Лорана. Наречённая вампира. Глава 7

               

     Возвращаясь с дневной смены, Филипп завернул к дому Анны Тимофеевны, надеясь при счастливом случае повидать Ларису и попробовать загладить возникшее при последней встрече недоразумение. Ему ужасно не хотелось расставаться с нею, будучи в состоянии взаимного непонимания и отчуждения.
  Однако вместо Ларисы он увидел во дворе дома незнакомую женщину средних лет, собиравшую с земли в корзину яблоки, нападавшие с веток яблонь. Филипп остановился и пригляделся к ней: довольно высокая, плотного сложения, с уложенными на голове темно-каштановыми волосами, она чем-то отдаленно напоминала Ларису. Вспомнив, что Анна Тимофеевна говорила, что ждёт приезда своей дочери и матери Ларисы, он догадался, что видит как раз Ларисину маму.
  - Добрый день, - поздоровался Филипп через забор. – А не мог бы я увидеть Ларису?
 Женщина распрямила спину и внимательно посмотрела на молодого человека. Филипп увидел ее глаза: они были почти такие же темно-карие, как у Ларисы, однако смотрели совсем по-иному – холодно и настороженно.
  - Здравствуйте, - сказала женщина дежурным тоном, - а Ларисы нет. Они с бабушкой ушли на рынок. Надо купить что-нибудь съестное нам в дорогу.  А я вот вызвалась тут в саду немного помочь Анне Тимофеевне.
  Филипп сразу же помрачнел лицом.
  - Простите, а когда Лариса уезжает? – спросил он с явным сожалением, и это не ускользнуло от внимания женщины.
  - Завтра, - сказала она, продолжая изучать Филиппа взглядом. – А вы, собственно, кто будете?
  - Меня зовут Филипп…
 - Ах, Филипп! – воскликнула женщина немного дружелюбнее. – Мне мама о вас успела уже немало порассказать. Будто бы вы парень уж больно хороший, и с Ларисой тут якобы дружили…
 - Анна Тимофеевна мне льстит, конечно, - заметил Филипп, - а сама Лариса ничего про меня не говорила?
 - Представьте себе, нет, - в голосе Ларисиной мамы Филипп уловил легкий сарказм. – Впрочем, мама у меня человек очень доверчивый, в каждом встречном стремится видеть только хорошее, совершенно не замечая дурного…
 Это замечание, само по себе вполне безобидное, прозвучало  здесь и сейчас довольно двусмысленно, и это сильно не понравилось Филиппу.
 - Разве это так плохо – видеть в людях хорошее? – серьёзно спросил он.
 - Ну как вам сказать… - женщина наклонилась и ногой подвинула к дереву корзину, наполовину загруженную яблоками. – Сами знаете, какие сейчас времена… какие сейчас люди.
 Филипп счёл за благо не развивать эту неисчерпаемую тему и решил сразу перейти к главному.
 - Простите, а как вас зовут? – спросил он. – Чтобы я знал, как к вам обращаться.
 - Вера Алексеевна, - сказала женщина таким тоном, будто давала понять, что знание ее имени-отчества отнюдь не дает молодому человеку оснований рассчитывать на какое-то расположение.
- Вера Алексеевна, - сказал Филипп, ничуть не смутившись, - вот я как раз с вами и хотел бы поговорить.
- Вот даже как? – в голосе женщины прозвучали настороженность и легкое удивление. – Это о чем же поговорить вы хотели?
- По поводу Ларисы и ее предстоящего отъезда.
- Да? Это интересно…Только я не очень понимаю, какое вы имеете к этому…
- Вы не позволите мне войти во двор хотя бы? – перебил Филипп неприступную родительницу. – А то разговаривать через забор не очень удобно, а разговор достаточно серьёзный.
- Не сомневаюсь, - усмехнулась Вера Алексеевна. – По пустякам вы не стали бы меня беспокоить. Вот только, видите ли: дом это не мой, а моей мамы, и пускать во  двор к маме посторонних, да еще в ее отсутствие, я никак не могу. Так что если вам есть, что мне сказать, то извольте говорить с того места, где стоите.
  Филипп решил не обращать внимания на подобные пассажи, ибо предмет грядущего разговора представлялся ему куда как важнее.
 - Ну хорошо, - согласился он с таким раскладом. – Как скажете…Вы наверное знаете, что с Ларисой здесь, в Семигорске, произошло какое-то загадочное событие, которого она толком сама не помнит и которое наложило отпечаток на ее поведение, на ее восприятие окружающего?
- Да, знаю, - бесцветным тоном ответила женщина. – Мама мне об этом писала.
- А как вы сами оцениваете ее состояние? – спросил Филипп. – Ведь вы, наверное, лучше всех ее знаете, и в первую очередь именно вы должны заметить некие странности в ее мышлении…
- Погодите…- перебила его Вера Алексеевна. – А вам-то какое дело?
- Мне какое дело? – отозвался Филипп. – Но Анна Тимофеевна вам говорила, наверное, что я принимал некоторое участие в этой истории: например, ездил в Павловск, где она пребывала в местной психиатричке, договаривался с врачами, когда Анна Тимофеевна лежала в больнице, потом забирал  ее оттуда вместе с ее бабушкой…Вам неинтересно, что сказали врачи по поводу ее душевного состояния?
 - Я сама врач, молодой человек, и как-нибудь сумею разобраться  с самочувствием моей дочери, - холодно отвечала мать Ларисы. – А вас это, по-моему, не должно так уж интересовать. Завтра мы всё равно уедем, и вы Ларису никогда больше не увидите.
 
    Это было самое неприятное, что мог услышать Филипп. Категоричность такого заявления остро резанула его по самому живому. Однако он глубоко запрятал свои эмоции и не подал вида, как ему больно.
  - Послушайте, Вера Алексеевна, - сказал он спокойно и внятно. – Лариса нуждается в очень серьезной психиатрической помощи. С нею произошло нечто из ряда вон выходящее, какое-то крайне необычное происшествие, пошатнувшее ее психику. Поэтому…
  - Это вы такой вывод сделали? – спросила женщина с плохо скрываемым пренебрежением.
 - Нет, - твердо отвечал Филипп, - это сказали врачи, а я только передаю вам их вердикт.
 - Спасибо за участие, молодой человек, однако вынуждена вам заметить, что я не верю в компетентность и профессионализм здешних врачей, - сказала Вера Алексеевна. – Ну какие здесь, в этой забытой Богом дыре, могут быть врачи? Так, одно лишь название…Если Ларочка нуждается в психиатрической, как вы говорите, помощи, она получит ее дома…
  - Напрасно вы так, - угрюмо сказал Филипп, опуская глаза.
  - Что напрасно?
  - Насчёт наших врачей. Я как раз нашел очень знающего, добросовестного, талантливого врача, мы с Ларисой уже побывали у него, и он сказал, что готов ею заниматься. Это очень хороший психиатр, его знают по всему району и в области…Понимаете, он уже начал ее обследование!
  - Что вы говорите? – удивилась мать. – Лариса мне ничего про это не рассказывала.
  - Ну так спросите ее сами, если не верите мне! Мы не можем знать, как дальше будут развиваться особенности Ларисиного поведения и мышления, а он наверняка ее приведет в норму! Он вылечит ее, я в этом не сомневаюсь.
Вера Алексеевна очень внимательно взглянула в глаза Филиппу. Он стойко выдержал ее отнюдь не доброжелательный взгляд.
  - Послушайте, - сказала она ледяным тоном, - я вот никак не могу понять, чего вы так рьяно от меня добиваетесь?
  - Только одного, - сказал Филипп, - чтобы вы дали ваше добро на обследование и лечение Ларисы у доктора Атаманова.
  - Да вы, кажется, рехнулись?! – женщина даже всплеснула руками. – Извините меня, конечно, но вы сами-то отдаете себе отчёт в том, какой несусветный вздор несёте? Чтобы я оставила Ларочку здесь, в этом захолустье, на откуп какому-то туземному эскулапу?! Да  вы что, издеваетесь надо мной? Ларочка никогда не страдала никакими психическими расстройствами;  да, что-то с нею произошло по недосмотру моей престарелой мамаши…однако, никто ей даже диагноза здесь еще не поставил! А вы говорите – лечить! От чего ее лечить, этот ваш так называемый доктор знает? Имеет хоть какое-то представление? Он, видите ли, готов ею заниматься! Знаю я эти занятия – бабла он срубить готов, сразу смекнул: приехала приличная девочка из большого города, вот ведь какая удача! Как же можно упустить такой случай? Здесь-то ведь одни нищеброды приходят, что с них возьмешь! Жалкие  копейки! Вот он и раскручивает ее на так называемое лечение, а результат заранее предсказуем – ноль! Полный ноль. Это для Ларисы. А для него – приличные бабки! А вы…знаете, вот если бы мама мне про вас тут не рассказывала, какой вы хороший, да умный, да такой-разэтакий, я бы, наверное, подумала, что вы вербовщик! И что ваш доктор вам приплачивает за то, что вы поставляете ему клиентов.
  Филипп стойко выдержал  весь этот неприятный и крайне предвзятый монолог приезжей дамы, изобилующий жаргонными словечками и порой  граничащий  с откровенным бредом, и, когда она всё же остановилась, чтобы немного перевести дух, вставил-таки свое слово:
  - Простите, но я не могу говорить за доктора. Я только могу вам передать его слова о том, что с вашей дочерью надо серьезно заниматься, иначе ситуация может стать неуправляемой и даже непредсказуемой. И он готов помочь Ларисе. Он, кстати, выражал желание побеседовать с ее родными, а вы ей мать – кто еще может быть ближе? Почему бы вам не сходить к нему и не поговорить с ним самой? Думаю, это было бы полезно, и такая встреча помогла бы вам принять верное решение.
  - Молодой человек, мне элементарно некогда! – сурово заявила дама. – Нам завтра уезжать, а мне еще надо собираться. Так что нет у меня времени встречаться с вашим провинциальным чудо-доктором, да и желания такого нет. Даже если бы я и согласилась с вашим предложением (конечно, убедившись, что этот ваш доктор Артамонов именно тот человек, кто может помочь Ларочке), то подумайте только: ей, чтобы лечиться у него, надо будет провести здесь весь учебный год, или какую-то часть года, а год этот, между прочим, последний! Ей аттестат получать, потом в институт поступать! Это вы хотя бы понимаете?
 - Фамилия доктора не Артамонов, а Атаманов, - поправил ее Филипп. – Михаил Валентинович Атаманов. Что же касается последнего года Ларисиной учебы, то она могла бы закончить школу и здесь. И в местной школе сдать экзамены и получить аттестат.
 - Нет, вы – точно ненормальный! – в сердцах воскликнула Вера Алексеевна. – Девочка отучилась девять лет в одном городе, в одной школе, а в последний, выпускной  класс пойдет совсем в другую школу, в другом городе, к другим учителям… вы хоть сами себя слышите? Вы сами-то в школе когда-нибудь учились?
 - Да, я учился, - невозмутимо отвечал Филипп.
 - В этом легко усомниться, - ядовито сказала дама. – Стоит только вас послушать…
 - Я согласен, это трудный момент, он чреват всякими трудностями, однако поверьте – оставить Ларису здесь, чтобы она лечилась у Атаманова, совершенно необходимо! А что касается планов насчет института…- Филипп немного помедлил, - это всего лишь перспектива, причем  весьма неопределенная, а перед вами стоит куда более серьезная и насущная проблема – вернуть Ларису к нормальной жизни, пока еще не поздно. Ничего важнее этой задачи быть не может.
  - И снова я вынуждена вам заметить, молодой человек: это не ваше дело! – холодно заметила Вера Алексеевна. – Уж позвольте мне самой решать, что для  Ларочки  более важно, а что менее важно! Нужен ей доктор – я найду у нас дома доктора, не чета вашему Артамонову или… как его, Атаманову! Или вы всерьез полагаете, что в нашем городе врачей-психиатров нет?
  - Таких, как Атаманов, думаю, нет…
  - Ну довольно! – сказала Вера Алексеевна решительно. – Я проявила достаточно терпения, слушая ваши разглагольствования. Спасибо, конечно, за вашу заботу, молодой человек, однако причины ее мне вполне очевидны. Вам не хочется расставаться с Ларочкой, у вас определенные виды на нее – вот в чем корень вашей напористости, граничащей с наглостью! Это неудивительно: Лариса девочка видная, красивая, такую нечасто встретишь! Но вы должны трезво смотреть на вещи – она не для вас! В наши планы не входит заводить родню в такой трущобе, как ваш Семигорск! У нас совсем иные перспективы, так что уж не обессудьте, но мы обойдемся без вас и ваших советов, далеко не бескорыстных, как я догадалась…
   Филипп не обиделся. Он успел уже привыкнуть к тому, что всегда и везде - с кем бы он ни заводил разговор о спасении Ларисы, будь то ее поиски или же меры по ее излечению, его всегда сразу останавливали и далее пытались выяснять, а кто он такой, почему проявляет заботу и в чём ищет свою личную выгоду. Мать девушки в этом смысле также не составила исключения.
 - Да, Лариса мне очень нравится, - сухо заметил Филипп, - однако сейчас мое к ней отношение не имеет значения. Речь идет только о ее успешном излечении. К тому же неизвестно, сколько потребуется сеансов; вовсе необязательно, что курс растянется на год. Возможно, Атаманов управится за несколько месяцев, и Лариса вернется домой намного раньше, чем к концу учебного года…
  - Я, кажется, уже сказала – нет! – твердо заявила Вера Алексеевна. – Разрывать  Ларочке  ее последний учебный год я тоже не намерена. Наш разговор  окончен, и полагаю, больше нам с вами говорить не о чем. Всего доброго, молодой человек.
  - Может быть, вы всё-таки подумаете…- начал было Филипп, но его тут же одёрнули.
  - Я уже подумала! И сказала совершенно определенно: мы уезжаем! Не нужен нам ваш доктор…
  - Позвольте мне поговорить с самой Ларисой! – сделал последнюю попытку Филипп. – Может быть она…
  - Еще чего! – вызверилась  неприступная мама. – Вот еще выдумал! Поговорить ему…А знаете,- Филипп вас зовут, да? Наглости вам не занимать, Филипп. Ему раз сказали, два сказали – так нет, он знай своё гнёт и гнёт! В последний раз говорю, для особо одарённых: мы уезжаем! И никаких разговоров ни с вами, ни с вашим доктором больше не будет. Вы русский язык, надеюсь, еще не забыли? Слово «нет» понимаете?
  - Понимаю, - хмуро буркнул Филипп.
  - Вот и прекрасно! – подвела итог Вера Алексеевна. – И закончим на этом. Всего вам доброго.
И она демонстративно отвернулась от Филиппа.
Филипп постоял за забором еще с минуту, словно ожидая, что женщина всё-таки скажет ему что-нибудь обнадёживающее, однако Вера Алексеевна больше не обращала на него внимания, как будто его здесь и не было. И Филипп ушел, печально вздохнув напоследок.

