Пословица на Ч

   Лето. Осень. Зима. Весна. Год. Затем ещё год…
   Сашке Сорокину, оторвало руку, когда ещё были комбайны у них на селе. Теперь уже все на металлолом сдали. Гуляют поля. Отдыхает земля. Время в этих краях капает медленно, бережливо. А у дружбы нет возраста.
   Сашкин друг, неугомонный старик, дядя Коля – баянист, последний романтик деревни, раньше был руководителем местного клуба. Этот клуб,  теперь оттенками остался у кого в заборе, у кого – сараем. После того, как случилось несчастье, старик часто приободрял: «Санька, ты того. Нос не вешай. Всё не так плохо. Я, те, говорю, это не случайно тебе руку замотали. Это знак свыше. Почему? Объясню. Ты, какой рукой письма пишешь? Правой. Вот тебе левую и отхватило. Не случайно это, Шурка. Не понял? Вот, нет у меня ноги, а почему? А? Ха-ха! Да потому, что ногами на баяне не играют. Понял теперь? Я так думаю, стать тебе Александр – поэтом. Во-на, как ты частушки, да песни складно придумываешь…»
   Думал, Сашка, размышлял, и как- то очнулся второго января, заборол похмелье, сел и сходу стих сотворил. И пошло-поехало…
   Мать с женой, поначалу удивлялись: «Он же школу еле закончил. Книг в доме отродясь не было. А тут?!»
   «Такое бывает, - объяснял местный философ. – Сильный стресс и поведение меняется».
   Сашка изменился сильно. Сначала подрядился пастухом в соседней деревне, что б времени было больше для размышлений. Но скоро бросил. Если б коровы умели читать, они бы поняли пастуха, а так…
   Домашние не ругались, что забросил хозяйство, и напролёт ходит с книгами, а наоборот. «Не было счастья, да несчастья помогло». Пить парень бросил окончательно, чем поверг друга в коротко- временное уныние.
   И вот вчера пришло приглашения из городской литературной студии, куда старик, тайком, настойчиво посылал стихи парня. Сорокин будто ждал этого, и ни чуть не удивившись, стал собираться в дорогу.
   Подходя к зданию указанному в адресе, вспомнился дядя Колька, который утром провожал его. «Дай, там им, Сашек. Ладно? Ты талант, а талант виден сразу. Это я тебе как спец, говорю. Я ж, ты знаешь, с концертами всю область объездил. Эх, мне бы поехать! Да, зори петухам не вечны… Слухай, сюда. Если будут упирать на образование, то ты им так… слухай сюда, скажи про Есенина, там, тоже наш сельский. Или, там, про Рубцова. Ты, понимаешь?»
   Сашку, вдруг охватило волнение. Он выкурил две сигареты сразу, посмотрел на часы, и потрогал в кармане пиджака блокнот, вошёл в подъезд.
   В комнате, куда его позвали, людей было немного. Старший, сидя за столом, начал объяснять всем, что сначала почитаем рассказы, нашего уважаемого автора, затем, будем слушать поэзию, и под конец, у только, что принятого в наши ряды писателей, все мы с ним знакомы, есть интересная статья в газету.
   Сорокин сидел у окна и разглядывал улицу. Ему не досталось экземпляра с рассказами, и он клял себя, что тоже надо было бы так поступить. Не давать же свой замусоленный блокнот каждому.
   Писателя начали хвалить. За новую форму, за содержание, за «чудный, чуть бунинский язык». Тучный кредитор перед должниками смахивал с лысины капельки пота ладонью и сквозь толстые линзы очков учтиво пытался улыбаться.
   -Давайте теперь вы молодой человек. Расскажите о себе. Откуда родом, где работаете. Давно ли занялись поэзией. – Сказав это, председатель как- то хитро прищурился и сладко улыбнулся, от чего сразу расхотелось рассказывать о себе.
   -Я вам, вот, стихи принёс, - замялся Сашка.
   -А вы почитайте, почитайте. Не стесняйтесь вы так. У нас вон и именитые поэты запросто читают вслух.
   Сорокин, мельком оглянув сидящих, начал:
   -Под 9 мая. Это название…
                Братская, священная могила,
                Бросила бы взгляд на этот пир,
                Если бы смогла, то плюнула нам в рыло,
                Или взорвала бы праздный мир.
