Рисунок. Книга Первая

Рисунок. Книга Первая.

1.
В пустой, светлой комнате нет никого, кроме нас. Ты сидишь на высоком деревянном стуле, какие бывают за барной стойкой. Я – за твоей спиной.
Ты наполовину обнажена:  тело по пояс обернуто в плотную белую ткань, напоминающую парусину, но все что выше лишено одежды. Руки аккуратно прижаты по бокам и со спины ты  выглядишь так, как будто ждешь, что кто-то вот-вот укутает тебя в объятья мягкой ткани, нежной и теплой.
Это ошибка. Здесь, в комнате, достаточно тепло. И я излишне переживаю, глядя на обнаженную женщину в пустом пространстве, где любое движение воздуха стремится отнять у ее тела энергию. Но все-таки здесь тепло...
Я собираюсь нарисовать на твоей спине цветок. Пусть это будет простая роза. Я прошу тебя убрать со спины распущенные волосы. Плавным легким движением ты собираешь их у шеи, и я вижу твои изящные очертания, дополненные чуть заметным силуэтом груди.
Не в силах оставаться в стороне, я уже совсем рядом. Глажу кожу твоей спины, и когда мои кисти опускаются вниз, то ты чувствуешь мои ладони, вверх – я касаюсь тебя их внешней стороной. Так можно лишний раз убедится, что холст идеален. Я собираюсь нарисовать на твоей спине розу и сделаю это языком.
Ты чувствуешь теплое прикосновение в самом низу спины. По задумке моя роза срезана и витает в воздухе. Я начинаю рисовать стебель.
Художник строг к деталям. Поэтому тщательно прорисовывая стебель, я медленно двигаюсь вверх, отображая блики и отводя широкие листья. Дальше ты чувствуешь это поясницей, потом на уровне груди, пока здесь же, чуть выше я начинаю распускать бутон.
Зеленая чаша раскрывает себя и ты начинаешь чувствовать пышные алые лепестки. Некоторые чуть держатся за край и срываются от ветра, от чего ты осязаешь их полет на своей шее. Один я даже ловлю под мочкой уха и аккуратно прихватив его зубами, выкидываю с холста.
Подвешенная в пространстве на ветру роза готова. Ты ощущаешь ее трепет. Я расстегиваю пуговицы на рубашке и чтобы зафиксировать рисунок, прикасаюсь к тебе телом. Погрузив лицо в твои волосы, где слышен аромат нарисованного цветка, я какое-то время дышу и жду. Не буду врать – я не много отравлен тканью твоего холста. Следовало предупредить, насколько он сладок. Но я знаю о противоядии твоих губ, поэтому прикасаюсь к ним указательным пальцем руки и после касаюсь своих. Все в порядке. Я отнимаю свое тело. Цветок парит на ветру. Картина получилась великолепной, но разве изящество холста могло позволить иное?

2.
Когда-то город был прекрасен и все его районы благоухали. Всего их было четверо, и каждый занимала своя мастеровая артель. Дни напролет артели под предводительством старых мастеров изготавливали чувства. 
Почтовые птицы разносили их по районам, доставляя к особым местам – ячейкам палитры, куда их и сбрасывали. Мастеровые добавляли ингредиенты созданные соседями к своим составам, обогащая чистое чувство дополнительными оттенками. То называлось сделать их полноценными.
Когда цвет сияния чувства становилось невозможным понять, это означало, что чувство созрело, и его пора выпустить в небо. Чувства тут же оживали на ветру и исчезали в высоте, стремясь к кучевой воронке облаков, что на самом небесном верху.
Считалось этот вечный процесс дает жизнь телу.
Однажды с городом случилось несчастье. В городе случилась война.
Старые мастера поначалу не все поняли: на городом зависла огромная серая туча, которая держалась ровно три дня, ни разу не сходя с места.
Когда стали умирать птицы и кто-то из стариков догадался направить на облако огромный ветряной горн, оказалось, что туча недвижима. Воины города принялись пускать в нее стрелы, но те отлетали от ее поверхности, иногда возвращаясь в грудь выпустивших ее солдат.