    Он долго бродил вокруг клиники, вглядываясь в лица людей, выходящих из тяжелых распашных дверей. Уже давно стемнело, и клинику покидали последние пациенты, потом начал уходить персонал… Однако Филипп уже знал привычку Атаманова не замечать течения времени, если того требовали интересы обратившегося к нему за помощью человека. Он терпеливо ждал…
  И вот погас последний огонек в окнах здания. Клиника погрузилась во тьму: свет теплился только в окошке ночного дежурного. Кто-то показался в проеме дверей. Человек остановился перед тамбуром, отдавая какие-то распоряжения на завтра провожающему его дежурному сотруднику. Затем он вышел на крыльцо и спустился по ступеням.
  Доктор остановился на несколько секунд, огляделся по сторонам, словно решая, куда направить свои стопы, а затем решительно зашагал по дорожке через рощицу, примыкающую к клинике, и ведущей в сторону освещенной фонарями улицы. Филипп тотчас устремился за ним.
  - Доктор, постойте! – крикнул он на бегу. – Одну минутку, доктор!
  Атаманов остановился и обернулся.
   - Ну что еще? – сказал он с досадой. – Послушайте, приходите завтра! И ко мне в кабинет. Я на улице не работаю…
   - Да, это опять я, Михаил Валентинович…Вы уж извините.
   - Ах, это вы… - хмуро заметил доктор. – Вас зовут… э-э…
   - Филипп!
   - Ну да, Филипп. Надо полагать, вы здесь оказались случайно в такой поздний час? Случайно меня увидели и просто хотите пожелать спокойной ночи?
  - Нет, доктор…не случайно, - выдохнул Филипп. – Я ждал именно вас.
  - Кто бы мог подумать! – Атаманов криво улыбнулся, но его усталые глаза оставались при этом печальными. – Ну ладно, давайте ближе к делу. Что у вас случилось, Филипп?
  - Понимаете, доктор, она уезжает!
  - Погодите…кто уезжает? – слегка опешил Атаманов.
  - Лариса! – выпалил Филипп. – Девушка, которую я к вам приводил, и которую вы согласились лечить! Которая исчезла на несколько дней, а потом непонятным образом объявилась в Павловске!
Помните?
  - Ну да, припоминаю… - рассеянно сказал доктор. – Эта та самая девушка, которая упорно твердит, что ее зовут Лорана?
  - Да! Да! И вот она уезжает завтра…
  - Постойте… Лариса, она же – Лорана, уезжает завтра, - пробормотал Атаманов. – А я-то здесь при чем?
  - Но если она уедет, то как же тогда лечение? – смятенно спросил Филипп. – Ей же надо пройти у вас курс лечения…
 - А она что же, уезжает одна? – поинтересовался доктор. – И никто ее не сопровождает?
 - Да нет… мать за ней приехала, - сказал молодой человек с досадой. – Она едет домой с матерью.
 - Тогда я не понимаю, в чем проблема? – с недоумением воскликнул доктор. – Девушка едет домой с матерью. Скоро начало учебного года…Всё абсолютно естественно. Что же тогда вас так взволновало?
 - Но вы же тогда не сможете с ней работать! – воскликнул Филипп.
 - Конечно, не смогу, - согласился Атаманов. – Значит, будут работать другие… Наверное, в ее городе есть хорошие и опытные психиатры?
  - Я не знаю, Михаил Валентинович…Я знаю лишь одно: мы только-только нашли вас, и вот теперь так бездарно теряем!
  - Ну что вы, Филипп! – благодушно улыбнулся доктор. – Не один же я врач-психиатр на всю матушку Россию! Найдется и там свой Атаманов, возможно, даже значительно лучше, нежели Атаманов здешний…Надо только как следует поискать.
 - Я не уверен, что его вообще кто-то будет искать, - сказал Филипп. – И Лариса так и останется лицом к лицу со своей бедой!
 Атаманов остановился и внимательно взглянул на своего молодого собеседника.
  - Послушайте, Филипп, - сказал он серьезно. – Вам следует немного прийти в себя. Лариса – молодая девушка, еще не вышедшая из школьного возраста, это так. Однако  у нее есть родители, и за ней приехала родная мать. В конечном итоге именно они будут принимать окончательное решение по поводу ее лечения. Я понимаю, что вы очень неравнодушны к этой девушке, но поймите – не вам решать ее дальнейшую судьбу. Предоставьте это ее родным.
 - Михаил Валентинович, я разговаривал с ее матерью пару часов назад, - горячо воскликнул Филипп. – Она не слышит того, что я втолковываю ей, и ничего вообще не желает слышать! Более того, у меня создалось впечатление, будто ей просто наплевать на то, что происходит с ее дочерью.
Она явно озабочена чем-то иным, и предмет ее забот весьма далек от проблемы Ларисы.
  - Это очень спорное заявление, явно поспешное и поверхностное, добрый юноша! – заметил Атаманов. – Надеюсь, у вас хватило здравого смысла на то, чтобы не делиться с нею вашими впечатлениями?
  - Хватило, хотя и с трудом, - признался Филипп. – Может быть, вы с нею сами поговорите?
Доктор взглянул на него как на безумного.
  - Что?! Поговорить? Это о чем же?
  - Понимаете…я пытался убедить ее мамашу, чтобы она оставила Ларису здесь на последний учебный год. Я пытался ей объяснить, что это необходимо для того, чтобы она могла регулярно посещать ваш кабинет! Только вы можете ей помочь. Но она…
  - Можете не рассказывать, - усмехнулся Атаманов. – Я примерно представляю, что именно она вам ответила.
  - Вот я и говорю, доктор, - сказал Филипп, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Может быть, вам удалось бы убедить ее? Поговорите с ней! Пожалуйста…
  - Это решительно невозможно, мой молодой друг! – жёстко отвечал Атаманов.
  - Но почему? Для Ларисы это так важно!
  - Видите ли, Филипп, дело в том, что я практикующий доктор, а не сотрудник системы сетевого маркетинга. Это они ходят по домам, по организациям  и предлагают всем желающим свои услуги и распространяемую ими продукцию. Таков метод их работы. А у меня кабинет в клинике и строго установленные приемные часы. Не я прихожу к пациентам – это пациенты приходят ко мне.
   - Но разве нельзя один только раз изменить этот порядок? – взмолился Филипп.
   - Нельзя. Этот порядок  существует не ради  самого порядка, а ради  успешного рабочего процесса и достижения конечного результата. Всякие изменения здесь совершенно недопустимы,  и тут я вам ничем не могу помочь.
  Филипп горестно вздохнул и замолчал. Он ощутил поистине стальную твердость в голосе Атаманова и понял, что дальнейшие разговоры бесполезны. Доктор посмотрел на него со скрытым сочувствием: ему определенно импонировал этот молодой человек – такой беспокойный и такой неравнодушный.
  - Послушайте, что я вам скажу, - сказал он с добрым участием в голосе. Атаманов даже остановился и повернулся к Филиппу лицом, а до этого он быстро шагал по дорожке, вынуждая собеседника поспевать за ним. – Не тратьте время на уговоры ни меня, ни мамаши этой девушки, ни кого-либо еще. Вам невыносима сама мысль о предстоящей разлуке с Ларисой. Вас не оставляет в покое вопрос – а что же будет с нею дальше, и вам кажется, что без вас она будет предоставлена самой себе, будучи  окружена  чуждыми ей и равнодушными людьми. Бессмысленно вас переубеждать. Лучше используйте оставшееся время для общения с ней. Если вы поссорились – помиритесь. Если между вами осталась какая-то недосказанность – уберите ее! Лариса уезжает завтра? Идите и проводите ее на поезд, и пусть вас не смущает наличие ее матери или кого-либо еще: возьмите ее адрес, выпросите разрешения написать ей письмо…таким образом, вы сохраните тоненькую ниточку контакта с этой девушкой, а во время вашей будущей переписки аккуратно и тактично выясните, каково ее самочувствие и душевное состояние. Надо всё-таки узнать – что именно она видела и что пережила там, на Змеиной горе! Сейчас она не может об этом говорить, а может быть – не хочет. Но ситуация со временем меняется, и у нее когда-нибудь может восстановиться целый блок воспоминаний, связанный с этим событием, и тогда она пожелает этим поделиться с близким по духу человеком. И тогда у вас есть немалый шанс узнать от нее весьма многое! Ибо мне сдается, что именно вы и есть тот самый близкий ей человек. И если при этом возникнет необходимость моего вмешательства, вот тогда мы и обсудим – что мы можем сделать для ее излечения… Простите, мой дорогой друг, но это всё, что я на сегодня могу вам посоветовать.
    Филипп угрюмо и сосредоточенно молчал. Ему не слишком нравился предлагаемый доктором вариант. Он требовал очень много времени и ничуть не меньше терпения, и при этом казался чересчур уж простым, однако некий внутренний голос подсказывал молодому человеку, что Атаманов прав.
  - Спасибо вам, Михаил Валентинович, - сказал он печально. – Я и сам думал всё так сделать, но мне казалось, что этого мало…ничтожно мало!
  - Как знать? – загадочно улыбнулся доктор.
 Он ободряюще похлопал Филиппа по плечу, затем резко повернулся и стремительно зашагал в сторону ярко освещённой улицы.


