Наши невероятные приключения

1. И ВОТ МЫ ПОШЛИ...

 Ага... мы взяли на прогулку
 маленьких пластилиновых собачек -- Трезора и Чоку.
 Я и Маша иногда ходим в широкое поле,
 и Маша показывает своим пластилиновым друзьям
 синее небо и синюю речку, жёлтую дорогу
 и какие-то деревья. Зелёную траву...

 Сначала мы вышли на дорогу
 из серых гранитных глыб, присыпанных гравием.
 Её нагромоздили на закате социализма
 от села Бармышева до гранитного карьера. Километра три-четыре?
 С тех пор прошло уж никак не меньше десяти лет,
 на обочине выросли маленькие яблоньки, рябинки, тополя...
 Черемуха... Весной они буйно расцветают.

 А ведь был просто луг за деревней, да-да. Пустой луг,
 если не считать травы. Семена с деревенских деревьев
 над ним пролетали, и ничего не росло.
 А теперь тут и красный иван-чай. Даже маслята
 по самой кромке дороги. Но их нельзя есть...

 По дороге должны были возить гранит с карьера
 куда-то вдаль. Денег выпросили многовато,
 так что удалось пристроить к дороге даже огромадную баню
 с бильярдной комнатой и ещё чего-то.
 Теперь там в одиночестве парится и гоняет шары
 осиротевший сторож.
 Карьер заполнила вода, теперь это озеро эпохи
 победившего капитализма. Гранит капитализму почему-то
 не нужен - даже для могильных памятников.

 Там дальше, за Татарским мостиком, если свернуть налево,
 простираются торфяники. Глубокие канавы с водой,
 заросшие всякой лесной мелочью. В одну из них я однажды упал,
 потому что подломилась жёрдочка...
 Торф почему-то тоже давно никому не нужен -
 уже лет тридцать или сорок.

 Да и мостика никакого нет и не было вовсе... Ни Русского, ни Татарского.

 Мы пошли по дороге, и Маша показала собачкам реку-ручеек
 Чукаиху.  В половодье она течёт под дорогой
 через две большие трубы... Раньше-то маломальская дорога
 шла выше по течению, и мы там со старшими внучками
 когда-то давным-давно ловили пескарей - у брода.
 Этим внучкам я тогда ещё пел колыбельные
 и рассказывал ночные сказки.
 И они спорили, у чьей кровати я должен сидеть сегодня.

 Собственно говоря, я рассказывал им одну-единственную сказку,
 где Иван-царевич, мальчик Петя и три мои внучки
 обходили богатырским походом всю нашу Русскую землю,
 по пути побеждая драконов, разбойников, злых колдунов
 и просто негодяев. Кто-то ведь должен был
 содержать в порядке нашу Русскую православную землю.
 А? Или не должен?
 Или пусть здесь безобразничают все кому ни лень?

2. И ВОТ МЫ ПОШЛИ КУДА-ТО...

 Когда внучки подросли, пришлось увеличить дозу
 сказочной назидательности, потому что они стали
 ссориться и даже иногда драться.
 Старшая (назову её Катя) любила обижать,
 а средняя (назову её Даша) любила обижаться.
 Эх, жизнь...
 Я их старался мирить, но в результате они обе почему-то
 повернулись ко мне спиной. Выросли? И безразмерную сказку мою
 разлюбили за некоторую назидательность. И меня разлюбили?
 Или просто ничего не было?
 Вот ведь как бывает. Да... Эхехе.

Впрочем, важно совсем другое. Важно, чтоб во мне самом
жила любовь. Ибо это имя Бога. И оно вечно. И приобщает нас к вечности.

 С дочкой, их мамой, у нас всё по-другому.
 Почему-то мы ВСЕГДА любили друг друга. Если она иногда
 получала двойку, я мог с ней два или даже три дня
 не разговаривать - и это было наказанием,
 потому что мы очень любили друг друга.
 А как же: если люди совсем чужие, то они могут
 не разговаривать неделю, месяц, год. А если...
 Она вела меня, взявши за палец,
 сквозь тьму мира сего,
 сквозь мрак и морок. Угу. Без неё я бы давно
 помер от огорчения. Правда...

 Мы с ней даже ходили в походы по родному краю -
 от родной нашей летней деревни и по Дарьяльскому ущелью,
 например. У нас там от маленькой речки Кунары
 уходил в лес глубокий овраг, и мы его звали Дарьялкой.

