9. Тревожный чемоданчик

   «Тревожный» чемодан изобрел подполковник Лиственный в соавторстве с майором Рыбкиным. Рыбкин, окончивший Кишиневский политех, уже десять лет служил в войсках и, благодаря своим деловым качествам, уму и работоспособности, дослужился до заместителя командира части по боевой работе. Он не был самодур, с подчиненными был всегда корректен, справедлив, но требователен. В то же время, он прекрасно понимал, что с высшим гражданским, а не военным образованием ему тяжело будет пробиться на должности уровня командира части, а потому требовались неординарные решения.
   Для тренировки личного состава и отработки действий в случае вероятного нападения противника, командованием соединения практиковались, так называемые «Тревоги», во время которых осуществлялся выезд боевой техники и личного состава воинских частей из мест постоянной дислокации на учебные полигоны и разворачивание подразделений в боевые порядки на местности.
   Происходило это следующим образом. Часа в три – четыре утра оповещались дежурные воинских частей соединения. Передавался условный сигнал, который состоял из одного слова, типа «Граната» или «Лимонка». После этого жизнь военного городка напоминала муравейник, где ни на минуту не прекращалось движение. Личный состав немедленно поднимался по тревоге, посыльные с боевым оружием разбегались по всему городу оповещать офицеров и прапорщиков о необходимости срочного прибытия в часть. Согласно директивам, инструкциям и уставам, в полной боевой готовности на заранее обозначенных местах надлежало быть через сорок пять минут после получения условного сигнала.
   Полусонных офицеров и прапорщиков с трудом свозили к местам хранения боевой техники через час – полтора, после чего начинались попытки, скорей «пытки», заводить технику, которая стойко сопротивлялась этому, отчасти из-за «отличного» технического состояния, отчасти из-за отсутствия работоспособных аккумуляторов. В теплое время года одним аккумулятором заводили пять-шесть единиц боевой техники. Автомобильную технику заводили, в основном, «кривым» стартером и набором отборных непечатных выражений. Но и после этого техника не хотела передвигаться. И, как обычно, на исходные позиции последние подразделения прибывали часов через десять. Затем следовала долгожданная команда «Отбой». Теперь все происходило в обратном порядке и, спустя пять-шесть часов, последнюю боевую единицу, колесную или гусеничную, удавалось, наконец-то, затащить в бокс.
   Система оповещения офицеров, по мнению Рыбкина, была несовершенна. Посыльные, с боевым оружием  бегали по городу, вызывая панику у населения. Кроме того, кто-то из них мог не вернуться в часть, прихватив с собой, на всякий случай, автомат Калашникова. Зная, что Лобидзе разбирается в электронике, Рыбкин спрашивал у него:
   – Лобидзе, как вы думаете, можно ли на одежду офицера, где-нибудь в незаметном месте пришить маленькую лампочку, которая загоралась бы по сигналу тревоги? И каждый офицер или прапорщик, где бы он ни  находился, знал, что нужно срочно явиться в часть.
   – Представляете, у нашего Рыбкина чердак начинает съезжать, – рассказывал Лобидзе своим друзьям. – Пристал ко мне, как клещ. Говорит, придумай, как бы всем офицерам вшить куда-нибудь в тело колокольчик, чтобы по сигналу тревоги он звенел. Представляете этот колокольный звон ночью, в нашей ночлежке. Никаких будильников не нужно. Нажал дежурный по части кнопку и сотни зомбированных вояк поскачут на выполнение своего боевого долга. 
   По «Тревоге» офицеры и прапорщики прибывали в свои подразделения  в полной экипировке, получив у дежурного по части табельное оружие. При себе необходимо было иметь, в обязательном порядке, полностью укомплектованный «тревожный» чемодан. Офицеры, прибывающие в часть в полной экипировке, напоминали беженцев: на одном плече шинель «в скатку», на другом – плащ-палатка на тонком ремешке и полевая командирская сумка, чемодан в руке, китель опоясан портупеей, на ремне кобура с пистолетом.
   Лиственный с Рыбкиным неделю не выходили из кабинета, усердно работая над новым литературным шедевром, в котором в доступной форме довели до сведения «молодых» офицеров, что должно быть в «тревожных» чемоданах:

