Перевод рассказа Дороти Паркер Standard of Living

 Уровень жизни

Аннабель и Мидж вышли из кафе независимой, медленной походкой свободных людей, т. к. это была вторая половина субботы. По обыкновению их ленч включал сахар, крахмал, растительные и животные жиры. Обычно они ели сандвичи из мягкого свежего белого хлеба с маслом и майонезом; они также ели большие куски торта с кремом,  взбитыми сливками и растопленным шоколадом с толчеными орешками. Альтернативой субботнего дня были пирожки с мягкими кусочками мяса, обильно пропитанного соусом, они также ели мороженое, мягкое внутри, заполненное какой-то сладкой массой желтого цвета, не твердой, и не жидкой, как мазь под солнцем. Они всегда выбирали такую еду и не думали о фигуре. Их кожа была нежной, как лепестки лесной анемоны, их животы были такими же плоскими, а бедра такими же узкими, как у индейских воинов.

Аннабель и Мидж стали дружить почти с первого же дня, когда Мидж нашла работу стенографистки в фирме, где уже трудилась Аннабель.  К этому времени Аннабель проработала в отделе стенографии 2 года и дослужилась до 18 долларов и 50 центов в неделю, а Мидж все еще сидела на 16 долларах. Они обе жили с родителями и отдавали им половину своего заработка.

Столы девушек стояли рядом, они вместе ходили на обед и вместе уходили домой после работы. Большинство своих вечеров и выходных дней они проводили вместе. Часто к ним присоединялись двое молодых людей, но в таких квартетах не было постоянства; двое молодых людей уступали место парочке других молодых людей, и все обходилось без неуместных упреков, поскольку новая пара мало чем отличалась от предыдущей. Неизменно девушки проводили жаркие послеобеденные субботы вдвоем. Постоянное использование не износило до дыр ткань их дружбы.

Они были похожи друг на дружку, хотя сходство было не в чертах лица, оно сводилось к форме их фигур, движений, стилю, украшениям. Они полностью делали все то, что не рекомендовалось делать молодым  служащим фирмы: красили губы и ногти, наносили тушь на ресницы, осветляли волосы, а запах духов, казалось, так и рассеивался вокруг них. Они носили короткие, тонкие, яркие платья, облегающие грудь, и босоножки без задников, с загнутыми носками, причудливо переплетенные ремешками. Они бросались в глаза, выглядели банально,  но очаровательно.

Сейчас, когда они шли по Пятой Авеню, и горячий ветер раздувал их юбки, они вызывали всеобщее восхищение. Парни, лениво болтая возле газетных ларьков, награждали их репликами, восклицаниями и наивысшим проявлением одобрения – свистом. Аннабель и Мидж игнорировали их реакцию, они шли, не ускоряя шаг, высоко держали голову, ступали с предельной  четкостью.

В свои полуденные субботы девушки всегда шли прогуливаться по Пятой Авеню, т. к.
 это было идеальное место для их любимой игры. Вообще-то игрой можно было заниматься в любом месте, конечно можно, но огромные витрины магазинов были стимулом для проявления наилучших способностей игроков.

Игру придумала Аннабель; вернее, она ее усовершенствовала из старой. Собственно говоря, это было не что иное, как давно известное развлечение – что – бы -  вы -  предприняли, -  если бы - у вас - был -  миллион - долларов? Но Аннабель составила новый ряд правил для игры: сократила их, сделала  более  целенаправленными и строгими. Как и всякие игры, чем труднее, тем интереснее.

Версия Аннабель была такой: вы представляете, что кто-то умер и оставил для вас наследство в миллион долларов. Ну, как вам? Но завещание содержит условие: каждую пятицентовую монету этих денег вы должны потратить только на себя.