На четвертый день чрево тучи разверзлось и город заполонили неизвестные доселе существа. Все они были копия друг друга. Серые бесцветные тела венчали сияющие ярким светом остроконечные глаза. Касаясь поверхности, они отбирали цвет живого и неживого. От это живое чахло, неживое истлевало, а люди заболевали неизвестной болезнью. Существ прозвали «бледными».
Хорошо помогала обычная краска - той стало в избытке из-за смерти птиц. Кварталы не обменивались и не изготавливали чувств теперь, и красить было нечего. Но вот на «бледных» добрый заряд цвета действовал эффективно. Накрытые таким зарядом существа валились с ног и захлебывались. Когда первые из них погибли, их тела оказались полыми внутри. То есть вовсе – пустышками. Ученые мастера предположили, что в момент их гибели мы не замечаем выход эфира, но суть его объяснить они не могут.
Тем временем полчища существ прибывали вновь и вновь. Оборона строила красочные заграждения и готовилась к контратаке, пока в город не прорвался гонец. Он прибыл с неба и спешно попросил приема старых мастеров.
Те тут же удовлетворили его просьбу. Но вести его не принесли ни добра, ни радости. Гонец объявил, что Художник отравлен, а нам следует прекратить использовать краску против нападавших, что нам следует умудрится снова начать производство чувств, ибо это и есть главная цель захватчиков.
Наш город носил гордое звание Сердца Художника.

3.
- Что за склянка со странной жидкостью?
- Молодой человек, это не склянка, это - сосуд Павловского.
- Кого-кого?
- Ну был у нас своего рода Кулибин. Блуждал все между Палашевскими переулками, с мемориальными досками разговаривать мог по часу, вот только никто этого не замечал. Только мы.
- Кто мы? Да и при чем здесь банка вообще?
- Ну кто - мы, не вашего, как говорится... А про прогулки - что многогранный был человек, ловкий. Сходил перед соседями за дурака, а сам...
- Что?
- Веееликий был алхимик. Мастер и слова, и дела, и философов крепкий, и мечтатель предметный.
- Ээээ...
- Да вы не тушуйтесь, молодой человек. Что вам слова, вот сосуд - это дело. Суть в том, что сосуд Павловского всегда пуст, но пьется.
- Как это?
- А просто. Делать это следует в навязчивых мыслях, влюбленность, кстати, очень подходит, например.
- Отлично!
- Не торопитесь. Что отлично? Вы хоть понимаете эффект?
- Эффект нет, но состояния подходящее видимо.
- Подходящее, хм... Павловский, видите ли, как выяснилось после его смерти, великолепным чувством юмора обладал. Его сосуд - это риторический рандомизатор. Единица начинает существовать не в проекции собственного сознания, а именно приобретает образ естественный для обстоятельств, подходящих сложившейся ситуации. Как бы вам объяснить, если пассия отвергает, а инициатор - назовем так, принимает усилия, то доминанта действия принимает поправку и становится минорным фактором.... К черту все, берете сосуд или нет?
- Понял, конечно, мало, но купить не терпится.
- 40000
- Гнете больно?
- А ты под простачка не коси и стрепится.
- Благодарю за подробные разъяснения. Давно разыскивал эту работу Павловского. Огромное удовольствие говорить с истинным профессионалом.
- И только купюр шелест греет душу. Всего вам наилучшего. Носите с удовольствием.
Я оказался на улице. Обернувшись с порога я не заметил, как исчез проход и вместо него оказалось запыленное окно, явно недвижимое долгие годы.
4.
"Жидкость темно-красного вкуса". И правда, трюкач был этот алхимик. Не даром меня предупреждали друзья о прямоугольной тени.
Случилось так, что этой ночью мне довелось обернутся котом. Простым, черным, с золотыми глазами, различающими сумрак четко на черный и белый цвета.
Я оказался рядом. Ты, может быть, была в постели и не одна, но эликсир сделал так, что замечать я мог только тебя.
Ночная рубашка, тонкие трусики из нежной ткани. Я видел это в темноте, когда ты уже давно прибывала в дреме, и надышав в спальне воздуху скинула с себя половину одеяла. Вот тогда я и начал красться.
Я был коварен, мягок и пушист. Как подобает. Эликсир придал мне породы. Шерсть оказалась не в пример длиннющей, и я сперва боялся задеть тебя самыми ее кончиками.
