15. Танки грязных не боятся

   Сверху сыпал мерзкий, холодный декабрьский дождь. Силикатова удалось вытащить из прокуратуры и «бросить» в родное подразделение. Полк готовился совершить марш-бросок на полигон возле Узкого Каньона, где должны были состояться широкомасштабные учения с привлечением всех родов войск.
   Силикатов и Матвиенко полулежали на влажных матрасах, щелкая зубами от холода, в железном гробу на колесах, называемом бронетранспортером. От мелкого и гнусного  зимнего дождя БТР не спасал, несмотря на свою «герметичность». Герметичность эта заканчивалась на ватерлинии, обеспечивая преодоление водных преград вплавь. Сверху вода проникала в тесный салон, напичканный аппаратурой и приборами, через все щели; собиралась на металлическом потолке в большие капли, которые под действием силы тяжести обрывались каждый раз в новом месте, непременно попадая за шиворот обитателей салона.
   К ночи дождь замерз оконательно и превратился в снег. Температура воздуха, стремительно падая, свалилась ниже нулевой отметки. Остатки вина в кружке, которым пытались «отогреться» офицеры, превратились в кусок льда.

   Погода рыдала: в далеком Нью-Йорке в эти минуты умирал легендарный рок музыкант - Джон Леннон - застреленный каким-то подонком возле своего дома.

   Рано утром, когда вся боевая техника и личный состав окончательно «задубели», поступила команда на выдвижение колонны для погрузки. Погрузка происходила на рампе рядом с пассажирским вокзалом  железнодорожной станции Приднестровска, где на железнодорожные платформы грузили колесную технику. Погрузив четыре автомобиля ГАЗ – 66 и БТР (всю боевую технику зенитной батареи) на платформы, Силикатов и Матвиенко «отогревались» в станционном буфете.
   Лейтенант Валерий Матвиенко, двухгодичник из Керчи, прибыл на службу в Приднестровск вместе с Силикатовым и вначале был направлен в зенитный полк. Затем его перевели в батарею, где служил Силикатов, в обмен на Кустищева. На должность заместителя командира батареи по технической части прислали двухгодичника из Одессы, выпускника Политехнического института лейтенанта Александра Фролова. «Разбавлял» эту «двухгадючную» или «трехгадючную» компанию лишь один кадровый офицер – командир батареи капитан Стремов.
   – Валера! Куда нас отправляют? Зачем? Для меня, после прокуратуры, все это как-то дико и не понятно. А сколько у нас в батарее бойцов? Раньше, помню, было семь, – выпытывал Силикатов у Матвиенко.
   – Конечно, это тебе не в прокуратуре бумажки перекладывать. Ты за три месяца полностью отвык от службы. Солдат теперь уже двенадцать, а должно быть в три раза больше. Но, чем меньше их количество, тем меньше нам мороки. Публика эта разношерстная. Есть среди них пару «интеллектуалов», таблицу умножения знают до дважды-три, а писать умеют только слово «мама», да и то, с двумя ошибками. Между прочим, водители. Тебе с прокуратурой «подфартило», а я вместо тебя с ними мучаюсь – это, кстати, твой взвод.
   – Ты хочешь сказать, что этим водителям мы вверяем свою жизнь на время учений?
   – Я уже сказал это. Есть у нас два редчайших экземпляра – Чурбанов и Хамдиев, водители – «профессионалы». По-русски – «ни бельмес и ни гугу». Я спросил у Хамдиева, как он смог получить водительские права? И знаешь, что он мне ответил:  «Мой папа купила за дивадцать овечка». А Чурбанов вчера, чуть было двигатель не разморозил – воду забыл слить.
   – Правила дорожного движения для них не существуют, – продолжал Валера. – Я спрашиваю Чурбанова: «Как ты проезжаешь перекрестки со светофором? Он мне отвечает: «А я, когда верхний лампчка гарит – стою. Нижний лампчка загарелься – поехаль». Я продолжаю экзамен: «Скажи, бабай, а если трамвай едет, что ты будешь делать?» – «Таварищь лийтинант, – отвечает он, – бабай не дурак, машина Ураль большой, больше, чем тирамвай! Тирамвай моя раньше увидит, – остановится».
   – Вот такие «бараны» или «овечка» нас будут возить. Ну ладно, идем проконтролируем «родное» подразделение. Эта «братва» за три часа пока мы тут «греемся», рельсы может скрутить от безделья, – закончил рассказ Валера, возвращая Силикатова к реалиям воинской службы.
   Для офицеров штаба прицепили плацкартный вагон, для остальных и рядового состава, – несколько «теплушек» с деревянными настилами в двух уровнях и «буржуйкой» в центре, из  расчета: один вагон на восемьдесят человек. Наконец-то все было погружено, закреплено и прикручено, все формальности оформлены и прозвучала команда: «По вагонам». В следующие несколько минут отовсюду, словно тараканы из щелей во время травли дихлофосом,  резво выбегали военнослужащие в звании от рядового до майора и, пометавшись по перрону, исчезали в вагонах.
   Вокзал осиротел.
   Лязгая и скрипя всеми своими железными внутренностями, увлекаемый одновременно локомотивом и жаждой к путешествиям, отбивая колесами чечетку на стыках рельс, эшелон медленно набирал скорость.
 
