Повесть о настоящей кастелянше

                События, описанные в этой повести, являются
                художественным вымыслом. Все совпадения
                с реальными именами или географическими
                названиями - случайны.

  Она разрумянилась во сне. Потные волосы  прилипли ко лбу, руки вцепились в кровать, изо рта время от времени вылетал воинственный храп. – Ну, Надюша, ну же. – Профессор легонько похлопал жену по плечу. - Я тебе не Надюша, а ты мне не Ленин -  И почти беззлобно, просто для острастки, двинула мужу локтем в зубы. – Эх, Надя, у меня же сегодня ученый совет – запоздало предупредил жену Владимир Петрович и понуро поплелся в ванную замывать кровь.


  Вообще – то атмосфера в этой семье была не столь игривой, как могло показаться на первый взгляд. Владимир Петрович знал, что с Надей шутки плохи. И в зубы неспроста, видно, опять ей этот цыган снился. Как в воду глядел!


  Вот уже много лет один и тот же сон преследовал Надю. Мчится она на вороном коне, крепко обняв горячую потную спину молодого цыгана. Их черные кудри развеваются на ветру, дыхание сливается, и широкая степная дорога уносит вперед, к счастью.


  На этом сон всегда обрывался. Пробуждение было безрадостным. Серые стены домов, серые дожди, серые бараньи кудряшки матери. И сама Надя такая же серая, только высокий рост от отца достался.

 
  Отец ее, Василий, был родом из цыганского табора. Ах, как он рассказывал про бескрайнюю ковыльную степь, про ночные легкие табуны, про крепких горячих парней и гордых черноволосых красавиц!  А ведь и она могла стать одной из них, не отбейся отец от табора. Надя всей душой ненавидела отца за предательство и тосковала по воле. И все – же отец оставил дочери в наследство не только высокий рост, но и кое – что посущественнее – секрет древнего цыганского рода. Надя умела подчинять себе волю других людей. Она чувствовала это в себе с раннего детства.


  Надина мать, нищая школьная учительница, отравила дочке все детство – учись да учись. Нет уж, спасибо. У Нади будет другая жизнь. И возьмет она не красотой и не сушеными от учебы мозгами.


  Вова Копейкин рос маленьким, тщедушным пареньком. В третьем классе он влюбился в дылду Клавку, но Клавка взаимностью не отвечала. Копейкин мечтал о героическом подвиге, чтобы Клавка обратила на него внимание. Например, вытащить детей из огня. Но, хотя детей в ту пору рождалось много, пожара, как назло, ни одного не случилось. Оставалось последнее – хорошо учиться и помогать двоечнице Клавке. Так Вова и учился, пока не выучился на заместителя ректора университета по хозяйственной части.


  А времена между тем наступили нешуточные. Зарплату практически не платили, но все, кто не дураки, обогащались. Университетские не просто в креслах сидели, а на золотых квадратных метрах – столько этажей, помещений, закоулков. Только все мимо, ректор был против.


 Копейкин слыл осторожным человеком и старался избегать опасных разговоров. Так, кое – что подслушал, кое – что на ухо нашептали. Но когда полный энергии и сил пятидесятилетний ректор умер в Гаграх во время зарядки, не удивился.

 
  Вскоре все этажи университета, словно разноцветным ковром, покрылись торговыми точками. Появились новые возможности. Ученые вкалывали, как никогда. Допоздна не гас свет в окнах храма науки , и в рекордно короткий срок губернатор края стал доктором экономических наук.


  И в такую – то благодатную пору в кабинет профессора Копейкина под вопли секретарши ворвалась высокая, крепкая блондинка. Возмущенный проректор собрался было выставить вон непрошеную гостью, но…. Но поднял глаза и вдруг понял, что пропал. Блондинка словно магнитом его притягивала, даже дышать стало тяжело. Вот так, наверное, и змея – пронеслось у него в голове.


  Через неделю Владимир Петрович Копейкин пропал окончательно – он женился. Отныне всеми его поступками руководила новая, незнакомая сила. Со временем он познакомился с ней поближе и звал не иначе, как Надюша. Надя была сильнее Копейкина и, естественно, иногда поколачивала мужа. Но профессор не сдавался, а, напротив, барахтался, как лягушка в молоке, в надежде сбить сметану. Сметана сбивалась, но жиденькая. Густая сметана – это когда много денег, а Надюше все было мало. Она даже не представляла, скольких усилий стоило устроить ее в университет на вновь введенную должность куратора по хозяйственным вопросам.