*         *          *

  Слова  Атаманова долго не давали Филиппу покоя. Совету доктора он последовал в точности, ибо совет этот соответствовал его тайным пожеланиям, и действительно отправился провожать Ларису на Семигорский вокзал. При виде его Анна Тимофеевна приветливо и даже ласково улыбнулась, а Вера Алексеевна тут же надулась – его присутствие ей явно представлялось  лишним. Но он и виду не подал, приветливо поздоровался с обеими женщинами и несмело подошел к Ларисе. Девушка смотрела на него своими темно-карими глазами так, будто его приход ее ничуть не удивил.
   - Вера, - тихо сказала Анна Тимофеевна дочери. – Давай отойдем в сторонку, пусть ребята пошушукаются напоследок…
   - Вот еще! – фыркнула мать. – Если им надо, пусть сами и отходят в сторонку! Да и нечего тут шушукаться – какие у них могут быть от нас секреты?
  - Ну…мало ли какие! – сказала бабушка, потянув Веру за рукав.
  - Мама, - холодно отвечала та, - я уже говорила тебе, что сильно жалею, что последние каникулы Ларочка  провела здесь. Чёрт знает, чем она тут занималась, чёрт знает, где она тут шаталась, ни черта ты за ней не следила…Почему она вдруг попала в психушку? Как такое могло случиться?
  - Вер, ты же знаешь, я в больнице лежала! – отвечала старушка. – А если твою дочку даже на неделю нельзя без присмотра оставить, так это твоя заслуга – значит, так ты ее растила! И неча на зеркала пенять, коли рожа крива. Ларка-то вон какая вымахала – так что ж я, по пятам с колом за ней бегать должна? Взрослая совсем, поди, всё сама уж понимает…
  - Ну спасибо тебе, мамаша! Между прочим, ты ее тоже растила, внучка она тебе…
  - Пойдем, пойдем…- продолжала тянуть ее в сторону Анна Тимофеевна, - пусть поговорят…
- Да не о чем им говорить! – зашипела в ответ Вера. – И парень этот непонятно кто, наглый такой, напористый…
- Это Филя-то наглый? Такой чудесный парень, золотой просто мальчик!
- У тебя, мать, все вокруг золотые! Ты как младенец прямо. А знаешь, он ведь со мной вчера разговаривал, пока вас с Лариской не было! Я только при Ларке говорить про это не стала. Так ты знаешь, что он от меня хотел? Представь себе только – он…
  Мама с бабушкой продолжали полушепотом переругиваться, но Филипп уже не слышал их. Его вниманием целиком завладела Лариса. Они стояли на перроне перед ожидающим отправления поездом  и смотрели друг на друга.
  - Лариса…- тихо сказал Филипп, опуская взгляд, - ты прости меня, пожалуйста, за мою несдержанность при нашей последней встрече. Я не хотел ни обижать тебя, ни сделать тебе больно. Честное слово…
  - Я не сержусь, - сказала Лариса и улыбнулась.
  - Правда? – робко спросил Филипп, поднимая на нее глаза.
  - Правда. Это ты меня прости за то, что я так грубо и резко обошлась с тобой. Ты не заслужил такого обращения.
 Филипп очень внимательно посмотрел на нее. Лариса говорила так хорошо и так душевно, что он невольно подумал – не может так говорить человек с нарушенной психикой. Ну никак не может! И значит, что всё у нее нормально? И не надо никакого наблюдения…никакого лечения?
   - Лариса, - сказал он осторожно. – Можно спросить тебя?
   - Конечно, - просто ответила девушка. – Спрашивай.
   - Ты так и не вспомнила, что произошло с тобой на Змеиной горе? Понимаешь, это очень важно.
   - Важно для чего? – спросила Лариса.
   - Ну, скажем…для восстановления твоего душевного равновесия.
   - Ты разговариваешь со мной, как с чокнутой, - в ее голосе зазвучали стальные нотки. – Не надо оскорблять меня. Я совершенно нормальна. А что до Змеиной горы…так, по-моему, ничего там особенного не произошло.
  - Как не произошло?! – Филипп снова начал заводиться. – Но ведь ты каким-то образом очутилась в Павловске! Ночью, одна, на пустой дороге! Ты потеряла память, и она к тебе до сих пор никак не возвращается! Ты придумала себе новое, совершенно другое имя! И ты говоришь – ничего там не произошло?!
  - Я ничего не придумывала, Филипп! – голос Ларисы прозвучал холодно и отчуждённо. – Для тебя я Лариса. Но теперь у меня есть и другое имя – Лорана! Это имя защищает меня…
  - От кого? – воскликнул Филипп.
  - От всех, - коротко отвечала она. – Это имя – мой оберег, и когда мне угрожает опасность, я становлюсь Лораной.
  Филипп посмотрел на нее с отчаянием. Нет, всё же с ней что-то не так. И видно, рано он попытался сделать вывод, что ее душевное состояние почти стабилизировалось…
   - Между прочим…- Лариса доверительно наклонилась к нему. – Я никому в этом не признавалась. Только тебе…
   - Что? – рассеянно отозвался он. – Ах, ну да, конечно…Спасибо большое.
   - И знаешь, почему?
   - Нет, не знаю…
   - Потому что ты – мой самый близкий…нет, даже не так! Ты – мой единственный друг!
 Филипп вновь устремил на нее свой испытывающий взгляд. Глаза Ларисы светились, в них было много солнца.
  - Ларис…А можно написать тебе письмо? – спросил он.
  - Напиши, - отозвалась она, - мне будет приятно.
  - Но я не знаю адреса…
  - У бабушки возьмешь. Она тебе даст мой адрес.
Из вокзальных репродукторов раздалось приглашение к отъезжающим занять свои места.
Филипп словно очнулся.
  - Лариса, - торопливо заговорил он, - мы, наверное, с тобой больше не увидимся, но я очень хотел тебе сказать…
  - Молодые люди, нам пора! – назидательно заметила Вера Алексеевна, подходя к ним и не обращая внимания на Анну Тимофеевну, укоризненно покачивающую головой.
   - Да, да…конечно, - упавшим голосом ответил Филипп, отходя в сторону и уступая матери Ларисы дорогу ко входу в тамбур вагона.
   - Пошли, - негромко, но твердо сказала Вера Алексеевна, потянув дочь за рукав.
   Лариса не стала упираться, но на площадке повернулась и тепло сказала  печальному молодому человеку:
  - До свидания, Филипп! Пожалуйста, не грусти без меня!
  - До свидания, Лариса…- отозвался он. – Счастливого пути!
  - Уместнее было бы сказать «прощай», - недовольно заметила мать на ухо девушке.
Лариса ничего не ответила. Проводница закрыла дверь и заперла ее на ключ. Сквозь мутное от грязи стекло Лариса еще видела Филиппа и Анну Тимофеевну, сиротливо стоявших на быстро пустеющей платформе. Но вот поезд тронулся.
      Медленно поползли мимо состава назад платформа и станционные постройки. Анна Тимофеевна осталась стоять на месте, помахивая рукой, тогда как Филипп пошел вслед за набирающим ход поездом, всё более убыстряя шаг и всё еще надеясь разглядеть в окно милое лицо…
  - До чего же настырный парень, - заметила Вера Алексеевна. – Никак не хочет с тобой расставаться! Ты для него как мёдом намазана!
  - Ну и что? – отозвалась Лариса. – Разве это плохо?
  - А чего хорошего? – сказала мать. – Ты себе получше найдешь, не то, что этот  нищеброд  из забытого Богом захолустья!
  - Нищеброд? – Лариса взглянула на мать с простодушным удивлением. – А мы что, уже графьями стали?
  - Ну не графьями, конечно, однако…
  - Между прочим, это мой друг! – сказала Лариса вызывающе. – Не надо говорить о нем плохо.
  - Друг, говоришь? – мать подозрительно взглянула на Ларису. – А мне показалось, что он в тебя влюблен по уши! Ты случайно не замечала?
  - Это его трудности, - сказала Лариса резко. – Для меня он друг – не больше и не меньше.
  - Он явно считает иначе, - сказала Вера Алексеевна. – И он из тех парней, которые добиваются своего любыми средствами! Он будет ждать новой встречи с тобой с маниакальным упорством – помяни мое слово.
  - Я уже сказала – это его проблемы, - раздраженно заметила Лариса. – Я люблю другого…
  - Господи, это еще что?! – опешила мать. – Кого?!
  - Мама, успокойся, - Лариса улыбнулась. – Моя любовь не от мира сего.
  - То есть…как бы идеал твой, что ли?
  - Ну…вроде того!
  - Ох, Лариска, да с тобой инфаркт можно в одночасье получить! – вздохнула мать, с трудом переводя дух. – Надо же такое ляпнуть! Меня даже в жар бросило! Нет, ты и впрямь стала какая-то ненормальная! И что это здесь с тобой стряслось, в этом пропащем Семигорске? Видно, сам чёрт меня дёрнул тебя в последнее школьное лето сюда отправить!
  Лариса не ответила. Она открыла дверь, ведущую из тамбура в коридор, и направилась в купе. Мать тревожно смотрела ей вслед.
  Напротив купейной двери Лариса остановилась и стала смотреть в окно. Давно уже остались позади привокзальные улочки Семигорска, пригородные дачи, и теперь за окном тянулись цветущие зеленые сады… Ей вдруг мучительно захотелось вернуться назад, в уютный бабушкин домик, в зеленый яблоневый сад и садовую беседку, она возжелала вновь увидеть глаза Филиппа – такие  любящие, робкие, восторженные… Спазм неожиданно перехватил горло. Ехать домой совершенно не хотелось. Сердце вдруг сдавило как клещами, и в душе поселилось предчувствие неминуемой беды…
 
