Последний старец Сталинградский снег 24

А с севера, среди сугробов и щебня,  к горящему Т-60 уже ползли три Т-34. С тыла их поддерживал один БТ-7 и один Т-60. С 500 метров они стали методично отправлять по всему подозрительному огненные трассы выстрелов. Точно муравьи от них отделялись, прикрытые бронёй, чёрно-серые и грязно-белые фигурки пехотинцев.

-Если бы пулемёт... - пробормотал Томас, когда сигарета обожгла Сергею губы. - С двумя винтовками мы ничего не сделаем. Послушай, друг-камрад... надо уходить! Дом скоро будет захвачен. Их ничто не остановит...

-У нас есть приказ, и потом - нас же расстреляют... - пробормотал Сергей; его пальцы обхватывали ствол карабина, ища точку опоры.

-Плевать, к чертям свинячьим!Я навоевался... я жить хочу, Рус-Сергей! У меня невеста в Любныхе, я с ней там познакомился, когда был проездом на побывку, в 41-м. Чёрт, за что... за кого здесь гибнуть?!

"...Вся 6-я армия гибнет за фюрера и за Великую Германию" - едва не проговорился Сергей, прикусив язык. - А, может, этот парень из Линца меня проверяет... ему этот спятивший фанатик Крейхель поручил это сделать?"

-Меня расстреляют свои, друг, - молвил он, найдя опору в чугунной батарее. - Или прикончит ваш герр капитан, или... сам знаешь, кто. Если прыгнем из окна в снег, нас ждёт пуля снайпера. Я останусь здесь и тебе советую. Хотя бы - до темноты... А когда будет ночь, проберёмся к своим.

В коридоре раздался топот. Томас тут же передёрнул затвор "маузера" и выстрелил, не целясь. Сергей взял "драгунку" навскидку.

В комнату из темноты тут же ворвался Крейхель:

-Почему не ведёте огонь по русским... немедленно доложить, обершутцер Шеффер-Деккер!

Он выкрикнул это низким, ледяным голосом. Из-за засаленного борта куртки-парки наружу выглядывала рукоятка "люгера" на стальной цепочке, что тянулась змейкой к кобуре. На губах и в глазах тем временем блуждала неясная улыбка. Казалось, они жили отдельно от этого грохота и скрежета, вони и гари.

-Разрешите доложить, герр... Ждём, когда красные подойдут  ближе, герр... - Томас прошелестел это одними губами, прижавшись к стене.

Плотная испарина мгновенно покрыла его посеревшее от грязи лицо; даже растаяли кристаллики инея на стёклах никелевых очков.Сергей тем временем ничего не боялся, лишь буравил незримо некую абстрактную точку во лбу "свихнувшегося".

-Где пулемёт... Иващенко погиб?

-Пулемёт упал... вывалился в сугроб под окном...

-Немедленно достать и вести огонь! Обершутцер, ты не назвал меня по званию... это приказ! Ты солдат вермахта, не забывай! Оба вниз и умрите как герои. Впрочем... - он помедлил; его красные слезящиеся глаза на пепельно-чёрном лице решительно блеснули, - я пойду с вами...

***

Один за другим они сорвались в сугроб, что высился тёмной ноздреватой горой на полтора метра. Последним сигал Крейхель. Он прихватил брезентовую сумку с тремя дисками, которая уцелела на истерзанном, дымящемся  теле "дядьки". Кто он был, чем дышал кроме мести? Об этом Сергею не довелось узнать. да и вряд ли бы он узнал.

Пулемёт торчал стволом в сугробе. Крейхель вырвал его и, очистив наскоро от снега, стал посылать короткие очереди в наступающих.

-Свинячий бог! - ругнулся он, заметив трассирующие. - Всё, мы покойники...

Пули очень быстро зацвинькали возле них, взметая фонтанчики снега. Часть наступающих мгновенно залегла и слилась с грязным снегом.

...Возле него, тщательно прицеливаясь и посапывая, выпускал очереди Крейхель. Сергей выстрелил всего один раз.

-Ты почему не стреляешь, хиви?! Своих жалко, блияд? - неожиданно выругался по русски Крейхель, выпустив ещё один трассер.