 Сотрудники Надю побаивались как склочницу и как жену начальника. Ни фига они не понимали – это Копейкин был мужем Надежды Васильевны. Потому что, если с умом, со склада можно выжать куда больше, чем со всей этой науки. По вечерам Владимир Петрович заходил за женой на склад с  потертым кожаным портфелем, и она под завязку загружала его простынями, новыми и поношенными, болтами, кранами…  Но основной доход  приносила библиотека. Копейкин и там сумел пробить Надюше местечко и не пожалел. Жена работала с иностранными студентами и каждую книгу выдавала под залог пятьдесят долларов. Книги почему – то не возвращались – то ли студенты попадались рассеянные, то ли библиотекаря на месте не было.


  Так и трудились супруги до позднего вечера, откладывая копеечку к копеечке. Но что это были за деньги – слезы.

 
  Шло время, подрастали дети. Первой родилась дочка – слабенькая, с тонкой шейкой, с бесцветными волосенками – копия своей бабушки. Уже за одно за это молодая мама испытывала к младенцу постоянное раздражение. – Я прямая – любила говорить Надя – или любить, или ненавидеть. Дочка попала под второе определение, впрочем, как и все остальные окружавшие Надю люди.

 
  Пятью годами позже родился долгожданный сын,  да такой, о каком Надя и не мечтала. Черные глаза, черные вьющиеся волосы. Назвала его Николаем, в честь известного цыганского певца. Мальчик все рос и рос и никак не мог остановиться. Уже снизу вверх горделиво поглядывала мать на сына – сильный, чертяка, красивый!


  На  этом материнская гордость, к сожалению, заканчивалась. Мальчик стал требовать квартиру. Сначала просил по-хорошему.
- Ну что, профессорюги-ворюги -  весело шутил он за обедом, все шмутье в портфеле таскаете? А банк грабануть  - слабо? Но однажды его терпение лопнуло. Он сгреб папу за грудки и поднял его на уровень своего носа. Владимир Петрович беспомощно сучил ножками в воздухе и беззвучно разевал рот. На этот раз сын был серьезен и принципиален. – Вот что, папаша, надоело мне твое выкручивание. Или хата, или ты очень сильно пожалеешь – и он разжал руки. Профессор плюхнулся на диван и впервые всерьез задумался о своем будущем. Оно было бесперспективно. Ребенок становился опасен. Он уже пригрозил вышвырнуть их всех  из квартиры, если не будет своей. Или поджечь.

 
  Требовалось  срочно принимать меры. Но квартиры стремительно дорожали, а накопленные непосильным  трудом деньги все съеживались и съеживались.

 
  Удача привалила с той стороны, откуда и не ждали. Дочка собралась замуж. Поначалу  эту новость мама встретила в штыки. Она ревностно следила за чистотой квартиры и весьма удачно затыкала Алькой  одну из дыр в решете бесконечных семейных проблем. Но тут дочь ошарашила сногсшибательным сообщением :  жених – то еврей! Надежда Васильевна не видела ни одного живого еврея, только помнила рисунки в журнале «Крокодил». Шляпы с полями, огромные крючковатые носы, тоненькие ножки и толстое пузо. А может, то были американские империалисты? Надя с детства не любила американских империалистов, а, заодно, и евреев.


  И вот те на! Жених больше походил на колхозника, чем на еврея. И никто бы ни о чем не догадался, но выдали родители – сбежали в Израиль. Аля сказала, что они оставили  Паше новенькую трехкомнатную квартиру и еще много чего полезного.


  Надю словно током ударило – вот она, долгожданная удача! Близится ее звездный час! Она всем еще  нос утрет – и завистливым бабам на работе, и рохле-мужу, а заодно и хитрожопым евреям! Чувства пока не складывались в мысли, но, после хорошего стакана водки, подхватили ее и понесли в безумном танце. Щеки тряслись, юбки развевались на ветру, а цыган, сверкнув черным глазом, крикнул на скаку – спасибо, мамаша!

 
  Когда Надя очнулась, то увидела сына, который хлопал ее по щекам.  – Ну, спасибо, мамаша. Еще раз нахрюкаешься и полетишь у меня прямо вон в то окно. -


  Копейкина умела сосредоточиться  и теперь все ее мысли были направлены на одну цель. Даже во сне вместо горячего коня появилась какая-то странная птица с крыльями, очень напоминающая  трехкомнатную квартиру.  – Это птица счастья завтрашнего дня – решила Надя и  стала  изо всех сил приближать этот день.


