Отец

                2002 год для меня и семьи был очень неудачным. 10 января умер отец, не дотянув до 78 лет, потом 4 июля, тесть Лёня, ему было 86 лет. А потом у моей любимой Таты обнаружилась онкология, и надо было оперировать. Ответ гистологии пришел 13 августа. И тянуть было нельзя и сказать все в открытую  я не мог, боялся, но она по моему лицу поняла  что все плохо. Я был в шоке. Соврал ей,  мол, все это не точно еще, но надо ехать. Напились водки с горя, поплакали вдвоем и поехали, через день. Детям поначалу ничего не сказали. (http://www.proza.ru/2011/04/14/433). Слава Богу, прооперировали удачно, облучали, обошлось.

Но, я об отце хотел. Мать вызвала меня за два месяца до его смерти, сказала, что он гаснет. Я уже знал, что у него рак легких, неоперабельный. Упустили. Уж не знаю, как они ветеранов ВОВ наблюдают  на Украине, если находят рак уже в четвертой стадии. Он же был справным дедом, только худел быстро. Уж кого–кого, а ракетчика,  «хим – дыма», который занимался дегазацией топливных емкостей от гептила, (состав ракетного топлива - страшный мутаген!) и участника испытаний ядерных боеголовок, нужно было все же наблюдать куда активней. Они, участники,  все потенциальные кандидаты на рак!
Ехал из Латвии в Украину на автобусе почти сутки с пересадкой в Киеве. Времени подумать и вспомнить жизнь отца хватало…
 
Помотало его по жизни…. Он родился в в 1923 году в семье батраков польской пани в селе Сосновка, Полтавской губернии, на Украине.В юности воевал на фронте, потом окончив ускоренные курсы военных химиков и получив офицерское звание, опять попал на фронт. Войну окончил старшим лейтенантом, имел два ордена Красной Звезды, целый «иконостас» боевых медалей. Победу встретил в Австрии. Какое-то время служил в Германии, но ко времени, когда появился я, отца перевели в Белоруссию. Потом был Саратов, Иркутск, Маньчжурия, Забайкалье, Приекуле (Латвия), поселок Мышанка (Белоруссия) где он и окончил службу в звании подполковника. Там же я окончил школу. Отец не любил рассказывать про войну и только под водочку можно было что-то из него вытянуть.  Вот так и получилось, что когда меня в детстве интересовали его военные годы, и память была  чистая - все запоминалось легко, я ничего не узнал толком, а когда уже мог составить компанию отцу «за рюмкой чая», то меня эта тема интересовала мало, надо было учиться, и я покинул отчий дом.

            Он  был хорошим, душевным человеком, любящим отцом и мужем. Скандалов дома по теме ревности, «походов налево» я никогда не слышал. Отца мама звала «Котя» и он ее тоже, «Котя». Два Коти. Мамка была строга, а он нет.
Единственная слабость у отца была – выпивка. Что скрывать, любил он это дело! Приучила его война к этому, ведь ушел юношей еще и втянулся во «фронтовые сто грамм». Кто-то не пил,  и после  войны не стал пить, а батя  втянулся. Мамка его держала  дома крепко, не давала выпивать, только по праздникам, но офицеры находили возможность «принять» после службы, дежурств. Тогда дома бывало скандалили, и полотенцем мамка батю охаживала. Он никогда не дрался в ответ, только бурчал: «Котя, отстань!» И шел спать. Все бы ничего, но батя не чувствовал нормы. Сколько будешь наливать, столько и выпьет, до потери ориентации и невозможности идти.  Вино не любил, но при отсутствии беленькой, употреблял и его. Ну, да не водка его сгубила, а служба.
       Его способности обнаружить спрятанный в доме алкоголь были невероятными! Методично осматривая все углы, кладовку, кровати, тумбочки он обязательно находил искомое, отпивал, чтобы не было заметно и ставил бутылку или другую емкость на место.Как-то мать достала спирта и пока отца не было, разлила его по литровым банкам и положила в него свежих вишен, чтобы выглядело как компот. Снесла все в подвал и поставила позади таких же банок с компотами. Приближались праздники. Мама была экономной, и чтобы не тратить денег на водку, частенько закупала у знакомых, работавших на кондитерской фабрике, спирт по дешевке.
В поисках отобранной на неделе недопитой бутылки, отец стал исследовать подвал и "компот" этот обнаружил. Уж как он его вычислил, история умалчивает.Банку трогать нельзя, мама засечет утечку. Тогда он приспособился брать с собой в подвал воду, специальный съёмник для крышек и машинку закаточную, которая у нас заодно и крышки расправляла. Шел в подвал, снимал крышку, отпивал спиртик, доливал воды и опять расправив крышку, закатывал банку.Мама, заметив регулярное легкое"подшоффе", устраивала допрос, но он отрицал приём и молчал как партизан. Поиски в доме и ревизия подвала результатов не дали.
 
