Глава 5. 2 Завещание Тиверия Стара

Холмс проснулся только через несколько часов, и хотя он уверял меня в том, что прекрасно себя чувствует, я, слава богу, вспомнил, наконец, о том, что я врач, и уже не нуждался в его жалобах для того, чтобы оценивать его состояние. Впрочем, состояние это улучшилось настолько, насколько возможно. Жар, вызванный перевязкой, прошёл, оглушающее действие наркотика тоже уже закончилось, и хотя его по-прежнему беспокоил болезненный кашель, боль в груди уменьшилась, как и одышка.
- Вы отнюдь не прекрасно себя чувствуете, - сказал я. - Но вы себя чувствуете сносно. А поэтому, думаю, сможете без ущерба для своего здоровья выслушать то, что я вам расскажу, и о чём поведал мне наш сосед полковник Фрейзер, который навестил нас, пока вы спали, - и я пересказал ему наш разговор, умолчав о соображениях Фрейзера насчёт его, Холмса, чувства долга.
Как я и ожидал, Холмс заинтересовался:
- Значит, Аль-Кабано предсказал Стару смерть?
- Выходит, что так. А знаете, Холмс, сегодня утром, прежде, чем мы спустились вниз, мне показалось, я видел именно Аль-Кабано разговаривающим с рыжеволосой всадницей прямо у кладбищенской ограды. Я ещё подумал: «неудивительно, что его с его склонностью к мистификациям на потусторонние темы привлекает кладбище».
- Думаете, Стар мог поверить в эти знаки предопределённости своей кончины?
- Мне он не показался человеком, готовым бояться призраков, - ответил я. -  Да и приобрёл он не распятие, не библию, а оружие. Значит, речь шла о реальной опасности. Странно другое: почему он купил оружие у полковника, а не в оружейном магазине?
- Разве здесь есть оружейный магазин?
- Ну, не прямо здесь, но на железнодорожной станции есть магазин, где можно купить и ружьё, и пистолет. Здесь бывают охотники. В Мейринген, в Бриенце для них держат постоялые дворы.
Холмс пожал плечами:
- Стар был не в том состоянии, чтобы отправляться куда-то за покупками. Очевидно, ему не хотелось поручать такое дело кому-то ещё. Полно вам. Уотсон. Это-то как раз вполне объяснимо... И совершенно особый оттенок всей этой истории придаёт рассказ полковника о завещании Стара. Как по-вашему, Уотсон, отчего человек может решиться переписать завещание?
- Ну... либо он решил кого-то облагодетельствовать, либо, напротив, кто-то лишился его доверия.
- Но такие решения не приходят спонтанно. Что-то должно его было к этому подтолкнуть. Какая-то информация, осветившая гипотетического наследователя с тёмной стороны, или, напротив, открывшая ему глаза на чью-то светлую сторону. И что тогда могло бы послужить мотивом убийства?
- Боязнь того, что он передумает?
- Или желание скрыть от других то, что вдруг стало ему известно. Мне думается, мы должны всерьёз озаботится содержанием этого документа, Уотсон. И прежде всего вопросом, изменил Стар своё завещание или не успел.
- Можно попробовать связаться с его адвокатом. Но боюсь, что он не захочет с нами говорить.
- Ему придётся говорить с полицией.
- Ну, это если вы убедите полицию в том, что Стар всё-таки убит.
- А вам не показалось, что доктору Морхэрти такая версия не по вкусу? - спросил Холмс, задумчиво вертя в пальцах портсигар — ему явно хотелось курить, но он боялся новых приступов кашля.
- Мне показалось, что он просто не хочет шума... Не стоит, Холмс, лучше пока воздержаться от дымоглотания, разве что совсем невтерпёж.
Он раздражённо отбросил портсигар:
- И как мне убедить людей, которым не нужно это убеждение? Я указал им все несообразности, которые заметил сам, и если после этого они продолжат считать происшествие самоубийством, тут уже ничего не поделаешь. У меня ещё достанет сил на расследование, если не втыкать мне палки в колёса, но на убеждение тупиц, подобных нашим молодчикам из Скотланд-Ярда, сил у меня нет.
