Светотень

                Любезной моей супруге посвящается!

                СВЕТОТЕНЬ
                Повесть
               
                Так стон любви, страстей  и муки
                До гроба в памяти звучит.
                М.Ю. Лермонтов

                МУЗЕЙ

    Плотинка – исторический центр города Екатеринбур-
га – не самое оживлённое  и бойкое место уральской столицы,
но здесь каждый  неосознанно чувствует аромат 250 – летней
истории Среднего Урала. Только здесь, на небольшом по
длине участке, река Исеть – одна из самых трудолюбивых
рек России – одета в небогатое «ожерелье» из мрамора и
гранита. В отличии от Невского проспекта – в Санкт -
Петербурге и Дерибасовской улицы – в Одессе на Плотинке
нет праздношатающейся публики; здесь стоит «запах»
обычных трудовых будней… И этот «аромат» Плотинки выветрить
невозможно, им пропитана вся история областного города.
На правом берегу Исети, втиснувшись в земную твердь её
побережья, разместился Музей изобразительных ис-
кусств, «увенчанный» большой рекламной вывеской
«CANON» - щедрая дань российской культуры новым
экономическим веяниям и, наверное,- эта дань была вы-
нужденной. Бездушный, порой откровенно пошлый, ры-
ночный механизм, на территории России – как многим
кажется – полностью вытеснил настоящее искусство из
нашей жизни.
    В один из тёплых майских дней, когда областной центр,
в очередной раз, «накинул» на себя роскошно
- белый, с небольшим оттенком фиолетового цвета яблоневый
наряд, в Музее изобразительных искусств мучился – а это
действительно было так – над копией портрета Потеряев
Виктор – учащийся Художественного училища. Жители города,
явно, повеселевшие, после холодной зимы и по осеннему
промозглого апреля, энергично приступили к реализации
обычных весенних хлопот; они производили ремонт и подлицовку
фасадов зданий, занимались с необыкновенной страстью
разбивкой клумб и газонов. Городской «народец» сред-
него и песионного возраста мыслил – в это райское для
любви время – ещё и дачными участками и, конечно,
определённыиит видами на будущий урожай; молодёжь
была озабочена туристическими походами, экзаменами
в учебных заведениях и, конечно, лучезарной – как им
грезилось – судьбоносной Любовью… В атмосфере го-
рода вновь, как всегда – весною, явно обозначил себя
азарт жизни – неукротимый Эрос. Виктор расположил-
ся в зале западно – европейской живописи у портрета
неизвестного художника из Голландии «Портрет моло-
дого человека в берете с красным пером». Его товари-
щи – сокурсники уже давно закончили курсовые рабо-
ты, а вот он третью неделю не не выходит из этого по-
мещения; приличной копии с портрета не получалось –
нет цельного объёмного изображения, так называемого
монументально – скульптурного, линии почему – то не
могли «утонуть» в самой фактуре картинной копии и
воспроизводили «молодого человека» плоским и рель-
ефным … Много раз в течении этого дня Виктор бросал
кисть на палитру, размещенную тут же – на полу, в не-
средственной близости от складного стульчика,- и ухо-
дил курить.
    Залы музея с богатой коллекцией Каслинского литья
и замечательной подборкой картин русских живопис –
цев были практически пустыми; редкие экскурсанты
одиноко бродили по зеркальному паркету музейных
помещений. В этом была определённая тревога; об-
щество соблазнилось более доступной, но бездушной
фотографией, презрев, живописующую, исходящую
из глубины Души живопись, не востребовав вечные,
непреходящие высоко – художественные ценности.
    После очередной отлучки молодой художник вновь
вернулся на привычное рабочее место. У входа в зал,
в углу, сидела на стуле тетя Капа, так обычно учащиеся
называли Клеопатру Фёдоровну – смотрительницу му-
зея. Она сочувственно вздохнула, выразив таким обра-
зом определённое участие в нелёгкой доле начинающее-
го художника : «Не даётся..?»
   - Нет,- ответил Виктор и, присев на стульчик возле
мольберта, начал вглядываться в этот до «сумасшест-
вия» знакомый портрет. Порой ему «казалось», что этот
