Тимуровское лето 1960 года

из детских воспоминаний


Мама выходит замуж

Когда я успешно закончил третий класс в Дмитрове, мы с мамой переехали  в другой город - Москву. У маминой сестры в Москве муж какая-то важная шишка. Вот он и помог с получением комнаты в коммунальной квартире. Папа год назад погиб в автокатастрофе.
 Мама устроилась работать в школу преподавателем младших классов, а я поступил в четвёртый класс  новой школы №414, и наша жизнь стала постепенно налаживаться. Мама моя очень красивая, и соседи  говорят, что она еще совсем молодая женщина. Как-то раз уже зимой после нового года мама меня спросила
- Тимур, как ты отнесёшься к тому, что у тебя появится новый папа?

- А зачем он нам? Нам с тобой вдвоём и так хорошо!  - Я сильно испугался, я решительно не хотел делиться своей мамой ни с кем.
 
- Тимка, ты уже большой парень и должен понимать, что женщине нужен друг жизни, который стал бы для нас защитником, хозяином, а для тебя – отцом.

- Мам, я сам тебя защитю!

- Не защитю, а защищу, тоже мне защитничек нашелся малолетний -  от горшка два вершка. – Строго поправила меня мама.
 
- Ага, то я уже большой парень, то от горшка два вершка!


Мама была права я уже большой парень. Одиннадцать лет это нешуточный возраст. В школе мне приятели уже объяснили, откуда берутся дети, но я до конца не мог поверить, что мои мама и папа занимались такой фигнёй.  Я, конечно, знал, что пол года назад на празднике у соседей, мама познакомилась с мужчиной лет сорока. Я чертыхнулся про себя – ну куда я смотрел? Теперь мне стало совершенно очевидно, они сразу понравились друг другу, и он, гад, после вечера пошел ее провожать. Вадим жил один в однокомнатной  квартире. Мы там с мамой были пару раз. На свидание с моей мамой  он всегда приходил с цветами. Они бродили по Измайловскому парку, вдоль берега озера и говорили об чём-то, а я как последний идиот нарезал круги вокруг них, гоняясь за бабочками и маясь дурью.


Через месяц после этого разговора  мама пригласила Вадима к нам домой. Вадим подарил мне большую коробку с электроконструктором (подлизывался сволочь), и сразу попытался найти со мной  общий язык, но я отмалчивался или отвечал односложно.  Он пытался погладить меня по голове, но я увернулся. Еще чего! Я только маме разрешаю себя гладить по голове, да и то когда приятели не видят.


Через месяц состоялась скромная свадьба, и Вадим перешел жить к нам. После свадьбы мама с Вадимом взяли отпуск на неделю. Целый день проводили на берегу озера. Иногда брали с собой и меня.

Жили мы все в однокомнатной квартире, а моя кровать была огорожена ширмочкой. Мне было обидно, что моя красивая мама вышла замуж за лысоватого кучерявого мужика с животиком на тонких ножках. На героя мой новый папа ну никак не походил. Да и профессия у него была смешная – доцент. Это что, до цента? Меньше копейки что ли? – стыдно было кому–то рассказать. Даже когда мой новый папа подарил мне настоящий полу гоночный  шикарный велосипед «Спутник», даже тогда я не смягчился, хотя и был рад подарку. В магазине «Пионер» я много раз на него облизывался – стоил он аж 700 рублей (70 рублей после денежной реформы 1961 года; прим. автора). Во дворе такого велика ни у кого не было. Да чего там, даже простого дорожного велика у многих не было.

 Я, конечно, понимал, что был не прав, но ничего не смог с собой поделать. Именно поэтому, когда мама попросила меня поехать на 3 смены в лагерь от работы Вадима, чтобы за это время они успели обменять нашу комнату и квартиру Вадима на 2-х комнатную квартиру, где мне была обещана  своя отдельная комната, то я сразу согласился.
 
И вот теперь я с тоской сижу у окна дряхлого автобуса. Это ещё просто замечательно, что в автобусе. В Дмитрове, где мы раньше жили, пионеров перевозили в грузовиках, покрытых брезентом. Скамеечки только прибьют и вся не долга. От тряски и духоты половина девочек блевали в конце пути, да и не только девочки, некоторые мальчики тоже. Нет,конечно, по шоссе всё было нормаьно, но последнии 10 км по грунтовой дороге с ухабами изматывали душу. Я всегда старался сесть как можно ближе к заднему борту грузовика – там можно было хотя бы дышать нормально.
 
