Гл. 6 На пути к побегу

      К середине ноября в лагерной части, где находился Сохрутин и его товарищи, осталось около шестисот человек. Немцы старались ликвидировать лагерь, так как он не был приспособлен к зимовке.
      Утро каждого дня было жутким. Капо выгоняли из бараков на поверку всех пленных, которые могли ходить. Остальных раздевали после поверки и выносили к ограде.
      Однажды от туалетной ямы, которая находилась в стороне забора госпиталя, прибежал Кудласевич. Он был бледен и как будто не в себе.
      - Братцы! – обратился он к Сохрутину и Кулажинскому – Пойдём скорее! Ольшанца видел, христопродавца.
      Товарищи поднялись и пошли к колючей проволоке, за которой был барак госпиталя и барак красного креста. Издали можно было разглядеть всё. У барака красного креста сидел высокий Ольшанец.
      - Шкура продажная! Думал тебя домой пустят, или большую награду получишь?
      - Завтра, послезавтра бричкой тебя прокатят. Заслужил награду. Сволочь!
      - Пошли здесь делать нечего, - сказал Кулажинский – Гаду туда и дорога. В это время Сохрутин заметил трёх больных, которые проходили мимо. Приглядевшись, он узнал сослуживца.
      - Кажется старшина наш Тимощенко?
      Все остановились.
      - Тимощенко ты? – окликнул Кулажинский.
      Тимощенко узнав своих сослуживцев, подошёл к проволоке.
      - Думали ты прорвался к своим?
      - Не повезло! – ответил угрюмо Тимощенко – Многих побили. Треть отряда прорвалась, а меня вот контузило. Вот здесь теперь. Чувствую, не выживу долго, кровью начал исходить. Прощайте!
      Попрощавшись со старшиной, Сохрутин с друзьями начали отходить от забора. В это время появился дежурный немец, который что-то забормотал невнятное, подходя к больным пленным.
      - Пойдём к польской землянке, может удастся как-нибудь туда втиснуться, - предложил Сохрутин.
      - Не стоит и пробовать, - сказал Кудласевич – Вон как раз там и их немец. Ну и верзила, а нос-то какой.
      Немец был редкой породы. Ниже среднего роста, широк и костист с упругой бычьей шеей и длинным носом.
      Сохрутину показалось что-то знакомое в лице немца. Он подошёл поближе и убедился в своих догадках.
      - Братцы, а ведь я его знаю!
      - Ты что? – уставившись на Сохрутина, сказал Кулажинский – Спятил с ума! Откуда тебе его знать?
      - Да я с ним служил в одном полку. Даже и в одном отделении, а кровати у нас были в одном ряду. Только он спал внизу, а я вверху. Это Глёкентын. Служили вместе в административно-хозяйственной роте. Он оружейником был, а я при штабе полка. Он сам немец из Познаньской области и ещё двое немцев было. Тоже были в нашей роте. Один – Мельке, а вот того не помню, миленький такой был, а Килдовски. С этим я вечерами в шашки резали. Хорошо играет. Он кузнец по профессии. Самый сильный в полку был. С ним мог справиться в борьбе мог Гаучинский с пулемётной роты из Варшавы. Смотрю, точно он. Правда, с 1932 года изменился, потолстел. Стойте здесь ребята, а я подойду.
      Сохрутин медленно стал подходить к немцу, а сам думал, как начать разговор. Сохрутин боялся подавать руку, как старому знакомому. В голове ходили мысли: «Подашь руку, а тут и беды можно набраться. В Польше был другом, а тут как? Может враг он теперь, не признает, да ещё палок всунут. Носи на здоровье».
      Немец разговаривал по-польски с поляком, который был старшим группы. Сохрутин услышал голос охранника. Теперь он полностью был уверен, что это Глёкентын.
      Надо было выбрать момент, чтобы без особых свидетелей подойти к немцу. У Сохрутина мелькнула заманчивая мысль, использовать старое знакомство. Прошло минут пятнадцать. Немец повернул в сторону ворот. Сохрутин пошёл наперерез, и поравнялся с Глёкентыном.
      - Дзень добрый, пане Глёкентын!
      Немец остановился и внимательно всмотрелся в Сохрутина.
      - Кто ты?
      - Ян! Мы вместе служили в 31-32 году в 64 полку в Грудзендзу. В хозяйственной роте в шашки играли.
      Немец широко открыл рот, показав огромное удивление.
      - Гонец со штаба Ян!
      - Яволь! – ответил Сохрутин.
      - Майн Гот! Ты русский солдат. Ян! – тут он полез в карман и достал сигареты – Кури и рассказывай.
      Сохрутин вкратце рассказал немцу о жизни и подробности своего пленения, скрыв своё заключение в тюрьму по политическим взглядам.
      - В какой землянке ты живёшь?
