глаза-галактики

ночной город предстал передо мной во всем великолепии. магистраль, которая проходит через город, превратилась в переливающуюся разными цветами огромных размеров ящерицу. я выдохнул сизый дым изо рта, попытавшись создать ртом колечко, но вышла только тонкая струя, полетев сразу в открытое пространство моего родного города. он горел у меня в глазах, становясь с каждым огоньком ярче и ярче. повеял холодный осенний ветер, листья отозвались легким шуршанием, дома будто шептались между собой, рассказывая друг другу сказки о сумасшедших людях, которые в них обитают. я держал в пальцах, поврежденных арахнодактилией, тонкую черную сигарету, отпускал в полет дым, слушал голоса там, внизу, и слушал голос рядом с собой. он бормотал что-то о морозной погоде, об обледенелых сердцах, о том, как бы было здорово, если бы вместе с пледами продавались кружки какао и диски с хорошими фильмами. голос звал меня обратно, ласково, непринужденно, а потом с нотками озабоченности и беспокойства за мое здоровье. я вошел в квартиру, не потушив специально сигарету, взял за непокрытую одеялом руку и с силой потянул на себя. девушка тут же рванула из нагретой постели в мой холодный рай, точнее в мои объятья. она вырвалась и засмеялась на всю улицу звонким смехом, по которому я так скучал. этот смех отзывался во мне хором маленьких колокольчиков. он заставлял меня улыбаться, мне хотелось записать его на пленку и слушать в наушниках всегда, когда накатывает грусть. она ударила меня в грудь кулаком, но все-таки взяла с кровати мятое одеяло, укуталась в него и прошла со мной на балкон.я видел, как она удивилась и заулыбалась завораживающему виду ночного движения. в ее глазах цвета зеленой мяты отражались мириады огней,их смена на бесконечном пространстве, от того мне они показались далекой галактикой. я сказал ей об этом, и она пустила меня к себе под одеяло погреться. на самом деле, я ничуть не замерз. это было моим долгом, принять ее приглашение, одновременно означающее и то, что я обязан ее согревать вместо одеяла. она смотрела вдаль, я не выпускал из пальцев сигарету, пока их не начинало щипать от ожога, и тоже любовался берущим за душу зрелищем.
она кладет мне на плечи руку, заправляет выбившуюся прядь за ухо и некоторое время смотрит на меня. я оборачиваюсь на ее изучающий взгляд, и она тут же отворачивается. я спрашиваю ее, почему она так сделала, а она молчит. потом начинает напевать давно известную мне песню. известную с нашей первой встречи в кафе. в нем играла "polly" легендарной Nirvana, магический голос Курта взывал ко мне, манил зайти в кафе. я пошел туда только потому, что любил их творчество, уважал известного музыканта и был их поклонником. а сейчас та девушка, которая сидела за самым дальним и самым свободным столиком у окна, напевала на балконе моей квартиры эту песню. тихо, чуть слышно, но выпевая каждое слово, правильно расставляя интонацию, словно она носила в себе часть самого Кобейна, и это пел он. ветер раскидал ее длинные волосы по широким плечам, губы постоянно шевелились, взгляд направлен куда-то далеко. я спросил, где она сейчас находится. она ответила кратким:"дома" и продолжила напевать.
солнце начало подъем уже через несколько часов. мы и не заметили, как мимо нас пролетела чья-то жизнь, пролетела и больше никогда не вернется. наши тела продрогли насквозь, я словно слышал хруст от покрытия инеем наших конечностей. одеяло не помогало спастись от нещадного натиска слишком суровой осени. в эту осень я впервые встречаю рассвет. закаты пришлось провожать, а рассвет встречать - впервые. закаты всегда медленные, чарующие, небо окрашивается сначала в цвет индиго, потом постепенно розовеет, доходит до цвета орхидей, а потом превращается в цвет песков Сахары. я всегда брал с собой блокнот с толстой подкладкой, акриловые краски и долго-долго напряженно пытался передать свое цветовосприятие на бумагу. она хвалила меня, поглаживала по голове и целовала в макушку. ради этого я готов был нарисовать тысячи закатов. солнце начало выглядывать из-за линии горизонта, охватывая первыми теплыми лучами Землю. уголки ее рта подскочили вверх, глаза отразили пока еще мелкую желтую точку, наполнились внутренним светом, она ахнула и попросила меня посмотреть на это волшебство. она ласково назвала это рождением солнца.
