печальная история девушки, пытавшейся помочь

 К ней сегодня нескончаемым потоком ходят люди, буквально ломятся в двери ее дома. Всем надо ее помощи, все считают свою боль наивысшей, наиглавшнейшей, а боль остальных - это пустяк.
 У всех одна и та же проблема, но никто не хочет признавать, что кто-то может быть также одинок, как он сам. Что есть такие люди, с похожими проблемами. И они все приходят. Толкают друг друга, крича, что "вы не понимаете! вы не понимаете! пустите! Мне надо". Но надо ведь не только ему. Надо еще сотням человек, которые делают в точности то же, что и он, не желая пропускать никого вперед.
 А что она? Ей бы избавится от всего этого. От всех этих людей. Спрятаться, забаррикадироваться, забыться, заснуть, чтобы проснуться со свежей головой и пустым порогом.
 Она закрыла глаза. Какая-то бабушка, всхлипывая и причитая, говорила с ней о том, как болит душа из-за того, что произошло.
 Одно и то же горе, изливаемое разными словами. В начале это может казаться интересным и полезным - помогать людям, но потом они приходят все чаще с тем же самым. Все равно как просыпаться каждый раз в одном и том же дне, повторяя то, что было накануне с минимумом изменений.
 С некоего времени ее жизнь стала похожа на замкнутый круг. К ней приходят - она делает, что ее просят - от нее уходят - рассказывают друзьям с аналогичными бедами - к ней приходит еще большее количество клиентов.
 Она измотана и она устала. Не спавшая уже три дня, она обязана сидеть и помогать этим бездушным людям. Почему-то, когда говоришь им, что тебе хочется спать - тебя начинают оскорблять на чем свет стоит и чуть ли не проклинать. Зато, если они узнают, что ты поможешь, первые пытаются к тебе пробиться. Человеческая сущность - непонятная вещь для нее.
 -- И вот поэтому я пришла к вам. - Закончила свой двадцатиминутный монолог старушка, вытирая глаза пальцами и поворачиваясь к девушке. Она открыла глаза.
 -- Хорошо. Что вы хотите, чтобы я сделала? - вопрос, который она задает каждому пришедшему к ней после изложения его проблем - зачем? какова цель твоего прихода ко мне? - И всегда она получает одни и те же ответы:
 "мне бы только побыть с ним хоть немного, день-два, а потом я смогу смириться"
 "мне бы поговорить с ним"
 "мне бы обнять"
 "мне бы..."
 "мне бы..."
 "мне бы..."
 А ей бы просто поспать немного, она так устала. Тщетно пытаясь ловить слова клиентки, она начинает чувствовать, как пульсирует кровь в ее ушах.
 -- Мне бы только увидеть его....
 Ну вот и она туда же. Если бы хоть кто-то пришел к ней, держа в руках плед, укрыл ее, дав ей поспать то время, которое она должна была его слушать, она бы сделала для него все, помогла бы ему от чистого сердца. Но нет. Люди думают в первую очередь о себе, как о боге; его желания и чувства - превыше остального, и разве не логично, что он не собирается давать отдыха тому, кто стоит ниже него на ступени развития, да и вообще?
 Старушка сидит и смотрит на девушку заплаканными глазами. Внимательно, выжидая ответа. Она говорила тихим и ровным голосом, чтобы слушающая ее глубоко прониклась ее бедами. Ей же невдомек, что таких, как она, за дверью еще сотни, и эта толпа растет и растет с каждой секундой, которую бабушка смотрит на "исполнительницу ее желаний".
 -- Хорошо. - Девушка наклоняется вперед и берет фотографию из рук клиентки. - Я дам вам ровно пятнадцать минут, чтобы вы встретились, с условием, что вы будете находиться в этой комнате вместе со мной. И помните, что больше вы его никогда не увидите.
 Бабушка опять расплакалась, девушка положила перед собой фотографию и закрыла глаза.
 На фотографии мальчик лет девяти с рыжими волосами, веснушками. Улыбающийся милый маленький ребенок.
 Фотография была сделана за несколько часов до его смерти.

 Стоит отойти от развития событий и рассказать о героине повествования.
 Молодая, стройная девушка с коричневыми средней длины волосами и приятными чертами лица. Ей около двадцати четырех, и она сирота.
 В детстве, когда она родилась, врачи были уверены, что ребенок умрет: у нее обнаружили всевозможные вирусы и заболевания. Родители, узнав о таком, просто ушли из больницы, и их никто не смог потом найти. Какая-то медсестра, которой было поручено умертвить девочку, не смогла этого сделать и взяла ее к себе домой. По ее расчетам, ее чадо не дожило бы и до завтрашнего дня.
 Но оно дожило.
 И до послезавтрашнего тоже.
 И потом. И потом. И позже.
 Она жила. Со всеми ее вирусами и болезнями. Она жила и росла, развивалась как обычный здоровый ребенок. Только у нее было одно существенное отличие ото всех других ребятишек: ее глаза меняли цвет в зависимости от ситуации.
