Алкоголь

Если человек всерьёз говорит, что он выпивает просто для того, чтобы поднять себе настроение, чтобы общение с ближними сделать более приятным, чтобы расслабиться, отвлечься на время от проблем, то это явно глупец. Любой пьяница знает, что такое алкоголь, и зачем его употребляют. Ведь оказавшись в грязной пивной, вы понимаете, что здесь вас уже никто не станет обманывать, вы понимаете наконец-то, что вы – самоубийца, вы осознаете, что и вокруг вас – такие же самоубийцы.

– Здарова, братья по несчастью! – кричите вы голосом невысокого усатого мужика, подходящего к входу в заведение. Вы всегда курите на улице у входа, потому что курить внутри не разрешают. Кто-то знаком с усатым, но именно вы – нет, и поэтому:

– Паша! Как жизнь, дядя? – крепко пожимаете руки или даже обнимаетесь.

Тут же вы решаете вселиться в соседа, шутник. Довольно-таки крупный малый, классически добродушный и туповатый, вы быстро затягиваетесь и рассказываете по-детски наивную небылицу. Все смеются над громилой, он очень обижается, хотя всего только на минуту. Киваете усатому мужику, приглашая выпить внутри.

Самоубийца! Вы замечаете глаза. Такие они тусклые на его лице, почти умолкшие навсегда. Как бы мёртвое небо над вашим обречённым городом, разлагающееся и тошнотворно смердящее, постепенно впиталось в них и обескровило. «Па-ша, па-ша», – чуть судорожно движется ваш кадык, а яд проникает в вас с каждым несмелым глотком.

– Эх, хорошо! Эх, гуляем!

«Па-ша, па-ша, па-ша...» – звучит глуше и монотоннее, а губы снова и снова прижимаются к пластиковому стаканчику, словно к последнему причалу, словно к святому распятию в публичном доме.

И вы можете быть кем угодно. Через глаза… Через позы... Через слова... К примеру, вот она, тётенька в красной курточке, плачет. Собачка у неё издохла, месяц назад. Вы рассказываете, какая замечательная собачка, как вы любили эту замечательную собачку, как эта замечательная собачка виляла хвостом неподражаемо... Эх, тётенька, выпьем! Ах, тётенька, помянем! Собачку... Шутки ради.

Всё неотвратимее вам открывается нечто такое, что недоступно обыденному сознанию. Иногда вы совершенно неожиданно слышите шепот за спиной. Неразборчиво, и вы оборачиваетесь, но переспросить – не у кого! Иногда – ощущаете чьё-то присутствие, оставшись один в своей квартире. Иногда... Нет, вы не сходите с ума. Но ваше восприятие меняется. С каждым глотком. С каждой бутылкой. Вы отчаянно дерзко шагаете к краю бездны, и когда вы пытаетесь думать об этом, у вас дух захватывает! Ну а другие, что они могут знать о вашем положении?! Что?! Вы – не жилец в их насквозь фальшивом мире.

Помните, как вы приходили сюда в первый, во второй, в третий раз? На вас была чистая одежда, глаза – ещё лишь слегка замутненные грустью. Вам понравилась женщина за прилавком. Немолодая, но статная, пылающая здоровьем и красотой. Вы, кажется, рассказали ей анекдот, шутник, а она серьёзно ответила, что приятно удивлена вашим появлением, поскольку здешняя публика обычно иного характера. Как давно это было?! Полгода, год тому?! Милый, что-то задержались вы на этом пропащем кораблике.

– Сто пятьдесят, Галя! – вопит усатый тип. Берут, конечно, разную водку, но вся она переливается из одного мерительного стаканчика в стаканчики самоубийц!

– И яичко, Галя! – вскоре усатый возвращается к вам. «Па-шла, па-шла...» О чём вам разговаривать?! Но он вдруг сообщает, что вы – классный, что он вас всегда уважал.

«Па-шла, па-шла...» – едва различимо. Покурим.


...Белые хлопья снега опускаются как изорванный занавес дню. Вся их жизнь – в красоте, а красота их – в падении; достигнув земли, они тотчас исчезают, и вряд ли когда-нибудь повторятся. Сейчас они ломаются под вашими непослушными ногами, с трудом успевающими не ронять ваше туловище. Вам пора домой. Вам пора.