     И вот пришли праздники! Собрались гости.Пока принимали водку, отец был весел. Мать сходила за добавкой в подвал и когда стала разбавлять "компот", отец загрустил и стал протестовать, мол, незачем "градусы портить"! Но с мамой не поспоришь и она литр разбавила. Народ поднял чарки и опрокинул. Начали переглядываться. Отец ёрзал на стуле, как будто сел на зажженную сигарету.... Мать посмотрела на него и многозначительно сказала:" Ну, Котя! Погоди!"  Попробовала и пошла за новой банкой. Все банки были "обработаны"! Хорошо , отец не разбавил все до состояния ноль градусов, и градусов 35 все же оставалось. Поэтому праздник закончили удачно, но "пилила" мама батю за это долго, наверно неделю!
 
             Отец многому меня научил, потому  что,  родившись в деревне, на Полтавщине, умел делать всё: косить, стога метать, огород вести, корзину сплести, построить сарай, ограду, починить крышу, починить часы. И  любимое дело было – точить ножи столовые, ножи мясорубки, сетку мясорубки, топор, инструменты. И всему этому и меня научил. Он всегда носил с собой немецкий перочинный ножик с всякими лезвиями и приложениями и всегда нож у него был наточен как бритва.  Постоянно возмущался, если в чужом доме ему давали тупой нож:
«Тупой нож на кухне – значит, мужика в доме нет!»- говорил тогда он.

Любил отец и покурить, и курил много. С этим  мать тоже боролась, но безуспешно. Помню, в Приекуле, он в воскресенье решил подмести двор и сделал новую метлу. Долго и любовно вытачивал ручку для нее (держак по-украински), скоблил стеклом эту ручку, чтобы она была гладкой и не набивала мозоли, и закончив, любовно начал ею подметать. Решил перекурить, а папиросы кончились! Он зовет меня и говорит: «Сбегай в магазин и купи «Казбек».
Я спешил куда-то и заартачился: «Вот еще, я за папиросами буду бегать!» Отец осерчал, и как врежет мне метлой по заднице, а держак  возьми и сломайся! Отец опешил, а потом так расстроился из-за того, что  сломал любовно выстроганный новый держак, аж до слез в глазах! Мне то не больно было. Я извинился и сказав, что я пошутил, сбегал за папиросами. А он долго потом пенял мне за сломанную метлу, как будто я ломал!
В Приекуле, мы с отцом для защиты огорода от кур, вдвоем, весной из ивы сделали настоящий плетень, только не горизонтальный, а вертикальный между трех горизонтальных брусьев, втыкая концы веток в землю. Я нарезал иву около речки и таскал в огород, а отец делал ограду, протягивая иву между жердями и втыкая концы в землю. Не подумали о том, что в Латвии лето сырое и может прирасти ива, дело то весной было. Так и вышло, ограда получилась живой. Отец все удивлялся, мол, на Полтавщине такого не было. Так там сухо и песок, а здесь хорошая сырая земля.
Отец сделал утепленный сеном курятник для кур и уток и у нас всегда были свои яйца и мясо. Даже гусей разводили. Все это, конечно, больше ложилось на меня, потому что он дежурил на ракетном комплексе по суткам. Мать работала в магазине и две сестры, младше меня,  тоже были на мне летом. Зимой они ходили в детсад, а потом позже и одна в школу, со мной. Уток и гусей мы выводили сами, купив только яйца птиц у частников. У нас куры хорошо садились на яйца, вот под них и подкатывали. Контроль  за наседками возлагался на меня, как и проветривание их, и кормежка. Сами курицы с гнезда обычно не сходят, надо хоть раз в сутки согнать, чтобы прошлись и опорожнились, а яйца на это время закрыть.
Когда вылуплялись гусята-утята, тем более был нужен глаз – слабые утята и гусята не могли выйти из яйца сами. Тогда я искал место "проклёва" и сам постепенно расширял дырочку. Там спешить было нельзя, потому что сосудики в оболочке кровили, если рано отколупнул. Вот так однажды утенок бился в яйце, бился и перепилил себе скорлупой верхнюю часть клюва по ноздри, так, что она осталась болтаться сбоку на ниточке. А сам утенок был шустрым. Так я взял и приклеил ему нос клеем "БФ" и примотал временно к нижней части клюва! Утенок  закатил глаза и отключился, но дышал. Мама решила выбросить его, но я не дал. Видно он клея надышался и отрубился, потому, что проснувшись, начал бегать еще шустрее. Отмотал ему повязку и он начал есть и пить. А клюв сросся криво, но он оказался селезнем и все равно исправно «топтал» уток и все норовил «оформить» за одно и гусынь, и кур.