 
 *         *          *
 
   
    - Привет, Филя! Как сам?
    Филипп вздрогнул от неожиданности, услышав  столь весёлое обращение. Он остановился и настороженно повернул голову в сторону говорившего. Перед ним стоял улыбающийся Сергей Юрьев.
   - А-а, Серёга…привет, - улыбнулся в ответ Филипп.
   - Поздненько ты гуляешь! – сказал Юрьев. – Время к полуночи уже.
   - Я не гуляю, Сережа…Я со второй смены домой иду. Сейчас вот порубаю, чего там маманя сготовила, и завалюсь спать.
   - Ах, да…ты ведь у нас труженик, я и забыл! – сказал Сергей. – Всё лето работал, отдыха не знал. А то еще и за Лариской бегать пришлось. Да-а, лето у тебя суматошное вышло, ничего не скажешь!
  Филипп настороженно посмотрел на собеседника.
  - А это ты к чему сказал?
  - Да ни к чему. Посочувствовал просто! Ларка – девушка видная, красивая, с такою хлопот и забот всегда полон рот! А вот уехала – так жалко! Скучно и тоскливо…
  - Ты всегда был очень проницателен, Юрьев, - мрачно заметил Филипп.
  - Дружище, да у тебя все твои эмоции  на физиономии написаны! – засмеялся Сергей. – Идешь вот, а на самом лица нет.
  - Да, ты прав, - вздохнул Филипп, - скучно и тоскливо. Особенно убивает меня то, что уехала она насовсем, и я ее больше никогда не увижу…
  - Кто знает? – задумчиво потянул Юрьев. – А может быть, еще и увидишь!
  - Да нет…видел бы ты ее мамашу! Она что твой Цербер…Я вообще не понимаю, как она Лариску одну в наш Семигорск отпустила! Я на вокзал ее ходил проводить, так мама ее всё время в наш разговор встревала и вообще всем своим видом давала мне понять, что зря  я на вокзал припёрся.
  - А может, и права ее мамаша-то? – вдруг заметил Сергей. – Может, и вправду зря? Что, разве на Лариске твоей свет клином сошёлся? Ты парень-то взрослый, тебе жизнь свою устраивать уже пора, ну, а ей… 
   Юрьев махнул рукой. Филипп недобро покосился на него.
  - Что – ей? – процедил он зловеще.
  - Ей лечиться надо, Филя! Серьёзно лечиться. И ты сам это знаешь, знаешь без меня, ведь так? И неизвестно вообще, можно ли ее вылечить!
  - Можно! – решительно воскликнул Филипп, сжимая кулаки. – Ее можно вылечить, надо только доктора хорошего найти, и я его нашёл, а вот мамаша ее упёрлась намертво и – ни в какую…
  - Ты уже и доктора ей нашел? – воскликнул Юрьев с усмешкой. – Ну ты даёшь! Выходит, времени даром не терял? Ну вот что: ты сейчас устал и домой после смены еле плетёшься, а видимся мы с тобой нечасто. Есть у меня кое-что важное для тебя про Лариску… Если хочешь, могу рассказать прямо сейчас – глядишь, и твоя тоска по зазнобе уехавшей вдруг да поутихнет сама собой!
  Филипп взглянул на Юрьева с неприязнью и удивлением.
 - Послушай, Серёга, - сказал он с горечью, - я всегда тебя уважал: и за ум твой, за твои знания, за твою порядочность… Так неужели ты собрался мне передать сейчас какую-то грязную сплетню? Лучше не трудись – я всё равно не поверю; я знаю Ларису лучше всех вас, а потому сделай милость – не береди понапрасну душу…
  - Да погоди ты! – прервал его Юрьев с досадой. – Что я, бабка трепливая, чтобы сплетни гадкие распространять? Ты меня знаешь: у меня нормальный язык, а не помело - я вру только иногда и только по мелочи; по-крупному ни-ни! А здесь дело серьёзное…но воля твоя: если не хочешь слушать, я молча ухожу, а ты тоскуй себе дальше! А если тебе всё-таки интересно, какова порой бывает твоя Лариса, тогда давай присядем на скамеечку – вот на эту хотя бы, что под деревом стоит, - и перетрём по-тихому; мне лично думается, что такие вещи тебе знать полезно, а может, и необходимо.
 
      Филипп немного смутился: ему было неприятно слушать что-то нехорошее про Ларису от кого бы то ни было, а с другой стороны – Юрьев всегда внушал ему доверие, парень он был порядочный и серьёзный. Поколебавшись немного, он всё же сдался:
  - Ладно, Серёга, если есть что рассказать, рассказывай…
Они присели на скамеечку под раскидистым деревом, мерно шуршащим густой еще по-летнему листвой над их головами.
  - Только сразу уговор, Филя: всё, что я тебе сейчас расскажу – остаётся  между нами. Больше – никому. Договорились?
  - Ну конечно, Серёга! Кому же я стану…
  - Довольно. Мне твоего слова достаточно. А теперь по делу, - сказал Юрьев. - Ты вот мне скажи, Филя: ты давно Генку Кирсанова видел?
  Филипп слегка растерялся от такого вопроса.
  - Давно… - вымолвил он рассеянно. – Да по мне его вообще бы никогда не видеть.
  - Не об этом сейчас речь, - заметил Сергей. – Ты не видишь его потому, что Кирсанов валяется в больнице… В Павловск его отвезли.
  - Вот как? – Филипп, казалось, ничуть не огорчился. – Что же с ним случилось? Никак заболел?
  - Ну да… заболел, - Сергей мрачно покосился на него. – Заболел после того, как его избили.
  - Избили? – удивился Филипп.
  - И жестоко избили! У него там сотрясение мозга, деформация горловых хрящей, еще какая-то хрень…В общем, отметелили Генку очень серьёзно.
  - Н-ну ладно…- процедил Филипп. – Но я-то здесь причем? Да и не интересует меня твой Кирсанов: избили его – ну и чёрт с ним! Видно, кто-то оказался не столь терпелив, как я или ты… Будет ему впредь жёсткий урок. Так ты со мной про Кирсанова собрался говорить?
Я не имею к этому никакого отношения – охота была руки об него марать!
  - Ты к этому действительно отношения не имеешь, - пожал плечами Сергей, - вот только некто другой самое прямое отношение имеет. Знаешь, кто его до полусмерти избил?
  - Не знаю… да откуда мне знать! – Филипп начал раздражаться. С чего это вдруг Юрьев завел с ним разговор про Кирсанова?
   - Попробуй угадать с трёх раз! – усмехнулся Сергей.
   - Хватит загадок, Серёга! Мне в принципе по барабану, кто там этому Кирсанову морду набил…
   - Ой ли? Значит, не угадаешь…Ну так я тебе скажу: это Лариска, пассия твоя, Кирсанова зверски избила. Так-то, Филя…
  Филипп совершенно опешил.
  - Да не может быть! – только и смог вскричать он. – Ты спятил, Серёга! Что ты несёшь? Ни в жизнь не поверю!
  - Можешь верить, можешь не верить, – философски заметил Сергей, - но факт остается фактом, а  факты, как ты знаешь, вещь упрямая.
  - Я еще раз говорю: не может такого быть! Лариса вообще в последнее время была безразличной ко всему! Совершенно безучастной… А тут – кого-то избить! Да на кой чёрт сдался ей этот проклятущий  Кирсанов? Я знаю, Серёга, что ты никогда попусту не гонишь, но здесь… нет, тебя явно ввели в заблуждение.
  Юрьев повернул к нему свое серьёзное и хмурое лицо.
  - Да? – отозвался он. – Кто ж это ввёл меня в заблуждение? Мои собственные глаза, что ли?
  - Постой… ты хочешь сказать, что сам видел, как…
  - А то! Именно это я и хочу сказать! Если бы сам не видел, как Лариска избивала Генку, так вообще бы молчал… Так ты будешь слушать или нет?
  - Конечно, буду, если ты сам видел! – воскликнул Филипп. – Слушаю очень внимательно…
    И Юрьев рассказал своему товарищу всю историю, свидетелем которой он стал; рассказал очень подробно обо всём – как стал следить за Кирсановым после подозрительного трёпа последнего на лесной пирушке, как услышал Генкину беседу с Ларисой в лесопарке и сразу понял, что именно кроется за кирсановским приглашением, как незаметно последовал за ними, и что произошло далее. Филипп слушал, и его попеременно бросало то в жар, то в холод, он то озлобленно сжимал кулаки, то до боли в челюстях стискивал зубы.
   - Ну, попадётся мне это Кирсанов! – воскликнул Филипп, глядя прямо перед собой. – Я с ним поговорю по-свойски! Мерзавец… ублюдок!
  Сергей бросил на него быстрый встревоженный взгляд.
  - А ну, стоп! – воскликнул он. – Ты что, забыл, о чём мы в самом начале договорились?
 - А о чем мы договорились?
 - О том, что обо всём этом никому ни слова! Уже забыл?
 - Так это посторонним никому ни слова, а ведь Кирсанов…
 - Кирсанов не исключение, - сказал Сергей. – Ему тоже ни слова. А тем более нельзя его бить! Он и так еле живой…
 - Да за Лариску я готов его вообще… - начал было Филипп, но Юрьев тут же прервал его.
 - Ой, я тебя умоляю! – воскликнул он. - Вот только не надо этого пафоса, ладно? А то уже тошнит, я этого страсть как не люблю! Лариска твоя ничуть не пострадала,  Генка и так уже наказан, и наказан очень жестоко, а дважды не наказывают даже за самое тяжкое преступление. А потому – помни, что ты мне обещал! Иначе это будет нечестно по отношению ко мне прежде всего.
  - Ладно, Серёга, я тебя не подведу…Обещал – значит, обещал.
  - Вот и ладушки! Тогда продолжаю…
  - А что, есть еще, о чем сказать? – спросил Филипп.
  - Да, Филя, есть… Надо подвести итог всему сказанному. А итог таков: я тебе честно скажу, за Лариской я поехал не ради тебя. Ты отрабатывал заводскую смену, иначе говоря – отсутствовал по уважительной причине. Но то, что затеял Генка, для меня неприемлемо ни с какой стороны. Посягать на юную девушку, еще школьницу, есть гнусное преступление. Посягать на девушку, у которой не все дома (уж извини, если грубовато сказал!), есть гнусность вдвойне. И хотя с Генкой я знаком с детства, я решил, что не дам совершиться этой подлости. Потому и поехал… А вышло всё совсем наоборот. Спасать  именно Генку пришлось.
  - Вот еще! – фыркнул Филипп. – Нашел, кого спасать! Насильника, негодяя…такую мразь.
  - Ты не понял, Филя! – хлопнул его по колену Сергей. – Негодяй, мразь – это всё эмоции! А для суда он являлся бы пострадавшим, а точнее – жертвой, и его моральный облик никого не интересовал бы… ну или, скажем так, интересовал бы далеко не в первую очередь.
  - Какого еще суда? – спросил Филипп.
  - Как какого? Да того самого, который  судил бы твою милую Ларису за убийство!
  - Какое еще убийство?!
  - Убийство Генки Кирсанова! Если бы я немного опоздал, она бы его вилами проткнула! И сейчас бы не ехала в поезде к себе домой, а отвечала на вопросы следователя. Так-то, Филя!
  - Ты уверен, Серёга? – нерешительно спросил Филипп.
  - Абсолютно уверен! Так что ты меня благодарить должен.
  - Не могу в это поверить…
  - Ты поверил бы, если б увидел ее глаза. Она собиралась совершить убийство: ей мало было просто размазать Генку по полу, она всерьёз хотела его прикончить. Но тут некстати (или наоборот – весьма кстати!) появился я и ей помешал.
  - И как же тебе это удалось? – спросил Филипп.
  - Уговорил я ее… Объяснил, что к чему.
  - И она послушалась?
  - Как видишь! Иначе мы сейчас с тобой не беседовали бы. Она ведь и перед моим носом вилами размахивала! Ужасно разозлилась, что я помешал ей с Генкой окончательно разделаться. Мне удалось-таки ее успокоить, и она просто ушла. Только при этом заперла нас на ключ, который я ей сам же и отдал под угрозой применения всё тех же вил! Мы с Генкой потом, как проклятые,  три часа выбирались из этого чёртова ангара.
  Филипп долго и угрюмо молчал, обдумывая услышанное. Молчал и Сергей, видимо, ожидая его реакции. Наконец Филипп жёстко заметил:
  - В конце концов, она защищалась от насилия. От такого подонка как Кирсанов, молодой девушке отбиваться можно любыми способами. Я ее вполне понимаю.
  Юрьев тяжело вздохнул.
  - Влюбленный человек простит предмету своей любви всё, что угодно, и убийство тоже, - сказал он. – Это понятно. Вот только, если у тебя на Лариску серьезные виды, то было бы нелишне сто раз подумать – а стоит ли связывать свою жизнь с очаровашкой, которая  способна в два счёта поднять на вилы человека, пусть даже и насильника! А твоя милая девушка именно из таких. Вот какие дела-то, Филя! Ты тут тоскуешь, страдаешь, мучаешься разлукой… А впору крепко задуматься,  нужна ли тебе эта самая Лариса?
  - Спасибо тебе огромное, Серега! – сказал Филипп, - за всё: за неравнодушие, за вмешательство, за сведения… Спасибо! Но я просто так от Лариски не отступлюсь. Случившееся лишний раз доказывает, что с нею стряслась беда, и ей нужна психиатрическая помощь. А вот мамаша ее эту истину понимать никак не желает.
  Юрьев только руками развел.
 - Ну что же, - отозвался он, - я тебя услышал, Филя! Если ты считаешь, что в состоянии ей помочь, – помогай! Наверное, ты знаешь, как…Ну, а я всего лишь хотел подбросить тебе информацию к размышлению. Я свою задачу выполнил.  Дальше, дружок, ты уж сам думай, действуй... Пока!
 
