Гл. 5 Плен ч. 4

      Личного обыска у пленных не делали, поэтому многие имели и часы и кольца и другие ценные вещи. Всё это попадало на толкучку, продавалось, перепродавалось, менялось и разменивалось. Тут же велись разговоры и менялись новостями. Но никто не мог сказать, где правда, а где ложь.
      Пленные были предоставлены сами себе и как могли, убивали время, чтобы хоть как то отвлечься, забыться от реальности.
      В лагере были случаи бегства, но это были только попытки. Ночью по периметру шарили прожектора. Охрана по углам с вышек зорко следила за пленными днём и ночью. Шансов на побег было мало.
      В начале октября по лагерю прошёл слух, что немцы будут набирать охотников во Власовскую армию, особенно из украинцев. Эта армия самостоятельной Украины, под протекторатом Германии, как в Италии, Румынии и других странах. Базар зашумел. Нашлись знающие пленные, которые объяснили кто такой Власов. Основное было ясно, что генерал Власов продал свою армию немцам.
      Прошло дней пять и лагерь зашевелился. Стали отбирать украинцев. Набралось их тысячи три. Кто вступал в армию Власова, тот получал улучшенный паёк и разные льготы.
      В октябре положение пленных ухудшилось. Ночные холода и частые дожди разрушали здоровье пленных. Питание сменилось с хлеба, мёда и супа пшеничного, на брюквенную похлёбку. Голод давал о себе знать. По лагерю распространилась вша. Казалось, вши были везде – на теле, на нижнем белье, на шинелях. В погожие дни пленные выбивали надоедливых насекомых, которые выпивали последнюю кровь. Постирать бельё и вымыться самим, не было возможности. Вода была в лагере только холодная. Многие соглашались вступить в армию Власова, чтобы спасти себя от таких бедствий и напастей.
      - Борьба за существование, - сказал Сохрутин, обсуждая положение пленных в лагере.
      - С огня, да в полымя, - ответил Кулажинский.
      - А ты что молчишь? – спросил Сохрутин Кудласевича.
      - Что я могу сказать? У каждого свой разум и совесть. Нахально не гонят, не заставляют. Идти то не на свадьбу, а на убой. Немцы их головы не пожалеют, а бросят на передовую. Да  и не могу понять я этого. Они идут на своих же. В башке не укладывается. Вот лучше подумать, как выскребаться отсюда.
      - У меня идея, - сказал Сохрутин.
      - Говори, - отозвались оба.
      - Вступить в охотники в армию Власова, а потом чмых и ходу.
      - Да! – идея заманчивая – Но тут бы не погореть. Немцы тоже не дураки. Поделят между своими, два немца и ты третий. Вот и уйди.
      - А с транспорта? – не унимался Сохрутин.
      - Э! Бабушка надвое ворожила. Пока не подохли же. Может лучше случай будет, но туда не пойду, - серьёзно ответил Кудласевич.
      Весь следующий день в соседней части лагеря было движение. Из лагеря было выведено много пленных, кто согласился воевать в армии генерала Власова. Базарный толчок опустел. Будущих Власовцев снабдили пачкой мёда и батоном белого хлеба. Обед они получили с новых полевых кухонь. Немецкие повара им приготовили  картофельный суп с мясом. После обеда колонна длинной вереницей потянулась от лагеря. Пленные вслух проклинали вдогонку продажные души, которые согласились служить врагам.
      На следующий день в половине лагеря, где был Сохрутин и его друзья, пришёл приказ о разделении по национальностям. Теперь белорусы должны быть в сотне с белорусами, украинцы с украинцами, поляки с поляками и так далее.
      Третью землянку-барак занимали поляки. Их было около ста человек и держались они организованно. В числе их было около двадцати человек, которые попали в плен в 1939 году, когда немцы занимали Польшу. Никто не знал, как они попали в лагерь, но ходил слух, что они строили ограждение этой территории. Их привезли с других лагерей. Командовал ими немец и старший землянки. Каждую субботу они получали хлеб или сухари и другие продукты, табак-самосад, а когда и сигареты. Всё это шло от Красного Польского Креста. Эта группа не принимала поляков, которые воевали с 1941 года в Красной Армии. И в землянке у них была солома, а крыша полностью покрыта толью. Голод по ним совсем не был виден.
      В середине и под конец октября, положение пленных стало гибельно. С обеих частей лагеря многих куда-то отправили. Но несколько тысяч ещё оставалось в лагере. Голод до того доводил людей, что ножами перерывали землю до полу метров в глубину, чтобы съесть все корни растений и дождевых червей. Некоторые сдирали последнюю толь с крыш, которую жгли в пепел. Пепел мешали со своим калом и употребляли в пищу. На обед уже давно не было пшена или чего-нибудь другого, а лишь порченые листья капусты или полугнилая картошка, залитая кипятком. Еду даже не варили.
      Пищу раздавали из столитрового деревянного бочонка из под селёдки. Следили за раздачей двое капо. Часто спокойная раздача заканчивалась тем, что задние ряды напирали и рвались к еде. Котелками все хотели набрать еды без очереди. Ни какие палки капо не помогали усмирить голодных. Бочка переворачивалась. Вперемешку с грязью проворные пленные, хватали капустные листы или картофелины и убегали. Бочку разрывали на части, грызя и высасывая еловую клёпку.
      Немец стоял и усмехался, называя русских: «Швайне!», а капо проворно действовали дубинками. Попадали по голове, плечам. Пленные падали под ударами, уходили в кровоподтёках.
      В таких условиях народ вымирал как мухи. Каждое утро к воротам выносили раздетые до нага тела людей и складывали рядами. Все были высохшие, как скелеты только с кожей…
Продолжение следует...