Туфли из Одессы

Мы перешли в 9-ый, и в июне со школой поехали по детским туристическим путёвкам в Одессу. В классе мы дружили вчетвером. Но родители отпустили  только троих: Гальку, меня и Таньку, поэтому в нашем купе четвёртой была Светка из другого класса.
Мы казались себе очень взрослыми, но с нами, конечно, ехали сопровождающие: молодая учительница физики Ольга Михайловна (мы называли её демократичнее – Ольга) и какая-то безымянная женщина, по-видимому, чья-то родительница.
Нам было очень весело. Ещё бы! Едем в Одессу, к морю, к - Чёрному! Мы бесконечно жевали, доставая по очереди припасы, которые нам в дорогу выделили родители, и то спрыгивали, то вскакивали на верхние полки, то присаживались к столику, то бегали в другие купе к своим подружкам из школы. Мы безумолку о чём-то спорили, болтали, показывали друг другу свои нехитрые обновки для пляжа и прогулок, открывая и закрывая свои дорожные сумки, перекладывали свои вещички с одной полки на другую.
Оказалось, что у нас с Танькой одинаковые туфли! Ну и что, меня никогда не трогала одинаковость в одежде. Наверное, потому, что мы с сестрой в раннем детстве часто носили одинакового фасона платья, - маме так легче было шить.
А эти, мои,  туфли, мне очень нравились. Первые туфли на каблуке. Венгерские, кожаные, коричневые с узкими, немного срезанными носками и в крупный дырчатый горох.
Галька попросила передать ручку, которая была на дне моей дорожной сумки. Пришлось мне лезть к самому дну, и мешали туфли, завёрнутые, как тогда было распространено в газетку. Я положила их на верхнюю полку, нашла ручку и дала её Гальке.
Поезд был обычный пассажирский, часто и надолго останавливался  на станциях и полустанках. Мы выбегали на перроны за мороженым или водой (всё же экономя свои денежки), и предвкушение чего-то очень хорошего и счастливого бродило в наших головах и находило выход в бессонном глядении туда, на просторы, за вагонные окна. Утром поезд пришёл в Харьков. Объявили стоянку: целых сорок минут. Мы всей гурьбой ринулись в город. Светка идти отказалась, и Танька попросила её выбросить мусор, который Татьяна собирала тщательно, потому, что была чистюлей, почти сутки в чёрный негнущийся полиэтиленовый пакет.
Харьковский вокзал был окружён мышиного цвета новыми большими неприветливыми зданиями. Ничего хорошего в Харькове мы не успели увидеть.
Когда мы вернулись на путь, где стоял наш поезд при прибытии, его там не оказалось, и мы вместе с нашей Ольгой стали бегать по путям в поисках своего поезда.
Было очень смешно, когда Ольга кричала во весь свой отрепетированный уроками физики голос, около кабинета дежурного по вокзалу, а потом и в кабинете начальника вокзала, плакала и обзывала себя последними словами.
На самом деле она была ни при чём. Просто поезд опаздывал, стоянку сократили, и он уехал…
Мы остались в Харькове, а остальные, их было всего трое: наша Светка и Вовка Кузнецов из другого купе, ну и та безымянная женщина.
До Одессы наша компания двинулась на пригородных поездах: день мы летели до Винниц, а ночь на другом поезде, утром въехали в Одессу. Трое несчастных сирот ютились на скамейках и охраняли наш общий багаж. Встреча с багажом была бурной. Потом нас поселили в школе-интернате на улице Ленина. Тут мы подробнее стали изучать содержимое наших сумок. В моей не хватало венгерских туфель. Светка сказала, что она всё покидала в наши сумки, - всё, что было в купе, просмотрела все верхние полки вместе с проводницей. Галька и Танька тоже проверили свои сумки, - ничего.
Когда началась культурная программа, начались и переживания Ольги Михайловны. К ночи мы с ней поехали снова на вокзал, встретиться с проводницей, поискать туфли в нашем бывшем вагонном купе.
Помню, как мы ехали в пустом ночном Одесском трамвае с несбывшимися надеждами обратно в интернат.
Ольга Михайловна не унималась, предложила всем скинуться мне на новые туфли из Одессы. Для меня началась унизительная процедура, Ольга, не стесняясь меня, подходила к каждому, и твёрдым голосом требовала деньги мне на туфли. Ольга сосчитала, что собрать нужно было с каждого по 96 копеек.
Меньше всего денег с собой, было у Светки, и она долго сопротивлялась, отговариваясь, что она не обязана отдавать свои деньги мне, ведь она даже не выходила в Харькове.
Потом, мы всей компанией, в свободное от моря и музеев время, ходили по обувным магазинам смотреть мне туфли.  Это было весело. Но почему-то ничего не попадалось. По ходу мы покупали на всех много черешни жёлтой и красной и с восторгом лопали её. В конце концов, я устала искать туфли и купила первые, попавшиеся моего 34-го размера. Индийские, кожаные на кожаной подкладке, чёрные, узконосые, изящные только с виду, потому, что колодка у индийских туфель совершенно плоская и, как выяснилось позже, носить их было невозможно. Но для первой встречи в Куйбышеве показать маме с папой было что.
Мы провели в Одессе прекрасные десять дней.
Приехали в Куйбышев поздним вечером. Меня встречала сестра со своим будущим мужем – поэтом. По этому случаю, он написал стих, в котором были такие строки:
                - Да, здравствует, поезд
                «Новосибирск – Одесса»,
                Да, здравствует, Маша –
                Человек большой души
                и поэтесса!

Прошло много лет. Однажды в аптеке, отходя от окошечка регистраторши, ко мне обернулась приятная высокая женщина, я с трудом в ней узнала Светку. Мы отошли в сторонку и стали с удовольствием болтать. Светлана вспомнила про Одессу, про туфли. И вскользь заметила, что в том пакете с мусором, который просила её выбросить Танька, лежали чьи-то туфли. Потом добавила,- ведь они у вас с Танькой были одинаковые, только Танька носила 39-й размер обуви, поняла!