Клыки

Сначала Коля был прапорщиком. 

Родом он был из донской станицы, раскинувшейся в безбрежных и безлесных степях. Попав служить срочную на Дальний Восток, под Хабаровск, был очарован таёжной природой.
 
Пока был рядовым, а потом и сержантом срочной службы, страшно завидовал прапорщикам, которые могли после службы сколько угодно гулять по сопкам.

Ему тоже удалось пару раз попутешествовать по прилегающей к воинской части тайге, получив увольнение в посёлок.

Сослуживцы не очень понимали, как можно бесцельно шляться по сопкам, когда можно сходить в кино и даже познакомиться с поселковыми девчонками.

Отслужив положенное, Коля подал рапорт на сверхсрочную. Через некоторое время вернулся прапорщиком в свою же часть.
 
Теперь он мог проводить в тайге целые выходные. Он и проводил.

Познакомился с местными охотниками, купил ружьё шестнадцатого калибра. Почему шестнадцатого? Местные посоветовали.

Патрон шестнадцатого калибра обладает почти такой же убойной силой, как и патрон калибра двенадцатого, но при этом значительно легче.

Когда это один патрон, разница не очень-то и заметна. Но когда охотник уходит в тайгу надолго, часто на несколько месяцев, каждый лишний грамм на счету, каждый лишний патрон.

Коле не приходилось уходить в тайгу на несколько месяцев, но к советам бывалых охотников он прислушивался.

Служба не тяготила, службу он понимал. Но со временем почувствовал себя как будто привязанным. Отбой-подъём, в столовую - из столовой, на занятия по огневой и боевой.
 
На походы в лес оставались только выходные. И то не всегда. Армия есть армия. В армии не признают ни времени суток, ни дней недели. Есть такое слово «надо»!
 
А Коле было надо в тайгу. Всё больше и больше, всё дальше и дальше. Романтиком Коля был. С большущей буквы Романтиком.

Поэтому, когда подошёл срок продлевать контракт, он не стал этого делать.

Одной из причин Колиного решения было то, что знакомый охотник Юрок, охотничий участок которого находился недалеко от части, засобирался насовсем «на большую землю». «В Россию», как здесь говорили.

Незадорого обещал посодействовать, чтобы  участок его, перешёл к бывшему прапорщику.

Коля «замагарычил», кого надо было замагарычить, уплатил Юрку немного денег за зимовьё, купил у него же нестарую ещё «малопульку» для охоты на белок, трёх резвых зверовых лаек и лыжи, подбитые камусом.

Стал штатным охотником местного охотхозяйства. Перед охотхозяйством у него была обязанность одна – сдавать всю добытую за сезон пушнину. А как он её добудет, это его дело.

Зимовьё, с ударением на Ё, оказалось довольно крепким небольшим домиком, срубленным из сосновых брёвен, с крытой тёсом крышей.

Рядом, на трёх высоких столбах, недоступный для росомах и медведей
располагался лабаз - небольшой склад для припасов, корма для собак и продуктов охоты,

Было начало осени, поэтому лыжи пришлось тащить на себе, как и всё остальное.

Этим остальным был запас патронов для ружья и малокалиберной винтовки, еда для себя и немного сушёной рыбы для собак.
 
Собаки признали в Коле хозяина сразу. Он отменно хорошо их кормил и был ласков. Собаки были молодые, весёлые, но уже опытные зверовые лайки, два сезона отохотившиеся в тайге.

Первый поход к месту будущей зимовки был ознакомительным. Постепенно Коля перенёс в домик-зимовьё весь свой нехитрый скарб, запасся дровами и сушёной рыбой.

Он нашёл нерациональным каждый раз лазить в лабаз по бревну с перекладинами, когда нужно покормить собак.

Поэтому приличный запас сухой рыбы разместил на небольшом чердаке своей избушки, на который легко взбирался по сделанной своими руками приставной лестнице в любую погоду.

Первый сезон Коля отработал удачно, даже слишком. Перевыполнил план по соболю и белке, добыл росомаху и несколько куниц.

Удалось ему выследить и огромного матёрого марала, обеспечив тем самым мороженной олениной себя и собак на всю зиму.
 
