Рыба

       Посвящается моей маме Невской Екатерине Ивановне жителю блокадного Ленинграда.

            Хиля, Катя и Сашка идут медленно за мамой по незнакомой деревенской улице. Месяц они провели в дороге от блокадного Ленинграда до сибирского поселения. Летняя ситцевая одежда на них никак не соответствует холодной сибирской погоде. Мама кашляет непрестанно. Она простудилась ещё в поезде. Заразные болезни и грязь занимали лучшие места в деревянных вагонах. Катя мечтает на ходу о тёплом ватном пальто. Оно осталось висеть на верёвке в ленинградской квартире. Мама повесила  зимние вещи для просушки. Так ясно Катя представила себе эту верёвку. Вот Хилино пальто висит с каракулевым воротником и с каракулевыми манжетами на рукавах. Она старшая сестра и любит форсить. Вот коричневое пальтишко младшего брата, вот мамино, а ещё на прищепках висят валенки. «Почему мама их не взяла с собой в эту Сибирь?» - подумала Катя. Месяц назад она с сестрой работала в поле, собирали всё, что можно было собрать. Мама приехала к ним на грузовике, позвала, помогла залезть в кузов и их отправили сюда в Сибирь. Катя захныкала.
- Что с тобой? – спросила мама, повернувшись назад к своим детям.
- Моё пальто. Я хочу моё пальто. Я замёрзла. – Она обхватила себя руками и стала растирать ладошками предплечья.
- Рыба! – вдруг закричал Сашка и бросился бежать к реке. На берегу несколько женщин и старик в рваной фуфайке вынимают рыбу из большой деревянной лодки. Они кидают её прямо на доски мостика. Окуни, щуки, лещи, несколько налимов бьют весёлую барабанную дробь хвостами. Сашка хватает первую попавшуюся рыбину и с жадностью вгрызается в её хребет. Рыба трепещется у него во рту, а кости трещат на зубах. Катя всплеснула руками.
- Она же живая!
В это время и Хиля взяла себе рыбу и стала есть. Чтобы не сделать то же самое, Катя отвернулась от лодки и со слезами на глазах смотрела на вереницу людей,  прибывших вместе с ними из блокадного Ленинграда. Голодная детвора уже бежит к лодке. Это трудно назвать бегом. Они еле передвигают ноги, спотыкаются и толкают друг друга. Всем хочется есть.
- Деточки, деточки, что ж вы делаете? – суетиться старик. Женщины бросили выбирать рыбу и стоят, как заворожённые. Вдруг, опомнившись, они жестом подозвали маму детей и положили ей в старую тряпицу свежей рыбы.
- Бери, бери, голубушка, накорми детей. Как тебя зовут-то?
- Анна Ивановна. – Говорит мать, прижимая к сердцу тряпицу с рыбой. Рыба бьётся возле её груди вместо сердца. Сердце давно уже не прослушивается. Так она ослабла от дороги, от холода, от голода, от войны.
- Саша, Хиля!  Идёмте, идёмте.  У Сашки в карманах шароваров торчит налим, а из запазухи – щука. Хиля ест на ходу. Катя сжимает зубы так крепко, что становится больно. Мама подвела их к старому дому. Этот дом ей показал человек, сопровождающий их всю дорогу от Ленинграда.
- Ну вот, здесь мы и будем жить. – С грустью в голосе сказала мама. – Ничего, обустроимся.
   Наступил вечер. Саше стало плохо. Он орёт, как резаный. Живот болит. Хиля закатывает глаза и стонет. Баба Матрёна, хозяйка дома, помогает несчастным, чем может.  Она уже вынула у Хили рыбью косточку из десны, растопила печь, достала много старых ватных одеял, тулуп весь в плешивинах, которым раньше накрывали поросят в хлеву.
- Теперь поросят в деревне нет. – Бормочет она себе под нос. Катя с мамой сидят за столом и едят варёную рыбу, а Сашке и Хиле можно только кипяток.
- Рыбу надо есть умеючи. – Бормочет баба Матрёна. – Рыбы у нас много. Рыбный колхоз здесь. Рыбой и спасаемся. Ничего, научитесь есть рыбу. Научитесь.