Я промолчал, не зная, что сказать на это. Предлагать ему самоустраниться было глупо и недостойно, обещать свою помощь — излишне, он и так знал, что может на меня полагаться.
- Хотите, я узнаю, как найти его адвоката? - предложил я.
- Не стоит. Он и сам вот-вот найдётся. Завещание Тиверия Стара — не пара фунтов стерлингов, и заинтересованные лица едва ли захотят длить интригу. Полагаю, оглашение последней воли покойного состоится очень скоро. Как вы думаете, Уотсон, а не стоит ли нам сегодня посетить «Карантинный клуб»?
- «Карантинный клуб»? - удивился я. - Полагаете, после сегодняшних событий кто-то придёт скоротать вечерок за партией в шахматы и пустыми разговорами?
- Конечно, они придут, - усмехнулся Холмс, и снова в его тоне мне послышался надорванный болезненный цинизм. - ничто так не оживляет рутинную атмосферу, как насильственная смерть. Будьте покойны, придут все, кто только может ходить.
- Тогда пойдёмте и мы, если вам этого, действительно, хочется, и если вы чувствуете себя в состоянии.
- Мне дучше, а быть в центре местных сплетен сейчас не лишнее, вот только... - он вдруг замолчал и принялся вертеть в руках настольную пепельницу так же, как до этого вертел портсигар. Словно не решался продолжать.
- Что. Холмс? - мягко спросил я.
- Наверное, нехорошо так говорить, но для меня смерть Тиверия Стара благословение — она позволит мне отвлечься от того, что терзает душу. Но вы другого склада, Уотсон... Не кажется ли вам моё желание решать сейчас криминальные загадки, прямо нас с вами не касающиеся, занятием пустым и мелочным? И не хочется ли вам оставить несчастного Стара своей судьбе, а внимание обратить на собственные беды? Это естественно, и я вас пойму, если вы откажетесь сопутствовать мне.
Я задумался над его словами. За время наших совместных похождений я привык быть рядом в его расследованиях и стремиться быть рядом, не смотря на опасности. Но здесь было другое. Мэри умирала, и Холмс, как он сам только что признался, искал способы хоть на время забывать об этом. Вправе ли я был следовать его примеру? Не выглядело ли это, как то самое преждевременное вычёркивание моей жены из моей жизни, которым страдают при угрозе расставания махровые эгоисты? Не лучше ли мне сейчас направить все силы на то, чтобы видеться с Мэри почаще, чтобы высказать ей всё недосказанное за эти годы и дать возможность ей высказать такое же недосказанное мне?
Очевидно, мои раздумья явно отразились на моём лице, потому что Холмс тихо поставил пепельницу на стол, встал и отошёл к окну.
- Вы можете ничего не отвечать, - проговорил он, не глядя на меня. - Я вижу уже, какой ответ родился у вас в душе, и всё иное на устах окажется ложью.
- Да, вы правы, я сейчас подумал именно так, как вам показалось, - не сразу заговорил я. - Мне стоит проводить больше времени с женой, раз уж его осталось так немного. И, уж конечно, верх эгоизма стараться отвлечься от мыслей о ней, решая пустые головоломки... - я выдержал паузу и веско заключил: - Но смерть человека — не пустая головоломка, Холмс. И ваше служение — не только способ занять себя от скуки. Будь это так, я давным-давно перестал бы сопутствовать вам. Даже не начинал бы, по правде говоря.
Холмс снова повернулся ко мне и уставился на меня во все глаза.
- Я не хотел вам этого говорить. Полковник Фрейзер мне сказал, что вмешаться в расследование гибели Стара — ваш долг. Я, надо признаться, на это довольно резко возразил ему. А вот теперь я думаю, что он прав. Если ваш талант позволяет находить истину там, где другие спасовали, не имеете вы права пренебрегать таким даром. А если я могу быть вам при этом полезен, и я не имею права манкировать. И наше с вами душевное состояние тут совсем не при чём. Найдём мы время для боли — на этот счёт не стоит и беспокоиться.