    Сергей поднялся со скамьи и сделал несколько шагов по дорожке.
  - Постой! – окликнул его Филипп. – Ты уходишь?
  - Ну…вообще-то поздно уже! Да и ты с работы идешь, сам говорил, что спать собираешься! А чего еще-то рассиживаться? Я сказал тебе всё, что хотел.
  - Пожалуйста, погоди немного…присядь, - попросил Филипп.
Сергей не слишком охотно вернулся к нему и снова сел.
  - Ну, чего ты еще хочешь от меня услышать?
  - А вот скажи – попросил Филипп, - почему ты расцениваешь тот резкий отпор, что Лариса дала Кирсанову, как проявление ее невменяемости? Разве это не естественно, что сильная крепкая девушка сумела не только отбиться от насильника, но и перейти в наступление и победить его?
 - Опять ты передергиваешь, Филя! Я же русским языком сказал: она собиралась его убить! Что тут непонятного? Она убила бы его, хотя для нее Генка уже точно не представлял никакой опасности, и на самооборону тут ничего не спишешь. Упорное стремление человека убить – это, по-твоему, как – нормально? Кроме того…Ларка  и слова какие-то странные говорила…
 - Какие еще слова? – насторожился Филипп. – Ты не упоминал…
 - Ишь ты! Не упоминал…тогда, в запарке, не до этого было, а потом уже вспомнилось. Вот, например, я сам слышал, как она сказала Генке, что он – всего лишь обыкновенный человек. Звучит довольно странно – ты не находишь? Если Генка обыкновенный человек, то выходит, она сама – необыкновенная? А еще она мне сказала, будто Генка пытался овладеть ею против ее воли, посягая на то, что ему не принадлежит…Ну, или что-то в этом роде. Разве нынче так выражаются? Она как будто цитировала какую-то старинную книгу, что ли…в общем, девушка явно не от мира сего и с крайне опасными замашками! Может, она и не невменяемая, однако на нее явно что-то накатывает, и тогда она способна совершить всё, что угодно, вплоть до убийства. А ты спрашиваешь, почему я расцениваю…ну, не нравится тебе, как я это делаю, сам тогда расценивай! Может быть, для тебя она – агнец Божий, только с вилами.
   - Мне кажется…это всё башня, - произнес задумчиво Филипп как бы в ответ собственным мыслям.
 - Что? – удивленно отозвался Сергей. – Какая башня? Ты хочешь сказать, что у Ларки  башню сорвало? Я думаю, ты недалёк от истины, дружище…
 - Нет, Серега, я не о том, - Филипп невесело улыбнулся. – Я говорю о той башне, что стоит на Змеиной горе и вот уже не один век смущает умы людей своей тайной. Я ведь даже в здешней библиотеке был, почитал там о ней кое-что…
 - Да причем тут башня! – нетерпеливо воскликнул Юрьев, - речь у нас не о башне, а о пассии твоей, которая  весьма опасна для окружающих…
 - Погоди, Серёга! Но ведь с башни всё и началось! Лариса пропала, войдя в эту самую башню, а когда объявилась вновь, у нее обнаружились все эти странности!
 - Странности? Юная девушка размахивает перед носом у людей вилами и грозится убить, а ты называешь это странностями? Вот уж правильно говорится, что любовь лишает людей разума!
 - Ну погоди, Серёга! – перебил его Филипп. – Я ведь тоже был в этой башне! Я поднимался на самый верх, потом спустился на землю и «потерял» целые сутки, не заметив этого. Ты помнишь?
 - Ну помню вроде…И что с того?
 - Ну как что? Я ведь тоже ничего не помнил и не помню, как и Лариса. Значит, с нами произошел один и тот же феномен – ведь так?
 - Возможно, - заметил Юрьев. – Только с маленькой, но существенной разницей: у Ларки крыша поехала напрочь, а вот за тобой никаких отклонений не замечалось…
 - Ты забыл добавить одно краткое, но очень важное словечко…
 - Какое?
 - Пока! До сих пор у меня отклонений не замечалось, но возможно, ты переменишь свое мнение, когда услышишь, что я сейчас скажу. Очень уж похоже на горячечный бред.
 - Чёрт побери… ты меня заинтриговал, Филя! Ну, говори…
 - Помнишь, помимо этой самой башни, на Змеиной горе есть еще древний оракул, который и дал горе свое название…
 - Помню, конечно, - сказал Сергей. – Как не помнить…и что?
 - Когда я был в библиотеке, мне там одна почтенная старушка-сотрудница сказала, что в древние времена к тому оракулу приезжали лечиться. А еще в этом святилище паломники ложились спать, погружаясь в так называемый священный сон. И во сне они могли увидеть как будущее, так и прошлое, которое давно стёрлось из памяти. Да ты, кажется, и сам мне про то говорил!
  - Возможно, говорил… только не пойму, к чему ты клонишь?
  - Ну как не понять! – воскликнул Филипп. – Что, если снова подняться на Змеиную гору, найти там этот оракул, и попробовать …впасть в священный сон? Вдруг я увижу во сне то, что происходило со мной в этой треклятой башне, и чего я сейчас не помню?
 Сергей смотрел на Филиппа долгим немигающим взглядом, будто не узнавал его. Потом сказал:
  - Ну, ты даешь… Тебе не кажется, что это уже из области параноидального?
  - Почему же? – усмехнулся Филипп. – Древние так поступали в свое время, а они ведь были ничуть не глупее нас, разве не так?
  - Послушай, Филя. Тут есть закавыка и даже не одна.
  - Например?
  - Например, рассказы о так называемых священных снах весьма похожи на легенду. Это раз. Далее: в древние времена оракул был в почете, а сейчас он разрушен и осквернён, и кто может сказать, какие необходимые составляющие в нем утеряны? Что надо с ним сделать, чтобы он заработал вновь? Никто не знает, и это два. Ну, и насчет древних: они действительно были ничуть не глупее нас, а во многом куда мудрее, вот только жили они так давно, что тогдашний мир имел весьма мало общего с миром современным. В их мире имели место чудеса, которых не встретишь нынче, и то, что для древних было реальностью, для нас сегодня всего лишь миф. Поэтому они видели священные сны, но к этому нужны способности, нужно особое состояние сознания, а мы эти способности давно утеряли. Это три. Надеюсь, достаточно?
  - Достаточно для чего? – спросил Филипп.
  - Для того, чтобы ты отказался от этой затеи.
  - Чтобы я отказался? Знаешь, Серега, ты всё очень складно тут сказал, и я восхищен твоей эрудицией и логикой. Однако, сам посуди – что я могу сделать еще? Доктор сказал: чтобы Ларисе как-то помочь, необходимо узнать, что же всё-таки произошло с нею на Змеиной горе. Сама она не помнит, а я – единственный из людей, кто был там с нею в этой башне и пережил нечто подобное, только в меньшей степени. И я тоже ничего не помню. Но вот существует древний оракул, расположенный там же, и который способен, хотя бы гипотетически, пролить свет на эти события, о которых ни Лариса, ни я ничего не помним. Этот оракул – единственная зацепка, наша единственная возможность! И ты хочешь, чтобы я от этой возможности просто так – взял и отказался?
  - Ну… вовсе не просто так! – возразил Юрьев. – Чтобы эту так называемую возможность реализовать, тебе придется снова подняться на Змеиную гору и посетить древний оракул. А чем такое предприятие может закончиться, мы уже наблюдали на примере твоей пассии по имени Лариса. Вряд ли ты ей поможешь, если вслед за нею тоже рехнёшься. Вы даже лечиться будете в разных заведениях: она где-то там в большом городе и наверняка за бабки, а вот ты – в местной павловской психушке и бесплатно, и здесь из тебя окончательно сделают настоящего…
  - Ой, ну хватит, Серега! – нетерпеливо перебил Филипп. – Раскаркался, словно ворон! Сам пророчествуешь не хуже оракула, только все эти пророчества твои – дурного свойства. Лучше посоветуй что-нибудь путное, если у тебя имеется идея получше.
   - Свою идею я, кажется, тебе уже высказал, - заметил Сергей, - только она тебе не понравилась.
   - Прости, но идея отказа от похода к Змеиному оракулу мне никак не подходит, - отозвался Филипп, - и я уже объяснил, почему.
  - Да понял я твои объяснения, Филя, - сказал Сергей. – Понял и осознал…Ладно! Ну, и когда же мы выступаем?
  Филипп чуть заметно вздрогнул и резко повернулся к своему товарищу.
  - Постой… ты, кажется, сказал – мы? Или я ослышался?
  - Нет, не ослышался. Если ты пойдешь один и сгинешь там, как это бывало не раз со всякими  авантюристами вроде тебя, я же потом себе этого никогда не прощу! А так…вдвоем всё же и веселее, и сподручнее.
  - Спасибо, Серега, ты – настоящий друг! Я на подобный подарок даже не рассчитывал!
  - Ладно, ладно, тоже мне – друг, подарок! Красивые слова, и только… Однако ты так и не ответил на мой вопрос.
  - Когда выступаем? Завтра у меня выходной… Давай завтра вечером! Идет?
  - Ну что ж… пожалуй, идет! Стало быть, завтра…