  Перед  Алей  вставала грандиозная задача – заткнуть собой самую большую дыру в семейном бюджете. Если уточнить, то эту задачу должна была решить Надежда Васильевна, а дочь, как всегда, использовалась в качестве подручного материала.
  На ловца, как говорится, и зверь бежит. На свадьбу  родители мужа не приехали, зато прислали подарок – доверенность сыну на продажу квартиры. Раз уж он женится, а заодно и осваивает Москву, пусть начинает новую жизнь в столице не с чистого листа.

 
  Надежда Васильевна, как узнала про доверенность, две недели ходила сама не своя. Все думала что-то, прикидывала, сама с собой разговаривала. А потом разом повеселела.
 - Ну, Вовка – обрадовала она мужа – настал наш час. Или ты мне поможешь, и Коле будет счастье, или не поможешь. Но тогда пеняй на себя – ты меня знаешь. Да и Колю тоже.
  Плод созрел и был готов для съедения.

  На семейный совет были приглашены: муж и сын Копейкины, дочь Аля  и самый главный гость  - начальник городского отдела полиции , он же – старый друг семьи Сергей Сергеевич Тихий. Хозяйка выставила на стол бутылку «Пей до дна», горячую картошечку, огурчики, грибочки. Следует заметить, что Копейкины пили только по праздникам, а также по нужде – это когда предстоял серьезный разговор с нужными людьми.
- Сегодняшний праздник – пошутила Надя – посвящается дню борьбы с алкоголизмом. Чем больше пьем, тем меньше остается.- Посмеялись, выпили, закусили. Захотелось еще.

 
  Когда Алька ушла в магазин, Надя кратко изложила собранию план перехвата. Воцарилось неловкое молчание, и только циник Николай весело хлопнул себя по коленке - Ай да мать, ай да голова! Это вам не негров в библиотеке дурить!  - Он врубил музыку, прошелся цыганочкой и впервые от души чмокнул мать в разгоряченную щеку.
- Но – начал  было профессор –
- Я тебе покажу «но», старый козел – мысленно осадила его жена. Под ее взглядом он съежился, нахохлился и забился в угол. На старого козла профессор явно не тянул, а вот на больного воробья – в самый раз. Но отсидеться в углу на этот раз не удалось. Выбора не было – или тяжелый разговор с другом, или он умрет не в своей  кровати. -   Сергеич, ты правильно меня понял? Лично мне ничего не надо, это сыну. – Сергеич заерзал, задвигался.

  - Это что же такое получается – недоумевал он – Ну, если бы это касалось одного, отдельно взятого еврея, то и хрен с ним. Но ведь и Аля  останется без семьи, без квартиры, без мужа. А если ребеночек родится?  Готовый сирота, по приговору родной бабушки. Похоже, Аля у них приемная. А вслух спросил – а причем тут твой Николай?
- А причем тут твой Эдик? – Как же ненавидел в эту минуту Сергей Сергеевич и себя, и своего трухлявого друга, и эту наглую бабу! Плюнуть бы ей в рожу, но… Копейкин устроил его единственного сына Эдика в свой университет и держал его там вот уже шесть лет.   Эдик еле-еле дополз до четвертого курса, а если сорвется – все пропало – водка, наркота….Уж кто-кто, а начальник полиции хорошо знал  обстановку в городе. А еще лучше знал собственного сына.

  Профессор держит Эдика в университете, а Надя крепко держит профессора за яйца.
  Пришла с бутылкой Аля.  Снова сели за стол. Но не было уже прежней расслабухи.  Картошка остыла, огурцы оказались пересоленными, а грибы – пресными.  Друг ушел, обещав заглянуть через неделю.

  Теперь было самое время вправить мозги Альке. А то в последнее время расчирикалась – даже пол натирает под арию Кармен.
  - Доченька – как можно душевнее начала Надя, усаживаясь рядом – какие планы у молодых?
- А какие планы? Продадим квартиру, Возьмем кредит в Москве, купим…
- Стоп - стоп. Ты где живешь, на луне? Тут целую неделю одного мужика искали, а потом нашли. В колодце, утопленного. После продажи квартиры. Ты хочешь, чтобы Пашку тоже утопили? – Алька была категорически против. - То-то же. Пусть уж квартира стоит, где стояла, в безопасности. А Паша работает в безопасности в Москве. А ты живи за мамкой, не тужи. И  Надя пристально посмотрела в глаза дочери.

