Как молоды мы были...

Оглянись, незнакомый прохожий!
Мне твой взгляд неподкупный знаком.
Может, я это, только моложе?..
Не всегда мы себя узнаём.

Я бы не смог назвать этот город тусклым. Он никогда не был таковым для меня - слишком многие люди оковами, что прочнее стали, приковали меня к этим извилистым улочкам. Но если раньше Лондон светился для меня сотней цветных, невыразимо ярких и насыщенных - точно настоящие живые цветы - огней, то теперь он... Потемнел, что ли? Может, это связано со стремительно падающим зрением, а может, просто с приближающейся старостью - она уже давно дышит мне в затылок... Честно говоря, я не хочу знать причину. У меня всегда прекрасно получалось обманывать самого себя: конечно, это не старость! Конечно. не подступающая все ближе к молодо сияющим влажным и живым зрачкам слепота, вовсе нет! Это просто я выхожу гулять затемно. Брожу по мерцающим фонарями и лужами улицам, постукиваю тонкой тростью. Смешиваю бренди с любимым мною холодным кофе и с таким же мрачным остервенением смешиваю прошлое и настоящее.
Кто это? Мальчишка, разносящий газеты? Нет, это мой сын, решивший разыграть меня! Каков хитрец! Вернулся из Италии, ушёл из офицеров, бросил свою жену - вульгарную американку, она мне никогда не нравилась - и снова стал милым моему сердцу мальчишкой шести лет! Я снова смогу обучать его музыке и рассказывать о былом, а он будет по вечерам сидеть на моих коленях, прижиматься щекой к старому,но такому любимому фиолетовому камзолу на моей груди и мягкими нежными пальчиками перебирать мою густую бороду...
Кто это? Тощий студент с взлохмаченными волосами, небрежно привалившийся к стене и с аппетитом невыносимо давно голодающего пожирающий неприглядного вида булочку? Нет! Это Винсент, мой близкий друг, верный спутник во вех забавах моей бурной молодости. Я учился на музыканта - учился играть на контрабасе - а он на биолога. Вечно голодный, вечно куда-то спешащий, смешливый... Как часто он засыпал под звуки моего музицирования на том предмете мебели, который мы по неопытности и юношеской наивности называли кушеткой! Я бережно укутывал его проеденным молью пледом, а наутро мы зачастую решали устроить себе праздник. На не последние, но очень к этому близкие сбережения мы покупали более-менее качественный кофе, не спеша и с удовольствием смаковали его в каком-нибудь близлежащем кафе, а затем отправлялись неприкаянно бродить по улицам в поисках приключений на свою свободную от лишних дум и знаний голову. Как молоды мы были, как верили в себя... А проще говоря - были самоуверенными идиотами со святой уверенностью в том, что весь мир рано или поздно окажется у наших ног.
Я счастливо улыбнулся и, проходя мимо, подмигнул Винсенту. Каков, однако, наглец! Воскрес из мёртвых, словно и не было того злосчастного экипажа, улетевшего в свинцовые воды Темзы вместе с извозчиком и двумя пассажирами, в числе которых был мой друг; воскрес - и даже не думает поздороваться!.. Ну, ничего, я проучу его как следует, а пока...
Кто это? Молодая швея с обручальным кольцом на безымянном пальце левой руки, мерцающем, только церковные купола в закатных прощальных лучах?.. Нет! Это Это моя жена, моя милая Джин. Снова юная, свежая, красивая... И нет ее ворчливости, жалоб на жизнь. пропитанного болезнью тела - она снова молода, нежна и трепетно мною любима.
Опьяненный этим странным болезненным счастьем. я рассмеялся - как мне показалось, счастливым и беззаботным смехом - и, дрожа всем телом, словно от холода, медленно сполз по стене на мокрый и грязный бульвар. Хоровод любимый, упоительно молодых лиц окружал меня. Они смеялись, тянули ко мне дрожащие руки. На один только миг эти тонкие пальцы показались мне похожими на хищно изгибающиеся паучьи лапки - а затем я с радостью упал в их долгожданные объятия. Последним, что я увидел, было моё собственное, ослепительно юное лицо двадцатилетнего мальчишки.

Первый тайм мы уже отыграли
И одно лишь сумели понять:
Чтоб тебя на земле не теряли,
Постарайся себя не терять.


...На тротуаре у дома лежал, съежившись, старик в нелепом старомодном камзоле. Это был давно и надежно слепой композитор, в прошлом - известный контрабасист. С тех пор, как его жена отправилась уксусом, выпив его как-то вечером вместо бокала вина; сын - пустил себе пулю в висок, одолеваемый безответной любовью; а лучший друг его умер от передозировки опия, мужчина совсем махнул на себя рукой. Каждый вечер ровно в семь часов он бродил, стуча белой тростью, о одному и тому же маршруту, с каждым днём всё больше и больше напоминая опустившегося бродяжку. На композитора давно уже махнули рукой все его знакомые.
Прохожие с какой-то стыдливой торопливостью обходили задыхающегося в истерическом смехе старика. "Пьяница", - думали они, хоть вином от мужчины не пахло.