-У меня всего три патрона, герр унтер-офицер... подсумков нет...

-Герр унтер-офицер, этот русский славный парень! Он попал под обстрел и вёл себя как герой! Я готов засвидетельствовать это под присягой...

-Хорошо, парни, - голос Крейхеля помягчал, словно оттаял, но улыбка тут же слетела с уст и покинула глаза. Лицо стало жёстким и чужим: - У тебя сколько в подсумках, обершутцер?

-Две полные обоймы, герр унтер...

-Хватит! Оставь эту демагогию... забудь про уставы... Здесь только смерть и цепляние за жизнь. Отныне так!

Танки усилили обстрел и подавили огонь из развалин напротив. Со стороны траншеи вдруг заухал, точно проснувшись, 83-мм миномёт, но после трёх мин его перестало слышно. Штурмовые группы ползком и короткими перебежками приблизились к боевым машинам, когда "тридцатьчетвёрки" стали отправлять снаряды в сторону нижних этажей дома, где засела группа "Хох унд Дойтч". Парочка таких "гостинцев" подчистую разворотила комнату, из которой они только что выпрыгнули. Затем в их строну потянулись малиновые пунктиры. Передний Т-34 медленно опустил пушку. Сергей не видел вспышки, что мелькнула на её конце. Перед глазами возник чёрный цветок гигантских размеров. Он мгновенно поглотил этот грязно-белый, удушливый и безобразный мир. Сергея спасло одно - в последний миг он инстинктивно втянул голову в плечи утопил её в снег.Тупая ударная волна прошла выше, сорвав пилотку с подшлемника. Когда он поднял лицо, облепленное ледяной коркой, то увидел отброшенного к стене Томаса. Крейхель катался по заснеженным обломкам, стискивая голову без каски, со спущенным подшлемником. Из ушей обильными ручьями сквозь угольно-чёрные пальцы хлестала кровь. Она была такой яркой и так дымилась на морозе, что Сергея тут же вырвало.

В следующий момент он кинулся к Томасу и помог ему приподняться. У него был разбит лоб. Кровь покрывала лицо и хищно сверкала на очках, которые оказались к удивлению целы.

-Спасибо, друг-камрад... надо бежать! - только и смог прохрепеть он, ища взглядом винтовку. - Короткими перебежками или ползком. Быстро! Хотя сил нет...

Не сговариваясь, оба кинулись к извивающемуся на чёрном cнегу червю-Крейхелю.

-Руки прочь, свинячье дерьмо, свинячий бог... блияд! - ругался он на страшной смеси русского и германского. - Я желаю умереть как солдат! Всё дерьмо, нет ничего святого... а-а-а... Этот австриец, этот рейх - тоже поганое дерьмо вместе со мной... Дайте пулемёт, свиньи, немедленно! Это приказ, обершутцер... хиви... расстреляю обоих...

Как самый сильный (сказались галеты и мясные консервы при штабе) Сергей взвалил его на плечи и потащил волоком. В глазах мелькали розовые и серые круги, летели какие-то сиреневые чёрточки и снарядики, но он тащил. Замыкающим, согнувшись в три погибели, ковылил Томас, прихватив пулемёт и патронную сумку. в исковерканной квартире что-то спасительно горело, извергая клубы дыма. С севера сквозь развалины задул пронзительный ветер; замела позёмка, скручивая дым  в страшную спираль. Он косо стелился по снегу, закрывая обзор экипажу танка и всем стрелявшим. Одиночные пули и случайные осколки делали шлёп-шлёп о стены и взметали грязные фонтанчики, но не более того. "...Господи, помоги, Господи... нам всем и даже ему, говорил, почти кричал Сергей, не ощущая своей ноши, которая орала и лягалась. - Тише, мать твою, фашист ты, обос...й! Господи, сделай так, чтобы пожить... не умирать... ну, хотя бы немного, ну, хотя бы ещё... Я ведь нашим здесь сгожусь, и этой Наташе, хорошей девушке... Ей, кстати, тоже помоги выжить, если она - не приведи Господь! - в Ленинграде..."

Странно, в эти минуты он даже не думал, что извивающееся тело Крейхеля его надёжно прикрывает от пуль и осколков...

***