22. Мохнатая партия

   В конце февраля состоялся очередной «исторический» ХХVI съезд КПСС. На время чтения доклада генерального секретаря и прений по обсуждению услышанного в войсках ввели повышенную боевую готовность, отменили краткосрочные и долгосрочные отпуска и увольнения в город. Офицерам и прапорщикам предписывалось большую часть суток проводить в расположении части. Отдельные, особенно ретивые командиры, пошли еще дальше, объявив «казарменное положение» для младших офицеров, обязав их находиться в своих подразделениях круглосуточно. Среди этих «ретивых», естественно, оказался и командир зенитного полка Лиственный, издав соответствующий приказ, чем «обрадовал» своих подчиненных, особенно Серегу.  Быть неразлучным с любимым подразделением вселяло в него неописуемый восторг и оптимизм.
   – Большего дегенерата, чем наш Дурень, я не встречал. Так всегда – если непруха, так с первого дня, – сокрушался Серега. – Почему  меня не направили в пехоту  к Силикатову, там никаких казарменных положений, нормальные командиры... А, все равно я там торчать не собираюсь круглые сутки. Пусть Цукерман там сидит.
   – Чего ты меня цепляешь? Я тебя трогал? – взорвался Цукерман.
   – Что вы бросаетесь друг на друга, как цепные псы? – пытался охладить пыл обоих Игорь. – Я придумал! Казарменное, так казарменное! Нужно выполнять приказы командования, поэтому вот что я предлагаю. Заляжем мы на время этих коммунистических посиделок в своей казарме, то есть в нашем родном общежитии.  Наберем жратвы, горючего и будем слушать доклад Генерального секретаря. Чем не казарменное положение – круглые сутки в родной «казарме».
   – А я не хочу слушать доклад, – заартачился Серега.
   – Не хочешь, – не слушай. Сиди возле своего Дурня. И не перебивай. Так вот, кто за это предложение, прошу голосовать. Единогласно?
   – Коля! Ты что, против? – процедил Серега, побагровев от возмущения. – Может, ты в комуняки хочешь записаться? Не ожидал от тебя... 
   – Не твое собачье дело. Что хочу, то и делаю.
   Неразлучная четверка любителей воинской службы сидела в недорогой, второсортной столовке, которая называлась «ПЕЛЬМЕННАЯ» и представляла собой просторный застекленный павильон, находящийся в живописном месте – на крутом обрыве Днестра.
   Был канун всесоюзного праздника под названием «Съезд» и, одновременно, «Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота». Не отметить такое событие было нельзя, тем более в связи с предстоящим «казарменным положением».
   – Серега, отстань от него, он служака – ему надо. Я вот о чем сейчас подумал, – Игорь, с видом заговорщика, оглянулся по сторонам и в полголоса продолжал. – Мы варимся в этом котле, под названием армия, уже полгода, кстати, нужно отметить это. Женька – наливай!
   – Так вот, – после паузы продолжал Игорь, – нужно сплотить наши ряды, чтобы преодолеть оставшиеся полтора года, дойти до финиша, то есть до дембеля, без потерь, моральных и физических. Нельзя расслабляться, чтобы чуждая нам идеология не раздавила нас морально.
   – Так что ты предлагаешь – создать оппозицию? Не томи душу, выкладывай, – нетерпеливо перебил его Женя.
   – Нет, в оппозицию я не предлагаю уходить, мы, собственно, и так в оппозиции, особенно Серега.
   – Что Серега, чуть что – сразу Серега, чего ты меня трогаешь? – заерзала «оппозиция».
   – Я тебя не трогаю. Тебя тронь – рад не будешь! Я считаю, что пора уже создать неформальную организацию, или, если хотите, партию, пусть пока в рамках нашей двенадцатой комнаты.
   – Мы, помню, уже создавали в рамках нашей комнаты, какую-то ячейку, после похода на помидоры, – заметил Женя.
   – Какая партия, Игорь, нас же всех пересадят, – вдруг вскрикнул Серега.
   – Чего ты орешь на весь зал, совсем обезумел? Сейчас точно заметут и сухарей не успеем насушить. Я предлагаю создать такую маленькую ячейку – партейку. Но не с целью противостоять такой громаде как КПСС, или уйти в дисиденство, а чтобы было вокруг чего сплотиться – для самодисциплины, так сказать, и твоего, Серега, воспитания. Если не орать, как ты, и сильно не высовываться, все будет в порядке, а мы – при партии, причем, собственной.
   – Если не против коммунистов, тогда, конечно, можно. Иначе переломают хребет мгновенно. В принципе, я не против. Только одно «но», – что, если этот Штирлиц – Исаев сдаст нас? Он же растрезвонит об этом на «всю Ивановскую», как только мы выйдем отсюда, – высказал опасение лояльный по отношению к коммунистам Коля.
   – В принципе, конечно, это противозаконно, – у нас однопартийная система, Коля может подтвердить, и партия одна – КПСС, - согласился с ним Женя. - Комитет унюхает,  нас точно отправят по этапу. Но, к счастью, сексот у нас один – Петруха. Изолируем его и всё: пусть трезвонит!  Я тоже – за - двумя лапами.
   – Не растрезвонит! – авторитетно заявил Игорь, показав кулак. – В противном случае… Ну, вы поняли! Будем голосовать? 
   – Ничего я не растрезвоню. Буду молчать, как селедка об асфальт. Я – за! Всеми четырьмя копытами! – поспешил заверить будущих однопартийцев Серега.
   – Молчи, Папандуполо. И не маши крыльями, не то копыта потеряешь. Итак, кто  за? Голосуем под столом, чтобы никто не видел. 
   В этот раз голосовали единогласно.
   – Теперь название нужно, без названия нам нельзя. Ячейка у нас называлась «мохнатой». Это – во-первых. Во-вторых, если мы решили создать, что-то подобное «партейке», необходимо оформить все это документально и уставчик накропать, – высказался Женя после подведения итогов голосования.
   – Вот тебе и поручим этим заняться, так сказать – первое партийное задание. А название оставим прежнее – «Мохнатая». Никто не против? – спросил присутствующих Игорь. – Поздравляю, друзья мои, всех, с этим знаменательным событием – созданием «Мохнатой партии» де-юре! Женька – наливай! 