В автобусе ехало двадцать пять ребят разных возрастов, но я даже не пытался с ними познакомиться.  Я прекрасно знал, что меня ждет. От маминой работы я уже пять раз ездил в лагерь «Луч». Каждый раз перед началом сезона мы с мамой ездили на субботники. Лагерь «Луч»   раньше был лагерем для немецких военнопленных. Он был огорожен деревянным забором, и кое-где даже сохранилась колючая проволока, в конец заржавевшая. Забор был плёвый и не мешал нам пионерам убегать на речку. Но немцы народ дисциплинированный – никто даже не пытался убежать. Да и куда им было бежать, без денег и знания языка.

В лагере было шесть бараков – три для мальчиков и три для девочек. Еще был барак, где размещалась столовая и администрация, там же показывали фильмы и устраивали танцы и концерты. В жилых бараках в каждой палате было по двенадцать железных кроватей с панцирной сеткой. Надо было все одеяла, покрывала, подушки, полосатые матрасы, набитые технической ватой и обоссанные предыдущими поколениями пионеров, выволочь на улицу, развесить, проветрить и выбить пыль. Практически все тумбочки были полу разбиты.

Туалеты были на улице. В каждом отделении по 5 очков. Нужна была снайперская точность, чтоб в них попасть, но снайперов было мало, поэтому пирамиды росли быстрее, чем их убирали. Да и как мальчикам в них попасть?! Совместить сразу два мальчуковых технологических отверстий с очком было просто не возможно. Туалетной бумаги не было. Это был дефицит, не предусмотренный плановым хозяйством. Удивительно, что большинство родителей не сообразили о такой проблеме. Всего за 5-7 дней все лопухи, листья подорожника и трава исчезали с территории лагеря. Но я не новичок и проследил, чтоб мама положила мне подшивку газеты «ПРАВДА» за последний месяц.

Умывальники были тоже на улице – длинное корыто со штырями. Надо было штырь приподнять, чтоб вода закапала. Подмыться, можно было даже не мечтать. Банный день (горячая вода) был два раза за смену. Перед родительским днем и в конце смены перед отъездом. В прошлом году меня попросили присмотреть за 7-ми летней девочкой из нашего дома, чтоб она чаще меняла нижнее белье. Девочка упрямилась – «У меня трусики чистые, просто они плохо пахнут».
Я улыбнулся, вспомнив,  как первый раз в шесть лет приехал в пионерский лагерь «Луч».



Пионерский лагерь «Луч» 1954 год

Обычно в пионерский лагерь принимают с восьми лет, но через РОНО как педагог мама сумела договориться с директором лагеря и меня взяли, хотя мне тогда шесть лет должно было исполниться через месяц. Я тогда отставал в физическом развитии от своих сверстников и выглядел не более чем на пять лет. Тогда я был послушным мальчиком – слушался старших. Когда меня выгрузили из грузовика у меня, наверное, лицо было зелёным –  сильно подташнивало. Началась перекличка – вожатый выкрикивал фамилию и распределял детей по отрядам. Пионеры выстраивались в колонну по одному. Скоро я остался совсем один, я растерялся и не знал, что делать.  Ко мне подошел вожатый.

-  Ты что тут стоишь, почему не откликнулся? Как твоя фамилия?

- Я не знаю. – Я действительно не знал своей фамилии. Все ко мне обращались только по имени. На мешке с моими вещами (тогда у нас еще не было чемоданов) была написана моя фамилия, также как и на каждой вещи, но я забыл её прочитать.

- Тебе сколько полных лет?

- Пять. – Честно ответил я, хотя слова «полных» я не понял.

- Не *** себе! – Второго слова я раньше не слышал, а спросить сейчас постеснялся.
 
- А зовут тебя как?

- Тимка. – Вожатый посмотрел в листок и сказал.

- Ну вот – все правильно. Запомни хорошенько – ты Тимур Ставровский. Повтори!