             Еще отец любил охоту, но больше на уток, рябчиков и зайцев. На зверя ходил редко и насколько помню, только как-то раз убил  большого кабана в Приекуле, и был очень горд этим. Чтобы я не баловал с оружием, патронами, минами и прочим в том же Приекуле, где с войны этого добра в земле было немерено(15 раз Приекуле переходило из рук в руки во время войны – «Курземский котел»), он пристрастил меня к охоте на уток, тетеревов, зайцев,  и в 16 лет купил мне одностволку.  Я вступил в «Военохот». Патроны мы всегда заряжали вдвоем, отец навеску пороха делал, а я "пыжевал" и засыпал дробь. Не знаю почему, но он любил заряжать патроны на уток дымным порохом, скорее всего, хотел быстрее израсходовать этот порох, его было у него много. Экономный был.
Вот придем на мочило, где утки сидят, я поднимаю их, а отец стреляет дымным порохом по утке. Сноп дыма - на всё мочило! Отец выбегает из дыма и кричит : «Попал? Где упала?» Я смеялся до колик в животе!  Но выстрел этим порохом сильный был, тягучий. А я так с одностволки наловчился  стрелять по уткам, что успевал на взлете два раза пальнуть перезаряжая! В итоге, я охочусь до сих пор и добыл много зверей:  кабанов и оленей, лосей. И трофеи есть классные. Стреляю до сих пор и на соревнованиях по «Спортингу». Вот что значит отец и правильное направление пацанской энергии!

Еще у отца было хобби – фотография! У него был трофейный широкопленочный «Цейс Икон» и «Фотокор -1", на котором снимали на стеклянные пластинки с эмульсией. Получались очень хорошие портреты в полутонах. Позже он купил себе ФЭД, чтобы не мучиться с проявкой стекол и широкой пленки и стал делать фото на увеличителе. До этого он делал фотографии с помощью специальной рамки со стеклом. В темноте, при красном свете фонаря на стекло клался негатив, на него фотобумага "йодоконт" и рамка закрывалась крышкой. Потом включался свет и делалась засветка. Свет выключали. Фотобумага вынималась и проявлялась при красном свете, потом была промывка и закрепление, и фото переносилось в таз с водой. Морока и долго.
С увеличителем все шло быстро, но вот фотки были хуже, старые фотокамеры снимали как-то объёмней, и мягче. Меня отец тоже заразил этим  делом и купил мне самую простую «Смену» уже в пятом классе. С тех пор и я начал фотографировать. У отца, да и у меня поэтому, были целые развалы фотографий – вся наша жизнь!

Рыбалкой отец тоже не брезговал, но почему-то уважал только "перемёты" или посидеть с удочкой на озере на карася. Еще когда он служил в Забайкалье, где рядом с военным городком протекала Ингода, довольно быстрая и холодная река, мы с отцом ставили на ночь "перемёты" с большими крючками, на которые отец насаживал червей-выползков, маленьких лягушек, мясо раковин перловицы.  Рано  утром мы шли перемёты проверять. Попадали налимы, чебак, окунь и еще какая-то рыба. Тогда мать жарила нам ее, и мы, гордые, ели!
Отец очень любил рыбу и умел ее есть. Так как он умел есть карасей,  в которых море мелких костей, я поражался. Он "запускал" карасика в один угол рта, а во втором углу в процессе еды появлялись мелкие косточки, которые он при накоплении вынимал пальцами и клал на край тарелки – чистенькие!
 