Приблизившись, я все-таки коснулся тебя по неосторожности. Испуганно, в дреме, твое тело отреагировало, грудь начала вздыматься, а я испуганно отвел лапу и облизнулся.
Когда тревога твоего тела стихла, чтобы приблизится я занял перпендикулярную позицию и аккуратно подошел к твоему лицу. Честно скажу, следил за усами - они очень жесткие и ты бы точно проснулась. Поэтому, я вытянул вперед шею, оскалил морду - чтобы усы оказались выше, и начал водить по твоей щеке мягким подшерстком нижней части моей кошачьей шеи.
Ты молчала в ответ. Вдоволь коснувшись лица, и приучив твое тело к моей шерсти, я прошелся вниз и лег у твоего правого бедра. Продавец явно знал о сегодняшней ночи. Полная луна вышла из-за дома и начала колебаться вверху в полном cвете.
Когда лежать рядом стало жарко,я приподнялся и вытянул спину. Я прошелся вдоль твоих ног, нежно касаясь их шерстью и усами. Уткнулся в колено и чуть лизнул его своим шершавым языком. Не ведая, я оказался у тебя между ног, и какое-то время смотрел, но твоий чуть раскрытый рот. Ты спокойно дышала, придавшись дреме, а я тихо радовался тому, что рядом.
Затем я забрался к тебе на живот и уселся на нем. Моя шерсть воспламенилась и начала гореть высоким огнем. Спальня озарилась желтым светом и жар моего тепла начал проникать между твоих бедер. В этот момент ты обхватила мое крохотное тело ладонями...

5.
"Если бы я верил, что пуля может, что-то изменить в моей голове, то мы бы скорее всего не встретились." - мысль коснулась меня, кода я покинул комнату и закрыл за собой дверь.
Метод, подсказанный трюкачом из лавки не сработал. Вырисовывав на твоем теле розу, я так и не смог тебя оживить. Уверен, сделано все было правильно, я чувствовал дрожь твоего тела и его тепло у себя на языке, но ты так и осталась недвижимой, храня в своем теле жизнь, но никак этого не проявляя.
Единственное в чем не подвел торговец из потайной лавки, так это в разъяснении тебя. Он определенно называл тебя Немезидой - спящей звездой вне времени и пространства. Он считал, что по моей воле ты вышла из настоящего и теперь скрываешь свою душу далеко за пределами области познания. Мои многочисленные перевоплощениея и нежелание слышать твой голос на яву и во сне позволили тебе выпасти из моей реальности. Еще он утверждал о том мире, в котором ты вероятно прибывала теперь..., что он намного жестче и страшнее того места, где нам довелось существовать и именно я должен был теперь вызволить тебя оттуда.
Но откуда взялась эта мысль. Она как будто проникла в мое тело, как пыль, как соринка снаружи, не являясь плодом моего сознания. Я покинул здание галереи и вышел на улицу. Мысль поселилась во мне и я стал чувствовать себя хуже...




6.
Мои волосы стремительно седели. Возможное отравление уже не казалось случайным или просто надуманным. Губы постоянное сохли, а на глазах сохранялось пресловутое чувство растертого песка.
Игры с идеалом завели меня в своеобразный тупик: я слишком глубоко вдался во все эти алхимические козни, и обязательства, взятые мной не то чтобы становились неподъемной ношей, но общее мое стремление и планка были подняты настолько высоко, что я словно оказался стоять в пустыне, с огромным на вытянутых руках камнем над головой. Я доказал, что могу держать камень, но в этом никто и никогда не нуждался. Как будто кто-то хотел зайти чуть дальше и посмотреть как это будет выглядеть со стороны. И дальнейшее отсутствие внимания к моим действиям не отменяли моих глупых стараний по удержанию камня над собой. Напряжение нарастало и руки поддавались вибрации все сильнее.
Чувства выворачивались на изнанку, кровь разрывала сосуды, грудь работала только на вдох... Мне становилось все больнее.
Уже не помню каким образом мне тогда это удалось сделать, да и не важно. Я снова отыскал лавочника. Обстановка была более тривиальной и никаких скрытых пространств нас не окружало. Единственный признак, намекавший на некоторую сказочность происходящего - тень продавца. Она никогда не отображал силуэта и была во всех своих частях правильной прямоугольной формы.
- Ну, допустим, я готов вас выслушать? - начал лавочник, не оборачиваясь в мою сторону.