В этом и заключался риск. Если во время игры вы увлеклись и забыли об этом условии и включили в список своих расходов,  например, аренду новой квартиры для своей семьи, то вы потеряли свою очередь в пользу другого игрока. Просто удивительно, как многие игроки, и некоторые из них просто эксперты, теряли свои выигрыши из-за таких ошибок

Очень важным условием является также и то, что к игре нужно относиться максимально серьезно. Каждую покупку нужно очень внимательно продумать и в случае необходимости обосновать аргументом. Не было никакого спортивного азарта играть, как Бог на душу положит. Однажды Аннабель предложила  Сильвии, девушке, которая работала с ними в этой фирме,  поиграть с ними. Она объяснила ей правила и предоставила первый ход: «Что бы ты сделала прежде всего?» Сильвии не хватило приличия даже на секундное размышление  «Ну, я бы вышла на улицу и наняла б кого-нибудь застрелить миссис Гери Купер, а потом…» Конечно, сразу стало понятно, что играть с ней было бы неинтересно.

Но Аннабель и Мидж от рождения было суждено стать подругами, т. к. Мидж играла, как мастер, как только об игре узнала. Именно она добавила штрихи, чтобы игра стала интереснее. По ее предложению эксцентричный человек, который умер и оставил вам деньги, не был кем-то вам дорогим, или даже кем-то знакомым. Это должен быть кто-то, который где-то вас увидев, подумал: «Вот девушка, которой нужно иметь много денег. Я собираюсь оставить ей миллион после своей смерти». И смерть должна была быть ни преждевременной, ни болезненной. Ваш благодетель, достигнув престарелого возраста и готовящийся к смерти, должен был легко уйти во время сна и отправиться прямо на небеса. Эти смягчающие обстоятельства предоставляли девушкам роскошь играть с чистой совестью.

Мидж играла с серьезностью, которая была не просто оправданной, но и чрезмерной. Единственной трещинкой в их дружбе стало заявление, однажды сделанное Аннабель, что первое, что бы она купила за миллион долларов, будет шуба из серебристой лисы. Это прозвучало так, как будто она ударила Мидж по лицу. Когда она пришла в себя от изумления, то воскликнула, что  не могла себе представить, как Аннабель могла допустить такую вещь! Шуба из серебристой лисы! Это же так банально! Аннабель защищала свой вкус, утверждая, что они не банальны, Мидж спорила, что банальны, и добавляла, что все носят такие шубы, и в запальчивости, слегка не в себе заявляла, что скорее бы умерла, чем купила такую шубу.

В течение последующих нескольких дней, хотя девушки постоянно виделись, они  разговаривали друг с дружкой редко  и небрежно и ни разу не играли в свою игру. Но однажды утром, войдя в офис, Аннабель подошла к Мидж и сказала, что передумала и как только получит наследство, то не будет из своего миллиона покупать шубу из лисы, а только из норки.

Мидж улыбнулась, и глаза ее заблестели.
–Я думаю,– сказала она,– ты поступаешь абсолютно правильно.

 Теперь, когда они шли по Пятой Авеню, то стали играть по-новому. Это был один из тех  дней в сентябре, когда его все проклинают: было жарко и душно, а ветер разносил пылинки. Люди шли согнувшись, шаркая, едва волочили ноги, но девушки держались ровно, с высоко поднятой головой,  как и подобало юным наследницам  во время полуденного променада. Сейчас для них не было формальной  необходимости начинать игру с самого начала. Аннабель сразу же приступила к  сути:

– Итак,–  начала она, –  ты получила этот миллион долларов. –  Что бы ты сделала в первую очередь?

– Ну, первое, что бы я сделала, это купила бы норковую шубу. Но она произнесла это механически, как будто отвечала на заранее ожидаемый вопрос.

– Да, – сказала Аннабель, – я думаю, тебе следует ее купить, норку насыщенно темного цвета.
.
Но она тоже говорила, как заведенная. Было слишком жарко; каким бы темным, гладким и мягким ни был мех,  все- таки его ужасно было себе представить в такую жару.

Некоторое время они шли молча. Потом взгляд Мидж упал на витрину магазина.  Изумительные ювелирные украшения были элегантно выставлены на витрине, сверкая на строгом темном фоне.

