14. Прокурорский выкормыш

   Стук офицерских сапог гулко раздавался по узкому, длинному коридору, хотя обладатель их старался шагать как можно тише, чтобы не привлекать к себе внимания хозяев кабинетов, расположившихся вдоль коридора.
   Одни лишь надписи на табличках, висевших на дверях, нагоняли ужас на впервые попавших сюда посетителей.
   Слева на двери висела табличка «Прокурор военного гарнизона», справа – «Старший следователь», далее по коридору слева – «Зам. военного прокурора». Подойдя к двери, на которой висела табличка «Следователь военной прокуратуры», офицер постучал и, робко приоткрыв ее, отрапортовал хозяину кабинета:
   – Товарищ лейтенант, лейтенант Силикатов прибыл по вашему распоряжению...

   Поняв, наконец, что эффект от обучения тупиц и лентяев нулевой, командование решило изменить тактику.
   В соединении разворачивалась грандиозная стройка. Для вновь прибывающего личного состава требовались новые казармы. Для боевой техники – новые боксы. Все кадровые и «не кадровые» силы были брошены на строительство. Но, однако, никаких средств на стройку не отпускалось. Строили, так называемым, «хозспособом»
   Под «хозспособом» подразумевался натуральный обмен дармового солдатского труда на любые строительные материалы – кирпич, песок, бетон, краску и тому подобное. Спустя годы такие операции назвали «бартер».
   Еще недавно бывшие гражданскими лицами, офицеры двухгодичники были востребованы в новом качестве. Основная масса не поддающихся переобучению лодырей переквалифицировалась в военных строителей. Правда, доверяли им,  в основном, надзирательские или экспедиторские функции. Соблазн продать машину песка или бетона в молдавских селах был очень велик, а желающих приобрести по сходной цене еще больше.
   Так, Лобидзе отправили в Одессу на рубероидный завод, где он загрузил в «Урал» сто двадцать рулонов рубероида. Проехав половину пути, остановились возле села «Степное» для короткого отдыха. Жители села, мгновенно учуяв запах свежего рубероида, сбежались, как мыши на сыр, и выстроились в длинную очередь. Сердце Игоря дрогнуло, и работать пришлось дотемна. В часть вернулись под утро, доложив дежурному, что опоздали из-за поломки в дороге. Рулонов на склад было сдано ровно сто двадцать, но они за ночь сильно похудели. Пять часов ушло на перематывание каждого рулона, чтобы их количество соответствовало накладной, из-за чего и опоздали.
   Силикатова направили старшим команды из семи солдат срочной службы на строительство казармы для размещения личного состава. В его обязанности входило: приводить свою команду к месту производства работ, следить, чтобы они не разбежались и по окончании работ уводить в казарму. Отдаленно, это напоминало события, экранизируемые Гайдаем в фильме «Операция «Ы».
   На стройке, конечно, «служить» гораздо лучше, чем на полигоне или в парке боевой техники,особенно если есть, что украсть. Но, так как  двухгодичников на «воровские» должности не направляли, то и на стройке царила неимоверная тоска. Первая неделя пролетела незаметно благодаря тому, что на соседний объект, с точно такими же функциями, командировали Гаркенко. Вдвоем «тосковать» на объекте было гораздо веселее. Сдав личный состав на попечение прорабов, друзья уже в половине десятого на дальнем КПП поджидали Лобидзе, после чего все трое растворялись в бескрайнем частном секторе, окружающем воинскую часть.  Выныривали оттуда, как из тумана, изрядно повеселевшие друзья часам  к пяти вечера, да и то лишь для того, чтобы отвести личный состав обратно в казармы. Свободолюбивому Сереге такой режим работы подходил.