  Через неделю явился  Тихий. Он был навеселе и, добавив стакан водки, заботливо пододвинутый хозяйкой, развалился на диване.
- А черт с ними, с этими вашими евреями, прихватизируйте! –
- Ты выражения- то подбирай – возмутилась политкорректная  Надежда Васильевна.- Дело – то сварганил?
- Все тип-топ. Сходишь, куда скажу, подпишешь, что надо. Только не болтай лишнего, да и Пашу попридержи.-
- Да мы не только Пашку, мы и Эдика твоего придержим. Столько, сколько надо. –

  На душе у Сергея Сергеевича  было гадко, домой идти не хотелось. Примостился на скамейке.

- Все мы друг у друга вот где – он  покрутил головой, словно освобождаясь от невидимого хомута.  – Нехорошо, конечно, с евреями, но никуда не денешься – сын дороже. А эти себе  еще  квартир накупят, и так весь мир захватили. - Объяснив себе, что он мстит евреям за весь мир, так преступно ими захваченный, маленько успокоился.

  - Да, тяжело иногда принимать непростые решения.-
  - Еще бы – хихикнул черт за ухом.  – Еще как тяжело. Был когда – то человеком, а стал дерьмом. –

  Когда  в очередной раз приехал из Москвы Алин муж, праздник был в полном разгаре. Паша было дернулся к двери, но теща удержала его и налила штрафную.
-  Вот он, наш кормилец,  выпей!
- Пей до дна, пей до дна! – дружно подхватили гости.  Зять досадливо поморщился – опять не отдохнуть, а он так мечтал выспаться. После второй рюмки усталость прошла, стало легко и приятно. – Хорошо, когда есть семья, когда тебя ждут. –

  Надежда Васильевна заглянула в Пашин портфель – Ну, зятек, что есть в печи, все на стол мечи! – Метать на этот раз было нечего, времени в обрез – с работы сразу на поезд.

-  Совсем заработался – посочувствовала теща. – Цветы жене купить некогда, не то, что квартиру продавать.  – А тянуть резину нечего – вмешалась начальница ЖКХ – задушевная Надина подруга – а то первая жена отберет, имеет право. – И хотя первая жена ушла к богатому мужику и ни на что не претендовала, у Паши аж пол поплыл под ногами.

 - И что теперь делать? –

 - А ничего. Главное, денег побольше вези, не ленись – не удержавшись, захохотала  Надя. – Остальное беру на себя. Твои родители вона какой подарочек отгрохали, а я ведь тоже мать, тоже хочется… Чем смогу, тем и помогу. Ноги до жопы сношу, а квартиру продам выгодно. Тебе ж некогда. –

  И опять пили. За Надю, за молодых, еще за что-то. Теща сунула Паше ручку – доверяешь мне, сынок, распишись за доверие. –

- Привязалась, как репей – вяло подумал Паша. – Сначала пили за доверие, теперь расписываемся за доверие. Наверно, выпили мало. –  Больше его никто не тревожил.

 - Утром что-то грызло Пашу, не давало покоя. – Пить надо меньше – сказал он себе и на всякий случай поинтересовался у жены, не натворил ли вчера лишнего. Аля была нежна и ласкова, как никогда.

- Ну что ты, Пашенька, все хорошо. Ты подписал с мамой договор  на куплю-продажу квартиры. –

- Что???
 - Ну, чего взбеленился? Это же понарошку. А мама и бывшую отпугнет, и квартиру выгодно продаст. Не чужая, пусть помогает. –

  И тут Паша все вспомнил. Да, он подписал именно такой бланк, дурак. Но,   слава  Богу, больше ни одного документа. А бумажка эта ничего не значит, всего лишь декларация о намерениях. Все-таки по образованию Паша был бухгалтером.

   А потом началось странное. Теща квартирой не занималась, разговора с Алей не получалось. Не только днем, но и ночью. Как только Паша раскрывал рот, в спальню вихрем врывалась теща и орала, что они мешают всем спать. Орала и тогда, когда он шептал жене на ухо.
 
   Наде тоже доставалось. Попробуй, проторчи всю ночь за дверью. Но она знала твердо – овчинка стоит выделки.

   Зять  начинал понимать, что угодил в капкан и не знал, как из него выбраться. Родителям  решил ничего не говорить – сам влип, самому и выкручиваться.
 
  Не прошла и неделя, как квартира перешла в полную  собственность Копейкиной. Знали об этом только она сама, муж, сын, дочь  Алька, да   еще дюжина государевых людей, подделывающих документы. И дальше бы никто не узнал, но Надина  душа ликовала и требовала всеобщего восхищения. Окруженная преданной стайкой младшего обслуживающего персонала, кастелянша гордо сообщила, что купила квартиру.
 