Начальник охотхозяйства, подписывая накладные на пушнину, с непонятной ухмылкой сказал, что новичкам везёт. Пожелал дальнейших успехов.

Коллеги-охотники просветили, что повезло ему потому, что сдавал он шкурки всех добытых пушных зверей.
 
Все остальные охотники, самые лучшие шкурки соболя, куницы и даже белки приберегали для себя.

Потом через тех, кто отправлялся ненадолго «в Россию», продавали эти шкурки на порядок дороже, чем в заготконторе.

 Шкуру росомахи он вообще не обязан был сдавать. Правильно снятая и засоленная, она могла бы стать прекрасным чучелом в коллекции одного из богатых московских охотников.

Коля в таком случае не имел бы нужды ни в патронах, ни в харчах. И вообще, стал бы намного богаче, чем сейчас.

Коля усвоил урок. Но для него не охота, вернее, не добыча, были главным.

Ему нравилось жить в природе и ни от кого не зависеть! В своей охотничьей избушке он ощущал себя абсолютно независимым. Ни от кого.

Но патроны и харчи были нужны. Чтобы продлить свою независимость, Коля научился хитрить. Благо, знакомых в воинской части было - хоть отбавляй.

Офицеры и прапорщики, уезжая в отпуск «на большую землю», охотно покупали на подарки родне и знакомым «мягкое золото» по сходной цене.

Ранним зимним утром, как только маленькое оконце под самым потолком стало серым, Коля открыл глаза. На охоту не хотелось, хотелось к людям.

Накануне он удачно подстрелил забрёдшую на его участок кабаргу, провозился с разделкой маленького оленя дотемна и сильно устал.

Коля выбрался из-под тёплого одеяла. Маленькая печь-каменка давно прогорела и остыла, было прохладно.

Сходив на улицу и набрав охапку дров, охотник растопил печку и достал сковородку.
 
Сходил ещё раз, отрезал от тушки, висящей на стене, хороший кусок мяса, промёрзший за ночь.

Бросил мясо на сковородку и потянулся на полку за солью. Жестяная банка была пуста.

Появилась ещё одна очень веская причина сходить в посёлок. Пожевав несолёного и немного подгоревшего мяса, Коля стал собираться.

Выбрал, завернул в старую газету и положил в рюкзак самые лучшие шкурки соболей. Одну шкурку, не самую лучшую, завернул отдельно.

В этот же рюкзак положил заднюю ногу убитой вчера кабарги, предварительно завернув в газеты, которых у него был хороший запас.
Приготовил с осени на растопку.

Остальное мясо поднял на чердак. Положил в целлофановый кулёк «кабаржиную струю» - мускусную железу самого маленького в мире оленя.

«Струя» очень ценилась в китайской и прочей медицине за омолаживающие свойства и стоила сумасшедших денег. Так, по крайней мере, говорили Коле  знакомые ему охотники.

Острым ножом выковырял из челюсти кабарги длинные и острые клыки. У этого оленя не растут рога, вместо них он вооружён клыками, торчащими вниз изо рта.
 
Те же китайцы уверяют, что клыки кабарги – это сильнейший оберег против любых злых духов и всех хищных диких зверей, включая тигра.
 
Духов Коля не боялся, в обереги не верил. Он немного боялся встречи с хозяином здешней тайги – тигром, хотя никогда не видел даже тигриных следов на своём участке.

Но и в этом случае больше полагался на свою безотказную «Тулку», чем на какой-то оберег из чьих-то зубов.



С чердака достал приличную связку сушёной рыбы, острым ножом разрезал бечёвку, продетую через рыбьи глазницы, бросил рыбин собакам.
 
Лыжи были воткнуты в снег рядом с домиком. Коля забросил за спину нетяжёлый рюкзак, на плечо повесил курковку, взял в руки бамбуковую  палку и встал на лыжи.

Участок его был недалеко от посёлка. Но «недалеко» - по сибирским меркам,  это километров пятьдесят с гаком по пересечённой местности. Коля считал себя хорошим ходоком и рассчитывал к вечеру быть в посёлке.

Цыкнув на собак, чтобы оставались на месте и не пытались его сопровождать, Николай принялся торить лыжню. Собаки, увлечённые рыбой, даже не пытались увязаться за ним.
 