   Серега был холост, а потому, на попытки ограничивать  его личную свободу  методом навязывания контроля над личным составом подразделения (во время вечерней поверки или, хуже того, во время подъема), реагировал крайне неадекватно, проклиная все армейские уставы и устои, а также все начальство, вместе взятое и каждого начальника в отдельности. Проклятия на головы бедного начальства сыпались из ворчливого Сереги везде: в казарме, в столовой, в общежитии и даже в общественном транспорте.
   Так, однажды, троица возвращалась со службы, стоя на задней площадке переполненного троллейбуса. Сергей, по обыкновению, упоминая начальство, сравнивал их со всякой нечистью.
   –  Ублюдки мерзопакостные, сатрапы  гнойные, корешков нет на вашу голову, – ворчал Серега.
   – Ты чего разорался на весь троллейбус, пассажиров пугаешь, – пытался остановить его Женя.
   – Да я не ору, я возмущаюсь. Я не понимаю, почему на меня все ополчились, пытаются задушить, придумали какие-то наряды, подъемы. Я на гражданке тихо и спокойно работал в лаборатории метрологии, никого не трогая, – продолжал Сергей, снизив немного громкость повествования. – В девять утра появлялся в отделе, получал задание и уезжал на объект.
   – На пляж? – перебил его Игорь. – А возвращался с объекта утром следующего дня?
   – Не язви. Зимой по пляжам не разбегаешься. А здесь, в армии – ужас и кошмар. Личный состав, боевая техника, какие-то боевые дежурства, полигоны, вечерние поверки, переходящие в утренние подъемы. Раньше я и слов таких не знал. Если так пойдет и дальше – я не знаю, что и делать.
   – Интересно знать, чем ты занимался в своей метрологической лаборатории, – измерял пиво бокалами или портвейн стаканами?  – не унимался Игорь. Но Сергей его уже не слышал. Какая-то очень интересная мысль поглотила все его внимание.
   – Выдам какую-нибудь военную тайну, – очнувшись от тяжких раздумий, выдохнул Сергей на весь троллейбус потаённую мысль.   
   Водитель, услышав Серегино откровение, от испуга перепутал педали, и троллейбус, подпрыгнув как необъезженный мустанг, остановился, потеряв связь с проводами. Пассажиры занервничали, бросая на Серегу косые взгляды, полные удивления. Как же, не каждый день в троллейбусе встретишь живого шпиона.
   – Точно! Как мне раньше такая интересная мысль не приходила в голову. Да я, за стакан «портюши»,  любой секрет продам, первому встречному и поперечному, лишь бы заплатили «жидкой валютой», – с облегчением подвел итог своим горестным размышлениям Сергей. Пассажиры, испуганно переглядываясь, спешно покидали салон, от греха подальше.
   – Какие тайны? Ты же никаких тайн не знаешь, только в заблуждение народ  вводишь, – сказал Игорь. – Смотри, все уже побежали в КГБ очередь занимать. Кто первый «стукнет» – тому медаль прицепят. Нужно и нам поторопиться.
   – А кто, интересно, ему эти тайны доверит? Командиры прекрасно знают о его моральной неустойчивости и политической неблагонадежности. Так что, Серега, не надейся разбогатеть на распродаже военных секретов, – вмешался Женя. 
   – Серега! Это о тебе Высоцкий песню сочинил? – подмигивая, спросил Игорь.
   – Какую песню?
   – А вот такую:
               
