Гл. 12. Холокост - реакция общественности СССР

   Рассмотрим как же реагировала страна, советская общественность на обнаружившиеся факты ужасных фашистских зверств по отношению именно к евреям. Здесь я, как родившийся и проживший немало лет на Украине, буду говорить о двух близких мне городах – Харькове и Киеве, где в нашей стране впервые узнали, что такое геноцид евреев, и где он был проявлен в наибольших масштабах и в самой жестокой, отвратительной форме… Как восстанавливалась  память о жертвах Дробицкого и Бабьего яров (и создавалась поминальная атрибутика).
      …После освобождения Киева осенью 1944 г. в разрушенный город приехал писатель Илья Эренбург и попросил очевидцев показать место трагедии. Его повели к месту на окраине Киева, недалеко от Подола, где карательные отряды расстреливали в оврагах толпы голых людей – мирных жителей-евреев, а потом уничтожали пленных моряков Днепровской флотилии,  где сжигали трупы… Один из переулков, выходивших в овраги, назывался «Бабий яр» – там в своих мазанках (глинобитных хатах) доживали свой век старые бабки - солдатские вдовы ещё Первой Мировой войны. Рассказывая о трагедии на окраине Киева, Илья Эренбург впервые и назвал это место - «Бабий Яр» (употребив название как имя  собственное).
   
   Илья Эренбург, киевлянин по рождению и детству, вероятно, первый из литераторов и представителей советской культурной общественности упомянул еврейские жертвы Бабьего Яра  (здесь и далее я буду употреблять слово «яр» как имя собственное – с большой буквы), написав стихотворение  «Бабий Яр».
               
                Илья Эренбург
                БАБИЙ ЯР
К чему слова и что перо,
Когда на сердце этот камень,
Когда, как каторжник ядро,
Я волочу чужую память?
Я жил когда-то в городах,
И были мне живые милы,
Теперь на тусклых пустырях
Я должен разрывать могилы,
Теперь мне каждый яр знаком,
И каждый яр теперь мне дом.
Я этой женщины любимой
Когда-то руки целовал,
Хотя, когда я был с живыми,
Я этой женщины не знал.
Мое дитя! Мои румяна!
Моя несметная родня!
Я слышу, как из каждой ямы
Вы окликаете меня.
Мы понатужимся и встанем,
Костями застучим – туда,
Где дышат хлебом и духами
Еще живые города.
Задуйте свет. Спустите флаги.
Мы к вам пришли. Не мы – овраги.
                1944 г.

   В 1944-45 гг. другой уроженец Киева, поэт-фронтовик Лев Озеров (Гольдберг) написал свою поэму «Бабий Яр» (см. интернет интернет), в которой сказано, что в том яру погибли брат, племянник лирического героя, но ни разу (!) не упомянуто слово "еврей". Подобный акцент, хоть и отражавший реальность, был неактуален – не ко времени…

  Стихотворение И. Эренбурга и поэма Л. Озерова, опубликованные в периодической печати во время войны, на фоне общих страданий многих людей во время  немецкой оккупации, когда ещё не были известны все детали и весь масштаб фашистских зверств в СССР и Европе, не привлекли особого внимания и не стали широко известными в стране в условиях ещё продолжавшейся войны и повседневных тяжёлых военных будней борьбы с фашизмом.

   На сайте в своей статье «Два «Яра» Евгения Евтушенко» писатель Феликс Рахлин (ныне живущий в Израиле) справедливо писал о желании властей как-то "смикшировать» среди жителей СССР факты нацистской практики ТОТАЛЬНОГО уничтожения ПРЕЖДЕ ВСЕГО евреев, о чём свидетельствует и упомянутая выше «интерпретация» приказа об их выселении, где, говорилось не конкретно о евреях, а о некоем «населении центральных улиц» города Харькова… Это был рассчитанный и наглый подлог и повторение расхожей юдофобской  сплетни, будто евреи жили только в центре города. На самом деле в бараках были собраны евреи и с дальних окраин (например, наша семья, в том числе погибшие моя бабушка и дядя, как и муж тёти Лизы – см. ниже – как раз и жили не в центре, а на самой что ни на есть городской окраине – по ул. Полонского в районе т. н. Основы…).
   Тот же Ф. Рахлин подробно проанализировал состояние и эволюцию официозного и массового сознания в отношении к трагедии евреев в СССР. Передаю смысл его публикации.
   После войны в СССР властвовал «показушный» интернационализм, который затушёвывал факт геноцида именно еврейского народа, обречённого гитлеризмом на ПОЛНОЕ уничтожение. В обществе это обстоятельство припрятывалось под расплывчатым термином «мирные советские граждане – жертвы фашистского террора». Впрочем, иногда допускалось и упоминание об евреях, но только вместе с другими народами, причём евреи, как правило, фигурировали в конце этого списка.
   