Снег был неглубоким, дорога лёгкой и даже приятной.

Начало слегка темнеть, когда Коля взобрался на последнюю сопку и увидел внизу начинающие загораться электрические огни посёлка.
 
Сумерки в Сибири и на Дальнем Востоке длинные. Он успел спуститься вниз и почти дойти до поселкового магазина, а вечер всё не кончался.
 
Коля был человек южный, на его родине солнце садится почти сразу, понятие «вечер» имеет совсем другой временной интервал.

Здесь же, как вечер, так и утро, были действием продолжительным. От того момента, как солнце только собиралось садиться, до настоящей темноты могло пройти несколько часов. Особенно летом. Сейчас была зима.

Когда Коля вошёл в магазин, там горела яркая электрическая лампа без абажюра.

Под лампой сияла медными волосами и алыми накрашенными губами Зинка-продавщица, почти такая же яркая, как электролампочка. Увидев Николая, она засияла ещё ярче.

Коля достал из рюкзака и передал «Зинаиде», как он строго её называл,  газетный свёрток с предназначавшейся ей шкуркой соболя.

Порылся в рюкзаке и достал другой – побольше и потяжелей. Мясо кабарги тоже предназначалось Зинаиде.



Только он закончил свои манипуляции с рюкзаком, как дверь с весёлым скрипом растворилась и впустила внутрь магазина старинного приятеля Николая, бывшего сослуживца, прапорщика Магомедова.

Тот ехал в часть мимо магазина и заскочил за сигаретами. Прапорщики поздоровались и обнялись.   

Радуясь неожиданной оказии, Коля быстро сговорился с приятелем и собрался с вечера съездить в часть, чтобы не откладывать на завтра.

Он быстро и чётко, по-военному, отдал распоряжения продавщице. Бросил на прилавок рюкзак, предварительно вынув из него большой свёрток с собольими шкурками и пакетик с мускусом.

Велел приготовить всё, что нужно в тайге: соль, спички, пшено, консервы и  что сама сочтёт нужным. Обещал скоро вернуться.

В скорое возвращение его Зинка мало верила, но рюкзак взяла, обиженно поджав напомаженные губки.

Ехали весело, машина «Урал» двигалась легко и уверенно, запросто  преодолевая снежные заносы. За рулём сидел солдат срочной службы.

Прапорщик Магомедов непрестанно балагурил и шутил в манере поручика Ржевского, что было особенно смешно с его дагестанским акцентом.
 
Он был по национальности аварец. При этом утверждал, что аварцы из двух соседних сёл с трудом понимают друг друга. Поэтому предпочитают общаться даже между собой по-русски. За разговорами время пролетело быстро, подъехали к КПП.

Встретил машину строгий солдат – первогодок с автоматом наперевес и в большой зелёной каске. Спросил у прапорщика Магомедова пароль.

Получив от того вместо пароля совет, куда ему идти, покраснел и открыл ворота.     Солдат-водитель не краснел, он уже давно знал прапорщика Магомедова.

Прошли в офицерскую столовую. Там было полно народ. Офицеры, и прапорщики отдыхали. Покупатель на Колин товар нашёлся быстро.

Получив щедрый аванс и обещание заплатить столько же по возвращении офицера из отпуска, Коля совсем было собрался покинуть шумную тёплую кампанию. Прапорщик Магомедов не отпустил.
 
Сказал, что часа через два-три в посёлок пойдёт машина с гражданскими, работающими в части.  С ними Коля и уедет. А чтобы не сидеть без дела, предложил перекинуться в картишки.

Коле это дело было знакомо, он же здесь служил. Карты - обычное времяпрепровождение скучающих прапорщиков.

Быстро составилась компания, заняли столик в углу заведения. Коле везло. Он был при деньгах и рисковал. Рисковал удачно.
 
Постепенно лица его бывших сослуживцев грустнели, несмотря на то, что Коля был щедр, угощал пивом и другими деликатесами.
 
Наконец, совсем юный прапорщик из новеньких, пришедших  служить после того, как Коля уже уволился, встал из- за стола.

Он красноречиво вывернул пустые карманы. Остальные тоже не очень были при деньгах.