   Вечером следующего дня Сергей с Филиппом поднялись на Змеиную гору.
   Странно, но путь наверх оказался хоть и весьма утомительным, однако лишенным блужданий и неприятных приключений. Память обоих сохранила в себе знакомые ориентиры, так необходимые для того, чтобы не сбиться с горной тропы. В результате к наступлению сумерек после трудного, но вполне успешного восхождения путники стояли перед уже знакомой, но такой зловещей и таинственной каменной башней.
  - Ну вот… мы на месте, - сказал Юрьев, поправляя рюкзак. – Нет желания заглянуть снова в эту милую башенку? По каменной замшелой лестнице полазить…
  - Нет, - отозвался Филипп, - зато есть острое желание увидеть оракул.
  - Ну что же… тогда наш путь лежит мимо башни, и дальше вниз по склону. Пошли?
  - Пошли!
  Они двинулись вперед, огибая башню по пологому кругу. В одном месте пришлось перелезать через каменные руины стены, разрушенной многие века назад. Путь здесь был очень опасен, тем более, что стремительно темнело – ведь стоял сентябрь, и дни стали заметно короче, чем летом. При этом Филиппа не оставляло ощущение, будто из узких черных окон огромной башни за ними кто-то неустанно наблюдает, и от этого на сердце становилось по-настоящему жутко. Делиться этими ощущениями со своим товарищем Филипп однако не стал.
  Юрьев довольно быстро продвигался вперед. Филипп поспешно следовал за ним. Черный силуэт гигантской башни постепенно перемещался назад. Идти стало полегче – тропа уходила круто вниз. Между тем темнело прямо на глазах – сумерки неумолимо сгущались. Высоко в небесах зажглись первые звёзды.
  - Осторожно, - негромко предупредил Сергей. – Впереди обрыв…
  Филипп замедлил шаг. Тропа исчезла, потерявшись на каменистом, круто уходящем вниз склоне.
Юрьев вдруг остановился и замер, слегка откинувшись корпусом назад, чтобы сохранить равновесие. Филипп приблизился к нему сзади.
  - Аккуратнее, - заметил Сергей, - не то загремишь по склону и там уже точно шею себе свернешь!
 Филипп выпрямился и окинул взором простёршуюся внизу панораму.
   На гигантском склоне горы расположилась обширная горизонтальная площадка – нечто вроде каменистого уступа-платформы, окаймленного по наружному периметру густой растительностью и цепью огромных горных сосен. А в центре этой площадки  возвышались  древние руины самой причудливой и разнообразной формы; остатки античных построек были сплошь из белого камня, а потому отчетливо выделялись на фоне сгустившихся темнеющих сумерек и черно-зеленых крон деревьев.
  - Ну вот, - хмуро заметил Сергей, - это и есть Змеиный оракул. Вернее, те крохи, что от него остались за долгие-долгие столетия.
  Филипп готов был с этим согласиться: осталась действительно лишь малая часть того давнего архитектурного величия, что  когда-то здесь пребывало. Неумолимое время и людской религиозный фанатизм не пощадили некогда выдающееся по своей красоте и уникальное по своему назначению античное сооружение.
   - А ты заметил, - сказал Филипп, - какая здесь тишина? Полная, абсолютная…и кажется, что наши слова прямо-таки гаснут в окружающем воздухе. Ты не чувствуешь?
  - Да ты, оказывается, лирик, Филя! – усмехнулся в ответ Сергей. – Но, пожалуй, ты прав. Однако это, наверное, естественно: место ведь необычное, издавна почитавшееся священным. Так что мы с тобой делать-то будем?
  - Будем делать то, зачем сюда пришли, - сухо отвечал Филипп. – Спустимся на площадку и останемся ночевать среди этих камней.
  - Думаешь, эти развалины помогут тебе погрузиться в священный сон? – в голосе Юрьева сквозила явная насмешка.
 - Я не знаю, Серега, - с ноткой отчаяния отозвался Филипп. – Ну откуда мне знать? Посмотрим.
  Юрьев мрачно разглядывал загадочно-зловещие руины.
  - Я не думаю, что эти камни сохранили в себе хоть какие-то свойства некогда знаменитого оракула, - сказал он тихо. – Святилище разрушено до основания и явно не работает.
  - А я думаю, оно работает! – возразил Филипп. – Я это нутром чувствую, Серега!
  - Ты обманываешь сам себя, Филя! Даже если тебе и приснится здесь нечто необычное, руководствоваться  твоим сном будет нельзя – ты это хоть понимаешь?
 - Я понимаю другое, - ответил Филипп. – Силы, заставляющие оракул работать, были здесь всегда, есть они и сейчас, они – в недрах этой горы! Древние знали это и умели с этими силами правильно обращаться! И пока эти силы есть, оракул работает, ибо над силами этими не властно ни время, ни тем более люди-мракобесы, разрушавшие  когда-то античные храмы! Я полагаю, нам необходимо лишь правильно выбрать место для своего ночлега…
  - Ты хорошо сказал – «лишь правильно выбрать»! – едко заметил Юрьев.  – В самом деле, какие пустяки… Тебе, разумеется, известно, как именно мы найдём правильное место для ночлега?
  - Черт побери, Серёга! Я думал, ты мне это подскажешь!
  - Да неужели? По-твоему, я спец по тайнам древних святилищ, что ли?
  - Спец не спец, но явно знаешь куда больше моего.
  - Ты явно преувеличиваешь мои познания, Филя, - сказал серьезно Юрьев. – Да, я всегда интересовался такими вещами, кое-что знаю об этом, но в целом я – обыкновенный дилетант, и не более того. Боюсь, что не смогу тебе ничем помочь.
 - Конечно, не сможешь, если мы будем и дальше стоять на краю обрыва и впустую чесать языки! – воскликнул Филипп. – Надо спуститься на террасу и  войти в святилище. Может, мы по каким-то признакам всё и поймём? Придется самим шевелить мозгами, ведь гидов тут не наблюдается.
  - Блажен, кто верует, - отозвался Юрьев. – Ладно, пойдем…

     Пришлось еще потратить какое-то время на поиски безопасного спуска. Когда оба первопроходца очутились возле первых камней, тьма уже плотно окутывала все окрестности. Однако в небе ярко светила луна, и ее серебристое сияние позволяло сносно видеть всё вокруг.
  Они некоторое время медленно шли среди камней, с опаской озираясь по сторонам и вглядываясь в каждую древнюю руину. Некоторые из них имели весьма причудливый вид.
  Постепенно начала вырисовываться общая конфигурация разрушенного сооружения: оно было круглым в плане, имея в центре самую главную свою часть, от которой нынче оставалась мощёная квадратными плитами площадка и несколько каменных баз колонн. От двух колонн чудом сохранились даже обломки стволов, один из которых достигал в высоту примерно четырех метров. Среди этих баз возвышалась массивная плита – возможно, древний алтарь.
  - Может быть, вот здесь и следует ложиться? – неуверенно спросил Филипп, рассматривая горбатившиеся древние плиты, меж которыми  росла трава. – Когда-то они ведь были уложены идеально ровно…
  - Это вряд ли, - решительно возразил Сергей. – Здесь явно была основная часть святилища, и здесь-то и находился сам оракул, а паломников сюда уж точно никто не пускал! Этот центр с колоннами был как бы сердцем всего храма, и лично я не могу себе представить, чтобы тут вповалку спали люди, ожидающие откровений во сне. Это запретная зона, Филипп.
  - Этот… абатон, что ли? Так он назывался?
  - Адитон! – поправил Сергей. – По-гречески означает – не входить!
  - А мне в библиотеке говорили, что паломники спали в месте, которое называлось  абатон. Как же нам его найти? Вроде как абатон и есть запретное место…
 - Ты всё перепутал, Филя! Абатон – это совсем другое. Запретная часть святилища называлась адитон. Туда могли входить только жрецы, и то далеко не все! А вот абатон – это прочие постройки, назначение которых было разным, а самое главное из них и общее для всех – скрывать адитон от глаз любопытных и злоумышленников. Понял?
 - То есть, абатоном может быть любое сооружение, скрывающее запретную часть храма от посторонних? – спросил Филипп.
 - Именно так, Филя! Вот давай и посмотрим с тобой, что из этих развалин могло служить таким оградительным  барьером для непосвященных. Я думаю, это должно было быть некое сооружение, окружающее  адитон со всех сторон, - подвел итог Сергей.
  Филипп с тоской оглядел окружающие их руины. Найти в них какую-то систему казалось просто немыслимо.
  - Эх, взглянуть бы на это святилище сверху…- задумчиво протянул Филипп. – Авось и увидели бы хоть какой-то план.
  - Ну, Филя… крыльев у нас с тобой нет, - отозвался Сергей. – А между тем, соображать надо быстрее, темнеет прямо на глазах.  Давай рассуждать логически. Вот посмотри на эту вереницу  камней…
  Филипп взглянул на камни, привлекшие внимание Юрьева. Длинные, вросшие в землю каменные блоки тянулись вокруг центральной части святилища по дуге, разорванной в нескольких местах.
  - Ну, и что особенного? – заметил Филипп. – Камни как камни…
  - Я так не думаю. Видишь, они выложены строго по окружности вокруг адитона. А в некоторых частях этой окружности сохранились остатки каменной стены, как, например, вон там…- Сергей показал рукой вперед. – О чем это говорит?
  - Наверное, о том, что эти каменные блоки когда-то служили фундаментом для стены, тянущейся вокруг этих колонн, - сказал Филипп.
  - Правильно, умница! И похоже на то, что стена была сплошная. А теперь посмотри сюда…
   Сергей указал на камни поменьше, также вросшие в землю за многие века и примыкающие вереницей к каменной дуге под прямым углом. И таких радиусов можно было насчитать несколько.
  - Не догадываешься? – взглянул он на Филиппа.
  - О чем?
  - Что это за камушки, расходящиеся от фундамента стены радиусами на равных расстояниях друг от друга?
  - Если честно, то нет…
  - Филя, включи мозги! – воскликнул Сергей. – Это же ребенку ясно!
  - Что ясно? – пробормотал Филипп.
  - Эти камни, что поменьше, тоже суть остатки фундамента, только на этом фундаменте когда-то стояли перегородки между помещениями, одинаковыми по размеру и форме. А вон там, смотри, сохранились даже основания дверного проема! Эти помещения примыкали одной стороной  к сплошной общей стене, окружающей центр святилища. И все они были одинаковы. Перед нами – остатки комнат для паломников! Этакая античная храмовая гостиница…Значит, с большой долей вероятности можно предположить, что именно здесь паломники ложились отдыхать и погружались в так называемый священный сон!
  Филипп слегка растерянно огляделся. Действительно, то, что говорил Сергей, выглядело вполне логично.
  - Ну что озираешься? – усмехнулся Юрьев. – Гостиничные номера, как видишь, в какой-то мере сохранились, хотя бы в своих контурах, а вот кроватей мы явно не найдем: если они и были, то рассыпались в прах за давностью лет. Так что спать придется на земле, на травке, которая  здесь растет в изобилии.
  - Ну, на то у нас спальные мешки есть, - заметил Филипп. – А все-таки я не устаю удивляться твоим познаниям, Серега: будь я один, ни за что бы не обнаружил эти вот комнаты! Для меня это святилище в нынешнем его состоянии – не более, чем груда камней.
  - Да ну, ерунда! – воскликнул Сергей, сбрасывая на землю спальный мешок. – Необходимый минимум знаний, плюс немного логики – и всё! Греческие храмы отличались  строгой простотой и целесообразностью. Нам повезло, что здесь в античные времена располагались колонии именно греков, а не критян или египтян: иначе нам пришлось бы разыскивать  абатон  в недрах гигантского лабиринта – критского или египетского.
 - А как насчет того, чтобы поесть? – спросил Филипп. – Ложиться спать на голодный  желудок не очень-то приятно: самый обычный сон не придет, не то что священный.
 - Рад, что ты не утратил способности  к шутке, дружок, - ответил Сергей. – Я не знаю, разрешалось ли древним паломникам принимать здесь пищу. А вообще, в античных святилищах обычно приносили жертву богам, Филя. Скажем, барана или овечку…похоже, мы про то напрочь  забыли, и предложить оракулу какое-либо приношение мы не можем. Впрочем, жалеть не о чем: я всё так же уверен, что мы затеяли пустое дело.
  - Не стоит загадывать, Серега, - отозвался Филипп, - думаю, мы совсем скоро  это проверим. А насчёт приема пищи: если здесь были комнаты для паломников, то и ужинали они, скорее всего, в них. Или ты полагаешь, нам следует поискать здесь остатки общественной столовой? Например, в монастырях имелись общественные трапезные…а как насчет таковых в древних храмах?
  - Вот этого я не знаю, - без обиняков заявил Сергей. – Я тебе не справочник по истории, в конце концов.
  - Наверное, дружище, - улыбнулся Филипп, - а потому давай-ка ужинать…
  С наступлением темноты стало холодно, и  друзья  развели небольшой  костер. Они наскоро перекусили взятой из дома нехитрой снедью. Тьма окружала их непроницаемой пеленой – похоже, что луну затянули тучи. Пламя костра давало колеблющийся свет, который будто поглощался окружающим мраком, освещенным оставался лишь небольшой пятачок, в котором едва умещались двое парней в сидячем положении. Да и сам огонь смотрелся каким-то странным, словно бы размытым.
  Филипп обратил внимание своего друга на это необычное обстоятельство.
  - Спустился туман, что ли? – неуверенно предположил он.
  - Не знаю, - глухо отозвался Юрьев. – Знаю лишь, что холод вокруг собачий, и воздух такой, словно сейчас зима. Как бы нам дуба не дать этой ночью!
  - Да, действительно холодно, - согласился Филипп, -  и холод какой-то всеохватывающий, вползающий в тело так, что все кости стынут. В прошлый раз такого не было…
  - В прошлый раз, дружище, мы ночевали вне башни и вне Змеиного оракула, - заметил Сергей. – Похоже, это имеет значение, и немалое. Давай-ка залезать в мешки и попробуем заснуть…мне кажется, это лучшее из того, что мы можем сделать.
  С этим, пожалуй, следовало согласиться. В конце концов, Филипп и стремился в это пугающее и таинственное место именно для того, чтобы лечь здесь спать и посмотреть, что из этого выйдет. Или не выйдет ничего…
  Он торопливо развернул спальный мешок, вздрагивая при этом от пронизывающего холода. Сергей последовал его примеру. Через несколько минут оба друга лежали возле догорающего костерка в мешках, похожие на две большие лесные колоды.
  Прошло еще какое-то время.
  - Серега…- негромко позвал Филипп. – Ты спишь?
  - Нет, - угрюмо откликнулся Юрьев. – Как же, заснешь тут…
  - А что тебе, неудобно?
  - Почему же? Вполне удобно, я согрелся даже. Однако не сплю вот – жутко здесь очень, как-то нехорошо…А сам-то чего не спишь? Будешь лежать, да в темноту таращиться, точно никаких снов не увидишь.
  - Я просто не успел задремать, - ответил Филипп. – Сейчас, наверное, засну: устал просто зверски!
 - Ну еще бы: в такую даль тащились! Да всё время в гору, и в гору…
 - А ты прав, Серега – здесь жутко и нехорошо как-то…Мне все время какие-то тени среди камней мерещатся. А тебе нет?
 - А черт их там разберет – тени или не тени…я стараюсь не глазеть особо по сторонам, а то и впрямь спятить недолго. Ты тоже не глазей – спокойнее будет…
  Оба  помолчали. Однако ощущение запредельной, словно бы потусторонней жути не проходило.
  - Серега…- снова тихо позвал Филипп.
  - Ну? – отозвался Юрьев.
  - Спасибо тебе…
  - Это за что же?
  - За то, что пошел со мной, за то, что я здесь не один. Будь я один, давно бы уж со страху спятил.
  - Ой, да перестань, Филя! Ты маленький, что ли? Да, неуютно, да, жутковато, но не так же, чтобы всерьез с ума спятить! Мы пока с тобою ничего реально страшного не видели. Ты вот спи лучше, не то самые интересные сны пропустишь…
 - Кажется, я уже сплю, - улыбнулся в темноте Филипп.
 - Ну, давай! Счастливых сновидений тебе, дружище… - ответил Сергей.