огненный диск незаметно поднимался все выше и выше. вскоре он поднялся от линии горизонта и теперь в течении дня продолжит свое восхождение.а потом снова уйдет в дома. я от восторга беру ее за руку и крепко сжимаю. ее ресницы слегка дрожат, она заикающимся голосом говорит, что ужасно замерзла и не чувствует пальцев ног. я поднимаю ее на руки, закутанную в одеяло, и несу в комнату. кладу на кровать, иду на кухню за горячим чаем.
я знаю, она обожает чай. в тот день, она пила смородиновый чай, сладкий, показавшийся мне даже приторным. она растягивала удовольствие, отпивала по глотку, мешала заветный напиток серебряной ложечкой, на конце которой был кокетливый бантик, иногда изучала всех посетителей внимательным взглядом. я не следил за ней, я просто наслаждался грацией, непринужденности ее движений, в то время как я не мог справится со странного устройства сахарницей. она рассмеялась при виде моих нелепых попыток и предложила помощь. насыпав нужное количество крошечных кристалликов, она улыбнулась мне и опустила глаза, рассматривая искривленное изображение в бликах чая. потом она призналась мне шепотом, что видит в моих глазах что-то сатанинское, что-то от самого дьявола. однако я не посмеялся над ее замечанием. я сказал,что в ее глазах я вижу звезды. потом ей принесли еще около пяти кружек, наполненных чаем разных вкусов и сортов. она робко сказала, что трюфельный чай здесь готовят не по рецепту, а из пакетиков. после этого признания ее щеки загорелись детским румянцем, напомнившим мне мамину пудру ярко-розового цвета, которая оставалась на мне после ее поцелуев в щеку.
я готовлю чай на кухне, которая имеет размер кладовой. зато спальня у нас просторная и гостиная позволяет вместить около десяти человек. мне даже нравится эта уютная кухонька, в ней есть возможность посидеть с моей девушкой только наедине,потому как туда больше никто не вмещается. мы пользуемся ей, чтобы посоветоваться друг с другом, рассказать какие-то новости, в общем: обсудить что-то сугубо личное, что касается только нас. чай беру из искусно расписанных баночек, которые она купила на блошином рынке где-то в Китайской провинции во время путешествия с родителями. тот, что находился там изначально, мы уже выпили, а теперь там лежит кардамоновый с нотками апельсина. я наконец заварил по всем правилам, которым она меня обучила, чай и понес две кружки в спальню.
она успела выбрать без меня фильм на ноутбуке и с восторгом сказала, что это очень душевный фильм, обладающий согревающим эффектом. мы удобно усаживаемся у изголовья кровати, кладем на ноги ноутбук, берем в руки чашки и начинаем просмотр.
раньше она стеснялась при мне плакать и вообще выказывать свои искренние чувства. раньше она меня чуть ли не боялась, избегала прямого разговора, взгляда, прикосновений. но я нашел к ней подход. и уже через неделю она перебралась ко мне со всеми вещами, оставив родной дом. ее папа, думаю, глубоко в душе ненавидит меня. он ревнует меня к ней до сих пор. ведь изначально это его девочка, я отнял у него его девочку. но она сама сделала выбор. через неделю она танцевала вместе со мной, смеялась, делала такие вещи, на которые смелости ни с кем не хватило. она стала моей. родной.
при просмотре фильма с ее щек не раз скатывалась слеза, оставляя влажную дорожку. в какой-то момент она просто сорвалась, разревелась навзрыд и уткнулась мне в грудь. я приостановил фильм, обнял ее и беспрестанно водил рукой по ее спине. она всхлипывает и ревет еще сильнее при воспоминании того момента.я всегда удивлялся ее гиперчувствительности. ее душа вкладывает в себя любые моменты, а самые тонкие трогают ее, задевают за живое. хотя уверен, что мертвого там нет.
после фильма она засыпает рядом. а я снова прокрадываюсь бесшумно на балкон и курю ночь до фильтра.