Совсем  было собирались прекратить игру, как вернулся незаметно выходивший молодой прапорщик.

Заговорщицки подмигнув Коле, он вынул из кармана гранату. Положил на стол. Это была «лимонка», оборонительная граната РГД-1, с глубокими рубчиками на зелёном чугунном теле, разделённом на квадратики.

Граната эта издали похожа на шоколадку, растаявшую от жары и аккуратно обёрнутую вокруг небольшого лимона. Но бед она натворить может много. Коля это знал.

«Пятьсот рублей!» - сказал молодой. Николаю  граната была не нужна. Ещё меньше она нужна была остальным прапорщикам.

Но бывший прапорщик Коля знал, как хочется порой отыграться, а денег нет. Он принял ставку. И выиграл гранату.

Ну, выиграл, так выиграл, надо забирать! Коля положил нежданный выигрыш в карман брюк и собирался сдавать дальше. Не получилось.

Прибежал солдат, сообщивший, что гражданский персонал готов к отправке,  ждут только прапорщика Магомедова, как старшего машины.

Приятели уселись в кабину рядом с водителем и поехали. До посёлка добрались без приключений.

Прапорщик Магомедов на этот раз молчал. Расставаясь, попросил небольшую сумму взаймы. Коля дал.

Денег было много. И  соболей удачно сторговал, и выиграл немало. Коля не был жадным. Не был и ревнивым.

При свете луны и редких поселковых фонарей, направился  к Зинкиному дому. Знал, что кроме него, эту дорогу хорошо изучило большинство поселковых неженатых охотников.

Зинка-продавщица была как бы общей их женой.  Бывая в посёлке, молодые и не очень охотники, непременно заглядывали на огонёк к Зинке.

Она принимала всех, в надежде, что кто-нибудь задержится надолго, может быть, навсегда.

Не задерживался никто. Не собирался задерживаться и Николай. Да и зачем охотнику, проводящему по полгода в тайге, постоянная жена?

Чтобы мучиться долгими зимними вечерами мыслью, «с кем коротает эту ночь его благоверная? Кто утешит её одиночество»? Зачем это? Лучше уж общая Зинка!

Зинка знала об этом, но всё равно ждала. Сегодня она ждала Николая. Его она всегда особенно ждала.
 
Когда Коля вошёл в дом, стол был празднично накрыт, на сковороде шкворчало мясо, на кровати, прибранной и украшенной высокими подушками, сидела красивая хозяйка.

Местные сплетницы судачили, что она может приворожить любого мужика.

А всё потому, что её бабка была известной на всю округу знахаркой, повитухой и, по совместительству, ведьмой. Вот её чары и передались внучке, как водится у колдунов.

 Зинаида встретила Колю, как припозднившегося с работы мужа. Радостно захлопотала, пригласила к столу, налила рюмку.

Коля давно и плотно не пил, но ради Зинки не стал ломаться, пропустил рюмку наливки.
 

Поужинав, достал из кармана целлофан с кабаржиным мускусом, на который не нашлось покупателя, протянул Зинке.  Та знала цену подарку, пожалуй лучше, чем сам охотник.
 
Радостно защебетала, что обязательно отнесёт эту штуку бабке, та приготовит чудодейственное лекарство.

Одна капля этого снадобья сделает Николая богатырём, не знающим усталости, а её – нестареющей и желанной красавицей.
 
Коля не знал, зачем ей становиться более желанной, нежели сейчас, а богатырём он себя уже полчаса как чувствовал.

Кровать была рядом, но спали мало.

Когда Коля открыл глаза, пахло яичницей с салом, Зинки рядом не было. Она сидела за небольшим столиком у окна и что-то мастерила.

В руках мелькали нож, ножницы, большая игла, видны были толстые чёрные и красные шерстные нитки.

Вчера, складывая в рюкзак принесённые из магазина припасы, она случайно нашла в нём клыки кабарги.

Встала раненько и принялась мастерить из них оберег, как учила её бабка, слывшая знахаркой.
 
Коля посмеялся над той серьёзностью, с какой она занималась этим делом, стал натягивать штаны. По ноге больно ударила вчерашняя граната.