   Устами  героя  одного  из рассказов Василия Гроссмана, напечатанном ещё в 1943 году, он подчёркивает, что  фашисты создали всеевропейскую всеобщую каторгу и, чтобы держать каторжан в повиновении, построили огромную лестницу угнетения: голландцам живется хуже, чем датчанам, французам хуже, чем голландцам, чехам хуже, чем французам, еще хуже приходится грекам, сербам, потом полякам, еще ниже – украинцы, русские. Это всё ступени каторжной лестницы. Чем ниже, тем больше крови, рабства, пота. Ну, и в самом низу этой огромной каторжной многоэтажной тюрьмы находится пропасть, в которую фашисты обрекли упасть евреев. Их судьба должна страшить всю великую европейскую каторгу, чтобы самый страшный их удел казался счастьем по сравнению с уделом евреев… «Кажется, < в СССР > страдания русских и украинцев были настолько велики, что подоспела пора показать, что есть судьба еще страшней, еще ужасней. Не ропщите, будьте счастливы и рады, что вы не евреи!»
   Ф. Рахлин пишет: «Почему же рассуждение об иерархической «лестнице народов» - этом чудовищном изобретении нацистской идеологии – не было взято на вооружение советским интернационализмом? Ответ прост: потому что на практике к 40-м годам прошлого века он интернационализмом быть в СССР перестал».

   …В Бабьем Яру тогда же, в 1944 г. по горячим следам военных лет побывал корреспондент «Правды» Борис Полевой. Кинорежиссер А. Довженко начал было снимать фильм о Бабьем Яре. Первое время после войны был разработан проект памятника жертвам Бабьего Яра. Потом всё как-то затихло. Проект не был реализован.

… Чем дальше от конца войны, тем глуше звучали воспоминания о чудовищном, поголовном уничтожении евреев нацистами и их прислужниками во всех захваченных ими городах СССР. Властям было не до сохранения памяти о жертвах геноцида евреев. Неизвестно, по чьей инициативе ландшафт Бабьего Яра начали уничтожать, пытаясь громадный овраг сравнять с землей. Дни и ночи работали земснаряды. Как грибы росли «хрущобы», сооружался парк отдыха со спортивными объектами, летним кинотеатром, кафе и даже… танцплощадкой. На местах массовых захоронений, которые часто находились в черте городов (в Киеве, Харькове, Львове и других местах) некоторыми беспамятными чиновниками, представлявшими различные городские власти, энергично планировалось, а кое-где уже и начиналось разного рода строительство (были случаи, когда бульдозерами разгребались погребения и выкидывались останки…).
   Согласно господствовавшей тогда на Украине идеологии все жертвы Бабьего Яра не заслуживали народной памяти: «украинцы — все националисты, военнопленные — подлые трусы и предатели». А по поводу евреев бытовало мнение: «что это за нация такая, если не сопротивляясь фашистам, по первому зову оккупантов сама пришла в Бабий Яр на расстрел, как стадо овец…». О тысячах военнопленных умалчивали — «разве могли солдаты и офицеры доблестной Красной (как тогда называли) Армии тысячами сдаваться в плен?». Такими рассуждениями местные власти маскировали своё преступное равнодушие к памяти погибших…

   Фактический отказ властей соорудить памятник на мести гибели от рук фашистов десятков тысяч мирных жителей – прежде всего евреев, обосновывался лапидарным объяснением: сионизм — злейший враг нашего народа, столице советской Украины еврейский мемориал ни к чему… Про остальных - караимов и цыган, а также военнопленных красноармейцев («предателей») - не упоминалось вообще, будто их и не было…

   К чести русского народа, его интеллигенции, нашлись в их среде люди, возвысившие свой голос в защиту справедливости. Фронтовик Виктор Некрасов, лауреат Сталинской премии (автор повести «В окопах Сталинграда» и сам воин-сталинградец),  выступил в «Литературной газете» со статьёй «Почему это не сделано?», где высказал возмущение отсутствием хоть какого-то памятника жертвам Холокоста и планами республиканского начальства построить на месте массовых казней в Бабьем Яру… стадион! В холуйском рвении затоптать еврейские захоронения киевские чиновники не остановились перед осквернением  могил  и своих  собственных собратьев: ведь после еврейского населения туда «добавляли» и уничтожали представителей других наций - цыган, армян, славян...!

   В это же время во многих странах мира начались антисоветские манифестации евреев. Власти обвинялись в дискриминации отдельных народов и забвении памяти жертв геноцида евреев в СССР. Чтобы как-то смягчить обстановку, в 1965 году объявили конкурс на создание памятника жертвам фашизма в Киеве. Было проведено несколько туров конкурса, но ни один из проектов не был утвержден. Мотивировка: «Из-за низкого идейного и художественного уровня…».