     Как-то собрались офицеры весной на рыбалку на озеро Сепенес в Литве. От Приекуле - 60 км. Ехали на военном ЗИЛе с тентом и лебедкой, у которого колеса были с регулируемым  давлением. Последние километры уже «плыли» по лесу со спущенными баллонами, иначе буксовали все три моста.
Озеро подковой, длиной 5 км, в него втекала речка шириной метров пять. Вода была еще мутная, вровень с берегами после дождей, но было тепло.
Столько рыбы я никогда не видел! Плавники торчали из воды, и рыба шла одна к одной и хватала приманку с лета! Большая рыба схватить не успевала, ловилась в основном  весом двести-триста граммов. Отец посмотрел на это и ушел на озеро, надев костюм химзащиты, в нем можно было зайти в воду по пояс. Когда я пришел к нему через час, потому  что наловил целую сумку мелочи и  надоело, то увидел, что он стоит в воде по пояс и курит.
- Поймал?-спросил я.
- Да есть маленько, - ответил он.- Там под берегом в сетке.
Я вытащил садок и обалдел! Там было шесть золотистых карасей весом до полутора – двух килограммов! Я пристроился рядом и тоже вытащил парочку, но поменьше. Он был горд, у него оказался самый крупный улов!
 
Отец всегда хранил свои документы, охотничьи патроны, порох, капсюля,  фронтовые фотографии , где он фотографировался с однополчанами и девушками во время войны, в крепком окованном железом ящике из  под каких-то военных химических изделий. Он же был «хим-дымом», начальником химической службы полка. Ящик был закрыт на замок, а ключ он носил в связке всегда с собой. Там было много интересного и запретного, книжки всякие про половую жизнь.  Меня,  подростка еще,  манило туда как магнитом. Когда никого не было дома и отец был на суточном дежурстве, я,  порывшись в инструментах и гвоздях, нашел дубликат ключа. Это был восторг! Я открыл замок и строго соблюдая порядок и расположение вещей, сделал "ревизию". Первое, что нашел, были старые открытки военных лет с полуголыми женщинами. Ничего особого, только голые сиськи, но интересно было. Потом нашел интересные книжки и просветился. Посмотрел  фотографии отца, военные. Батя так и не узнал что я там бывал.

С 1966 года мы жили в Мышанке, в Белоруссии.  Там я учился в девятом и десятом классе. Я научился играть в бильярд в доме офицеров, и начал играть с офицерами на деньги и "винчик". У меня получалось хорошо и я, бывало,  выигрывал за вечер до пятидесяти рублей. Проигрыши были редки, так как я, приходя в бильярдную, проверял сначала «кладку», т.е. брал два шара и бил с любых положений.  Если игра шла и шары в основном падали, играл на деньги, если не очень – играл на "винчик" или «портешок», а потом проигравший игрок "выставлялся" здесь же в буфете. Я много не пил. Так, стаканчик, я же еще в школу ходил в десятый класс.
Однажды отец пришел за сигаретами в буфет, и я позвал его посидеть за проигранным  мне «портешком» с этими офицерами (мать ему денег на вино не давала). Он естественно не отказался. А я ушел снова играть. Отцу понравилось и потом он стал частенько приходить "за сигаретами", а мать все удивлялась,  как он без денег умудряется «накатить»! Мы помалкивали оба…

Из дому я «выпорхнул» в 1968 году и с тех пор дома бывал редко, а в  1969 году, в декабре у меня появилась своя семья. Пару раз бывал у родителей в Полтаве, с женой Татой и детьми,куда родители переехали после демобилизации из армии, и несколько раз приезжал один. Отцу очень нравилась моя Тата, он звал ее «моя булочка!»
Когда отец служил в Маньчжурии я здорово "подставил" его. В 1957 году  я пошел в первый класс. Школа была в деревянном здании, переделанном из офицерской гостиницы - много детей появилось в части, и в общую школу первоклашки не влезали. Туалет был на улице, с загородкой, поделен на "М" и "Ж". Зимой надеваешь шапку, чтобы уши не отморозить и бегом туда, кто первый! Как-то, после первого урока прибежали мы с дружком первыми, и глядим,  в загородке лежит пистолет Макарова (оружие мы знали наизусть!). Я его положил в шапку и бегом в учительскую. Учительницы по "стенам разбежались" когда я выложил пистолет на стол, и вызвали «особиста»  части. Кто не знает – это офицер комитета госбезопасности. Тот примчался  через пять минут,понюхал ствол, передернул затвор, вынул обойму, но патронов не было.
Учинил допрос нам с другом, мол, что и как? Рассказали.
Дернул меня «черт за язык», сказать, что у папки тоже такой есть! Ну, само собой вопросы пошли, мол, а когда последний раз видел и т.д., фамилия моя…
Я правду сказал, ведь на дежурствах офицеры получали оружие, и дома иногда его отец чистил.
Я шел домой героем и был им до вечера, когда пришел батя, злой и бледный. Ну и попало мне тогда...
Ему этот тип часа три "мозги компостировал"! Пистолет проверили, отцовский на месте, а у этого номер не из нашей части! Ну и начали батю «качать». Короче еле отвязался папка от него! КГБ в то время было свирепое, могли и упечь! После этого я молчал "как рыба"- все, о чем дома говорили, было табу!