«Серый наглым стал, и жадным.
Хитрым, умным, плотоядным.
 Меры в женщинах и в пиве он не знал и не хотел. 
В общем, так, подручный Джона
Был находкой для шпиона.
Так случиться может с каждым, – если пьян и мягкотел.
«Если сдашь секретов пару, – говорили Петрухану,
То за это, друг наш пьяный, – будет дом,
Гараж в Бендерах, много водки и вина».
 
   – Вот так, друг наш Серый, точно о тебе речь идет, – перевирая слова известной песни, продекламировал Игорь. – Смотри, от тебя все шарахаются, как от чумы. Пора и нам выходить, пока не замели в комендатуру. Добряков кругом полно.
   Через полторы недели Гаркенко перевели на другой объект, погода резко испортилась, «лафа» закончилась, Силикатов затосковал «вглухую». Стройка, кроме тоски, отчаяния и сквозняков, никаких положительных эмоций не вызывала.

   ... В пятницу перед обедом, начальник ПВО части подполковник Фесенко, длинный, худой, неопределенного возраста, близкого к пенсии, со сморщенным лицом, в очках с толстенными стеклами, вызвал Силикатова к себе. Ожидать что-либо хорошее от Фесенко было напрасно: как-то он похвастался, что начальник военной кафедры Одесского политехнического института его лучший друг – они вместе служили в Германии.
   – Грамотный, толковый и порядочный офицер, – с восторгом охарактеризовал Фесенко своего дружка и сослуживца.
   «Самодур, тупица и пьянчуга, к тому же  порядочная сволочь», – подумал Силикатов, вспоминая бывшего начальника военной кафедры, но тактично промолчал. Из этих ностальгических воспоминаний подполковника Силикатов тут же сделал соответствующие выводы и понял, что ничего, кроме гадостей, от него ожидать не следует. Предчувствия его не обманули.
   – Товарищ лейтенант, отправляйтесь в Военную прокуратуру, в распоряжение следователя Радченко.
   – Товарищ подполковник, за что? Я еще ничего не успел сделать противозаконного, – растерянно произнес Силикатов, пытаясь перехватить стремительно падающее в пятку сердце.
   – Отставить разговоры! Выполняйте приказ, – строго прервал Силикатова подполковник Фесенко. – «Как я его напугал! Я научу его служить Родине», – потирая  руки, думал он, восторгаясь сам собой.
   «Хочешь, не хочешь, а приказ выполнять нужно! Правда, теперь можно не спешить, эшафот от меня не убежит. Спешка, как известно, нужна лишь при ловле блох». 
   Рассуждая так, Силикатов появился в кабинете следователя только в четыре часа пополудни, ощущая, что сердце в его груди скачет со скоростью сто сорок прыжков в минуту. Кровь в жилах заледенела, отчего рука не хотела гнуться в локтевом суставе для отдания чести, ноги не слушались, язык не ворочался.
   – Проходите, присаживайтесь, – миролюбиво приветствовал Силикатова молодой, симпатичный, хорошо сложенный лейтенант с эмблемами в петлицах, на которых изображены щит и меч. – Вы от подполковника Фесенко?
   – Так точно, товарищ следователь, – вяло отрапортовал бледный, резко примороженный  Силикатов.
   – Успокойтесь. Разве Фесенко не сказал о цели направления к нам? Вас направили к нам в качестве военного дознавателя с целью оказания помощи в проведении дознания и расследовании  уголовных делвоенных преступлений.
   – Но я в юриспруденции разбираюсь не больше, чем папуас Новой Гвинеи разбирается в устройстве доменной печи, никогда не сталкивался ни с чем подобным, даже в качестве свидетеля не привлекался. Да и вообще не понимаю разницы между судом и прокуратурой. Закончил, всего лишь, политехнический институт…
   – Последнее обстоятельство, как раз, и обнадеживает. А разницу постигнете, хотя, думаю, что все вы понимаете... Ничего ужасного в нашей работе нет. Сегодня, правда, уже конец дня, пятница, поэтому я жду вас в понедельник, в девять утра. Если нет возражений, можем перейти на «ты». Меня зовут Анатолий.
   – Я не возражаю. Меня зовут Евгений. И что, сейчас я свободен? – не веря своему счастью, переспросил слегка оттаявший Силикатов.
   – Абсолютно. Так что, до понедельника.
   В восемь часов вечера, в эту же пятницу, Силикатов был уже дома в Одессе, успев на пятичасовую «лошадь» (что в переводе означало– дизель-поезд «Кишинев – Одесса»), отправляющуюся из Приднестровска в Одессу около пяти часов вечера.

   «Институт» дознавателей в Советской Армии существовал давно. Статус военного дознавателя определялся соответствующими уставами внутренней службы вооруженных сил и, в соответствии с ними

       Военный дознаватель имеет право:
1. Производить допросы военнослужащих (кроме командира части), а также рабочих и служащих и других граждан, являющихся свидетелями или потерпевшими по делу.
2. Производить в расположении части осмотр необходимых документов и получать подлинники или копии их для приобщения к дознанию.
3. По делам, по которым предварительное следствие не обязательно, самостоятельно принимать решения об объеме и последовательности производства, необходимых следственных действий,… и несет полную ответственность за их законное и своевременное проведение…