- Что происходит?
- Что именно вы имеете ввиду?
- Вы знаете!
- Будьте так любезны - конкретизируйте. В моей жизни в целом, да и в настоящий момент происходит масса не взаимосвязанных процессов и какой конкретно из них имеете в виду вы - весьма не благодарное для размышлений занятие.
- Немезида, кто она? Почему вы выбрали меня?
- Вы решили поиграть в любовь и побоялись себе в этом сознаться.
- Я никогда не играю в любовь. Я испытываю определенные чувства и если я люблю - это не терпит трактовок.
- Браво. Но не убедительно. Ваша история стара как мир. Вы создаете образ и гонитесь за ним как слепая ищейка на ночной охоте через лес и вам невдомек, что на вашем пути имеются кусты, деревья или может случится овраг или камень. Так вы приняли на веру что какая-то женщина может влиять на вашу судьбу и вы в нее влюблены. Вы наверняка потеряли ее когда-то. И вам хочется вернуть этот образ себе. В ответ на это я предложил вам шаблон - Немезиду - ложное солнце, гипотезу для любви, которую вы решили и проявить. Но все в этом выдумка и вы этим отравлены теперь.
- Ложь! Глупая ложь! Я не имею возможности жить воспоминаниями! Любовь в моем случае - это стечение обстоятельств, которые я неподвластен регулировать, которые разделяют мою жизнь на до и после. Вы дали мне возможность приблизится и доказать, оживить уставшее прекрасное тело и душу. И такие вещи не совершаются без любви! Я еще раз готов поклясться...
- Мне известно, что сегодня вы пытались утолить ваши, так сказать, муки в обыкновенном борделе?
- Да, это так.
- Сколько тел вам удалось оживить там своим прямым участием.
- Ни одного.
- Зачем вы посетили это место?
- Я пытался уничтожить образ.
- У вас не получилось?
- Нет.
- Тогда какого черта вам нужно? Мы задействуем свои ресурсы, поставляем вам источник вдохновения, который из-за вашей же глупости оборачивается для вас злом. А после вы бежите скинуть груз неудачи на шлюх? Не смешите меня, художник. Павловский раскусывал и не таких франтов.
- Вы... Павловский?
- А вот и свежая пресса.
Лавочник махнул в сторону выхода из кулинарии, где никого не оказалось. Как и самого лавочника, в момент когда я повернул голову обратно. "Неужели сам Павловский. Неужели все действительно ловушка? Но только не от черного мага. все очень плохо."- подумал я и зажмурил глаза от боли  - яд добирался до пищевода и будто цеплялся на него крюками.

7.
Черный маг. Часть первая.
Про Павловского ходило немало слухов. Приписывалось ему самое разное. Вкратце сказанного в череде его деяний многочисленные покушения на жизнь были самым безобидным из общего перечня. Так я оказался в неловком положении. Связываться, вступать в любого вида взаимодействие с ним в силу выше сказанного мне крайне не хотелось, но если начинать оценивать ситуацию чисто по мужски - маг оказался на моей территории и я был в зоне его интересов, он каким-то образом использовал меня без моего же согласия, а значит обходился со мной нечестно. Стало быть я был должен дать ответ его действиям и начать этот путь мне пришлось с тщательных выяснений о том, кем на самом деле являлся мой оппонент - попросту изучить врага! Я засел в архивной мастерской алхимического форума и принялся искать любые данные о маге. Нашлось немало любопытного.
Гай Славович Павловский был своего рода уникум уникорум - последний в своем роде маг темной стороны. Следует понимать, что в наши дни градации не существует, все приписывают себе цвета в большей степени для репутации и самоопределения. Что-то вроде вступления в профсоюз. Сфера услуг любого чародея весьма разнообразна. Все они тоже люди. Поэтому самоопределение не выгодно. Могут быть, разумеется, предпочтения - против себя не пойдешь, но действительность диктует иные условия, так заговоры чередуется в списках дел с порчей, а исцеления - проклятьями.
Павловский на этом фоне определенно вызывал уважение. Самоопределенный маг черной стороны ни при каких обстоятельствах не работал "по белому". Он производил и работал только зло. Разумеется в общении он был человеком самым обыкновенным, но помыслы, цели и проявления никогда не касались вопросов созидания и блага, и существовали только в одном - черном направлении. Не было ни одного известного случая, где бы Павловский позволил себе вольность и сотворил что- нибудь "добренькое".