Перечень предметов экипировки офицера
по тревоге («тревожный чемодан»):
1. Шинель повседневная.
2. Шарф, перчатки.
3. Плащ-накидка с ремешком.
4. Китель и брюки полевые.
5. Снаряжение.
6. Фуражка или шапка (по сезону).
7. Сапоги яловые.
8. Противогаз.
9. Пистолет с кобурой, патроны.
10. Бинокли (кому положено).
11. Полевая сумка.
12. Набор карандашей.
13. Резинка.
14. Измеритель.
15. Компас.
16. Нож.
17. Конверты, бумага.
18. Линейка.
19. Рабочая тетрадь.
20. Рабочая карта.
21. Термос (фляга).
22. Ложка, вилка, кружка.
23. Одежная и сапожная щетка.
24. Иголки, нитки, пуговицы.
25. Звездочки, эмблемы.
26. Электрический фонарь с запасной батарейкой.
27. Ордена и медали, нагрудные знаки.
28. Нательное белье, портянки (носки).
29. Полотенце, мыло, зубная щетка, зубная паста, бритвенный прибор.
30. Носовые платки.
31. Подворотнички – 5 штук.
32. Сухой паек, продовольствие на 1 сутки.
   Проверка комплектности «тревожных» чемоданов проводилась лично командиром части Лиственным. Проверки проводились с жестокой регулярностью и горе тем офицерам у которых что-либо отсутствовало.
   И опять коса нашла на камень. Лобидзе и Гаркенко не давали Лиственному возможности расслабиться, откровенно измываясь над всеми армейскими устоями.
   В чемодане у Лобидзе одиноко перекатывались нож, зубная щетка и кусок хозяйственного мыла, украденный из тумбочки Цукермана. Гаркенко являлся с зубной щеткой в руке и колодой игральных карт в кармане.
   – На чемодан я еще не заработал, – бормотал Гаркенко в ответ на истерические вопли Лиственного.
   – Я сотру вас в порошок, уничтожу, сгною на гауптвахте, – истерически визжал «Дуремар». – Кому только могла прийти в голову идея призвать вас на службу и направить ко мне в часть. Впервые за годы службы я сталкиваюсь с такими идиотами, как эта пара суперлентяев.
   – Мы тоже, – чуть слышно произнес Гаркенко.
   – За что такое наказание на всю нашу Советскую Армию. За кого, вообще, вы меня принимаете? – продолжал между тем «Дуремар», уже ничего и никого не слыша. – Вас не на гауптвахту, вас под трибунал нужно отправить. И я обещаю это сделать. Я объявлю для вас, персонально, казарменное положение.
   – Берите пример с лейтенанта…как ваша фамилия? – немного поостыв, обратился Лиственный к Цукерману.
   – Лейтенант Цукерман, товарищ подполковник.
   – Вот вам наглядный пример, как должен выглядеть офицер, прибывающий по тревоге в часть. Молодец! Объявляю вам благодарность.
   – Ну, гад! Тебе дома крышка. Получишь черную метку, собака, – сквозь зубы, еле слышно процедил Лобидзе.
   Действительно, в чемодане Цукермана находилось все предписанное «Перечнем» и даже больше. В его «тревожном» чемодане на видном месте лежал рулон туалетной бумаги, в те годы бывшей в разряде острейшего дефицита. Рулоном бумаги Цукерман привел офицеров штаба в восторг, а остальных в уныние, но все же разрядил обстановку. Грозовые тучи, сгустившиеся было опять над друзьями, на время развеялись.

   За всеми действиями и перемещениями воинских подразделений по «Тревоге» зорко следили штабные «крысы» из штаба соединения, которые давали оценку действиям воинской части в целом. Организация и координирование всех действий по «Тревоге» возлагалась на заместителей командиров частей по боевой работе и, конкретно, на майора Рыбкина.
   Тренировать личный состав части, с выездом по «Тревоге» боевой техники, майор Рыбкин не имел возможности в связи с лимитом горюче-смазочных материалов. Однако, выход был найден. Мероприятие, получившее название «пешим по конному»,  имело цель сымитировать все этапы действий личного состава по тревоге, но… в пешем порядке, – с выходом на местность и разворачиванием в боевые порядки.
   С этой целью были изготовлены таблички, на которых красовались условные названия подразделений, к примеру: «1-й взвод», «3-й расчет», « Расчет РЛС» и тому подобное. Таблички вешались на шею солдатам и колонна, во главе с майором Рыбкиным, выдвигалась на позиции. Офицерам, правда, разрешалось быть налегке, без пресловутых чемоданов.
   По своей тупости зрелище было потрясающее. Отмахав километров десять, еле волоча ноги, вся эта процессия, отдаленно напоминающая проход пленных немцев по Москве, часам к семи вечера возвращалась в расположение части. Командование части, особенно «Дуремар», было в восторге. Лиственный лично, правда, на машине выезжал наблюдать за учениями. Акции Рыбкина неуклонно повышались.
   Из всех офицеров, вынужденных принимать участие в этой детской военно-спортивной игре «Зарница» по-взрослому, с воодушевлением к этому «безобразию», отнесся один Волков. Радости его не было предела. С детства он мечтал служить в армии. Но его слабостью была кавалерия. Взращенный на рассказах деда, воевавшего в гражданскую войну  вместе с самим Буденным, Волков бредил лошадьми, представляя, как он саблей рубит врагов. И только отсутствие в современной армии такого рода войск как кавалерия, вынудили его выучиться на артиллериста. Но любовь осталась. С неподдельной радостью Волков скакал, как конь по полигону, совершенно не чувствуя усталости.
   В итоге, благородная идея, замаскированная в литературных изысканиях Лиственного и Рыбкина, не была до конца правильно воспринята «молодыми» офицерами, а все попытки в короткий срок воспитать из гражданских лиц кадровых военных, попросту провалились.
   Но зерно, посеянное подполковником Лиственным, все же дало всходы.