 Или шли вокруг огромной ямы с белыми каменными утёсами,
 где ещё до войны добывали бурый железняк.
 Там высокая трава, высокие деревья и маленький ручей. Или...
 Я-то бы лежал на кровати с книжкой, но дочка брала меня
 за руку, а сзади толкала Мария, моя разлюбезная жёнушка.
 Как хорошо -- теперь есть о чём вспомнить. Хорошо,
 когда мы совершаем маленькие подвиги,
 кои запоминаются на всю жизнь.

 Вот и с маленькой Машей мы отправились
 в маленький поход. Перешли по гранитной дороге
 речку Чукаиху, Чуку, а там уже фундамент коровника.
 Да, конечно, его не видно -- только иван-чай, крапива,
 лопухи... Давно нет ничего -- ни коровника,
 ни маленькой лесопилки, ни прочих сельских предприятий.
 Только частная торговля (из-под полы) палёной водкой.

 В деревне живут одни старушки и дачники. Например,
 мы с Машей, моя пожилая сестра Галина... эх, писано сие ещё
 в третьем годе нового тысячелетия, когда она была тут...
 на земле... И наша с ней 93-летняя мама, которая
 тогда  выходила во двор и сидела на кровати
 под рябинкой, а в свой последний год только в избе путешествовала
 от кровати до кресла.
 Плохо видела, плохо слышала, плохо ходила...
 Господь дал время сосредоточиться в молитве.

3. КУДА ЖЕ МЫ ПОШЛИ...

 О чём же я... да-да, мы пошли,
 а дома остались старенькая мама-бабушка
 и сестра Галина.
 Она к нам каждое лето приезжала из Киева, чтобы
 ходить за матерью. Да, собственно, все эти последние 50 лет приезжала...
 Удивительный и не очень понятный мне человек. Однажды
 привезла мне костюм своего покойного мужа,
 а я там обнаружил рублей 200 старыми советскими...
 Это много. Больше моей месячной зарплаты.

 Они лет пять пролежали там в Киеве...
 и ко мне привезла, не посмотревши в карманах...
 Я-то разве не посмотрел бы? Да первым делом
 проверил бы все закоулочки...
 А она... чистейшей души человек... не мне чета. 

 Ну, ладно. Значит,  дошли мы с Машей до коровника.
 Когда-то я тут недалеко разрабатывал месторождение
 старого навоза, ставшего землёй.
 Брал тачку, лопату, ведро и шёл вброд через речку,
 потом непроезжей тропой или просто через крапиву.
 Но когда соорудили вот эту гранитную дорогу, будь она неладна,
 моё месторождение мгновенно вычерпали ушлые
 автомобилисты. Охохо...

 А за коровником до сих пор не засыпана цилиндрическая яма
 для силоса с бетонными боками.
 Да было бы странно, если б кто засыпал... Кому надо...
 Однажды я там обнаружил... собаку. Она полдня визжала и лаяла -
 с перерывами, пока я не сообразил, что звуки доносятся
 не из деревни.
 Продрался сквозь заросли бурой крапивы в рост человека,
 заглянул в огромную яму и сразу понял,
 что тут нужна лестница. Которую сразу же и притащил из дому.

 Опустил её в яму и,
 любуясь на себя со стороны (вот, мол, какой сердобольный
 и чуть ли ни святой человек),
 стал спускаться в преисподнюю.

 Почему-то я полагал, что бедная собачка сразу же бросится
 мне на грудь. Из благодарности и от счастья.
 Тёма и Жучка.
 Но собака с верёвкой на шее сразу же стала убегать.
 Так вот мы с ней и описывали круги по заросшей крапивой яме.

4. НУ, ЯСНО КУДА...

 ...Так вот мы с ней и описывали круг за кругом по заросшей крапивой яме.
 Круг за кругом... Ага. Пришлось идти домой за хлебом
 (а это опять минут пятнадцать).
 Правда, хлеб тоже не помог.
 Тогда я стал создавать опорные хлебные пункты
 на нашей скорбной тропе,
 чтобы собака хоть чуть-чуть, хоть слегка замедлила свой бег
 по бесконечному кругу.

 Возле хлеба она останавливалась и злобно рычала. Собака
 небольшая, но вдруг укусит?
 В конце концов мне удалось наступить ногой на верёвку и
 осторожно подтянуть это несчастное существо к себе.
 Взял существо под мышку, поднялся по лестнице
 и с отвращением отпустил гадюку,
 которая тут же рванула куда глаза глядят.

 Разуверилась в людях... Или с рожденья не верила?
 Не встречала человека, который бы просто её кормил
 и гладил иногда.
 Рассказывал сказки, пел песенки, стирал пелёнки, ставил градусник
 и болел вместе с ней. Да-с... Укладывал спать.
 Готов был умереть ради... Да что там...