      Сохрутин показал свою землянку. Глёкентын помолчал и предложил пройти в землянку к полякам.
      - Пойдём к моим полякам, а потом видно будет.
      - Я не один, со мной два товарища. Мы с одного города. Ребята хорошие, держимся вместе.
      - Хорошо! Бери и их. Потом думать будем.
      Сохрутин махнул рукой товарищам, которые, не медля, подошли.
      Все вместе подошли к землянке поляков. Глёкентын приказал старшему поляку принять нас в свою группу, а сам ушёл. Через час он вернулся и принёс батон хлеба и около пяти килограмм пшена.
      - Будете варить кашу. Вам надо поправиться немного.
      При первом же общении и Кулажинский и Кудласевич поняли, что за человек был Глёкентын. Он оказался не плохим парнем с добрым сердцем, как и большинство немцев из рабочего класса. Когда немцы захватили Польшу, там много жило немцев. Их, как фолк-дойчей, мобилизовали в армию. Глёкентын попал в лагерь военнопленных.
      - Всё лучше, чем на фронте, - говорил Глёкентын про службу – Здесь я может, останусь жив. Война требует жертв. Среди ваших русских есть очень плохие люди. Даже немцы не так жестоко бьют палками, как русские русских.
      Сохрутин придумал, как избавить военнопленных от безжалостных капо, которые даже могли быть из южан, которые не христиане. Он сказал Глёкентыну, что капо совсем и не русские, а может и евреи, но для этого надо их проверить. Надо с них снять штаны и осмотреть. При этом, Сохрутин рассказал немцу, что евреи обрезают своих детей. Глёкентын слушал внимательно.
      На следующий день произошло то, о чём не думал никто из пленных. В лагерь перед самым обедом явились трое немцев и подофицер. Было приказано всем построиться. Тут же одному из капо велели спустить штаны для осмотра. Представительный немец, бегло осмотрев капо, сказал: «Юде!». С другим капо случилось тоже самое. Они пытались оправдаться, но их уже никто не слушал. Поднялся шум. Обоих капо ударами прикладов погнали за лагерь. Так лагерь избавился от двух истязателей, которые забили до смерти не одного пленного.
      На третий день в компании поляков, Сохрутин спросил у Глёкентына о возможности побега.
      - Ты немного опоздал, - ответил немецкий товарищ – Неделю назад я мог сделать документ, по которому легче пробираться по оккупированной территории. Есть указание, что военнопленных, которые сделали заслуги перед немецкими властями в лагерях, можно отпустить домой. Сейчас мой товарищ в комендатуре в отпуске. Его не будет ещё две недели. Он мог выписать такой документ. Он вернётся, там и поговорим. С этой бумагой никто не тронет по дороге домой. Можно попробовать и другой способ. С польского красного креста могут помочь с гражданской одеждой. Я мог бы вас вывести за лагерь и всё. Вас считают плохо и точно никто уже не знает. Сколько умерло от болезней. Но без бумаги, опасно будет пробираться по дорогам.
      - Обождём! – сказал в заключении Глёкентын – А пока, кушай кашу, хлеб и мёд.
      Эпидемия дизентерии и голод делали своё дело. По утрам из бараков уже выносили столько тел, что их приходилось укладывать в два ряда. Трупы еле успевали увозить на сожжение. Толкучки базарной уже не стало. Никто уже ничего не менял, не покупал, не продавал. Хождение по лагерю прекратилось. Истощённые и измождённые пленные, ложились спать, а утром не вставали. И чёрный дым с утра до вечера поднимался над лесом, напоминая остальным, о их неизбежной участи.
      В землянке поляков ни одного случая смерти или заболевания не было. Поляки понимали, что через несколько дней им самим придётся вытаскивать тела из землянок, где умирали пленные и увозить в лес.
      Под конец ноября 1941 года лагерь почти пустой. Из части лагеря, где находился Сохрутин, больных перевели в госпиталь, а остальных перебросили в другую часть лагеря. Поляки остались одни. Во время обеда в один из дней, Глёкентын сказал Сохрутину, что дела плохи.
      - Вас с поляками должны вывезти в неизвестном направлении. Я не могу ничем помочь. Куда везут – секрет.
      После ухода немца, явился конвой и приказал всем строиться. Тут же пришёл Глёкентын и сказал, что надо получить на дорогу хлеб и мёд. Взяв с собой десять человек, он получил для поляков батоны белого хлеба и пачки мёда. Каждый подходил и получал по батону и пачке мёда. Сохрутин дополнительно получил один хлеб и мёд. Было понятно, что транспортировать будут далеко. После получения пайка и недолгого сбора, колонна поляков с конвоирами тронулась в город Ярославль.
      Лагерь опустел.
      Даже поляки опасались своей участи. Куда направят? Что ждёт?
Продолжение следует...