Коля хотел было выбросить её в сортир, но поленился идти через весь двор к дощатому домику на одного человека. Решил, что выбросит гранату позже, в тайге.

Позавтракав, засобирался восвояси: собаки, мол, не кормлены. Зинкины глаза наполнились слезами, но возразить ей было нечего.
 
Уже у двери Коля остановился и обернулся. Зина бросилась к нему, обвив шею руками, надела изготовленный утром оберег.
 
Николай отстранился было, но, скосив глаза, увидел, что получилось красиво. 

Блестящие длинные белые клыки, посередине ровно обвязанные толстыми шерстяными нитками чёрного и красного цветов.

Острые концы клыков были направлены в разные стороны. Всё это сооружение висело на крепком гайтане из суровой нитки.
 
Погладив Зинку по волосам, охотник вышел в дверь. Накинул на плечи рюкзак, ружьё, встал на лыжи и двинулся на край посёлка.

Было раннее утро. Он намеревался засветло добраться до неблизкого таёжного своего жилища.

Обратная дорога давалась легко: много было длинных попутных спусков. Да и лыжня была проторена.
Шёл споро, минуя одну сопку за другой. Путь домой занял даже меньше времени, чем он рассчитывал.

Подходя к своей таёжной избушке, удивился: почему его не встречают лайки?  Обычно собаки издалека, чуть ли не за километр, чуяли своего хозяина, бежали навстречу с радостным визгом.

Почуствовав неладное, Коля остановился на вершине последней сопки, на склоне которой стояло его зимовьё. Внимательно посмотрел вниз.

Собак не было. Он остановился под большой, одиноко стоявшей сосной, раскинувшей ветви почти до земли.

Охотник, скинул рюкзак. Порывшись в его недрах, извлёк чёрный армейский бинокль. И увидел своих собак.

В бинокль хорошо было видно, что все три лежат бездыханно под небрежно набросанной кучей валежника. Снег вокруг взрыхлён и сплошь покрыт алыми пятнами крови.

«Медведь»! – скользнула холодной молнией по спине страшная догадка.

Сразу вспомнились разговоры о медведе-шатуне в офицерской столовой, которые он пропустил мимо ушей, полагая, что это очередная байка скучающих прапорщиков.

Вспомнил, как сквозь сон слышал рассказ Зинки о пропавшей девочке-соседке, не вернувшейся вовремя домой из школы.
 
Разом всплыл в памяти разговор с соседом охотником, рассказывавшим, как он стрелял в огромного медведя-шатуна, пытавшегося забраться в его лабаз. Промазал, и тот утёк в тайгу.


Коля взял в руки двустволку, зарядил двумя жаканами, взвёл курки. Ещё два патрона, снаряженных пулями, положил в левую руку.  Поднёс бинокль к глазам и внимательно осмотрел пространство перед собой.
 
Собаки явно недёшево отдали свою жизнь. Снег буквально был перепахан, сплошь изрыт, орошён собачьей и медвежьей кровью.

Медведь, по-всему, яростно отбивался от собак и постепенно продвигался к дому. Чем ближе он подходил к жилью, тем агрессивней нападали собаки и тем уязвимей они становились.
 
Пара зверовых лаек может остановить медведя, но убить его должен охотник.
Собака ни при каких условиях не справится с огромной яростной тушей хищника.

Она может только остановить его, подставить под выстрел человека. Но человека не было. Одна за другой попали собаки под когтистую медвежью лапу.

Прикончив последнюю лайку, шатун решил припрятать законную свою добычу от возможных посягательств. Отнёс собак по очереди в ближайшие кусты и не очень аккуратно прикрыл валежником. Спешил.

Не собаки были его целью. Очень уж соблазнительно пахло с крыши человеческого жилища.
 
Покончив с лайками, медведь забрался на крышу и легко проломил её.

Шатуна не привлекла свежая, почти целая туша кабарги, подвешенная к стропилам.

Вяленая, с лёгким душком, рыба была для него лакомством.  Собачий корм, так соблазнительно пахнущий, был причиной погрома.
 
Наевшись до отвала, медведь решил прикорнуть. Он улёгся на связки сорванной со стропил пахучей рыбы и задремал.

Этому медведю, по всем правилам положено было спокойно спать в берлоге в это время года.