- Ты Тимур Ставровский! – Радостно проорал я, уверенный, что всё, наконец, разрешилось. Вожатый посмотрел на меня с презрительной жалостью и махнул рукой.
 
- Валя! Это твой - Тимур Ставровский. Будет в твоём двенадцатом младшем отряде.

- А чаво он такой маленький?

- Хрен его знает, почему пятилетки такие маленькие, догадайся сама. Других Ставровских у меня нет.

Я стоял и не знал чего делать. Очень хотелось писать. Я даже случайно уронил несколько капель в штаны, но на моих хлопковых синих шортах, на помочах пятна пока не было видно.
Вожатая Валя очень и очень пышная старушка (так я её оценил в свои шесть лет). Ей было лет 18-20. Валя очень добрый и раскованный человек, подхватила меня на руки, прижала к своей пышной груди, от души поцеловала в щечку и потащила в свой отряд – мне сразу стало уютно и комфортно в её объятиях. Даже писать перестало хотеться. Валя поставила меня на ноги и сказала:

- Аня и Марина, это Тимур Ставровский, ему пять лет присмотрите за ним – он еще маленький совсем. – Точно не знаю, но Ане и Марине тогда было не меньше девяти лет.

- Валя, а можно его поселить в нашу палату, тогда мы сможем за ним присматривать, а то мальчики его могут обижать. – Спросила Аня, кровожадно посматривая на Тимку.

Валя на мгновение задумалась, но приняла решение:

- Хорошо, но помните, вы за него отвечаете. Следите, чтоб он чистый был и бельё менял вовремя. Тимур, ты попку умеешь подтирать? – От возмущения и стыда я весь покраснел и сдавленно, зло  сказал:

- Умею!

- Ну, вот и хорошо! – Сказала Валя, игнорируя моё возмущение.

- Тимур, давай руку. – Сказала Марина. Я доверчиво вложил ладошки в руки Ани и Марины, и мы пошли в корпус для младших отрядов. Марине я явно понравился – по дороге в барак она меня раза три целовала в макушку головы, стриженной под ноль.

После ужина все дети быстро угомонились – сказалась усталость от трех часовой дороги в грузовике. Меня девочки уже  вчетвером переодели в кружевные трусики  (кажется, они принадлежали девочке Насте – они были длинные, но майку они мне не дали) и уложили спать. Сейчас я прекрасно понимаю в свои 12 лет, что для девочек я тогда был просто игрушкой-куклой. Я только с семи лет стал стесняться своей наготы. Заснул я мгновенно – столько событий и впечатлений.

Утро. Прозвенел горн. Я еще не подозревал, что день обернётся для меня кошмаром. Никто из девочек даже не пошевелился. Тут вошла вожатая Валя. Она шла по палате, срывала одеяла и ласково хлопала девочек по попе. Меня она тоже шлепнула, потискала попу и поцеловала в носик.

- А ну, вставайте сучки, а то меня из-за вас уволят! – Весело заорала она. (Скорее всего Валя сказала сукины дети, но после того, что они со мной сделали, я предпочитаю этот вариант. прим. автора).

 Девочки стали вылезать из под одеяла, видно, они давно знали Валю и не обижались на неё. Я тоже вылез. Валя уставилась на мои кружевные трусики.

- Это кто же тебя так вырядил, а ну снимай немедленно. – Валя даже не стала дожидаться, а подошла и стянула с меня трусики, взяла меня за руку и, махая кружевными трусиками, завопила:
- У кого Тимкины трусики – немедленно отдать! – Девочки с любопытством стали смотреть на мою крошечную писю, а Настя залезла в свою тумбочку и достала мои синие трусики. Валя бесцеремонно их на меня натянула.

- А ну все марш на зарядку!