  - Прям и денежку заплатили? – робко спросила одна из самых бесстрашных и любопытных.

- За денежку каждый дурак купить может, а ты без денежки попробуй – победоносно провозгласила  Надежда Васильевна.

  Вот так, в ореоле славы и зависти, пролетело два года. Алька, правда, периодически высовывалась, ребеночка хотела.  - С мужем надо жить, с мужиком!  - Как же, держи карман шире. Уж кого-кого, а Альку мама умела держать в стойле. - Раз квартира наша, твой Пашка никуда не денется.  А если и денется, туда ему и дорога. Главное, ребеночку твоему будущее обеспечено – и алименты приличные, и жилплощадь. -

- Да как же я без него рожу – плакала Аля.- А мне ведь уже сорок. –
 - Не родишь, сама рожу и тебе подарю – пообещала мама.  -  Вон, по телевизору сплошь старухи для дочек рожают, чем мы с тобой хуже? –

  С  зятем было сложнее. Он скандалил, требовал продать квартиру, хватался за сердце.  Больше всего Копейкина боялась, что Пашка проболтается родителям. Ведь если бы они обо всем знали, то смогли бы вернуть квартиру в течение трех лет  без всяких судов. Оставалось молчать целый год. Надя прилагала весь свой чудесный дар, чтобы внушить зятю – он не должен вмешивать  стариков в свои личные проблемы.

  Но все  же на душе было тревожно. Слишком часто стали задавать  сваты  всякие каверзные вопросы. Может, и вправду что-то пронюхали?  Евреи – они хитрые. Сначала затаятся, а потом врежут вероломно,  из-за угла.
 
  Надежда Васильевна не могла больше сидеть, сложа руки. И она не была бы сама собой, если не придумала бы блестящий ход.  Сватью, кровь из носа, выманить из ее теплого гнездышка и тут, на месте, разобраться, что к чему. Причина приезда должна быть более, чем весомой – на пути встала  старая, больная мать сватьи, от которой та не отходила. Главное, не спешить. Надо подготовить почву.

   Блестящая задумка начала воплощаться в жизнь. Теперь праздники устраивались в каждый Пашкин приезд и, после того, как он доходил до нужной кондиции, ему вручалась трубка для разговора с мамой.

  Мать Паши, Вера, чувствовала, что сын в беде. Разговаривая с ней по телефону, он всегда торопился, нервничал, и, как казалось матери, был навеселе. Только невестка успокаивала – все хорошо, они счастливы. И, как полное тому подтверждение, сообщила, что была у мужа в Москве и вымыла полы.  – О большем счастье он и не мечтал – мрачно усмехнулась Вера.

  Раздался очередной телефонный звонок. Вера взяла трубку и стала  медленно оседать на пол. Ее сын, ее мальчик погибает. Он совсем спился. Сватья не хотела их тревожить, но  счет идет на минуты.

  Старенькая мама встретила сообщение дочери с пониманием. – Жаль, если умру без тебя, но ехать надо. Только звони почаще. -

-  Ты зачем приехала, кто тебя звал? – так встретил Веру сын после стольких лет разлуки. К его грубости она уже успела привыкнуть, зато выглядел молодцом – модно одетый, опрятный, трезвый. Это совсем не то, что она себе представляла, слава Богу. Вскоре сын ушел на работу, а Вера осталась ждать его у телефона – надо было успокаивать маму.

  Вечером они уехали в Новую Руссу. Поговорить так и не удалось. Паша выглядел очень усталым – не до разговоров, а утром был не выспавшийся и сердитый. Вера ничего не понимала. Что за глупости, какой он алкоголик? А вот курит много, питается кое-как, пьет что-то сердечное. Почему он не хочет с ней поговорить? Ладно, на месте разберемся, со сватами. Они ведь тоже обеспокоены.

  А на месте с самого утра их ждал сюрприз – профессор праздновал день науки. Большой стол ломился от еды и водки. Паша рванулся к  двери, но его привычно удержала теща – что же ты от матери убегаешь – и мокрыми губами чмокнула куда-то в ухо. Паша обтерся и остался. Потом много пили за науку, ели и снова пили.  – Да они же его спаивают – ужаснулась Вера. Какие-то парни осматривали ее с откровенной ухмылкой. И разговоры за столом были отнюдь не утонченными. А Вера почему-то считала, раз профессор – значит,  интеллект и чувство юмора.