С другой стороны человек, всецело посвятивший себя служению, требовал самого осторожного отношения. Теперь определенно можно было сказать, что если Павловский связался со мной то было это не ради моего блага. С другой стороны в моей голове никак не укладывалось, как мои простые к воплощение фантазии смогли заинтересовать человека, изводившего чумой города, а иногда и страны, разъвязывавший от делать нечего войны, молившегося первым злобным божествам, получая от них в благодарность бесконечные силы.

8.
На этот раз притон оказался под землей. Буквально. Узкая лестница вела с прямо вниз с оживленной улицы. В иной раз такое место можно просто не заметить. Что оказалось еще интереснее – город был испещрен такими местами. Городской справочник алхимического форума вообще имел целый раздел, посвящённый так называемым местам скрытой стороны.
По мере того как мои проблемы и переживания перерастали в безысходность, а необходимость новых разъяснений усиливалась, двигаясь по следу Павловского, я не раз оказывался в этих черных дырах. Моя одинокая игра обходилась душе и телу все дороже.
Обласканный поддельным холодным теплом, я омыл тело, оделся и поспешил к выходу. Надевая сапоги, я почувствовал чей-то взгляд. Красноволосая бандерша надменно смотрела на меня.
- Его здесь не бывает. – заговорила она, поправляя оборки корсета.
- О чем вы?
- Пустое. Перед кем вы претворяетесь?
- Говорите по делу. О ком вы это сказали? – настаивал я, затягивая молнии на обуви.
- Вы все знаете, а ему – здесь все принадлежит. И я, и мебель, и они, даже дом, что над нами. Но самого здесь не бывает никогда.
- Что ж, расспрашивать вас далее смысла, видимо, нет.
- Я и так все сказала. И еще: вы здесь оказались не случайно. Берегитесь…
Хозяйка медленно повернулась и скрылась в глубине бордовых коридоров. В тот же момент входная дверь приоткрылась и я поспешил выйти.
Не успел я придать значения последней фразе красноволосой бандерши, как на верху я увидел чей-то высокий силуэт, который начал двигаться вниз мне на встречу. Голова его была опущена, от чего лица не было видно из-за шляпы. Он поравнялся со мной, а, сделав ниже еще пару шагов обернулся в мою сторону в пол оборота:
- Это вы так называемый Художник? – обратился незнакомец.
- Да, это я.
- Все ли у вас в порядке?
- Пожалуй, да.
В ответ прозвучала два резких хлестких звука. Незнакомец отмахнул в сторону дым и спрятал мушкет за пазухой.
- Вот видите, насколько все поправимо. – заметил он, медленно спустился вниз по лестнице, постучался как положено, дождался пока откроют и вошел внутрь.
Оживленный поток улицы оказался в пяти ступенях вверх от меня и по-прежнему не замечал узкой лестницы, в тени которой я остался в одиночестве истекать кровью.

9.
Черный маг. Часть вторая.
Все произведенные мной выяснения ровным счетом не дали ничего. Павловский – то, Павловский – это. Исследование череды жутких его деяний в какой-то момент превратилось в рутинное дело. Масштаб перестал удивлять, а события оказывались предсказуемыми.
Цифры и факты, конечно, впечатляли. К примеру, Гаю Славовичу по разным данным на текущий момент оказалось от 547 до 1014 лет и это предположительно. Судя по всему с летописцами у Павловского тоже велась определенная война, ибо хроники его дел были навряд ли удивительны и похвальны для искушенных потомков.
У меня – тридцатилетнего искателя – подобные цифры в голове не укладывались. Но, уж коли к целям сбора данных они меня не приближали, оставалось только удивиться и пройти мимо.
Еще выяснилось, что Павловский колдовал не всегда и не был нареченным магом. Ни мистического родства, ни удивительных проведений, ни связей с потусторонней стороной у него не случалось. В книгах лишь парой фраз намекалось, что Гай Славович превратился в мага черной стороны волевым решением. Что это за решение такое и на какой почве оно было принято как раз оставалось загадкой для летописцев. Встретилась еще такая фраза: «Гай Павловский, обычный горожанин города, не помышляя о делах и темном существе, на почве муки невыносимой, случайным образом – не ведая сути дел, разделил собственную внутреннюю ось на зло и благо, где последнему места не было и нет…» Это из одного из Гримуаров – как раз предисловие к «Сосуду Павловского». И таких вот данных, ни чем не объединенных и систематизированных, существовало великое множество, но в купе они не давали ровным счетом ничего.
