Где вы, рыцари?

Маргарита легко, как бабочка, вспорхнула на бордюр и пошла по нему, раскинув руки в разные стороны. Её яркий дождевик, как казалось Котьке, светился в дождливом сером сумраке, а если выглянет солнце. То от него наверняка уйдёт вверх яркая разноцветная полоса радуги…
Однако любовался глупой девчонкой Котьке недолго. Через пару секунд он кинулся её догонять, портя белые кроссовки в лужах и размахивая зонтиком.
— Дура! — крикнул он, ловя её за локоть. — Простынешь!
— Сам дурак! — она расхохоталась громким раскатистым грудным смехом, откинула голову назад,  капюшон упал и по плечам Маргариту хлестнуло волной русых волос. Котька обомлел, — а эта ведьма, продолжая смеяться, побежала куда-то вглубь парка. Спряталась за дерево, блестя на Котьку яркими глазами из-под ресниц в жемчужных каплях дождя, махнула рукой, мол, догоняй, защитник!
Котька скрестил руки в отрицательном жесте, развернулся и пошёл к скамейке, где эта попрыгунья-стрекоза оставила их сумки. Как Котька и ожидал, характер Ритка не выдержала: через пару минут он услышал за спиной бойкий стук её каблуков, и она схватила его за руку.
— Дурак ты, Котька! За что я тебя только люблю? — принялась она чесать языком. — Ведь ничего в тебе нет, мальчишка как мальчишка, обыкновенный — футбол гоняешь, год назад прыщи выводил… Ай! Не смей щипаться, мститель на крыльях ночи! Что, правда глаза колет? — она рассмеялась. — Вот не принц ты, Котька, ни разу не принц, и даже не паж!
Котька хмыкнул, подхватил со скамейки сумки. Одну на правое плечо, другую на левое, крякнул и не спеша побрёл обратно. Ритка, словно и не заметив смену направления, зацокала каблуками по мокрому асфальту рядом с ним. Искоса взглянув на её курносое подвижное лицо с серыми задорными глазами и россыпью золотых веснушек на носу, Котька хмыкнул:
— Будто ты — принцесса.
Пухлые губы, цветом похожие на грейпфрут, все в мелких трещинках (а Котька говорил — не кусай губы, вредно!), раскрылись в широкой улыбке.
— А как же! — воскликнула Ритка. — Ещё какая принцесса!
— Тили-вили-трямзии?
— Да! И там все ходят на головах!
Тут Котька не сдержался, рассмеялся вместе с ней. Отсмеявшись, он за руку притянул Ритку к себе, поцеловал несколько раза в губы, снова в губы, в нос, в закрывающиеся озорные глаза… Ритка поерошила ему волосы и, когда он отстранился, некоторое время шла тихонько… Но затем её глаза снова задорно и весело заблестели.
— Вот только целоваться и умеешь, Михайло Потапыч! — на часто так звала его, из-за косолапой походки. — А как же рыцарство? Серенады под окном, ночные похищения из окна, подвиги ради прекрасной дамы…
— Я тут прекрасной дамы не вижу, — усмехнулся Котька. — Вижу вздорную девчонку.
Она фыркнула и показала ему язык.
Через пару минут они устроились на своей любимой лавочке. Рита положила ноги ему на колени, протянула капризно, точь-в-точь настоящая избалованная принцесса: «У меня ноги болят…». Котька кивнул, стянул с неё тцфли и носки в радужную полоску и принялся разминать ей ступни, иногда осторожно сжимая их в тёплых ладонях, чтобы согреть.
Неожиданно Ритка порывисто схватила его за руку и в изумлении воззрилась на яркую резинку для волос у него на запястье.
— Это же моя, — удивилась Ритка. — Зачем тебе?
Покраснев и став похожим на свёклу, Котька вырвал руку.
— Надо, — кратко ответил он и продолжил разминать ей ступни, но Ритка не дала: через пару минут она беспардонно перебралась к нему на колени, крепко обняла за шею и выдохнула в губы запахом сладкой детской жвачки, что-то вроде «Love is» «Поцелуй меня».
Котька поцеловал. С удовольствием.
Домой он сегодня приполз поздно. Провожая Ритку, пришлось задержаться: в её районе было много еж, Ритку пришлось тащить на руках; потом они долго прощались в подъезде; потом Котька минут двадцать просто смотрел на её окно и никак не мог встряхнуться.
На следующий день он слег с кашлем и насморком, и Ритка, как и положено прекрасной даме, поила его чаем с вареньем и причитала, мол, как же он так умудрился?!
У Котьки жутко болела голова, но он безумно был рад её видеть.