После зарядки и завтрака (давали макароны по флотски – я их люблю, даже больше чем с сыром, правда, мяса там было мало) я с Мариной, Аней и еще с несколькими девочками отправились на пустырь, примыкающий к лагерю.
Марина и Аня решили, что я грязный и решили меня помыть. Они меня раздели догола, посадили в лужу и стали мыть. Сами девочки сняли только обувь и носки. Марина консервной банкой (килька в томате) черпала воду из лужи и лила её мне на голову. Аня добросовестно мыла меня пучком травы как мочалкой, размазывая грязь по всему телу. Остальные девочки внимательно наблюдали за процедурой. Полотенца не было, поэтому девочки решили, что я должен поспать и заодно обсохнуть. Меня они голенького уложили на травку и почти минуту ждали, когда я обсохну. Потом они меня заставили есть травку (подорожник, ползучий пырей), убедили меня, что я коровка и пытались меня подоить. Кажется, молока я им так и не дал. У меня заболел живот, и девочки решили меня лечить. Аня авторитетно заявила, что в таких случаях помогает ромашка. Букетик ромашки они мне засунули в попу (уложили между ягодиц).

На следующий день я попал в изолятор с острым желудочным расстройством. Через неделю я вышел из изолятора, но больше в руки девочек я не дался – истерично потребовав, чтоб меня перевели к мальчишкам.

 

Пионерский лагерь «Зелёный шум» 1960 год

Наконец автобус подъехал к большим воротам с надписью вверху «п.л. Зелёный шум». Автобус въехал на территорию лагеря, остановился и раскрыл двери. Дети, уставшие от длинной дороги, посыпались из автобуса. Я тоже вылез, таща за собой чемодан на колесиках, взятый у отчима. Я огляделся, но так и не понял, куда двигаться дальше. 
То, что я увидел, мне сначала понравилось.    Жилые корпуса были сделаны из кирпича, причем из облицовочного кирпича и выглядели вполне прилично. Уличных деревянных туалетов не было видно – значит, они находятся в корпусах.

Тут пришли вожатые и нас стали распределять по отрядам. Я попал в четвёртый отряд. В нем были в основном мальчики и девочки лет двенадцати – тринадцати. Нас построили по отрядам в колонну по одному, и повели в жилые корпуса. В палату, отведённую для нас, я вошёл последним, когда все хорошие места были разобраны.  В палате было 12 коек, спаренные по две, а между ними тумбочки для двух владельцев соседних с ней кроватей. Я занял последнюю свободную койку, спаренную с другой.
В палате стоял шум, гам, некоторые ребята уже дрались на подушках,сквернословили и громко пукали – их это веселило. Я с грустью понял, что с этими бандерлогами мне придётся общаться все три смены – от них просто некуда скрыться.
Мой сосед по спаренной кровати мне сразу понравился. Он не участвовал в диких играх, был улыбчив и приветлив. Он сразу сказал мне:

- Привет! Меня Сашкой зовут, а тебя как. – При этом он заразительно улыбнулся.

- А я Тимка!
 
- Вот здорово – моего друга в Москве тоже Тимкой зовут. Я с ним из-за его имени подружился. Читал книжку «Тимур и его команда»?

- Читал – мы в школе её проходили. – Сказал я и тоже расплылся в улыбке. Приятно, что ты кому-то нравишься пусть даже просто из-за имени.
 
- Тебе сколько лет? – Спросил Сашка.

- Мне через месяц двенадцать будет, а тебе?

- А мне тринадцать две недели назад исполнилось. – Я посмотрел на него внимательно и с сомнением. Сашка был сантиметров на пять ниже меня. У него были длинные каштановые волосы, серо-зеленые  глаза и очень красивое или просто симпатичное открытое лицо с веснушками.  На нём была расстегнутая рубашка с коротким рукавом. Были видны мощные мышцы брюшного пресса, развитые грудные мышцы и бицепсы. Не то, что у меня – одна кожа да кости и ниточки вместо бицепсов. В общем, я ему сразу поверил.
 
- А ты, каким видом спорта занимаешься? – Спросил я.

- Акробатикой. Меня отец тренирует.  Моя семья цирковая. Я с ними с девяти лет выступаю.

- Вот здорово, достанешь билетик на твоё выступление? – Я уже понял, как мне крупно повезло с соседом.

-  Понимаешь, в Москве мы выступаем только летом в цирках шапито, а так непрерывно гастролируем по всей стране. Поэтому я все время меняю школы и с учебой у меня фигово.

- Повезло тебе.- С завистью сказал я.

- Да не очень – три месяца назад я получил травму, и меня родители не взяли на гастроли. Живу сейчас с бабушкой в Москве. А у тебя кто родители?

- Мама учительница, а папа умер – сейчас у меня отчим доцент по профессии. – Тут Тимка покраснел от стыда за столь не героическую профессию отчима.