– Нет,–  сказала Мидж,– я беру свои слова обратно. – Первой я бы купила не норковую шубу. А знаешь что? Я бы купила нитку жемчуга.

Вслед за Мидж Анабель тоже взглянула на витрину.

– Да, – произнесла она медленно. – Я думаю, это хорошая мысль. И это логично, потому что жемчуг ко всему подходит.

Вместе они подошли к витрине и почти прижались к ней. В ней был выставлен только один предмет –  двойная нитка крупных гладких жемчужин с застежкой из темного изумруда вокруг шейки из розового бархата.

 – Как ты думаешь, сколько они стоят?
– Ну, не знаю, – ответила Мидж –  Наверное, кучу денег.

– Например, тысячу долларов? – спросила Аннабель.
– Думаю, больше, – ответила  Мидж. – из-за изумруда.

– 10 тысяч долларов?– спросила Аннабель.
–  Даже не знаю, –  ответила Мидж.

Черт толкнул Аннабель в ребро.
– А слабо войти и спросить цену?
–  Фу, раз плюнуть.
– Ну, давай,– сказала Аннабель.
–Такой магазин даже может быть закрыт после обеда, – сказала Мидж.
– Нет, он открыт, – сказала Аннабель. – Люди только что вышли. И швейцар стоит у двери. Ну, что, войдешь?
– Ладно,– сказала Мидж, – но ты войдешь тоже.

Они холодно поблагодарили швейцара при входе. Внутри было прохладно и тихо, это была большая, изысканная комната, со стенами, обитыми панелями и мягким ковром на полу. Но лица девушек выражали такое презрение, как будто они вошли в хлев.

Худощавый, безупречно одетый клерк подошел к ним и поклонился. Его чисто выбритое лицо не выразило удивления при их появлении.

– Добрый день, – сказал он, как бы намекая, что никогда не забудет, если они окажут ему услугу, приняв его вежливое приветствие.

– Здравствуйте, – холодно ответили одновременно Аннабель и Мидж

– Чем могу…?

– О, мы просто заглянули присмотреться, – сказала Аннабель. Это звучало так, как будто она бросала слова с какого-то возвышения.
Клерк снова поклонился.

– Мы с подругой случайно проходили мимо, – сказала Мидж и сделала паузу, якобы прислушиваясь к фразе, – и просто заинтересовались, сколько может стоить жемчужное ожерелье, выставленное у вас на витрине.

– Ах, это, – сказал клерк. – Двойная нитка. Двести пятьдесят тысяч долларов, Мадам.
– Понятно, –  сказала Мидж.

Клерк поклонился. – Исключительно красивое ожерелье. Желаете взглянуть?
– Нет, спасибо,– ответила Аннабель.

– Мы с подругой просто случайно здесь проходили,  –  повторила Мидж.

Они повернулись уходить, уходить от этой жизни, к своей обычной. Клерк подскочил, чтобы с поклоном  открыть им дверь, когда они проплывали мимо.

Девушки шли по Авеню,  по-прежнему сохраняя презрительное выражение на лицах.

– Надо же! – сказала Аннабель.–  Ты можешь себе такое представить?
– Двести пятьдесят тысяч долларов! – воскликнула Мидж. – Это же целая четверть миллиона долларов!

– Ну и наглость! Что он себе позволяет?

Они шли дальше. Постепенно презрение покидало их лица, как бы осушая их, уплывая, а с ним уходили царственная осанка и походка. Их плечи поникли, они едва волочили ноги, наталкиваясь друг на дружку, не замечая этого и не извиняясь, и наталкиваясь снова. Они шли молча, с затуманенным взором.

Вдруг Мидж выпрямила спину, высоко подняла голову и заговорила  четким и сильным голосом.

– Послушай, Аннабель,– сказала она. – Предположим, был один ужасно богатый джентльмен. Ты его не знаешь, но он где-то тебя увидел и захотел что-то для тебя сделать. Ну, он уже очень старый, понимаешь? И вот он умирает во сне и оставляет тебе десять миллионов долларов. И тогда, что бы ты с ними сделала прежде всего?