Но не сумел он с осени накопить достаточное для зимней спячки количество подкожного жира.



Потому и превратился в медведя-шатуна. Шатался по голодной зимней тайге в поисках хоть какого-нибудь пропитания.
 
А здесь целый ворох аппетитно пахнущей рыбы. Давно не евший медведь разомлел после сытного обеда. Николай не знал, что медведь спит.

Охотник заметил, что тени от детревьев заметно удлинились. Ещё немного - и наступит ночь. Надо принимать решение.

Идти обратно в посёлок по ночной зимней тайге? Легко заблудиться и замёрзнуть.

Или стать добычей того же медведя, который, возможно, уже ушёл от избушки и ждёт его на тропе.

Коля отбросил в сторону лыжную палку, оставил на сопке тяжёлый рюкзак с продуктами, взял ружьё на изготовку и двинулся вниз.
 
Широкие  и короткие камусовые лыжи, подбитые коротким жёстким мехом с ног лося, скользили по снегу бесшумно. Подойдя достаточно близко к домику, охотник их снял.

Держа ружьё наготове, начал двигаться дискретно, прерывисто. Он знал, что любой дикий зверь слышит заведомо во много раз лучше и дальше человека.

Особенно хорошо слышен человек, его походка. Животные крайне редко двигаются равномерно, особенно если охотятся или крадутся.

Если медведь притаился и слушает, шум, не похожий на шаги человека или зверя, не насторожит его.

Шаг – остановка. Шаг – остановка. Ещё шаг – ещё остановка. Паузы между шагами не должны быть одинаковыми.

В лесу редко бывает тихо. Всегда что-то шумит: то ветер ветку качнёт, то шишка упадёт. Но если звуки повторяются с равными интервалами – это наверняка означает, что кто-то идёт. Или крадётся.

Долго подбирался Коля к своему жилищу, но подобрался. Стал тихонько под навесом крыши, прислонившись спиной к срубу. Было пронзительно тихо.

Охотник решил было, что медведь убрался восвояси. Стал искать глазами приставную лестницу, чтобы забраться наверх и посмотреть, что натворил непрошенный гость.

Лестница лежала в двух шагах, слегка припорошенная снегом.

Уже отлепив спину от стены, Коля замер, услышав чуть слышное шевеление наверху. Он вспотел. Медведь на крыше, и ждёт его!

Николай не знал, что делать. Хитрость и коварство медведя - предмет устного творчества охотников.

Коля слышал множество рассказов о том, как изобретателен этот хищник, как он умён и ловок.

Простояв в очень неудобной позе довольно долго, охотник почувствовал, что затекают ноги, мёрзнут руки.

Ещё немного, и он потеряет способность двигаться, станет лёгкой добычей для хитрого медведя.

Но если он двинется, медведь поймёт, где находится охотник.  И немедленно атакует. Коля решил действовать.

Просто стоять под медведем бессмысленно и опасно. Перезарядить ружьё он не успеет ни при каких условиях.

У него имеется  шанс только на один выстрел. Вернее, на два, потому что у двустволки два ствола. Если уж стрелять, то наверняка и дуплетом, сразу из двух стволов.

Коля решил резко отскочить от стены на два шага, обернуться и стрелять в прыгающего на него медведя. Приняв решение, Николай успокоился.

Отлепил пальцы правой руки от курков ружья, взял из левой ладони два холодных латунных цилиндрика патронов, осторожно опустил их в карман армейских брюк.

Он почти разжал пальцы, когда ощутил в кармане посторонний предмет. «Граната»! – вспомнил о нежданном выигрыше.
 
Коля осторожно вынул гранату из кармана. Недавний прапорщик хорошо знал, как обращаться с этой штукой.

Распластавшись спиной по бревенчатой стене, взял ружьё в левую руку. Граната удобно расположилась в правой. Коля аккуратно разогнул усики и вынул чеку. Было тихо.

Сделав шаг вперёд, бросил гранату через голову на крышу и опять прилип спиной к стене избушки.

Взрыв был оглушительным.

Не раз, будучи солдатом, сержантом и прапорщиком, он бросал гранаты и слышал, как они взрываются. Громко, но ничего особенного.