- А кто такой доцент?

- Ну, он читает лекции студентам в университете по этой как её «электродинамике сплошных… не то сред, не то четвергов» - я точно не помню.

 - Здорово, так он у тебя учёный и может тебе с учёбой помочь, а у меня родители только могут жопу мне надрать за плохие оценки – вот и вся помощь.
 
- Так они тебя бьют. – Возмутился я.

- Нет, ты не думай, синяков они не оставляют – я тогда просто выступать не смогу. Хочешь, я тебе смешную историю расскажу?

- Давай, трави. – Я был готов слушать его до бесконечности.
 
- После травмы у меня возникла боязнь высоты, а это конец карьере  циркового артиста. Артисту цирковому обязательно кураж нужен. Тут только в ковровые придется  идти.
 
- А кто такие ковровые?

- Ну, это клоуны, которыми заполняют перерыв. Нет, ты не думай, это тоже хорошая цирковая профессия. Мой папа говорит, что надо быть очень умным человеком, чтоб грамотно сыграть дурака на арене, но я не умный. Так вот, слушай. Бабушка отвела меня  к психиатру или к психологу, точно не знаю. Он со мной долго беседовал, пытался загипнотизировать, а потом махнул на меня рукой и заставил перед зеркалом самостоятельно делать дурацкие упражнения.
Однажды в кабинет заходит мужик с пацаном моего возраста и говорит:
«Доктор, мой сын занимается мастурбацией»
«Вы не волнуйтесь – это нормально для его возраста»
«Да плевать мне, пусть дрочит, но он открывает книжку «Винни Пух» и дрочит на Пяточка!»
От смеха я свалился со стула и меня вывели из кабинета. После этого моя боязнь высоты куда-то пропала. – Я от души рассмеялся вместе с Сашкой.

На ужин нам давали пшённую кашу, сваренную на воде с чайной ложкой сливочного масла, но я был так голоден, что вылизал тарелку языком.  Сашка пошел к поварам и потребовал добавку, а я не решился. Сашка съел только половину добавки, когда заметил какую-то девочку. Он сказал мне:

- Подожди меня, я скоро.

- Ладно. – Ответил я. Я видел, как он разговаривал с девочкой, размахивая руками, и даже стал его ревновать.  Потом я себя обругал за глупость и вышел из столовой. Стал ждать у выхода. Минут через тридцать Сашка вышел и азартно так сказал:

- Тимка, я тут с такой девчонкой замечательной познакомился. Маринкой её зовут. Сегодня после отбоя мы с тобой её навестим. Она мне показала окно своей палаты.

- Сашка, а я тут при чем?

- Мне одному страшно.

- Чего ты боишься?

- Не знаю.

Прозвучал горн, все улеглись спать, вожатый выключил свет. Мы с Сашкой подождали пятнадцать минут и покинули палату через окно. Ещё не совсем стемнело, и мы легко нашли нужный корпус и окно. Дальше я не знал чего делать. Из-за тёплой погоды форточки были открыты. Кажется, и Сашка не знал чего делать. Наконец он решился:
- Марина! Марина! – Шёпотом прокричал он. В ответ тишина.

- Марина! Ты меня слышишь?

- Слышу. – Ответила Марина.

- Марина, ты меня любишь?

- А ты меня?

- Я тебя люблю! А ты меня?

- Я тоже.

- А как ты меня любишь?

- А ты как?

- Я сильно пресильно, а ты как?

- Я тоже. – Этот кошачий концерт продолжался ещё минут пять, пока не пришел вожатый и не загнал нас с Сашкой в постель.
Сашка быстро разделся и залез под одеяло. Я последовал его примеру. По колыханию Сашкиного одеяла, я понял, что Сашка мастурбирует. Я боялся, что кто-нибудь это заметит – это такой позор для пацана. Чтоб не смущать Сашку, я накрылся с головой под одеяло, но продолжал прислушиваться к звукам от Сашкиной жизнедеятельности. Наконец Сашка застонал, глубоко вздохнул и затих.
Секунд через двадцать я вылез из под одеяла. Сашка лежал ко мне спиной. Его голая попа и часть спины, не прикрытые одеялом, были в тридцати сантиметрах от меня. Я не удержался и провёл указательным пальцем по Сашкиному позвоночнику вниз. Сашка резко повернулся и сонно посмотрел на меня. От страха и стыда я весь покраснел – «Ну, всё – теперь он меня возненавидит». Сашка улыбнулся:

- Тимка, ты хочешь со мной дружить? – Я не понял, что он хочет сказать, и промолчал. Мне казалось, что мы уже друзья. От моего молчания Сашка встревожился.