 Так, они могли быть синими, когда она была спокойна; серыми - когда сопереживала кому-то и карими - когда злилась; зелеными - когда была печальна.
 Дети ее любили. Только любовь это менялась с возрастом. Сначала, это было интересно - смотреть в ее глаза, а потом было просто очень солидно - иметь в друзьях такую вот девушку.
 У нее не было имени, т.к. медсестра не являлась ее матерью и, по факту, не имела права называть девочку хоть как-нибудь. А даже если бы и назвала, то все равно впустую, потому что нет смысла называть зарегистрированный труп. Ведь, судя по больничным бумагам, девочка умерла. Но все звали ее Машей. Если не знаешь, как назвать девочку - зови Машей,  так поступают все.
 С возрастом, друзей у Маши становилось меньше. Никто уже не старался даже притвориться ее другом-подругой: она выходила из моды, приедалась, в ней не было ни смысла, ни тайны.
 В возрасте шестнадцати лет она впервые влюбилась и впервые разочаровалась в этом чувстве. Они были друзьями. Лучшими. Но какого это - видеть его с другой чуть более улыбчивым и счастливым, чем с тобой? Но дальше дружбы они не двигались.
 Они могли ночевать где-то в лесу под раскинувшемся черным с проблесками небом, ища созвездия и смеясь над любыми пустяками, лежа так близко друг к другу. В такие моменты, Маша чувствовала какую-то наиболее сильную связь, какую никогда не ощущала ни до, ни после его.
 Это было только их место. Только их личное. Его девушка постоянно бесилась по поводу таких "смотров неба в лесу", но она никогда не могла узнать, где они были, потому что, если люди хотят сохранить что-то в секрете, ни один посторонний никогда-никогда про него не узнает.
 Так случилось, что однажды парень попал под машину. Так просто прервалась его жизнь. Так просто Маше об этом сказала его девушка, смотря на нее с нескрываемым гневом, хотя гнев - это последнее, что она должна была бы чувствовать сейчас. А она даже не плакала. И через два месяца уже встречалась с другим. А Маша..
 Она забыла, как есть и, по правде говоря, была только рада тому, как худеет ее тело. Она была охвачена идей "воссоединения души" с его душой. Потому что без него она не смогла бы прожить. И она убивала себя, безумно наслаждаясь, когда видела, что вес ее катастрофично быстро идет вниз. Ее глаза тускнели с каждым днем, становясь какого-то совершенно нового оттенка.
 Она старалась не смотреть никому в глаза, потому что боялась, что кто-то начнет расспрашивать, из-за чего случилось изменение и что оно означает.
 Есть такие вопросы, на которые ответить нельзя. Их, по сути, задавать-то нет смысла: они ничего в себе не несут. Это глупые вопросы, на которые не стоит и внимания обращать.
 Вопросы по типу "как ты?". Любой, кто задает вам этот вопрос, совершенно не желает слышать исповедь о том, как вам чертовски плохо, но зато до боли хочет рассказать свою, которую уже вы не хотите слушать. Даже, если вы и ответите, что вам плохо, этим вы вызовете только волну новых таких же ничего-ни-для-кого-не-значащих-вопросов. Это пытка для самолюбия грустного человека - принимать во внимание боль другого. Это немыслимо, потому что только ты можешь так страдать.
 Вопросы по типу "чем занимаешься?". Ответь Маша хоть раз ни "Ничем", а "смотрю, как рушится мое тело клетка за клеткой; как песочный замок, стоящий на берегу во время прилива, я постепенно смываюсь морем", - и она вызвала бы только усмешку в свою сторону и совершенно бессмысленное "держись".
 Как и за что держаться, когда край, с которого ты падаешь - гладкий? Люди предпочитают смотреть на тебя свысока - на тебя и жалкие твои попытки схватиться за выступ, - чем подать тебе руку помощи. Они боятся того, что будет после этого. Вдруг, ты прилепишься к ним, как собачка? А этого не нужно ни одному человеку - чтобы кто-то ходил за тобой хвостом.
 Никто как будто не замечал скелета-Маши, бродящего туда-сюда в течение дня.
 Никто ничего не говорил.
 Будто все было в норме. Она просто умирала. Она, что на самом деле, если судить по записям больницы, умерла еще девятнадцать лет назад.
 И в один из таких приближающих девушку к смерти дней она проснулась ночью, пытаясь понять, умерла она или нет до сих пор. Рядом с ней на кровати сидел ее умерший друг и смотрел на нее спокойным взглядом грустных глаз.
 -- Ты очень сильно расстраиваешь меня тем, что собираешься ко мне присоединиться. - Сказал парень. - По правде говоря, я жутко на тебя зол. Если человек умер - его нужно забыть, как забывается все, случившееся и прошедшее. Оставь какое-нибудь радостное воспоминание и повесь его, как фотографию, в своей памяти. Вот и все, что должно у тебя остаться от нашего прошлого.