 *           *           *

    …Вбежав на первый этаж башни, он остановился, пораженный открывшимся ему красочным и совершенно ошеломляющим зрелищем. Это снаружи башня представляла собой мрачную безмолвную громаду, а здесь, внутри, оказывается, вовсю кипела жизнь! Обширный круглый зал был полон людей, со стен струились, подобно водопадам,  тяжелые разноцветные портьеры, окаймленные золотой бахромой,  а с высокого потолка свисали массивные хрустальные  люстры со множеством пылающих свечей. Полы в зале были выложены разноцветными мраморными плитами, начищенными до блеска; в их гладкой поверхности отражались огни свечей и пестрые наряды людей, гуляющих по залу. У Филиппа зарябило в глазах от изобилия ярких, сверкающих и переливающихся красок. Густая толпа наполняла зал, приглушенно гудевший нестройным хором множества голосов. Люди прогуливались по мраморному полу небольшими группами или парами, негромко переговариваясь между собой, словно зрители в театре во время антракта.
  «Что происходит? – подумал ошеломленный всем увиденным Филипп. – Куда я попал? Я ведь только что был на вершине Змеиной горы…»
  Толпа, окружавшая Филиппа со всех сторон, вызывала искреннее изумление. Люди были все разодеты в причудливые наряды  весьма давней эпохи – плащи с меховыми капюшонами, длиннополые одеяния с откидными воротниками; дамы щеголяли в пышных платьях и юбках до самого пола и соревновались друг с другом высотой и необычностью вычурных причесок, встречались и кавалеры в узорчатых камзолах и в ботфортах, с мечами или шпагами на разукрашенных перевязях…судя по этому невероятному прикиду собравшихся, окружающая  Филиппа обстановка воспроизводила дух и стиль позднего средневековья – скорее всего, конца XV – начала  XVI века.
   Филипп продолжал в крайнем недоумении озираться по сторонам – он был просто шокирован всем увиденным.
   «Как они все здесь оказались? – в смятении размышлял он. – И вообще: где я? Может быть, здесь снимают какой-то исторический фильм?..»
  Если это и вправду были съёмки фильма, то создатели его явно не пожалели средств на декорации и костюмы. Несмотря на обилие людей, собравшихся в башне, казавшейся способной вместить в себя сколь угодно много народу, Филипп не увидел ни одного человеческого лица, так как все присутствующие носили самые разнообразные маски. Это были довольно тяжелые, разукрашенные в разные цвета целые сооружения – носить такие на головах и на плечах было явно нелёгким делом. Маски изображали  звериные морды, птичьи головы, физиономии каких-то гротескных фантастических персонажей, а то и вовсе мифологических и сказочных чудовищ – минотавров, горгон, гарпий и сфинксов, огромных насекомых, вырезанных столь искусно, что их можно было всерьез испугаться; от разнообразия звероподобных и териоморфных форм голова шла кругом. Филипп почувствовал приступ легкой дурноты и слабость в коленях – он в изнеможении привалился спиной к каменной стене. Дышать в переполненном зале становилось всё труднее.
 
   - А вы кто? – вдруг обратился к нему некий персонаж, одетый в усыпанный каменьями камзол и носящий на голове маску какой-то сказочной птицы с зубастым клювом. Субъект отличался очень малым ростом, почти карлик, однако в руке он гордо держал некое подобие жезла, очевидно, являющегося признаком обладателя каких-то особых полномочий. И вероятно, его интерес к персоне Филиппа был вызван не праздным любопытством, а его должностными обязанностями.
  - Кто я? – машинально переспросил Филипп. – Собственно, я…
   Он растерялся и не знал как представить себя. Каким-то внутренним чувством он вдруг осознал себя настолько чуждым окружающей его обстановке и всем этим более чем странным персонажам, что кем бы он ни назвался, его всё равно бы не поняли. Он растерянно огляделся по сторонам, мучительно пытаясь понять – где же он всё-таки оказался.
   - Что вы здесь делаете?! – визгливо спросил карлик с жезлом, и теперь в его вопросе прозвучала неприкрытая угроза.
  - Я девушку ищу! – быстро нашелся Филипп, чувствуя, что любое промедление с ответом будет работать против него. – Сюда, в эту башню, вошла моя девушка…
  Прищуренные глаза карлика с жезлом хищно смотрели на него сквозь прорези птичьей маски.
  - Вам не повезло, - сухо заметил он и, немного помолчав, добавил:  - Вам лучше  покинуть этот зал. Поверьте, так будет лучше…
  Тон его не обещал ничего хорошего. Филипп быстро закивал в ответ на его замечание:
  - Конечно, конечно! Я непременно уйду, но только с ней…вы мне не поможете? Мне трудно найти ее на этом…маскараде.
  Однако карлик не стал продолжать общение с Филиппом и мгновенно куда-то исчез. Молодой человек даже не заметил, как он бесследно растворился в этой круговерти пышных одежд и гротескных масок.
  Он принялся рассматривать пеструю толпу вокруг себя.
  И вдруг заметил молодую, высокую, стройную девушку. Она стояла к нему спиной, и на плечах у нее был плащ непроницаемо черного цвета или, скорее, накидка, спадающая  до бёдер. Стройные, сильные ноги обтянуты плотной тканью фиолетового цвета, на ступнях красовались  изящные черные полусапожки. Филипп растерянно и недоуменно смотрел на нее – девушка в это время неспешно и вполне по-светски беседовала с кем-то из толпы…
  - Лариса?..- недоуменно пробормотал Филипп себе под нос.
 Она словно заметила на себе его пристальный, ищущий взгляд и вдруг полуобернулась. На лице ее была полумаска, такая же черная, как и плащ, и она отнюдь не скрывала черт ее лица. Ошибиться было никак невозможно…
  - Лариса! – громко позвал Филипп.
Она заметно вздрогнула и теперь уже полностью обернулась. Филипп заметил, как из-под ее плаща мелькнула золочёная рукоять массивного кинжала, закрепленного у нее на поясе.
  - Лариса! – снова закричал он и бросился сквозь толпу к ней. Девушка помедлила секунду, затем вдруг…повернулась и начала стремительно удаляться. Филипп остолбенел от неожиданности.
  - Лариса!! – отчаянно позвал он, бросаясь за ней в самую гущу толпы. Секунда, две – и он потерял ее из виду. Вокруг люди в масках оглядывались на него – кто с недоумением, кто с неприкрытым осуждением. Гул голосов окружал его со всех сторон, и он понимал, что говорят о нем: участники маскарада  увлечённо обсуждали между собой его неподобающее поведение.
    Однако Филиппу было явно не до окружающих, а также было полностью безразлично то впечатление, которое он производил на них. Он  лихорадочно  размышлял – почему Лариса чувствует себя вполне своей среди этого чуждого любому современному человеку общества, когда ее успели переодеть в этот причудливый наряд, косящий под средневековье, кто вручил ей оружие (он почему-то твёрдо знал, что кинжал у нее на поясе вовсе не бутафорский, а самый настоящий), и почему она теперь убегает от него? Всё происходящее  вокруг представлялось ему какой-то дикой фантасмагорией, лишённой элементарной логики и здравого смысла.

     Но тут внимание Филиппа было отвлечено очередным странным событием.
 Посреди зала имелось прямоугольное возвышение – нечто вроде сцены или подиума, покрытое толстыми мягкими коврами. На него, кряхтя и отдуваясь, взобрался маленький толстый человечек в маске черного огромного кота и в длинном плаще, отороченном кошачьими хвостами. Он поднял руку, видимо, привлекая  внимание собравшихся. Когда  большинство оскалённых морд  и жутковатых физиономий обратились в его сторону, котоподобный толстяк провозгласил неожиданно зычным и хорошо поставленным голосом:
  - Прошу внимания!.. Благородные дамы и уважаемые господа! Наш замечательный вечер продолжается! Следующим номером нашей программы является поистине ошеломляющее мероприятие – полёт на воздушных кораблях! Всех, кто желает получить незабываемые впечатления от полёта в поднебесье на летающих парусниках, приглашаем на главную лестницу! Вам необходимо подняться на смотровую площадку башни, где вас будут ожидать члены экипажей воздушных кораблей, которые помогут вам подняться на борт нашего воздушного флота! Вам понадобится упорство, настойчивость и некоторая физическая подготовка… однако получаемое удовольствие от полёта и незабываемые впечатления с лихвой окупят прилагаемые вами усилия – просим нам поверить! А теперь всех желающих принять участие в головокружительном полёте приглашаем к подножию главной лестницы…
   По шумной пёстрой толпе как будто пронесся невидимый вихрь, всколыхнувший ее, словно морскую гладь перед началом приближающегося шквала. Люди хлынули в сторону лестницы, уводящей наверх, в необозримую глазом высоту. Они толкались, пихались, спотыкались друг о друга…Видимо, предстоящее заявленное действие взволновало всех и каждого, никого не оставив равнодушным.
    - Господа, господа! – с легкой тревогой в голосе закричал им вслед человек в маске кота, - мы убедительно просим вас соблюдать порядок и спокойствие! Заверяю вас со всей ответственностью – места на кораблях хватит всем, даже если абсолютно все участники найдут в себе силы на то, чтобы пешком добраться до смотровой площадки…Прошу вас, господа: соблюдайте порядок!
  Толпа  немного успокоилась, однако массовое движение в сторону лестницы продолжалось, и Филипп увидел, что зал быстро пустеет. Он снова мыслями вернулся к Ларисе.
  В пустеющем зале ее точно не было. Стало быть, искать ее следовало на лестнице, ведущей наверх. Филипп поспешил за всеми и вскоре уперся носом в настоящую стену из спин и плеч, возникшую на его пути. Путь вперед фактически оказался закрыт.
     С того места, где он стоял, можно было увидеть пролет лестницы, на котором то и дело появлялись счастливцы, которых уже пропустили служители башни, надзирающие за тем, чтобы люди не передавили друг друга. После первого пролета лестница делала поворот, и Филипп, бросив взгляд туда, вдруг увидел высокую девичью фигуру и край короткого черного плаща…Увидел всего на пару секунд! Лариса была там, она уже прошла на лестницу, причем одной из первых! И заметил он ее в самый последний момент до того, как она скрылась за поворотом нижнего лестничного марша…
     Его словно опалило огнём! Всё вокруг сразу потеряло смысл, кроме лишь одного желания – он должен быть там, на той лестнице! Он должен догнать Ларису, остановить и вернуть ее! Если он не сделает этого сейчас, то безвозвратно потеряет ее на этом дьявольском сумасшедшем маскараде.
      Филипп рванулся вперед – туда, где осуществлялся пропуск на лестницу. Он лихорадочно пробирался сквозь толпу, которая становилась с каждым его шагом всё гуще и теснее, и вокруг него по-прежнему не было ни одного живого лица – одни только маски, маски… разноцветные, разнообразные, злобные! Вслед ему летели отрывочные реплики – недоуменные, осуждающие, грубые… Филипп понимал, что ведет себя далеко не лучшим образом, однако сейчас это не имело никакого значения: ему было не до вежливости. Перед ним стояла только одна задача – догнать Ларису, как можно быстрее оказаться рядом с ней!
   - Куда вы лезете?! Аккуратнее нельзя?
   - Да не толкайтесь же! Что вы себе позволяете? Хулиган…
   - Пожалуйста, извините…- бормотал невпопад Филипп, упорно проталкиваясь вперед. – Понимаете, мне очень нужно…Я отстал…
  - Всем нужно! Отстал он…успеете! Было сказано, что места хватит всем! Вы что, не слышали?  И куда же так прётесь?!
  - Да пропустите вы его! Иначе он всех здесь передавит…это же ненормальный,  разве не видно?
 - Напротив, не следует его пускать! Откуда он взялся? Почему так одет? Где его маска? Надо позвать охрану – пусть вышвырнут его отсюда…
      Но Филипп ни на кого не обращал внимания. Наверное, он и впрямь производил впечатление ненормального. Однако он помнил только одно: ему необходимо добраться до лестницы – здесь и сейчас. Там ведь была Она! И его место – рядом с Ней.
 