- Тимка, я тебе совсем не нравлюсь, почему? – Я опомнился, взял себя в руки и поспешно сказал:

- Сашка ты мне нравишься, но я обнаружил у тебя одну нехорошую черту.

- Какую? – Сказал Сашка, напрягаясь.

- Ну, та, которая делит твою попу пополам. – Сашка расслабился и рассмеялся.

- У тебя такая же есть! Мне эта черта в людях нравится. А ты знаешь, почему эта нехорошая для тебя черта вертикальная, а не горизонтальная! Да чтоб жопа при ходьбе не чавкала. – Я тоже рассмеялся, а Сашка перекатился ко мне на кровать и скользнул ко мне под одеяло. Он обнял меня и прижался всем телом. После секундного колебания, я тоже его обнял. Мы так и заснули, переполненные впечатлениями этого дня.  (Примерно через год Сашка погиб в цирке из-за ошибки партнера)



Рыбы любят, где глубже, а пионеры в пионерских лагерях :)

Утром  я проснулся от того, что стал задыхаться. Я открыл глаза и обнаружил, что лежу на спине,  и чья-то ладонь находится на моём лице, закрывая нос и рот. Я с ужасом её  скинул и только сейчас вспомнил, что я в пионерском лагере «Зелёный шум». 
Посмотрел на владельца руки – Сашка лежал с левой стороны от меня, уткнувшись в мою подмышку и громко в неё сопел. Я почувствовал, что подмышка стала совсем мокрой, но мне это не было неприятно, наоборот. Своё левое колено он закинул на меня, и мне не было холодно, хотя одеяло сползло на пол. Я внимательно посмотрел на Сашку – его лицо было такое доверчивое и спокойное, что мне сразу пришла мысль, что хорошо бы, если бы он был моим братиком.
Тут раздался горн на подъём. Я испугался - «а что, если нас кто-то увидит в таком положении». Стал будить Сашку, но он только мычал и не просыпался. Тогда я перекатил его на его кровать и прикрыл одеялом. Подтянув трусы, я стал заправлять свою койку. Заправив, я увидел, что Сашка даже не пошевелился. Я бросился к нему и стал его тормошить.

- Сашка, вставай, быстро, а то нам влетит, ты что – горна не слышал?

- Да слышал, конечно. Ну и что? Мы с ребятами в цирке под духовой оркестр засыпаем, а он постоянно чего-то репетирует.

- Сашка, ты что, никогда в пионерском лагере не был?

- Не-а, а что?

- Что, что – давай быстро вставай и заправляй койку, а то нас на чистку картошки отправят вне всякой очереди. Шевелись, давай!

Сашка проникся моим предупреждением, встал и стал заправлять свою койку, но трусы он так и не одел! Я огляделся: ни один из пацанов не обратил на Сашку никакого внимания, только Пашка, кровать которого была у окна, украдкой кидал взгляды на Сашку, делая вид, что он на него не глядит.  Я зашипел на Сашку как змея:
- Трусы одень, идиот. - Сашка удивлённо посмотрел на меня, но трусы одел. Я немного успокоился и стал объяснять распорядок дня лагеря:

- Значит так, Сашка, сегодня первый день пребывания в лагере. Каждое утро после пробуждения мы должны выходить на зарядку, но сегодня первый день и вместо зарядки нас будут до изнеможения гонять по кругу бегом, чтоб мы сбросили вес. Это для того чтоб при отъезде мы показали больший привес – у них за это администрации премии дают. Береги дыхание, бегать придётся долго. Зачем взрослые с нами такое делают – потом объясню.
 