 
 – Проснись, Петруха! – донеслись до Серегиного сознания слова «прокурора». – Это совсем не то «казарменное положение», о котором ты так сладко размечтался. «Мохнатое казарменное положение» означает: «Сопровождение провинившегося на службу, контроль с нашей стороны и полный запрет на употребление ГСМ в течение недели». Третья группа, – продолжал Женя, – телесные наказания, осуществляемые судьей собственноручно, сразу после оглашения приговора. И, последняя, четвертая группа – изгнание из двенадцатой комнаты, параграф первый – с правом возврата, при омягчающих обстоятельствах, и параграф второй – высшая мера наказания, при отягчающих обстоятельствах – изгнание из комнаты пожизненно.
   В комнате воцарилось тягостное молчание. Подсудимые заерзали на скамейке, почувствовав себя не совсем уютно в этой роли. Даже у Сереги пропал интерес огрызаться.
   – Итак, требую для подсудимых следующих наказаний: штраф, в размере трех литров ГСМ, с каждого, – нарушил тишину Женя.
   – Вот гад! – чуть слышно прошипел Серега.
   – За оскорбление должностного лица при исполнении служебных обязанностей, для Петрухи требую наказания в виде штрафа в размере пяти литров, – отреагировал на шипение Женя.
   – Так это не ты, это Лысый – гад, – поспешно заявил Серега.
   – Судебное расследование окончено, суд удаляется на совещание, подсудимых попрошу очистить зал, – вставая из-за стола, сказал Игорь.
   – Товарищи прокуроры и судьи, – с подхалимными нотками в голосе обратился Лысый. – А можно четыре литра, но без занесения в личное дело.
   – Попытка дачи взятки должностному лицу карается по закону, – ответил «товарищ прокурор». – Так и быть, пойдем тебе навстречу, тащи четыре литра, будет без занесения. У тебя, Лысый, есть всего лишь двадцать минут для исправления приговора.
   – Молодец, Лысый, далеко пойдешь, – на ближайшем пленуме рекомендую тебя кандидатом в члены политического бюро нашей партии, – похвалил Игорь Лысого. – Объявляю приговор. Именем Мохнатой партии приговорить Петрухона к наказанию в виде штрафа, размером в три литра ГСМ. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. На исполнение приговора отводится полчаса. Контроль за исполнением приговора возложить на начальника исправительно-трудовой колонии – коменданта Цукермана. В следующий раз, если оторветесь от коллектива – пощады не ждите!
   – А Лысый? – воскликнул изумленный Петрухон. – Эта гадюка и здесь умудрилась вывернуться… Лысина, в таком случае, сам ползи исполнять наказание, возьмешь на мою долю, не то засвидельствую дачу взятки.
   – А деньги? – спросил, не менее изумленный Лысый.
   – Потом отдам, как-нибудь... Ты же меня знаешь.

   В результате подведения итогов зимне-весеннего периода родился документ, регламентирующий поведение постояльцев двенадцатой комнаты в быту и на службе
               
                «УТВЕРЖДАЮ»
                Председатель Мохнатой партии
                И. Лобидзе.

                Распорядок дня по камере № 12.

1. Подъем (ответственный Петруха)                7-00.
2. Поход в буфет ( по кефиру или молоку, можно по пиву)                8-00.
3. Обозначение на службе                8-30 - 18-00.
4. Совещание (по прибытии всех членов партии)                20-30.
5. Вечерняя прогулка ( по этажу) во главе с председателем партии            23-00.
6. Вечерняя проверка наличия присутствия                24-00.
7. Отбой по норам                01-00.
8. Контроль за исполнением возложить на коменданта Цукермана.

                Примечания:
1. За нарушение – штраф 1 литр.
2. За неподъем на работу – штраф 3  литра.
3. За нарушение пункта 3 – штраф 5 литров и две недели дежурства по доставке   ГСМ.
                Секретарь Мохнатой партии
                Е. Силикатов.

   – Ну что, будем голосовать или принимаем единогласно? – спросил Женя, огласив документ.
   – Какой единогласно, требую голосования, – завопил Серега. – Лично я – против, Лысый тоже. Лысый, чего ты молчишь?
   – А чего мне говорить, я, как и все, – единогласно, – промямлил Лысый.
   – Ну ты, Лысый, и козлина, – процедил Серега. – Ты теперь из штрафов не вылезешь, будешь постоянным доставщиком. Контроль на Цукермана положили, он же хуже цепного пса – сдаст нас, не моргнув глазом. Ты же сам себе приговор подписываешь.
   – А я исправлюсь.
   – Кто, ты? – удивился Серега. – Не позволю!