     Вот! Наконец-то прорвался…
     Филипп в замешательстве остановился у нижних ступеней и вскинул голову: широкие лестничные пролёты уходили как в бесконечность, теряясь в недосягаемой вышине.
По ступеням сновал народ; многим тяжело было идти в длиннополых плащах и тяжёлых масках, плохо пропускающих воздух, и всё же они упорно, хотя и довольно медленно продвигались наверх – видимо, всем действительно не терпелось во что бы то ни стало попасть на воздушные корабли! У Филиппа ёкнуло сердце: казалось совершенно невозможным найти в такой пёстрой и густой толпе одного-единственного человека. И эта таинственная башня, снаружи казавшаяся такой огромной, отсюда, изнутри, казалась ему еще огромнее.
     Два нижних лестничных пролёта он преодолел со скоростью курьерского поезда. Поднимаясь выше, ему пришлось значительно сбавить темп, а еще выше он и вовсе начал задыхаться. И как ни вглядывался Филипп вперед, Ларисы нигде видно не было! Постепенно им начала овладевать серьезная тревога – а не обознался ли он? Не принял ли он в пестрой и густой толпе за Ларису какую-то другую, совершенно чужую  женщину? Филипп отбрасывал подобные мысли прочь, а сам изо всех сил упорно продвигался вперёд, пока наконец не ощутил, что сердце его вот-вот готово выскочить из груди наружу. Тогда он всё-таки остановился, чтобы перевести дух.
     - Чёрт возьми, - задыхаясь, обратился Филипп к некоему соседу, оказавшемуся рядом
с ним тут же, на лестничной площадке. – Странно, однако, что они не додумались соорудить здесь нечто вроде лифта! Вы не находите?..
     - Видите ли, молодой человек, - отвечал тот, и голос его звучал очень глухо из-под тяжелой клыкастой маски, являющую собой жуткую помесь быка с кабаном, - здесь всё устроено в стиле, воспроизводящем средневековую старину. А в средневековых замках, как вы знаете, лифтов не устанавливали! Так что придется нам с вами уж как-нибудь…на своих двоих…
     - Ну, не было в средние века современных лифтов, конечно, но, наверняка имелись какие-то подъёмники на блочно-веревочной тяге или что-нибудь еще в этом роде! Так могли бы уж такой подъёмник, что ли, смонтировать! - мрачно заметил Филипп и, не дожидаясь ответа от замаскированного соседа по лестничному маршу, похоже, окончательно выбившегося из сил, продолжил свое изнурительное восхождение. Дальнейший путь наверх показался ему бесконечным, однако, даже он в конце концов приблизился к своему завершению. Почти полностью выбившись из сил, Филипп всё же добрался до огромного люка, чей разверстый зев зиял прямо над головами тех людей, кому хватило сил и упорства  подняться-таки до самого верха гигантской башни. При этом дошли далеко не все. По пути наверх Филипп видел, что многие не выдерживали мучительного восхождения и были вынуждены поворачивать назад. Десятки таких незадачливых путников спускались навстречу ему вниз по лестнице, так и не дойдя до самого верха сооружения. Те же, кто поднялся до маленькой лестницы, выводящей
с самой верхней площадки к отверстию люка, оказывались прямо под огромным и бездонным ночным небом…   
    Филипп также поднялся туда и выбрался на смотровую площадку. От увиденного там
у него сразу  же захватило дух! По всей длине окружности круглой площадки с одинаковым интервалом стояли вооруженные латники с горящими факелами в руках. Факелы пылали так ярко, что разрывали ночную тьму, а потому здесь было светло, как днем. А прямо над смотровой площадкой в воздухе парил огромный многомачтовый парусный корабль! Его обширное, гигантское деревянное днище зависало над башней на высоте примерно семи-десяти метров. Из необъятной громады днища спускались верёвочные лестницы, достигавшие каменной поверхности площадки; и люди, у которых хватило-таки  воли и физических сил  подняться сюда, поднимались по этим качающимся лестницам дальше,  прямиком в квадратные открытые люки, черными провалами зияющие в днище воздушного судна. Необъятный деревянный корпус, раскинувшийся над головой совершенно ошеломленного Филиппа, насчитывал не менее  дюжины таких люков. Филипп застыл в полной растерянности, потрясенный открывшимся ему фантастическим зрелищем.
 «Неужели это правда? – смятенно подумал он. – Или я вижу волшебный сон?..»
    Но – куда ему идти? Вопрос возник незамедлительно, ибо немного дальше, уже не над самой  башней, а почти над ограждающей стеной, Филипп увидел еще один корабль, столь же огромный, как и первый, и таким же непостижимым образом висевший в воздухе. Его днище также зияло квадратными люками, из которых вниз спадали многочисленные веревочные лестницы. Здесь же, рядом с кораблями, в воздухе парили несколько куда более маленьких судов, скорее – лодок, не имеющих мачт, но снабженных крытыми навесами, и с них тоже на площадку свисали лестницы, и по ним  также забирались люди, занимая по очереди места возле бортов. Филипп в растерянности огляделся: ему не удалось нагнать Ларису на лестнице, но где же ему искать ее теперь? На каком корабле? По какой из этих многочисленных веревочных лестниц ему следует подниматься?
    Филипп бросился к ближайшему воздушному судну. Прямо над ним висела, чуть покачиваясь, гигантская корма, украшенная вычурными скульптурами и резными орнаментами, выполненными с удивительной тщательностью и мастерством. Гигантское сооружение закрывало собой половину ночного неба. Из него спадали около десятка качающихся на ветру лестниц, а между ними расхаживал человек в маске и длинном темном плаще с капюшоном, сливающемся с чернотой окружающей ночи.
   - Простите, - обратился к нему Филипп, - вы здесь не видели девушку в чёрном…
   - Кого?..- громко переспросил человек, судя по всему, игравший роль некоего распорядителя, надзирающего за посадкой в летающие корабли. Ветер оглушительно ревел в парусах, хлопающих под его порывами, корабельные снасти издавали резкий и пронзительный скрип, отчего нормальным голосом говорить здесь было нельзя – чтобы быть услышанным, следовало громко кричать.
  - Я спрашиваю…не видели девушку в чёрном плаще и с кинжалом?! – во весь голос проорал Филипп.
    Только  сейчас он заметил, что маска, которую носил этот человек, изображала собой  белый оскалившийся череп. Весьма подходящий  прикид  для служителя, рассаживающего людей по летающим кораблям!
  - А-а…- понимающе отозвался этот поднебесный Харон. – Да вон же она! Ты ее ищешь?
    Филипп взглянул в указанном ему направлении и увидел под одним из раскрытых люков корабельного днища далекую девичью фигурку, висевшую на веревочной лестнице в развевающемся по ветру плаще. На фоне нависающего над нею необозримого корабельного днища, озарённого светом множества факелов, фигурка казалась совсем крошечной. Еще пара секунд – и она исчезла в черном зеве корабельного люка.
  «Ну, теперь-то я тебя поймаю…» - с азартом подумал Филипп и бросился к веревочной лестнице.
     Жёсткие веревки невыносимо обжигали руки, порывы  ветра угрожающе раскачивали  и закручивали лестницу, грозящую вот-вот оборваться, и тогда его сердце сжималось от страха. Филипп старался не смотреть вниз, а направлять взгляд только вверх, на покатое днище гигантского воздушного судна и на черный квадратный люк, в котором так недавно исчезла Лариса. Филипп уже начал постепенно осваиваться с непривычной лестницей, но вдруг заметил, что воздушное сооружение начало медленно подниматься, вовсе не дожидаясь, пока он доберется до люка. Ветер усилился, и лестница стала раскачиваться над смотровой площадкой  башни  с удвоенной амплитудой.
        «Придурки! – в ужасе подумал Филипп. – Они оттуда меня не видят, что ли? Могли  бы  и обождать немного…»
     Он всё-таки бросил взгляд вниз и увидел, с какой ужасающей быстротой начала удаляться круглая башенная площадка, обнесённая зубчатой стеной. Филипп почувствовал, как неумолимо слабеют руки…
  - Эй! – крикнул он в сторону люка, до которого оставалось подниматься еще метра три. – Кто-нибудь там, внутри! Помогите мне…
  Усиливающийся ветер тут же унес прочь его отчаянный призыв о помощи, но тем не менее, его услышали. Из квадратного отверстия показалась чья-то голова в капюшоне.
  - Я отстал! – крикнул Филипп. – Помогите мне и втяните вовнутрь лестницу!
    Человек из люка вовсе не спешил исполнять его просьбу о помощи. Он, казалось, внимательно разглядывал болтающегося на лестнице Филиппа, тогда как воздушный корабль продолжал плавно набирать высоту и скорость.
 - Вы что, не слышите?! – во всё горло заорал Филипп, стараясь перекричать вой ветра и скрип снастей. – Я могу сорваться!
  - Я тебя слышу! – крикнул в ответ обитатель воздушного судна и вдруг принялся уверенно стравливать лестницу назад. Филипп с ужасом ощутил, как верёвка в его руках начала сползать вниз, всё больше раскачиваясь и угрожающе скрежеща по грубым доскам корабельного днища.
  - Ты что творишь, идиот?! – закричал он  в яростном недоумении. – Я ведь сейчас слечу вниз…
  - Надо полагать, именно это и произойдет, - деловито отозвался человек, - тебе не стоило лезть, куда тебя не звали, приятель! Тебе на корабль нельзя – ты не наш.
  - Остановись, придурок! – отчаянно закричал Филипп, чувствуя, как стремительно немеют руки. – помоги мне залезть в люк, а уж потом разберётесь там – ваш я или не ваш!
  - Потом? – насмешливо крикнул корабельщик. – Нет, теперь же!
   И он резким движением выбросил из люка наружу остававшийся моток свёрнутой лестницы. Филипп, громко и страшно вскрикнув, выпустил из рук ослабевшую и ставшую бесполезной верёвку и камнем полетел вниз…


                Конец 7-ой главы.