Гэмарой

Эдвард с огромным трудом отвоевывал у жизни возможность иногда выбраться куда-то одному.  Каждый год все сложнее ему удавалось защищать это право – вырваться из оков ежедневной жизненной ответственности, которая заставляла быть маленькой шестеренкой в прожорливом механизме семьи, работы, социума... Но иногда ему удавалось избежать традиционных обид окружения, и он счастливо вырывался на свободу. Раствориться в природе, пойти в какой-то необычный музей, в конце-концов, дочитать давно отложенную книгу...

Именно так он попал в этот небольшой приграничный городок – с его любопытным сочетанием восточноевропейской архитектуры, монументальных средневековых памятников и провинциальной реальности.

 Близость Северной Европы неуловимо ощущалась – в уличных названиях на нескольких языках, на номерных знаках автомобилей, в необычном ассортименте уютных магазинчиков... Однако, вдоволь набродившись по улочкам и разместившись в одном из кафешек, Эдвард решил понаблюдать за людьми. Он любил иногда, вот так, расположившись в спокойном местечке, смотреть на оживленный людской поток. В сочетании с чашечкой кофе, это одновременно и тонизировало, и успокаивало.

Он снова отметил пугающее количество гостей их Средней Азии, свойственное сегодня практически всем нашим городам – от «малых до великих». Эдвард был толерантен, как считал он сам, тем более, ему случилось побывать на их родине, и после этого он уже по-другому относился к ним, с уважением к их великому прошлому, самобытной культуре, особенной атмосфере. Но... здесь всегда возникает вот это «но».

Он уже ощущал ту грань, за которой возникает неприязнь. Когда такой гость один - европеец, азиат или афро-американец на тысячу непохожих местных жителей, к нему относятся как к диковинке, с вниманием, и возможно, даже, сочувствием. Когда количество таких «инопланетян» возрастает до нескольких сотен  - с ними мирятся, их терпят, но уже начинают отводить взгляд, делая недовольное лицо. А когда смешение чуждых лиц, цвета кожи и обычаев подходит к половине от коренного населения, ситуация накаляется.

Наверное, разница в отношении возникает еще из-за того, что некоторые диаспоры образуют свои обособленные зоны пребывания, как, например, «china towns», в которых «пришельцы» могут вдоволь жить привычной им жизнью с ее обрядами, традициями и национальным «дресс-кодом».

Другие же нации не стремятся так обособиться, стремясь втроиться, а иногда – даже взломать культуру и традиции аборигенов изнутри. Вот это и вызывает негодование разной степени у местного населения.

Бородатые кавказцы, нарочито демонстрирующие осанку и мускулы, высокомерно и уничижительно глядящие на сдержанных северных жителей, молодые азиаты, расталкивающие испуганных пожилых людей, штурмуя метро после ИХ главного религиозного праздника.. Это вызывает негативное брожение, которое оседает на кухнях, иногда выплескивается на базарах, а иногда эти семена ненависти попадают на благодатную почву неокрепших юнцов, что дает уродливые ростки, которые, часто маскируясь под безобидные всходы, в реальности - притягивают к себе... и смертельно поражают.

Эдварда всегда поражало, как в стране, где от рук нацистов ушло из жизни двадцать миллионов жителей, местные националисты почему-то копируют символику, «фирменный стиль» Гитлера. Спору нет – над брендом третьего рейха, его архитектурой и промышленным дизайном, как сказали бы сегодня, работали талантливые художники, но почему именно эти символы, пусть и с определенной трансформацией, нужно использовать тем, кому фашизм принес столько бед? Неужели эта символика действительно заряжена столь мощной и однозначной энергетикой?

Человеческая память слишком коротка... Трактование тех или иных событий уже через пятнадцать лет становится неоднозначным, появляются версии и мнения, зачастую трансформируемые в угоду чьим-то интересам: крепко пьющий сибиряк, в угоду своей неуемной жажды власти рубящий топором все, что стояло на пути, или - по-мужицки простой, но вместе с тем - обладающий истинно народной мудростью и чутьем лидер, жестко и неуклонно выводящий страну на единственно возможный путь..?

Что уж говорить о временах исторических, от которых страну отделяет сотни или тысячи лет?.. Так и отсутствие внятных рамок для «количества и качества» мигрантов стало причиной рождения новых националистических концепций и их лидеров. Порой они весьма своеобразны...

Не так давно Эдвард наблюдал, как стала достаточно распространенной  идея о великом прошлом русичей, чьи владения тысячелетия назад простирались на весь евразийский континент. Впоследствии многие поколения врагов пытались  полностью стереть это прошлое в сознании бывших властелинов мира... Но жива, жива генетическая память русов... И если у некоторых идеологов эта идея о панславянском величии не развивается дальше призыва «вспомнить все», то далее она вполне может переродиться в клич смести с лица земли тех самых врагов... И вот тогда история сделает очередной виток своей спирали - к тому, что уже происходило в Европе середины прошлого века, пусть и под совсем иными лозунгами.

* * *

Допив вполне приличный для провинциального городка кофе, Эдвард решил заглянуть в аптеку, желая купить что-нибудь от внезапно разразившейся у него мигрени.. Перед окошком его резво обогнал молодой гастарбайтер, который, не теряя времени, огорошил миловидную барышню-продавщицу громким вопросом: «Маз ест? Ат гэмарой? Дай самая дорогая»»..
Эдвард закашлялся,  чтобы не обнаружить свой смех, и подумал: «Да, «гэмарой»... Это точно».