   Извиваясь, как удав, воинский эшелон подкрадывался к железнодорожной станции Вязовка по высокой насыпи, протискиваясь между холмами,  то попадая в узкое ущелье, то вдруг выскакивая на хребет. Местность напоминала картину «Девятый вал», только вместо волн – каскад высоких холмов, сплошь изъеденных глубокими оврагами и лощинами, на крутых обрывах которых повсюду проглядывали пласты замшелого известняка.
   Несмотря на сложный ландшафт, эшелон, напичканный военной техникой и военнослужащими, через сутки с небольшим таки прибыл на станцию назначения.
   К двенадцати часам дня, спустя девять часов после прибытия, разгрузка была закончена. Несмотря на десятиградусный мороз, замерзшая грязь в месте съезда с рампы, смешавшись с танками, автомашинами и военнослужащими растаяла и превратилась в тестообразное желе черного цвета. Такого же цвета вороны, важно и без опаски, расхаживали рядом с техникой.
   За время разгрузки в станционном буфете и двух грязных забегаловках, расположенных рядом со станцией, план выторга был перевыполнен на тысячу процентов. Такого нашествия желающих выпить и закусить Вязовский Райпродторг не испытывал никогда. Был уничтожен трехмесячный запас горячительных напитков.
   Допив последнюю рюмку и дожевывая на ходу холодный резиновый бутерброд, офицеры, нехотя покинув «злачные» места, рассаживались по машинам. Взревев одновременно, несколько сотен моторов накрыли Вязовку и всю прилегающую местность черной тучей ядовитого дыма. Колонна, растянувшись на два десятка километров по проселочным дорогам, двинулась в сторону реки Бужный Юг. 
   К вечеру, в полной темноте, в собачий холод, преодолев километров шестьдесят, колонна прибыла к месту временной дислокации. Мороз на открытом месте, «подогреваемый» ледяным ветром, достиг градусов двадцати пяти, отчего, казалось, замерзал даже огонь в наспех разожженных кострах и кончики пламени с хрустом обламывались, как сосульки. На борьбу с холодом и мерзлой землей ушел остаток ночи. Землю удалось победить – к утру вырос палаточный городок.
   В «офицерской» палатке из досок, привезенных с собой и не угодивших в костер, оборудовали одно спальное место. В углу стояла, на тридцать сантиметров врытая в землю, «буржуйка». В солдатских палатках эти прелести отсутствовали. В палатке «прописались» девять человек: Стремов, Силикатов, Фролов, Матвиенко, прапорщик Пантос, командир зенитной батареи танкового полка капитан Ковтун, его два командира взвода двухгодичники Бойко и Фомин и, наконец, помощник начальника ПВО полка капитан Урсу. Первую ночь вся эта «компания» для того, чтобы уместиться на спальном ложе, вынуждена была спать на боку. Причем, переворачиваться на другой бок следовало по команде и всем одновременно. На вторую ночь не явились прапорщик Пантос и капитан Ковтун, о чем-то днем загадочно перешептывающиеся. Хитрый, но маленький  молдаванин Урсу приволок неизвестно откуда солдатскую койку – для себя. Кроме того, «колдовать» возле печки – «буржуйки», на ночь, посадили рядового Дакиенко, в обязанности которого входило поддержание огня  и разогрев вина.