 -- Мне тяжело выносить людей, окружающих меня. - Сказала Маша, подсаживаясь к гостю и смотря в стену напротив нее. - Это словно кучка ничего не чувствующих эгоистов. Они не слушают меня, как бы громко я не говорила. Мне тебя недостает, понимаешь? Ты единственный, кто слушал меня, а не делал вид, что слушал.
 Он обнял ее. Странно, как она может чувствовать его, если он мертв?
 -- Ты вызвала меня - я пришел. Что еще может тебя волновать?
 -- Навсегда?
 -- Нет, на пятнадцать минут. И больше ты меня не сможешь увидеть никогда.
 -- Почему ты хочешь, чтобы я жила тут, среди этих лицемеров и лжецов?
 -- Ты должна будешь помочь каждому из них. - Ответил он, посмотрев в ее глаза. - Каждый человек в глубине души скучает по кому-то, кто ушел туда, откуда сейчас пришел я. Каждый что-то не досказал, с кем-то не попрощался. Когда так происходит, человек просто запирается в своей душе и плюет оттуда на других. Ты сможешь помочь им, и они будут меняться.

 Она помогала людям уже пять лет, услышала миллионы "спасибо" и получила множество подарков. Множество, кроме нужного, - еще хоть пять минут разговора с покинувшим ее, единственным близким ей.
 Она не спала уже пятый день. Мир вокруг застилался пеленой, слова причиняли боль воспаленным ушам, руки тряслись, и глаза слипались. Она вынуждена была пить кофе пачками, запивая им таблетки, которые позволили бы сну не трогать ее еще немного.
 Девушка, потерявшая бойфренда.
 Бабушка, потерявшая внука.
 Сын, потерявший отца.
 Все толпились в огромном пространстве перед ее окнами, все стучали по ним камушками (на них уже бегали трещинки), все ломились в дверь, а она все слушала и слушала, и помогала.
 Она чувствовала, что просто обязана. Обязана помогать этим скачущим где-то за стеклами мартышкам, безвольным, слабым, - таким, какой сама была всего пять лет назад, когда глаза ее поменяли цвет на странный черный оттенок с проблеском посередине. Все думали, что она носит линзы для поддержания своей загадочности. Люди меряют других по собственной линейке. Почему, интересно, если бы ты сделал так, то непременно другой тоже должен так сделать?
 Пять лет. Эти пять лет ее держит на Земле только обещание, что она будет помогать всем этим справляться с болью, организовывать "встречи" с их давно или недавно ушедшими родственниками или друзьями. Иногда, раньше, когда у нее бывало свободное время, она уходила на то самое место в лес и говорила, что таится у нее в душе. Она чувствовала, как он обнимает ее. Только сейчас, чтобы увидеть его - нужно было закрыть глаза. Даже теперь, не выходя из комнаты, Маша изредка выговаривается кому-то, находящемуся в ее душе. Ее никто не слышал. Но она ощущала, что он стоит здесь и чувствует ее слова.
 Пять лет. И она очень устала. Пять дней, и она жутко хочет спать. Все чаще среди незнакомых лиц появляются те, кто хочет встретиться с покинувшими их во второй раз. Они не умеют слушать и искренне не верят в то, что она не может "вызвать" их во второй раз. Они орут и оскорбляют ее, проклиная всеми мыслимыми и немыслимыми словами.
 С каждым днем таких людей все больше. Они рвутся в ее квартиру, задыхаются, ревут, рвут волосы в ее ногах. Это хронически больные люди. И их болезнь проявляется в подобного рода сумасшествии. Чтобы выжить среди сумасшедших, надо и самому научиться быть безумным (с).
 Не осталось тех, кто приходил бы в первый раз к ней. А даже если и остались, то очень маленькое количество. Да и зачем им помогать? Они просто потенциально пополнят ряды тех, кто приходит во второй раз.
 И однажды она подходит к окну, смотрит вниз. В этот момент в ее комнате нет никого - это своеобразный отдых. Несколько секунд передышки перед очередным второприходящим. Она устала и хочет спать. Наверное, вправду, люди должны получить то, чего они хотят. Каждый из стоящих и горланящих внизу - хочет получить ее. Она медленными шагами подходит к двери и останавливается. Поворачивает голову куда-то в сторону, будто видит кого-то там, и извиняется перед ним. Извиняется и открывает дверь, впуская внутрь толпу, которая в ту же секунду врывается к ней.
 Гул голосов сливается, она не чувствует пол под ногами и закрывает глаза. Пальцы людей пытаются повернуть Машу к себе, но просто рвут ее одежду.
 Спать.
 Она чувствует, как вместо одежду чьи-то пальцы теперь рвут ее кожу.
 Спать.
 В какой-то миг голоса перерастают в непонятный шум, а потом затихают вовсе.
 Навсегда.
 Спать.