Что касается смерти Павловского, анонсированной им при первой встрече под личиной лавочника – было это ничем кроме вымысла.
- Глупость какая! – раздался позади меня мужской голос, довольной высокий чтобы принадлежать мужчине.
Я повернулся на стуле. Позади меня, почти в самом центре мастерской алхимического форума стоял худощавый старик. И хоть между нами существовало метров пять длинны, он учтиво протянул мне руку  в целях приветствия. Безмолвное рукопожатие состоялось, и я решил уточнить:
- Что не так?
- Умирал он, умирал и не раз…
- А вам откуда знать?
- А я здесь ради того, чего нет в книгах…
- А вы кто такой?
- Архивариус. Не понятно, что ли? – с деланной обидой произнес старик.
- Будем знакомы, значит?
- Значит так. Мы уже знакомы – поздоровались ведь.
Я недоуменно пожал плечами в ответ и улыбнулся. Старик, оставив церемонии, продолжил:
- В книгах смысла не ищите. У людей все всегда хранится в сердце и разуме, а проливает в мир с языка. Книги… книги – они спят, забывают, что в них написано. Им это не интересно. Тем более здесь – в форуме, тем более о Гае Павловском. – архивариус ухмыльнулся и хихикнул вслед.
- И что же мне делать?
- Разговаривать со мной.
- А вам это зачем?
- Так книги спят, а архивариус – бдит. Я здесь ради этого и нахожусь. Но видят меня не все – не многим открываюсь. Вы здесь от 27-го числа – уже месяц сидите – я и сжалился.
 - И что хотели все-таки сказать?
- Я вашу мысль услышал, о смерти Павловского. Это заблуждение. Он умирал и не раз. Просто суждения у вас человеческие, а Павлоский – сущность, миф, демон, если можно так выразиться. Поэтому и разность в цифрах о возрасте. Вы же не скажете мне сколько допустим лет ветру? А я и голову пытать об этом не стану… Вот вам и пример.
- Интересно. И когда он умер последний раз?
- В том все и дело. Не умер, а возродился. Штука для восприятия сложная, но посильная. Такие как он не гибнут, а восстают из сумрака.
- Почему не жить все время? – задал я простой вопрос.
- Затратно, довольно – отвечаю на ваш простой вопрос, – старик улыбнулся своей находчивости.
- Затратно?
- Да – затратно. Расставшись с живым телом единожды, иметь в этом мире постоянную оболочку – роскошь. Тем более такие как Павловский покидают себя намеренно. То, что мы именуем смертью – для них выход за рамки. Они катятся к черту с улыбкой! Но тогда мирское тело становится чем-то вроде чашки чая на луне. Позволить себе, конечно, можно, но представьте сколько усилий?
- Довольно доходчиво. – заметил я.
- Правильно заметили. – парировал архивариус. – А отвечая на ваш предсказуемый вопрос о заметке в гримуаре, скажу следующее: следовать черному или белому всецело – невозможно! И Гай Павловский в этом никакой не последний. Это всего лишь спекуляции темной касты, щедро излитые в этих книжках. Видите ли, Павловский – не последний, а единственный черный маг из существующих! Понятно, что его собратьям по стороне выгодно сеять легенды о некогда существовавших великих всецело темных, но таких не было и нет. Любой колдун – это в первую очередь человеческая натура, а потом уже все остальное.
- Значит речь идет о невозможном?
- Верно, но не совсем – случилось ведь. – старик аккуратно улыбнулся. – Был Павловский обыкновенным человеком с огромным кипучим источником энергии внутри, таким по силе, что оказался неведом ему самому. И вот случилось в его жизни что-то создавшее в нем огромный импульс, который разделил его сущность на две части. Белую – добрую, телесную, и темную – злую, духовную. Последняя с той самой поры и вынуждена выбираться наружу и находить пристанище в миру. То есть вполне справедливо считать, что началом самого по себе существования Павловского является его смерть. Замечу, что подобные вещи если и происходят, то как правило после смерти.