  Представили гостей, тех самых, которые ее так нагло рассматривали. Они были близкими друзьями семьи и, по совместительству, милиционерами. А потом и вовсе началась  какая-то чертовщина. Вера не была пьяна, но то, что происходило вокруг, перестало укладываться в какие-то разумные рамки. Сватья словно прилипла к ее спине, не отпуская ни на шаг, и непрерывно говорила в ухо какие-то глупости – вылечим, заговорим, найдем бабку, черная роза перед дверью…. Потом снова стол, потом бессонная ночь на кухне, в кругу Копейкиных. Вера всецело сосредоточилась на спасении сына. – Только бабка поможет, только бабка. Но где ее найти? –

  Под утро заснули. Все, кроме Веры. Мимо ее кровати постоянно ходил большой, черный котяра. Он выпрыгивал в форточку, благо квартира находилась на первом этаже, а через минуту с грохотом возвращался обратно. Рано утром перед глазами Веры маячил профессор, одетый в черный костюм, белую рубашку и до блеска начищенные туфли. Он так удачно принял эстафету ночного кота, что Вере после бессонной ночи показалось, что это одно и то же.

  Утром  в голове стучала одна – единственная  - мысль - спасти сына.  Вера помчалась к  друзьям, которые часто ее выручали, и взволнованно изложила свою проблему. Аня с Володей переглянулись и постарались перевести разговор на другую тему: если обратиться к наркологу… До  отхода поезда оставалось четыре часа, какой нарколог?

  В  течение нескольких дней своего пребывания в Москве Вера лихорадочно выписывала телефонные номера вещуний и гадалок, которыми кишмя кишели столичные газеты. По одному даже позвонила.  Почему-то ответили отборным матом, несколько охладив ее горячие порывы.

  Примерно через неделю после возвращения домой мать Паши очнулась окончательно.  Все, произошедшее с ней в России, казалось глубоким обмороком. Что за чушь, что за гадалки, что за черная роза?  А этот кот, превратившийся в профессора? А, может, профессор перевоплотился в прощелыгу – кота?  Булгаковщина, да и только. Жаль, что так и не удалось поговорить с Пашей.  Для чего, собственно, был устроен весь этот сыр-бор? Никакой ясности так и не наступило, но мерзкое чувство унижения осталось.

  В один не прекрасный день все стало на свои места. Пришел конец китайским церемониям. Профессор  сухо проинформировал по телефону, что квартиру продавать никто не собирается, хотя лично она ему не нужна. А вот дочери, а, особенно, сыну - пригодится.
 
 -А Паша? -  растерянно спросила Вера. – Это мы еще посмотрим на его поведение – жестко отчеканил Копейкин.

  Паша не разделял пессимизма родителей. Стоит ему приехать в Новую Руссу, и все изменится. Найдет работу и, наконец- то они заживут с Алей в семейном гнездышке. Это даже хорошо,  что не успели продать квартиру. Правда, в ней живет Николай, так это же временно.

  Второй день в городе шел дождь. Паша простудился. Когда он позвонил жене, навстречу вышло все семейство:  профессор, его супруга, Николай и жена Аля. В руках у каждого были пакеты с немудреным Пашиным скарбом. Захлопнув за собой дверь, все четверо вышли во двор и демонстративно выбросили пакеты в первую попавшуюся лужу. Выбрасывая свой пакет, Аля рыдала.
 
  Развод был стремительным. Копейкины за большие деньги наняли адвоката с такой колоритной внешностью, что уже при одном взгляде на него хотелось все отдать. Последний был явно разочарован – он привык отрабатывать деньги, а этот разводящийся был гол, как сокол – ни жилья, ни мебели, ни денег. – Зря они такие бабки отгрохали – пожалел Копейкиных адвокат.

  Время лечит душу, а сердце должны лечить кардиологи. Кардиологи оказались на месте. Точнее, Паша оказался в том месте, где жили хорошие кардиологи.
 
  Перед прилетом в Израиль он нанял адвоката, нисколько не сомневаясь в успешном исходе  дела.  Есть закон, закон нарушен, чего еще? Адвокат поработал на совесть, и вот уже через два месяца пришла повестка в суд. Вера решила лететь сама, сын был еще слаб после операции.

  Адвокат с мирной фамилией  Голубев полностью ей соответствовал – он был весь белый – рубашка, галстук, костюм. На ногах – ослепительно белые туфли, по воздуху летает, что ли?