«молодой человек» - поглядывает на него – Виктора По-
теряева со злой и ядовитой усмешкой. Взяв в руки кисть,
он – боковым зрением – вдруг уловил, как к тёте
Капе подошла молодая и стройная блондинка, в легком
сиреневом платьице, с небольшой коричневой сумочкой
на длинном ремешке через плечо. Они – девушка и
смотрительница музея – по всей видимости, были хоро-
шо знакомы, ибо довольно долго о чём – то разговари-
вали, а затем медленно пошли по залу, продолжая бесе-
довать. Вот они подошли и остановились рядом с Вик-
тором, где Клеопатра Фёдоровна сердобольно посетова-
ла: « Вот, Лариса, уже третью неделю рисует … Все его
дружки давно закончили… Мучается…»  Девушка, на-
званная Ларисой, наклонилась к мольберту и, быстро
бросив взгляд на «Портрет молодого человека в берете с
красным пером», своеобразным грудным с «бархатис-
тым» оттенком, голосом отметила: « Конечно, я не спе-
циалист в изобразительном искусстве, но мне кажется,
что для изучения голландской школы живописи лучше всего
делать копии с Рембранта… У него светотеневая
игра на полотнах наиболее благородна; там нет антого-
низма – тень является союзницей света… Извините, но
у Вас в портрете ещё мало психологизма; внутренний
мир персонажа исчез за внешними обстоятельствами…
Этот «молодой человек» далеко не так добр, каким Вы его
изобразили… Мне так кажется…» Потеряев не без
удивления посмотрел на девушку: « Вы!.. Не хуже на-
шего преподавателя Солодовникова знаете живописное
искусство!?»
   - Ну, что Вы,- смутившись, ответила девушка, удаляя-
ясь с Тётей Каппой в противоположный конец зала. 
Виктор  не отрываясь, забыв о курсовой работе,
почему – то внимательно смотрел вслед удалявшейся паре.
Это была очень странная «парочка»; Лариса – молодая и
стройная, парящая, как нимфа – чудная свежесть весен-
ней поры, и тётя Капа – почти квадратная, погрузневшая
женщина, больше напоминающая огромного гнома из таинственного
подземного царства; они – эти женщины были «спаяны»
единым чувством – чувством любви к изобразительному искусству.
    После такой встречи, которая внесла смятение и вос-
торг в душу юноши, продолжать работу не было уже никакого
желания. Сложив мольберт, стульчик, аккуратно упаковав палитру,
краски, кисти Потеряев вышёл на улицу. Вся набережная Исети,
на Плотинке, была в белом «мареве» - яблоневом цвету. И только
огромные глыбы минералов были абсолютно безучастны к весен-
нему оживлению городского пейзажа. Виктор остано-
вился на площадке, перед входом в музей, вынул из кар-
манна джинсовой куртки сигарету и щёлкнул зажигал-
кой. По набережной реки проходили или же с хохотом
и визгом пробегали молодые девушки; юные создания,
не без жеманства и кокетства посматривали на стройно-
го, в аккуратно подогнанном по фигуре, черного цвета
джинсовом костюме, молодого художника. Жидкая, на-
чинающая курчавиться черненькая бородка придавала придавала
его – не получившего солнечного загара лицу - определённую романтическую привлекательность. Но томных взглядов юных дев Потеряев не
замечал: он думал о ней, о девушке по имени Лариса, которая так
легко и непринуждённо рассуждала о живописи. Это
обстоятельство так сильно подействовало на него, что
он совершенно в этот момент  забыл о курсовой работе,
экзаменах и даже начал органически – на клеточном уровне –
осознавать весеннее буйство природы. В этот
миг он впервые позавидовал минеральным глыбам на
плотинке: « Что камни? Никакой тебе психологии, люб-
ви… Неподвижны вечно – и всё тут…Нет душевного
смятения; камень - абсолютно земной, а она иная – небесная…
Такую любить невозможно: нет у меня неземной силы любви,
только очень хочется быть захваченным этой силой… От таких
дум даже страшно, но этот страх без ужаса…» На этом тягостные
рассуждения Потеряева прервались. Хлопнула дверь, и Виктор
быстро бросил сигарету в урну – показалась Лариса. Сиреневый
цвет её платьица – в яркий солнечный день – ещё точнее и
рельефнее обозначил белизну лица и волос. Она была просто
необычайно красива, и этим всё сказано…