В тихом зимнем лесу грохот от взрыва гранаты стоял неимоверный.

С неба сыпались доски крыши, куски стропил, кирпичи трубы, ошмётки мяса и сушёная рыба.

Когда всё стихло и упала последняя щепочка, Коля решился отлипнуть от стены.

Он сделал два быстрых шага и развернулся с ружьём наизготовку. Стояла оглушительная тишина.

В тишине на стропилах слегка покачивалась огромная медвежья лапа с рыжими когтями величиной с карандаш.

Коля подтянул лестницу, приставил её к стене. Осторожно поднялся на крышу, по-прежнему держа ружьё наготове.

Громадный бурый медведь лежал на боку. Грудь и живот были разворочены взрывом гранаты, одна передняя лапа оторвана. Она и висела на стропилах.

Коля присел рядом с медведем отдохнуть.

Через время он встал, пнул ногой медведя и просипел севшим голосом: «Что, хотел меня съесть? Теперь я тебя съем»!

Спустившись вниз и зайдя в избушку, первым делом затопил печку. Хорошо, что дров перед уходом заготовил. Печка без трубы сильно дымила.

Было почти совсем темно. Напряжение борьбы спало, хотелось есть. А рюкзак с продуктами остался на сопке.

Коля вышел. Залез на крышу и отрезал от туши медведя кусок мяса. Вернувшись в избушку, бросил медвежатину на сковородку.

Потом вспомнил рассказ Зинки о пропавшей девочке. Подумал, что, возможно, это тот самый шатун-людоед. С отвращением выбросил сковородку с медвежьим мясом в снег.

 Полез опять на крышу и в полной темноте нащупал рыбу, предназначенную для собак. Погрыз немного, завернулся в одеяло и уснул.

Спал тревожно, часто просыпался от малейшего шороха. Даже тишина казалась подозрительной.

Зимовьё, лишённое крыши, выстывало быстро. Четыре раза за ночь, стуча зубами, заново растапливал потухшую печку.
 
Проснувшись на рассвете от холода, сходил за дровами, ещё раз растопил печку. Пошёл осматривать ущерб, нанесённый зверем и гранатой.

Крыши практически не было. Зимовать в доме без крыши - нереально. А без собак в тайге вообще делать нечего.

Забрался на развороченный чердак, острым охотничьим ножом отрезал лохматую медвежью голову. Из веток ёлки соорудил волокушу.

Погрузил на волокушу окровавленную, со слипшейся бурой шерстью голову медведя, встал на лыжи, впрягся в лямку.  Двинулся в гору, к своему рюкзаку. Заряженное ружьё висело на шее.

Добравшись до рюкзака, вынул из него заиндевевший бинокль и упаковку спичек. Поднял лыжную палку. Опираясь на неё потянул волокушу с медвежьей головой дальше.

Рюкзак остался висеть на нижней ветке сосны. Тащить его не было ни сил, ни желания. К вечеру добрался до посёлка.

Консилиум охотников и милиционеров осмотрел голову страшилища и сделал вывод: «Да, это тот самый медведь- шатун, что убил школьницу и перепугал охотников».

Людоедом и шатуном он стал оттого, что у него не было клыков на верхней челюсти. Клыки были обломаны под корень.
 
Кто был этот странный стоматолог, разрушивший крепкие медвежьи зубы, не известно.

Может быть, такой же крупный медведь. А может незадачливый охотник, выбивший почти меткой пулей зубы медведю.

Почти месяц прожил Коля у Зинки-продавщицы. Та не ходила, а летала по посёлку от счастья.

Он выварил череп медведя в большой кастрюле и повесил его во дворе Зинкиного дома на всеобщее обозрение.

Череп был огромен и страшен, особенно вечером.

А потом он внезапно исчез. И череп, и Коля.

Вернулся Николай домой, в Ростовскую область.

Живёт бывший прапорщик и бывший охотник одиноко в малюсеньком, почти вымершем хуторе на краю Александровского леса, разводит курей и баранов, гуляет по лесу, слушает птичек.

В донских краях последнего медведя убили пару веков назад, а может быть и ране.

Несмотря на это Коля никогда не расстаётся со странным амулетом из кабарожьих клыков.