Нефертити и остальные. Сериал. Часть 2. 1 Серия

С тех пор прошло пятнадцать лет.

Строительство новой столицы шло к завершению. Барок, идущих по Нилу, было так много, что они перегородили весь Нил и не давали проходу баркам, идущим навстречу. По приказу фараона они везли лес, камень, зерно и рабочих для постройки новой столицы, которую назвали Ахетатон. Они спешили, потому что спешил фараон.
Это место было выжжено солнцем, потому он и выбрал его. Барки, распугивая уток и крокодилов, подходили к берегу, подминая под себя тростник. Рабочие спрыгивали в воду, цеплялись за канаты и вытаскивали суда на отмель. Окрестности оглашались криками. Затем они, напрягая мускулы и обливаясь потом, поднимали с помощью «журавлей» каменные  блоки, поворачивали их и опускали на землю. Вереницы людей волокли блоки, подкладывая бревна, к месту строительства. Над стройкой клубами поднималась белесая пыль. Это тысячи мастеров, обтесывая глыбы, возводили дворцы и храмы. Помещения внутри храмов были светлыми и просторными. В них было много солнца и воздуха. Потоки солнечного света устремлялись на террасы сквозь ряды гигантстких колонн, и в этих потоках  танцевали свой хаотичный танец мириады крошечных пылинок.
Старые храмы в Фивах были мрачными, темными. Плохо освещенные залы вели вглубь, и каждый следующий зал становился все уже и мрачнее.
Само солнце подсказало Эхнатону  строить светлые храмы. Он хотел, чтобы солнце касалось своими лучами-пальцами всех уголков.
В фиванских храмах было прохладно, хорошо. Зной не мешал молиться, думать о сущем. Но Эхнатона начинало знобить, когда он глядел на длинные вереницы звероголовых богов, его била дрожь не то от холода, не то от страха.

В комнату вошла Нефертити. Она взглянула на фараона. Его зрачки расширились, щеки порозовели, и весь он находился в состоянии лихорадочного возбуждения. Эхнатон раздул ноздри, жадно вдыхая запах своей жены. От нее пахло теплом и, что особенно обрадовало фараона, солнцем.
Несмотря на то, что она родила дочерей, Анхес и Нефер-Неферу, Нефертити сумела сохранить свою превосходную фигуру. Она постоянно ездила на колеснице и плавала в бассейне. В отличие от нее он потолстел и обрюзг.
Она стояла перед ним, невозмутимая, спокойная, вежливо и приветливо улыбаясь.
Вдруг ему захотелось разбить ее спокойствие, заняться с ней любовью дико и необузданно, не так как это обычно делала она, даже в постели оставаясь не просто женщиной, но царицей.
Нельзя было сказать, что  она не получала от него удовольствия, но ему казалось, что стоны она старается сдерживать, а объятия и поцелуи смягчить.            
Древняя кровь хеттских царей и египетских фараонов дали эту смесь гордости, достоинства, стыда и благородства. И в то же время она любила его, своего фараона. Та самая кровь не позволила бы ей любить другого.
Но дело было не только в этом. Ей нравилась его изощренный ум,  темперамент, энергия. Нравилась та атмосфера праздника, которую он создал во дворце. И он понимал это. Ей нравилось сидеть у него на коленях в присутствии придворных, целоваться с ним на глазах у всех. Но и в это  она умела вкладывать  какое-то неизъяснимое изящество, и  в этом были гордость и достоинство, некая незримая черта, а для него не существовало никаких преград, никаких ограничений, если шла речь об удовлетворении своих желаний. Он чувствовал, что мог вести себя хуже любого солдата, бесчинствующего в захваченном городе.
В то же время он понимал, что, стоит ему силой заставить жену, помимо ее воли, перешагнуть через  черту, которую она установила для себя,  он потеряет ее навсегда.
Это раздражало его, приводило в бешенство, которое он подавлял с большим трудом. Он встал, подошел к царице, хотел ее обнять, но пошатнулся и неловко обхватил ее руками. На нее пахнуло перегаром. Царица брезгливо отшатнулась, но тут же ее лицо приняло такое же безмятежное, вежливое выражение.  Эхнатон увидел, что сейчас он ей неприятен, и обиделся.  не понимал, что может быть неприятен.      
Он повернулся к ней спиной, показывая, что их встреча уже закончилась.
Оставшись в одиночестве, он стал ходить взад вперед, опустив голову, вино возбудило его, и энергия должна была куда-то выплеснуться. Он вспомнил рассказы Хранителя сандалий Эйе о похождениях гвардейских офицеров по ночным Фивам. Фараон хлопнул в ладоши, призывая Эйе к себе.