- Возникают резонные вопросы…
- Справедливо. Отвечу по порядку. Телесная сущность в страхе бежала от него и считается, что исчезла без следа. Я такой версии доверяю слабо, но за неимением прочей информации вынужден с ней смириться. О каком событии, послужившем причиной раздела сущностей при жизни Павловского-человека, идет речь – не знаю и предположить не могу. Но так как все гениальное – просто, могу поделиться догадкой: речь может идти о женщине. За сим умываю руки.
- Тогда зачем ему дался я?
- За этим вы здесь. А у меня ответа для вас нет. В моей голове великое множество достоверной информации, но на Г. С. Павловским данные стремительно иссякают, и вас это касается в том же числе.
- И как мне дальше быть?
- Вы мучимы любовью к одной женщине. Сейчас она закрыта для вас, но вы чувствуете что когда-то это было не так и ищите путь вернуть ее внимание себе, которое хранится в глубине ее души. Она закрыта, отвлечена, в бесконечной дреме, но вам важно то место, которое она когда-то заняла в вашем сердце, и вы уже не раз убеждались, что избавиться от этого чувства вы не можете, равно как и пытаться забыть. Это идет против ваших чувств, вы не можете залить горло цементом и молчать, вы не можете остановиться в этом бесконечном стремлении, которое теперь и есть ваша жизнь. И жизни этой без нее вы не видите. Боюсь, что именно здесь ваши пути сходятся с черным магом.
- Как мне дальше быть? – настойчиво повторил я.
- Начните с простого – ищите ответа, там где искали. У Павловского! Вот вам перечень. – старик протянул толстую книгу. – Павловский-человек – крупнейший латифундист города. Крестом помечены места скрытой стороны – это его места. Там и ищите. Это оправданно. Рано или поздно он сам вас найдет.
- Спасибо!
- И вот еще: средство от вашей хвори. Иначе путешествовать вам не хватит сил. Сейчас высыпаете из склянки на язык и прочитываете надпись с бумажки вслед.
Я откупорил пробку и высыпал кислый порошок на язык. Части вещества еще не успели просыпаться к горлу, когда я прочел надпись: «Катись к черту!». Ломота в теле покинула меня, а волосы приобрели начальный цвет. Но образ моей любимой усилился.
- Только ярче стал, не правда ли? – прокомментировал мое наблюдение архивариус.
- Правда. – с грустью подтвердил я и по щеке непроизвольно скатилась слеза. Я стер ее со щеки. Высморкал в платок остатки порошка из носа, пожал архивариусу руку, но уже на стандартном расстоянии и покинул алхимический форум со справочником под мышкой.

10
Я еще дышал, когда крышка гроба захлопнулась. Доски не были подогнаны, поэтому исходили щелями, и серое небо напросвет оказалось для меня в руку, так как никаких сожалений по такому его цвету испытывать не хотелось. В остальном - мое тело ослабло, разбухший от жажды язык с трудом помещался во рту, низ живота пропитанный вязкой кровью был зловеще холоден. Я будто таял, с каждой секундой понимая, что от меня остается все меньше и меньше. И ни само мое существование, ни мои робкие попытки действовать и проявляться ровным счетом не были никому нужны. Никогда. Я так этого боялся всегда, но теперь могильная черта не оставляла мне шансов этого не признать.
Заклиная любовь стихами, зельями и обрядами, предавшись безудержному поиску истины происходящего я попался в ловушку. Неизвестный стрелок продырявил мне брюхо и неизвестные люди, посмеиваясь,  хоронили меня. "Так тебе и надо, дурак!" - то ли прозвучало в моей голове, то ли послышалось в разговоре могильщиков.
Без лишних церемоний гроб сбросили вниз, но новая боль от падения уже не вызывала в моем теле реакции. Холодная застоявшаяся вода вперемешку с грязью проступила сквозь дно и согрела мое ледяное тело, а вслед куски влажной земли стали шлепаться на доски, и по мере того, как слой нарастал, звучали все отдаленнее и глуше. Мои вечные любовницы - одиночество и пустота - в этот раз обняли меня с двух сторон крепче и как можно убедительней, попросили наконец заснуть. И я впервые согласился с ними.