                В переходе, с орденскими планками,
                Ветеран, с протянутой рукой,
                Подаяние просил, наравне с сяваками,
                Для чего же выжил ты, герой?
                Что бы вытекли мои бесстыжие,
                Не было в кармане ни гроша,
                Быть, и нам, такими же униженными,
                Сдохнет в нас, на паперти, душа.      
   Прочитав ещё несколько стихотворений, он заметил, что слушатели переглядываются. Точно так, они с женой стеснительно оглядываются, если на экране телевизора порнографические сцены. Писатель, в очках линзах, удовлетворенно складывал листки в стопочку. Мыслями он был не здесь.
   -Ну? Что скажите? – спокойно спросил председатель.
   Молодой парень, примерно одногодка Сорокина, развернулся на кресле.
   -Можно. Я наверно начну… Автор, в своей поэзии, зачастую отображает человеческие неудачи, ошибки. Это наверно хорошо. Но! не хочу касаться хромоты рифмы и других размерных нюансов, всё- таки поэзия должна нести, что- то чистое, высокое. Попробуйте…ну, допустим… о природе, о красоте её. В жизни и так много мрачности, и ещё читать об этом…не знаю.
   -Я, хотел бы, вот о чём. Там у вас про ветерана…  А, откуда вы знаете, где он взял орденские планки? Может, он украл их, и стоит, побирается. Позорит, так сказать, всех тех, кто геройски сражался и погиб…
   -У автора рифма…Я опять о том стихотворении, так вот, если уж вы берёте такую высокую тему, то, извините, зачем рифмовать: планками – сявками. Не хорошо, и неуместно.
   -Я позволю вам заметить. Вы пишите, м-м, как там, что встали бы погибшие из могил и, простите, плюнули нам в рыло. Во-первых, за что? В чём вы обвиняете слушателей? Если так плевать каждый раз, по поводу, что у кого-то там жизнь не удалась, рак железы заработать можно. Это вульгарно, батенька. Язык. Русский язык, Толстого и Достоевского…
   -Ну, на правах председателя, я, как всегда завершу это обсуждение. Поэзия, молодой человек, это труд. Труд тяжёлый. Может быть, тяжелей, чем строить города. Потому стихи пишет не каждый. Это дано избранным. Дано строителю строить. Дано шахтёру уголь добывать. Дано дворнику… да, да, дворнику, мести улицы. Вы меня понимаете? Нужно много читать и трудиться…
  На следующий день, Сорокин шагал по улице города. Пришло письмо, что протез готов.
   Всё это время, пока добирался до мастерской, стоял в очереди, примерял протез, в голове занозами зудели мысли. Как же далеко от него забрались эти люди. И рад бы достать, да двери все заперты изнутри. Пишут для себя, восхищаются собой. Трутся чешуёй в выдуманном нересте, и уверенны, что кроме своего пруда и морей не бывает…
   -Локоть, по началу болеть будет. Привыкнешь. У тебя ещё, паря, всё впереди, - говорил мастер, будто успокаивал.
   Сорокин доехал до автовокзала, взял билет и зашёл в столовую. Там купил бутылку водки, занял свободный столик, снова задумался.
   -Ха! – неожиданно вырвалось у него. Кассирша посмотрела в глубь зала, и ничего не поняла. Сашка вспомнил лицо председателя. Он тогда спросил его: «Вы, пословицу на «ч», знаете?» Тот улыбнулся и, скрестив руки на груди, уютно поёрзал в кресле. Значительно оглядел присутствующих. «Очень интересно. На «ч», говорите? Пословицы, собранные в середине прошлого века великим писателем Владимиром Ивановичем Далем, насчитывает, что- то около…» «Я уверен, что там такой нет, - прервал его расстроенный Сорокин. – Чи-ни-пошлиба-ка-вы-нах… Как сказал бы, великий баянист, дядя …»
   Вставил стакан в резиновые пальцы, выпил, - опробовал протез. «Если стакан держит, косой махать можно, скажет дядя Колька. Да-а… Сена в этом году…» Он засунул бутылку в карман, и достал оттуда блокнот. Полистал его, и поднял вверх голову. Диктор, объявил рейс.