  Когда Вера к нему зашла, он был очень занят. Не взглянув на посетительницу, он что-то  пробормотал. Напрягшись, можно было разобрать – Быстрее, еще быстрее. Где аргументы, факты, доказательства? – Вера подумала, что ошиблась дверью. – Вы – адвокат  Голубев?
 
-   Да, конечно. Если Вас интересует закон, все по закону.
 
  - У нас квартиру украли по закону?

  - Помолчите, здесь говорю я. По закону. Передел собственности. Собственность  переделали по закону. А если кто против закона, того…

  - В тюрьму?- ужаснулась Вера –

- А вы как думали? Да не волнуйтесь так – Адвокат вальяжно развалился в кресле. – Это вовсе не значит, что вас так сразу и поволокут. Если по справедливости, то в тюрьму надо не вас. А вот если по закону, то тогда…

-  Если я правильно вас поняла, то в тюрьме сидят те, кого по справедливости надо выпустить?

  - Вот именно. Но вы – не одна. На вашей стороне я и справедливость.  Теперь к делу. На суде буду говорить я, вы лучше помолчите. А то будет еще хуже. –
  - Куда уж хуже – подвела итог Вера, но отступать было некогда – заседание суда  назначено на завтра.

  Начало было многообещающим. Адвокат   получил разрешение записать заседание на диктофон. Вера рассказала все, как было, а вот  Голубеву слова не дали.  – Ваша честь, ваша честь – рвался в бой белоснежный защитник, но судья грубо его перебил:

  - Не отвлекайте нас, господин адвокат, на всякие глупости.

 И то правда. Голубев намекал на законность и справедливость.

  Адвокат Копейкиных говорил долго и красиво. Он был поэтом, а поэты всегда загадочны. Вера ничего не поняла из его речи, кроме того,  что последняя не имела никакого отношения к происходящему. А потом началось ….Каждый выступающий клялся именем Закона, что будет говорить только правду, но, если он был со стороны Копейкиной, то Закон в бессилии скрежетал зубами. Надежда Васильевна подробно рассказала о том, как сватья в их собственной квартире стояла перед ней на коленях и умоляла купить квартиру. И хотя ее семье квартира была не нужна, да и денег на нее не хватало, но не обижать же дорогую гостью. Залезли в долги, но, по законам гостеприимства, купили.
 
  Выступили свидетели Копейкиных. Каждый из них видел одну и ту же картину: покупатель вручал деньги продавцу. Все разглядели глазастые свидетели: какого цвета была шерсть у кошки, которая сидела на подоконнике; сколько купюр сотенными, а сколько евро, фактуру резинки, которая стягивала пачку денег. И все сходилось до самой последней подробности, за исключением одной мелочи – этот день был без числа. Мы подозреваем, что число все-таки у него имелось, но какое-то неуловимое. Один свидетель говорил, что это было вчера, другой – что месяц назад, а третий был твердо убежден, что непослушный день прятался между первым и тридцатым текущего месяца.
 
  Все складывалось в пользу Веры. Больше того, Голубев сумел прорваться сквозь цыканье судьи и спросил ответчицу, есть ли у нее расписка от зятя о получении им денег за квартиру. Надежда Васильевна аж зашлась от такого оскорбления.
 
  - За кого вы меня принимаете? Да чтобы я родного человека унижала недоверием? Молодые, как голубки, воркуют, а я буду лезть с какой –то  дурацкой распиской? 


  Заседание суда закончилось. Вера не сомневалась в успехе и очень удивилась, когда защитник  шепнул ей на ухо – Все, п….., мы проиграли. - Тут было от чего опешить.  – А еще интеллигентом прикидывается. И откуда только такие адвокаты берутся? –

  Надо было искать другого защитника, с рекомендациями, через знакомых.
  Антон Игоревич Боков, новый адвокат, был хорош собой, умен и позитивен. Ему хотелось верить.
 
  Незадолго до  отъезда из Новой Руссы с Верой приключилась  странная история.  По своим делам она зашла в банк. Народу там было много, и, пока она осматривалась, к какой бы очереди примкнуть, взгляд упал на входную дверь. Какой-то странный мужчина проникал внутрь. Не входил, как все люди, а именно проникал мягкими кошачьими движениями. В руках у него был большой черный мешок, похожий на целлофановый. Что-то неуловимо знакомое было в этом дядьке, Вера его уже где-то видела. Ага, вспомнила! Да это же адвокат Копейкиных, только очень не похожий на себя. Воровато оглядываясь по сторонам, он прыжками приблизился к операционному окошку. Здесь почему-то не было клиентов, хотя по-засоседству толпились длинные очереди. Вера спряталась за колонну и стала за ним наблюдать. В эту минуту она нисколько не сомневалась, что если он ее заметит, то пристрелит на месте.