   Дознаватели, из числа кадровых офицеров, долго в прокуратуре не задерживались, считая для себя эту работу обузой и наказанием. У них были другие приоритеты. Сделать карьеру можно  находясь в войсках, на полигонах, боевых дежурствах, в штабах, но не в прокуратуре. Как правило, больше недели на такой «блатной» работе они не задерживались и сбегали обратно в часть. Орать пьяным голосом по утрам: «Рота! Па-а-а-адъем!» и воспитывать с утра до вечера личный состав им было гораздо приятней, и в большей степени соответствовало тому, чему их четыре года обучали в училищах.
   Так рассуждал и подполковник Фесенко, отправляя Силикатова в прокуратуру в воспитательных целях. Но, в данном случае он глубоко просчитался, о чем впоследствии ему пришлось пожалеть.
   «Командировка» для Силикатова оказалась весьма интересной и познавательной и растянулась, с небольшими паузами (когда его удавалось отловить для службы в части), почти на полтора года, вплоть до увольнения в запас. Проявляя рвение и усердие в выполнении поставленных перед ним заданий, Силикатов в короткий срок сделал, можно сказать, головокружительную «карьеру». Заманить его обратно в родное боевое подразделение оказалось очень непросто, - карьеру в армии он делать не собирался.
   Вначале Силикатов выполнял поручения следователей, связанные, в основном, со сбором каких-либо документов или бумажек. Но, схватывая все на лету, он быстро перешел из разряда «мальчика на побегушках» в полноценного  помощника военного следователя и ему доверяли допросы свидетелей и другие несложные следственные действия. Спустя месяц Силикатов уже мог самостоятельно составить план мероприятий по расследованию конкретных уголовных дел.
   – Видишь Серега, каких успехов добился наш дружбан Женька, – говорил Лобидзе.  – Еще совсем недавно он не знал, как правильно писать: «протакол допроса» или «пратокол», а теперь выучил наизусть две статьи Уголовного кодекса «Самовольное оставление части» и «Дезертирство». Короче – «прокурорский выкормыш» – наша гарнизонная «собака шукайка», гордость нашей комнаты. Учись Серега, как нужно делать карьеру на пустом месте.
   – А что, Серега! Сереге хронически не везет. Если, что хорошее – Силикатов. Я уже две пары валенок стер, а он в параллельных штанах и ботиночках ходит по части с красной папкой в руках. По степени запугивания солдат он уже на четвертом месте, после  коменданта гарнизона, его зама и начальника гауптвахты. Мы с восьми утра на службе грязь месим, а он до девяти дрыхнет, «прокурорский прихлебатель», – сокрушался Серега. – Поговорил бы со своим корешком – прокурором, может и нас бы туда взяли.
   – А тебя что, «жаба» душит? Нечего было в общественном транспорте орать, что ты двойной англо-французский шпион. Теперь тебя к нам в прокуратуру только по «делу» могут привлечь, – парировал нападки Силикатов.
   – Так ведь я ничего никому не выдавал, никаких секретов. Я ведь так, пошутил, – испуганно закудахтал Серега.
   Лобидзе частенько прибегал к помощи «прокурорского выкормыша» для устрашения своих подчиненных. Силикатов появлялся в подразделении Игоря с неизменной красной папкой в руках и располагался в каптерке, куда Игорь вызывал «неблагонадежных». Силикатов хладнокровно доставал пачку «фирменных» протоколов и приступал к «допросу», заполняя титульный лист анкетными данными «свидетеля». Как правило, даже самые отъявленные бузотеры «ломались» после того, как Силикатов зачитывал им пункт  протокола:
   Об уголовной ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний по ст. ст. 196,197 УК МССР, предупрежден,
и давал подписаться «допрашиваемому» под этим пунктом. После этого все автоматически становились «шелковыми». Силикатов и Лобидзе даже подумывали запатентовать это «ноу-хау» в воспитании личного состава, но побоялись, что командование может неправильно истолковать их рвение.
   Командование части, в лице командира и начальника штаба, давно уже махнуло рукой на Силикатова. Портить отношения с прокуратурой никто не хотел; к тому же иметь «своего» в этой «организации» для командования части было выгодно. Поэтому «вырвать» из «недр» следственной «махины» Силикатова командиру батареи и начальнику ПВО удавалось крайне редко, да и то, только для участия в боевых стрельбах или широкомасштабных учениях. По окончании этих мероприятий Силикатов, через «своих» людей в прокуратуре, теперь уже распоряжением командира части, снова возвращался на «теплое» местечко.