юношестве, избегая образовательные учреждения, он садился на этот трамвай и ехал на нем в парк, позже в игровые автоматы, позже в бар. Перед ним – как слайдшоу, которое нельзя остановить, как клиповый монтаж – представали картинки и лица людей из прошлого: Ленка из третьего подъезда, Виталик из гаражей, Вася с джинсами из Америки, Машка из параллельного класса; колесо оборзения в середине июня, пиво на последние деньги, кондитерская с пирожными на углу…
- …Да что ты будешь делать! – Лизнев включил «аварийку» и вышел из машины. – Командир, что за дела?
 - Это я тебя должен спросить! – неожиданно за управлением «тридцатьпятого», в который въехал замечтавшийся водитель мерседеса, сидел мужчина примерно тех же лет, что и Лизнев.
- Слушай, трамваю, по-моему, вообще похрену, а у меня КАСКО, так что придется вызывать.
- Делай как знаешь, но тут и так вся улица стоит, если еще и мы с тобой будем разбираться, то здесь будет полный ахтунг.
- Похер! – Лизнев на всякий случай сплюнул, чтобы показать свое отношение к другим участникам дорожного движения.
- Как скажешь. Звонишь ты.
Константин Сергеевич набрал «02», выставил предупреждающий треугольник и снова закурил. Он сел на водительское сиденье, оставив ноги на улице. После второй затяжки резко встал и направился к водителю трамвая.
- Командир, слушай, тут где-то была кондитерская в свое время, не знаешь? Не могу вспомнить… На каком-то перекрестке.
- Да это в двух шагах отсюда: по этой стороне идешь – и вывеску увидишь, она уже сто лет не менялась. – Трамвайщик тоже курил и яростно жестикулировал, указывая направление Лизневу. В нем было какое-то удивительное спокойствие, неподвластное разуму Лизнева, с его скоротечностью и резкостью, которая, вероятно, и помогла ему пробиться.
Константин Сергеич действительно очень быстро нашел кондитерскую. Вывеска на ней и правда висела все та же. Он осторожно, чтобы не спугнуть легкий трепет, открыл дверь и вошел в светлое помещение с высокими потолками.
- Здравствуйте. – Немолодая продавщица ласково, почти по-матерински, поприветствовала посетителя.
- Здрасти, - немного растерялся Лизнев, - а у вас эклеры есть?
- Есть, конечно. Вам какие?
- А шоколадных четыре штучки будьте добры.
- Четыре штучки… Сто рублей.
- И конфет еще каких-нибудь… шоколадных.
- Вот – выбирайте, пожалуйста, - продавщица окинула рукой стену с шоколадными конфетами.
- Дайте, тогда, пожалуйста, «белочки» грамм триста… и… а вот эти – как их – не вижу – «ловушка», что ли…
- «Лёвушка».
- Точно, «лёвушка». Вкусные?
- Хотите попробовать?
- Конечно, давайте. М-м-м… да… еще их, тоже столько же.
Расплатившись, Лизнев вышел, и направился обратно в сторону машины.
- Командир, эклер будешь?
- Буду!
Минут через пятнадцать приехал, раскидывая встречные машины своей сиреной, гибддшный «форд». Быстро оформив ДТП, блюстители правопорядка укатили, с диким воем расталкивая недвижимую массу.
Лизнев пожал руку трамвайщику, не торопясь все убрал и неспешно покатил к дому, разворачивая и поглощая купленные конфеты. Одну за одной.