  Допрыгнув до цели, адвокат развязал мешок и стал метать в окошко пачки денег. Они покрывали стол кассира, падали на пол, улетали вглубь комнаты. Мужчина очень спешил, женщина с той стороны  не успевала ловить купюры. Никто из окружающих ничего не замечал, каждый был занят своим делом.

  Вера моментально сообразила, откуда деньги. Они уже продали квартиру, и сейчас ее денежки прямо на глазах улетают. И улетят, если ничего не предпринять. Прячась за колонны, женщина выбежала в соседний зал и немедленно позвонила своему адвокату. Он должен ей помочь.

  Боков весело рассмеялся.  – Да успокойтесь, не ваши это деньги. Я сейчас занят, завтра обязательно встретимся. – Больше всего Веру поразило то, что Боков ничуть не удивился, каким странным способом его коллега закинул в банк огромные деньжищи. А, может, Антон Игоревич решил, что она – сумасшедшая?

  При встрече адвокат не пытался внушить Вере, что это все ей померещилось. Напротив, он мягко объяснил, что адвокаты – народ очень занятый , поэтому в спешке иногда поступают не вполне адекватно. Но поскольку вчерашний инцидент к ним с Верой не имеет никакого отношения, можно не волноваться.
 
  С легким сердцем Вера улетела домой и стала ждать дальнейших сообщений.  Сообщения долго ждать себя не заставили. Судебные заседания следовали одно за другим, колесо правосудия бешено закрутилось. Но, по какой-то странной причине – в противоположную сторону. Квартиру присудили Копейкиным. Жалоба на фальсификацию даже не была отклонена. Судья, к которому она вернулась, просто ее не заметил. На последнем заседании  постановили выписать Пашу из квартиры.

 - Я победила – гордо объявила Копейкина младшему обслуживающему персоналу. – В уютном ресторанчике МОП отпраздновал свою преданность всесильной кастелянше.
Адвокат Боков неистовствовал. Он метал громы и молнии в телефонную трубку, а во все остальные стороны – жалобы и гневные заявления.  Решение суда оставалось в силе.
 
  Так что же все-таки делать? Ни Вера, ни хваленый адвокат Боков так и не сумели никому растолковать, что законы писаны не для того, чтобы ими подтирали задницу. Слишком много развелось чистых задниц. Слишком мало чистых рук.

Но ведь где-то они существуют, нормальные люди? В такой большой стране найдется хотя бы один человек, который, нет, не подвиг совершит, а просто исполнит свой служебный долг?

  - А ты уверена, что знаешь, какой у них служебный долг? – спросило Веру подсознание.   – Может то, что они ничего не делают,  - это и есть их служебный долг? Иначе, почему они все подряд ничего не делают?  - Вера с подсознанием была категорически не согласна.

 - Раз ты такое умное, объясни мне, кому выгодно это ничегонеделание? Ведь начальники велят делать – тщательно разобраться, принять меры? Им разве приятно, что их распоряжения игнорируют? –

 - Но ведь они и не требуют выполнения своих распоряжений.  Значит, это все игра.

 - А  когда игра закончится и поступит всамделишный приказ, не начнется ли в слабых подчиненных мозгах раздвоение личности? –

  Подсознание  стыдливо ушло в себя, не найдя ответа.  Анализ ситуации, с точки зрения Веры, был блестящим. Но раздвоение личности ни у кого не началось, разве что Вера поняла, что медленно сходит с ума. Потому что происходит то, чего никак не может происходить.


  Прошло пять лет. Злостная жалобщица Вера отточила свое ядовитое перо. « Делать вид, что законники не знакомы с законом, уже просто неприлично, предположить, что закон нарушается сознательно – кощунственно. По-видимому, в городе Новая Русса действует особый, местный закон.»

 Публицистический талант Веры остался незамеченным. Пришло время делать правильные выводы.  -  «Плетью обуха не перешибешь». «Один в поле не воин». Да и где это видано, чтобы  один солдат в ногу, а вся армия… А , может, солдат не виноват? Может, это армия ему такая колченогая досталась?  -

 Больше думать ни о чем не хотелось. Хотелось взять автомат и расстрелять всех, кто попадется на пути. Хорошо, что Вера видела автоматы только по телевизору, и поэтому относительно мирная жизнь продолжалась.


 



  -

 




 










-