   Что собой представляли широкомасштабные учения Силикатов и Матвиенко в этот раз так и не поняли. Целыми днями они были предоставлены сами себе. Единственное занятие, которым они себя «развлекали» – поездки в маленькую деревеньку Зеленый Яр, расположенную в четырех километрах от палаточного городка, за водкой.
   Как метко подметил классик: «В России две беды – дураки и дороги». С тех пор минул век с хвостиком; не взирая на засилье дураков, России удалось отправить груду металла даже на Луну, а дороги в Херсонской губернии остались в том же целинном состоянии, в котором их застал Чичиков в погоне за мертвыми душами.
   Дорогу в деревеньку показал проныра Пантос, в первый же день, совместно с весельчаком и балагуром Ковтуном, исследовавший все окрестности. Трясясь в автомашине по дороге вдоль редкой посадки, Силикатов и Матвиенко, всякий раз цепенели от ужаса, когда над ними на низкой высоте со страшным воем проносились парами вертолеты огневой поддержки сухопутных войск.
   Колея сама выводила машину в деревню, насчитывающую дворов двадцать по обе стороны грунтовой дороги. Дома, вернее, хатки, построенные в год отмены крепостного права в России, покосились и на три четверти вросли в землю. Оконца находились на уровне земли. Зайти в дом можно было лишь изловчившись. Танковый люк более приспособлен для этих целей.
   В центре этого островка цивилизации, в таких же «хоромах», располагался очаг культуры и сношения жителей с внешним миром – «клуб», он  же «телеграф», а попросту «лабаз» – сельский магазин. Ассортиментный минимум, представленный в торговом зале, размером метр на полтора, поражал своим необузданным великолепием;  из всех продуктов в продаже имелось: хозяйственное мыло, соль, спички и водка двух сортов – «Стрелецкая» и «Померанцевая». На видном месте висело объявление, написанное печатными буквами на куске картона, основательно засиженном мухами:

ЗАПРЕЩАЕТСЯ РЕАЛИЗАЦИЯ
ТАБАЧНЫХ ИЗДЕЛИЙ
ЛИЦАМ НЕДОСТИГШИМ 18 ЛЕТ

   В магазин, тяжело переставляя ноги в кирзовых сапогах, на каждый из которых прилипло килограмма по четыре грязи, зашел подросток, лет десяти. Одет он был в пальтишко с цигейковым воротником. Когда-то, лет сорок назад, пальто имело серо-желтый цвет, а воротник – коричневый. Пуговицы на пальтишке отсутствовали, и их заменяла бечевка, выполняющая, также, роль пояса. Из-за пазухи торчали скрученные мешки грязно-серого цвета. На голове мальчонки красовалась шапка-ушанка без шнурков, которая, вероятно, досталась ему от дедушки.
   – Никытышна! – совсем не по-детски пробасил мальчуган. – Дай мени одну «померанцеву» горылку.
   – Сашок! Ты ж з утра вже брав одну! Ще одну даты? – последовал вопрос из-за прилавка.
   Так как объявление запрещающее продажу спиртных напитков лицам «недостигшим» десяти лет отсутствовало, процесс обмена водки на деньги состоялся и мальчонка, довольно покрякивая, вышел из магазина. На улице он достал из кармана помятую пачку  «Ватры», вытащил оттуда сигарету, подкурил у стоящего рядом мужика и, сладко и глубоко затянувшись, удалился.
   Несмотря на вышеупомянутое «изобилие», в магазине всегда была очередь – немногочисленные жители приходили сюда пообщаться, узнать свежие новости и посплетничать.
   – Авдотья! Ты слыхала, учора до Катьки, шо супротив Федотыча, знову якыйсь солдатик приходыв, тилькы утром уйшов.
   – Та знаю! Та то не солдатик, то прапорщик з полигону, я сама бачыла. Зараз тут якыйсь вчения йдуть. От воны до Катьки и бигають пачками.
   На третий день слегка потеплело, ветер утих, но облегчения не наступило. Многочисленная колесная и гусеничная техника разбила не только дороги, но и все, что примыкало к ним. Полигон превратился в топкое болото. Ноги по колено утопали в грязи, откуда выдернуть их вместе с сапогами было весьма проблематично.
   На четвертый день «отыграли» то, ради чего согнали на полигон столько техники и людей. Наступление сухопутных войск, при поддержке авиации, должно было, по замыслу сценаристов, завершиться форсированием Бужного Юга. Но саперы не смогли обеспечить наведение переправы через реку, потеряв где-то, а, возможно, выгодно продав, пару понтонов. На этом широкомасштабное выбрасывание денег на ветер закончилось. Погрузив на железнодорожные платформы технику и себя, уставшие, грязные, небритые, полупьяные, но без потерь, участники учений, еще спустя сутки, вернулись к месту постоянной дислокации.