Тут вошёл наш вожатый Володя – парень лет 20-24 – и стал нас выгонять на зарядку. Как вожатый он был сразу видно опытный и не стеснялся применять силу для поддержания дисциплины. Шлепки, подзатыльники он раздавал щедро и не глядя. На выходе мы встретили девочек нашего отряда, их было человек 10-11. С ними была наш педагог Лена – практикантка из педагогического училища. Володя отвел нас мальчишек на баскетбольное поле и заставил бегать по кругу, сказав, что мы должны сделать двадцать кругов. Баскетбольное поле наполовину заросло травой, покрытой утренней росой, и мои сандалии с носками тут же промокли и жутко скользили. Я с завистью посмотрел на Сашкины ребристые, тяжёлые, футбольные буцы. Они были явно импортного происхождения (возможно, это были кроссовки, то тогда я такого слова не знал прим. автора).
Наконец наши мучения закончились. Я дышал как паровоз и весь был мокрый, а Сашка только слегка вспотел и дышал нормально. Даже ещё какой-то анекдот пытался мне рассказать, но у меня  сил слушать его не было. Вожатый дал нам пятнадцать минут на умывание и чистку зубов и указал место, где мы должны были все собраться, чтоб идти в медпункт.

 
В медпункт мы с Сашкой вошли первыми – во главе нашей маленькой колонны. Запустили сразу всех - двенадцать человек. Комната была большая, метров тридцать квадратных. За столом сидела пожилая врачиха лет 60 и рядом с ней очень молоденькая медсестра. Врачиха объявила, что каждый будет взвешен на весах и его рост будет измерен. Ну и еще там надо будет на какие-то вопросы ответить. Я толкнул Сашку вперёд, он вышел, назвал своё имя и фамилию. Врачиха нашла его карточку и пригласила на весы. Сашка пошел, но тут врачиха взревела:

- Мальчик, ты что делаешь?!

- А что? – удивлённо спросил Сашка.

- Мы тут за каждые грамм боремся, а ты в своих пудовых ботинках прёшься на весы. Снимай все лишнее, майку можешь оставить!

- Хорошо. - Доброжелательно ответил Сашка. Он снял ботинки, носки, рубашку (майки он принципиально не носил) и без каких-то колебаний стянул с себя трусы, и встал на весы. В комнате на мгновение воцарилась тишина, все ребята странно смотрели на Сашку, а Пашка, открыв рот, уставился куда-то в район Сашкиного пупка. Я от страха аж присел. Я понял, что сейчас раздастся общий гогот и Сашка будет предметом насмешек всю смену. Я не мог этого допустить. Кроме того, меня возмущало, что кто-то кроме меня может смотреть на МОЕГО голого Сашку! Мной овладела дикая злость – я рывком стянул с себя трусы, сунул их в руки медсестры с вежливой просьбой – «подержите пожалуйста»,  вышел вперёд так, что бы прикрыть Сашку от посторонних взглядов, и сказал первое, что пришло в голову:

-Я Тимур Ставровский, у меня аллергия на манную кашу, мусс и клубнику, я следующий в очереди на взвешивание. –
Тут меня удивил поступок Пашки. Из конца очереди он выбежал вперёд, по дороге успел снять трусы и сунуть их в руки медсестры без всяких слов, встав рядом со мной.  Не знаю почему, но все пацаны решили, что это классный прикол. Раздался дружны гогот, все мальчишки стали скидывать трусы и отдавать их на хранение медсестре. Та покраснела до пунцовости. Возможно, она сама лет пять назад была пионеркой и ездила в пионерский лагерь. Юрка, самый высокий в нашем отряде, претендующий на лидерство в нем, подошел к врачихе и развязно спросил:

- А вы наши пиписьки будете линейкой или сантиметровой лентой мерить?

- Микрометром. До линейки вы ещё не доросли. – Холодно ответила врачиха.

- Ольга! Брось эти тряпки на стул, нам работать надо. Не стой столбом. Или ты забыла, как надо ребёнка взвешивать. – На «ребёнка» раздался очередной гогот с явным жеребячьим акцентом. Ольга метнулась к весам, а врачиха даже не подумала заставить нас одеть трусы, хотя я испытывал от этого некий дискомфорт. За пятнадцать минут всех перевешали и замерили. 