- Это правда, - усмехнулся Холмс. - В таком случае, Уотсон, нам нужно обговорить ещё кое-что...
 Я вопросительно посмотрел на него, потому что его голос звучал необычно.
- Наше доверие друг к другу. - сказал он. - Можно жить в одном доме и  любить одну женщину, и не причинять вреда друг другу. Всё это можно. Но расследование убийства, а тем более, расследование такого убийства, как убийство Тиверия Стара, требует совершенно другого уровня доверия.
- Вы что же, - кашлянув, спросил я, - доверять мне перестали? И чем я это заслужил?
- Нет, Уотсон. я не перестал вам доверять, - покачал он головой. - Но я не хочу между нами никаких недоразумений и недомолвок. Ваша жена доживает последние месяцы, а может быть, и недели. И то, что произошло между нами...
- Я уже готов вам простить. - сказал я. - Так же, как я простил ей.
- Тогда вы меня совсем не понимаете, - возразил он. - Потому что если я пощадил бы вашу ревность год, два тому назад... да я и щадил её. То теперь я просто не принимаю её во внимание.
- Что... - не понял я, - что вы говорите?
- Мэри — не ваша собственность, хоть она и жена вам. Я не оставлю её в покое. Понимаете? Я больше не стану щадить вашу ревность, Уотсон. И это яблоко раздора останется между нами до самой её смерти, если ещё не после. Я знаю ваши взгляды на это, знаю, как вам невыносима будет дажа единая мысль о том, что я и Мэри, может быть, за вашей спиной куда более близки, чем вы даже можете себе представить. И когда я всё равно не отступлюсь, у вас, может быть, появится искушение... В конце концов, вы сами рассказали мне легенду.
- Так вы думаете, - медленно проговорил я. - что я смогу дойти в своей ревности до того же, до чего дошёл герой легенды? Вы думаете, что я... что я могу однажды захотеть... убить вас? - я еле смог выговорить эти ужасные слова, а Холмс только невозмутимо кивнул головой.
Я смотрел на него, не веря своим глазам. Он больше не поднимал взгляда и не говорил ни единого слова.
- Как же вы... жестоки ко мне! - наконец, проговорил я, и мой голос вопреки моей воле задрожал.
- Я настолько часто обращаюсь к худшему в людях, - со вздохом проговорил он, - что уже научился проделывать это хорошо.
«В таком случае, нам, действительно, лучше сразу расстаться». - вертелось у меня на языке, но если Холмс за свою жизнь научился читать чужие тёмные порывы и тайны, то я, слава богу, успел научиться их сдерживать.
 - Ну, всё равно, - сказал я. - Мне не обойтись без вас, а вам - без моей помощи, медицинской, по крайней мере. Обещаю, Холмс, не вынашивать тайных замыслов против вас, как бы вы ни вели себя по отношению к Мэри. Если у меня в душе поднимется тёмная волна, я выплесну её сразу и честно, клянусь. Не в спину. Не тайком. Если мне захочется вас убить, вы узнаете об этом, по крайней мере, до того, как я начну уступать этому чудовищному желанию... Мы и впрямь недостаточно можем ручаться за себя порой, но предательства вы от меня не ждите. А сами, Холмс, вы сможете ли удержаться на тонкой грани между нечестностью и вызовом? Вы абсолютно правы: Мэри — не моя собственность, и она вольна поступать по-своему, особенно теперь, когда на её волю остался не такой уж большой выбор. Я могу только надеяться, но не требовать...
- Я постараюсь не причинять вам лишней боли, - сказал Холмс. - В этом я тоже клянусь. И простите, что я спровоцировал столь неприятное для нас обоих объяснение, но мне не хотелось белых пятен, - с этими словами он протянул мне свою худую бледную кисть, и я пожал её, снова в очередной раз подивившись тому, какой сухой и горячей может быть столь бледная рука.