У отца был набор столярного инструмента из Германии в плоском деревянном ящичке, где каждый предмет лежал в вырезанной в дереве ячейке. Там была  пила, и маленький рубаночек, долото и куча всяких буравчиков и другого инструмента. Он инструментом очень гордился! Вот ни у кого нет, а у него все есть! Вот таким буравчиком отец делал пышную новогоднюю елку из молодой сосны.
В Забайкалье ель не росла, только сосны, а у них между ярусами веток очень большие промежутки и новогодняя елка выглядела как палка с торчащими ветками. Так он придумал как сделать ее пышной. Он между ярусами в пустом месте сверлил буравчиком конические отверстия не насквозь и в них вставлял заостренные ножом дополнительные ветки. Даже не было видно! И когда на Новый год приходили гости, все поражались пышности елки, а он говорил, что такую елку достал случайно. Не сознавался, чтобы только у нас такая была!

Еще меня всегда удивляла его способность так запаковать бьющиеся вещи, посуду, фарфоровые статуэтки, что все довозили при переездах в целости и сохранности. А уж заполнить железнодорожный контейнер, куда складывали большие вещи для перевозки, до состояния такого, что нельзя  найти пустого места - мог только он! Что значит тренировка и способности! Сколько раз мы переезжали, я даже посчитать не могу!  И каждый раз все развинтить, упаковать, сложить в контейнер и опять достать, все сложить…. Если ремонт в квартире приравнивают к стихийному бедствию, то что такое переезд?! А ведь с ремонта, обычно, родители и начинали, после переезда на новое место.

Вспоминаю, как ездили на учения в лагеря летом с семьями, когда служили в Иркутске. Лагерь был на реке Белой, очень быстрой, холодной  и чистой. В сосновом лесу стояли маленькие деревянные домики на одну семью каждый. Они были из бревен под драночной крышей. Одна комнатка с нарами вместо кровати. Условия были партизанские. Вода - в реке, готовили на керосинке, электричества не было, были свечи и керосиновая лампа. Мылись тоже в речке. Там было много рыбы, и в чистой воде ее было видно, но поймать никому не удавалось, а спиннингов тогда, ни у кого не было. Помню, что комары заедали насмерть, даже днем. Зачем семьи туда загнали? Отца почти не было видно ни днем, ни ночью. Он с танковым полком отрабатывал переправу через реку по дну и стрельбы по летящим целям. Помню, как бомбардировщик с прямыми крыльями и большими реактивными моторами летал с привязанным сзади на длинной веревке "конусу", а по нему из чего-то палили! Отец здорово уставал, и если и появлялся, то больше спал.
 

Вот так, я в полудреме и воспоминаниях об отце, доехал до Киева. Пересел на Полтавский автобус и опять погрузился в воспоминания…

Отец всегда гордился мной, потому что я много читал и знал о многом, имел широкий кругозор, а то, что я быстро схватывал навыки ручного труда, его вообще восхищало!

Ну вот, я и приехал в Полтаву. Вроде и радость на душе, что родителей увижу, но такая тяжесть…
Отец уже мало ходил, только в туалет, да поесть, но аппетита уже не было. Он очень исхудал. Почти все время лежал, закрыв глаза, но не спал. О чем он думал? Разговаривать не хотел. Ему не сказали, что у него рак, но я думаю, он понимал все. Очень хотел курить и вставая в туалет, всегда выкуривал пол сигареты. К столу выходил, только если я предлагал выпить рюмку–другую, тогда немного ел. Мать была недовольна, боялась, что станет хуже, но я ей сказал, чтобы не запрещала, поздно…. Так прошла неделя.
Уезжая, и прощаясь с ним, старался  не пустить слезу, но заплакали мы оба….
10 января 2002 года он умер.
На Украине хоронят очень быстро, а мне нужна была виза в то время, и на похороны я не попадал. Навестил могилу только через год. На памятнике, он как живой!Он для меня и так живой навсегда, ведь мертвого я не видел. Он как будто опять в длинной командировке...