Странно, но благодаря этому случаю, Сашка стал популярен в отряде, особенно когда при выходе из медпункта он сделал двойное сальто через перила, ну а когда узнали, что он циркач…

Возвращаясь из медпункта, я спросил Сашку:

- Саша, а тебе не стыдно быть голым перед всеми?

- А кого стыдиться? Нас цирковых детей врачи обследуют четыре раза в году и только нагишом. Да они каждый квадратный сантиметр тела исследуют. Чуть что и нас отстраняют от выступлений и тренировок. Дирекция цирка несет за нас ответственность. Ну, а если травма, то вообще капец, особенно травма в паху, что очень часто случается с цирковыми артистами. Я знаю двух артистов, которым из-за травмы в детстве удалили одно яичко, и только из-за того, что они сразу не обратились к врачу - постеснялись. Нет, я врачей не стесняюсь, себе дороже. А пацанов вообще глупо стесняться. Нас цирковых пацанов после каждой тренировки летом выгоняли голышом перед шапито и из шланга вместе мыли – дёшево и сердито. А вот девочек я боюсь и стесняюсь.
 
- А девочек чего бояться.
 
- Ну, не знаю. Мальчики могут подраться в кровь, а потом подружиться на всю жизнь. Ну, а если девочки подерутся, то всё – они враги на всю жизнь.   – Я задумался, но для себя я уже принял решение, что врачей стеснятся глупо, тут Сашка прав, но вот по поводу не цирковых пацанов – тут у меня ещё оставались сомнения. Про дружбу мальчиков после драки, я тоже был согласен. Сам в девять лет подрался с Олегом. Минут тридцать мутузили друг друга, устали, сели отдохнуть. Пока отдыхали, попытались вспомнить причину драки – не вспомнили. Так и подружились. Про девочек пока не понял:

- А у тебя девочки были, с которыми ты дружил?

- Да, была одна – её Виолетой звали. Мы с ней с семи до девяти лет дружили. Даже пару раз поцеловались.
 
- И что произошло, вы раздружились, почему?

- Не знаю, я только одно неприятное для неё слово сказал.

- Какое, Сашка? – Сашка замялся, видно не приятно было ему вспоминать.

- Виолета дочь нашего фокусника. Он использует её как ассистентку. Ну, там, в волшебные ящики прячет, а потом она появляется и так далее. Пока она была маленькой девочкой, все было нормально, но потом с возрастом от неё потребовались дополнительные действия. Одно дело маленький ребёнок – другое девятилетний.
Её папа попросил моего папу, чтоб тот занялся с ней акробатикой. Папа с ней промучился два месяца, но кроме колеса она так ничему не смогла научиться. Я ей так и сказал, что без накачки брюшного пресса у неё ничего не получится – и это правда. Она меня возненавидела. Перед моим выступлением, а я стал выступать всего три месяца назад, она перерезала резинку моих трусов, но не до конца. Нет, ты не думай, что она хотела моей смерти, она была уверена, что резинка порвётся сразу после моего выхода на арену. Но получилось по-другому: я был наверху пирамиды из шести человек и верхний держал мой ноги, развёрнутые в шпагат. Именно в этот момент резинка моих коротких расклёшенных трусов лопнула, и когда я встал на плечи нижнего партнёра, мои трусы упали ему на лицо и закрыли обзор. Пирамида зашаталась. Мы чудом устояли. Я не жаловался на Виолету, но наши с ней папы провели расследование, и её отец её выпорол. Больше она не захотела со мной дружить.
 
– Я посмотрел на Сашку. Я никогда в своей жизни не видел такого доброго, доброжелательного человека. Я подумал, что я бы не смог простить предательства Виолеты.  Сашка был для меня как бы из другого мира. Я понял, что хотя я и младше Сашки на год, но я должен стать его защитником. Я взял его за плечи и резко развернул к себе. Сашка удивленно посмотрел на меня. И тогда я сказал то, что не собирался говорить:

- Сашка, я люблю тебя! – Сашка неуверенно поднял на меня глаза и спросил с хрупкой надеждой:

- Правда?

- Правда! – Твёрдо ответил  я и поцеловал его в носик. Сашка ткнулся мне под подбородок, крепко обнял и шепнул:

- Тимка, я тоже тебя люблю.  – Я тогда понял свою маму, что каждому человеку нужен друг, которого можно любить и заботиться.