 Потом мы с Машей покинули гранитную дорогу и пошли через поле
 к дальнему лесу. Впрочем до леса на этот раз не дошли.
 Маша стала бегать по дороге и по стерне,
 отдавши мне пластилиновых собачек Трезора и Чоку.
 Я их положил в нагрудный карман рубашки.

 Вообще-то Трезор был соседской собакой - помесью лайки и
 какого-то терьера. Он был вольной птицей, бегал по деревне и
 окрестным лесам... но иногда, конечно, лежал возле дома
 и облаивал местных алкашиков,
 у коих здесь пролегала заветная тропа к дому с дешевой водкой.
 Иногда он даже ходил в атаку,
 и алкашики матерились, обещая его убить, повесить, зарезать,
 четвертовать и так далее.
 Выкрикивали всякие злые слова в окна хозяйского дома,
 и могучий мужик Степаныч иногда беззлобно оправдывался:
 он, мол, и мухи не обидит, а лает просто так.
 Не держать же его на цепи...

 Одна из трезоровых троп пролегала и по нашему саду-огороду.
 Но он как-то нелепо погиб, когда в одном из домиков стали
 травить толстых поганых крыс.
 То ли крысу съел, то ли приманку.
 Издержки свободы - на цепи сохранился бы в целости... А?

5. НО КОГДА ЖЕ...

  ...Но когда же начнутся хоть какие-нибудь
  приключения? Наверное, никогда не начнутся...
 (Я ещё тогда даже и не предчувствовал, не предощущал...
 неожиданную находку.)
  Кстати, вторую пластилиновую собачку звали - Чока.
  Он был домашней собакой других соседей.

  Такой большой и чёрный сторожевик. Ризен-шнауцер.
  Он был последним в помёте и потому выказывал некоторые
  странности характера, за что и прозвали: чОкнутый, Чока.
  Однажды его гладила девочка, пыталась играть с ним, а он
  чуть её не убил. Зубы рванули щёку
  в каком-нибудь сантиметре от горла, еле уняли кровь.

  Потом отец этой девочки застрелил его из ружья.
  Конечно, таких вот неожиданно-свирепых собак (по правилам собаководства) нужно... Это ж не собака, а топор в руках сумасшедшего.
  Но мы же сердобольны, да? Милосердны... Уж и не знаю,
  как тут быть... если собака не друг человека.

  Маша бегала по полю, по жёлтой стерне. По жолтой стерне.
  Здесь когда-то сеяли овёс, а теперь просто растёт трава.
  Её нынче наполовину скосили,
  но так и оставили почему-то на поле. Кто и зачем косил?
  Загадка... Но, может быть, всё просто:
  вывозить сено раздумали просто потому, что оно не имеет сбыта,
  ибо в новую историческую эпоху
  общественный скот просто-напросто... ликвидировали. Забили.

  А одинокий поселянин на коровёнку сам себе заготовит. Да?
  Сто лет правит страной инопланетная цивилизация. Или триста?
  То кнутом и маузером вводят план БЕЗ рынка,
  то -- рынок БЕЗ плана.
  То у них орёл БЕЗ решки,
  то решка БЕЗ орла.
  То дух без материи, то материя бездуховная. 
  Мыслители...
  Могли бы в конце концов догадаться, что у монетки две стороны.
  Или не могли бы? Ошибка в генетическом коде. Чока и Ко...

  Где-то там внизу, на уровне моего пояса бегала маленькая
  Мария. Раскраснелась, развеселилась.
  Мне тоже стало жарко; снял рубашку и кинул на плечо.
  Ах да, мы ведь тоже пошли с собакой, с рыжим колли, которого
  нужно гонять каждый день, чтобы он всё-таки ел свою кашу
  (я иногда набирал эту кашу в ладонь и подносил её к собачьему носу).

  Филя нашёл у дороги грязную палку и говорит:
  давай, хозяин, бросай подальше! Он мог чуть ни час бегать туда-сюда.
   
  Охохо... печатаю, а всевозможная козявочная семья под руку лезет.
  Деда, давай рисовать... деда, давай баночками играть:
  "Здесь в бутылках колючая вода -- генеральская!"
  Почему генеральская?  Деда-деда...
  Перерыв...

6. УЖ И НАЗВАНИЯ НЕ ПРИДУМАЮ ГЛАВЕ ВОТ ЭТОЙ

  Опять меня куда-то понесло...

  ...В 93-м потерялся рыжий филькин предшественник Гром.
  Дворняга, с детства опекаемая нашей кошкой Стешей... Да-да.
  Однажды на Грома напал какой-то породистый,
  но тут из подворотни выскочила Стешка - прыгнула на спину
  и давай его когтить.
  Тот с визгом помчался по улице... длинной-длинной.

  И на коров они вместе охотились.
  Те, возвращаясь домой, норовили доесть нашу уличную рябинку
  (потом доели всё-таки). А Гром со Стешей их бурно атаковали.
  Дочь до сих пор вспоминает, как Стеша гнала корову вдоль по улице.
  Тётки смеются: скачет корова, а кошка ей ногу когтит.
  У неё уж тогда брюхо чуть не по земле волочилось -
  с котятами.

  Её жёнка моя подобрала в соседнем селе на автобусной остановке.
  Подобрала, а потом уши ей каким-то хлорофосом чистила,
  какую-то пакость там в раковинах истребляла.
  Кошечка пепельного цвета с лёгкой рыжеватой подпалиной.
  Изящная. Шесть лет жила у нас при хозяйке своей,
  да ещё шесть после её ухода.

  У нас ящик стоял для кошки с котятами. Кошек-то было две штуки,
  в деревне они котились почти синхронно. Одна сначала жила с котятами
  на печке, а другая -- в ящике. А потом они вместе соединились на печке,
  мирно лежали рядышком, вылизывали друг друга, кормили котят
  и уходили гулять по очереди. Да-да...

  Я и помирать Стешку положил в тот самый ящик,
  но она не захотела, ушла на кухню,
  лежала там на скамейке у обеденного стола
  (на телевизор уже не могла запрыгнуть).
  Поставил ей на пол картонку, она даже сумела туда сходить,
  чтобы побрызгать. Но потом уж легла в лёжку,
  и я всё-таки отнёс её к себе в ящик для котят.

  Лежала на боку, а ноги всё куда-то бежали, бежали...
  Мы с Юлькой похоронили её на пустыре, где долго стоял
  старый деревянный дом с резными совушками над окнами.
  Он погиб от старости, и соседи его потихоньку
  растаскали на дрова. Старый дом на Коковинке... на Коковинской...
  Коковень -- значит стужа.
  Правда, улице давным-давно кто-то присвоил дикое имя какого-то комиссара.

7. СЕРДЦЕ

  Да ведь пора завершать повествование.
  Всё проходит...
  И Марью надо остановить: сколько можно бегать-прыгать
  на этой земле... Эй, погоди, остановись! Эй...

  - А кто это, деда?
  - Где? А-а... это жаворонки... жаворонки.
  Чуть не конец июня, а они вона где... Когда-то я видел-слышал их
  в мае. Жаворонки... Ну да, мы тогда с жёнкой шли через поле.
  Мы с Марьей моей шли через поле, а они пели. Спрашиваю:

  - Они слаще соловьёв?
  - Нет-нет... соловьёв люблю больше...

  Вот и посмотрели в чистое небо. А теперь...
  теперь вот что-то тут на земле. Здесь две тракторные колеи. Глубокие...
  И какие интересные камушки. Похоже, это каменные
  наконечники стрел. Жаль, что не археолог.

  И мы с Машенькой стали ковыряться маленькими палочками
  в каменисто-песчаной земле. Очень много интересных камушков.
  Сколько нароем, если идти по колее до самого леса? До самого синего леса...
  И вот смотри-ка... смотри-ка... очень похоже на сердце...
  сейчас хорошо очищу... да, каменное сердце.
  Тёмно-жёлтый кварц?

  Неужели и они... Древний охотник влюблённо подарил
  своей юной подруге? Давным-давно...
  И слой времени, слой земли покрыл эту любовь.
  И все их забыли. Навсегда.
  И сердце жёнки моей  Марии прикрыто холодной землёй.

  Ладно, чего там... всё равно когда-нибудь встретимся. Да?
С этой нашей тропинки виден сияющий крест храма Воскресения Христова.

  А потом мы пошли домой.
  Возле радиактивно-гранитной дороги Марьюшка вспомнила:
  а где Бубик и Тузик? Угу, их, оказывается, зовут
  вовсе не Чока и Трезор.
  Где... не знаю где... у тебя на бороде...
  И тут я вспомнил: они лежали в кармане рубашки и, наверное,
  упали на землю, когда рубашка оказалась у меня на плече.

  Мы, конечно, побежали в лихорадке назад, стали искать на дороге,
  но ничего не нашли.
  Это же такие крошечные пластилиновые собачки...
  Стало очень грустно.
  И мы придумали, что Бубик и Тузик просто ушли в поход
  к ближнему лесу,
  а потом они вернутся, и мы заживём по-старому.
  Я и Маша будем долго-долго маленькими-премаленькими...
  может, всю жизнь...
  И всегда будем играть друг с другом...
  если не окаменеют сердца.

 КОНЕЦ

+++