   Каким-то образом дело дошло до международных организаций: властям столицы предложили доложить, что делается по памятнику в Бабьем Яре. Официальные киевские власти пытались отделаться отговорками и обещаниями… Лишь после того, как на трибуну ЮНЕСКО вышел находившийся в вынужденной эмиграции писатель-фронтовик Виктор Некрасов и рассказал, что Бабий Яр фактически превратили в отхожее место (туалетов нет, летними вечерами там собираются бомжи и проститутки…), что это фактически надругательство над памятью погибших, - дело сдвинулось с мёртвой точки.
   С помощью мировой общественности он заставил наших чиновников заняться сооружением памятника в Бабьем Яру. После его разгромного выступления в ЮНЕСКО дело дошло до члена Политбюро ЦК КПСС М. Суслова, ведавшего идеологическим «направлением» в стране.. Политбюро ЦК КПУ поручило работу над памятником творческой группе под руководством скульптора академика Михаила Лысенко.

   Когда был опубликован проект, но стройка еще не началась, Киев посетила делегация из 15-ти американских конгрессменов, причем, девять из них в годы войны были узниками концлагерей. Автору проекта, они задали три вопроса. Первый: «получая задание, знали ли вы, кому делаете памятник и, было ли там указано количество жертв?» Ответ: "да, знал. Расстреляно 52 тысячи». - «Не знаете, говорят, этого вопроса: по материалам Нюрнбергского процесса (показаниям фашистских преступников) в Бабьем Яру было уничтожено 168 тысяч евреев, свезенных из других областей Украины и свыше 300 тысяч — военнопленных. Эти сведения достоверные, они доказаны Международным военным трибуналом».

   Второй вопрос: «почему евреи безропотно пошли в Бабий Яр? Ответ: «потому что по  городу были расклеены листовки: «Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол Мельниковской и Дохтуровской… При себе иметь документы, деньги, ценные вещи, а также теплую одежду, белье и прочее. Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и БУДЕТ ОБНАРУЖЕН В ДРУГОМ МЕСТЕ, подлежит расстрелу»…
   -«А, вот, и не знаете этого вопроса», — отвечают конгрессмены - по материалам Нюрнбергского процесса зондеркоманда захватила девять ведущих еврейских раввинов и приказала им сделать воззвание: «Собраться для санобработки, после которой все евреи и их дети, как элитная нация, будут переправлены в безопасные места…». Евреи, поверив своим раввинам (как и те до этого - немцам), пошли в Бабий Яр…».

      Третий вопрос: «почему в сорок третьем году происходила эксгумация и сжигание трупов - спустя два года после расстрела? Ответ: «фашисты заметали свои кровавые следы». - «Не знаете, — замечают гости, — и этого вопроса: несколько зондеркоманд в составе около 300 человек каждая, провели акции по всем оккупированным странам Европы, уничтожив за несколько лет шесть миллионов евреев. В Германии выходили даже альбомы с рекламой "зондеркомманд". Почему же "заметали следы",  если они гордились своей «работой», а Гитлер отмечал их высшими наградам?!

   Оказывается, – ВНИМАНИЕ! – по материалам Нюрнбергского процесса акция в Бабьем Яру (как и в других подобных местах) называлась «УТИЛИЗАЦИЯ ЗОЛОТА»! Отобрав ценные вещи, зондеркоманда, обычно заставляла жертвы раздеваться догола и начинала расстреливать голых евреев… Почему раздетых и голых?
  Потом выяснилось: как уже упоминалось выше - перед расстрелом многие жертвы прятали в укромные места и глотали разные мелкие золотые вещи (в надежде уцелеть после экзекуции, как-то спастись и потом выжить с помощью сохранённых драгоценностей…). Кроме того, некоторые несчастные имели золотые коронки…  Когда немцы это поняли, последовала новая команда: «трупы выкопать и сжечь, золу просеять и извлечь золото!» 
   Подобные нацистские «фабрики смерти» поставляли из всех концентрационных лагерей и мест массовых расстрелов почти ежедневно целый чемодан такого «переработанного» золота!..

   …После многочисленных «палок в колёса» – задержками средств на проектирование и само строительство под различными (идеологическими, политическими и финансовыми) предлогами (об этом можно найти очень красочные подробности в Интернете), сооружение монумента, наконец, было завершено. Открыли памятник в Бабьем Яру тихо, скромно, без всякой помпы. Это единственный в Киеве памятник, на котором нет фамилий авторов — запретили… Руководитель проекта памятника говорил: «…Но нас знали: после открытия авторов «доставали» и «кусали» еще больше… Страсти не утихают и по сей день.  «Атаки» следуют одна за другой: памятник поставили НЕ ТАМ.., НЕ ТЕМ.., НЕ ТОТ»…

   Зато президент США Б. Клинтон, побывав на этом месте, сказал: «в мире такого памятника, как в Бабьем Яру, больше нет». Но и это не всё. Тот же руководитель проектирования памятника  говорил: «Прежде всего надо восстановить истину: что произошло в Бабьем Яру: мы многого не знали, не все знаем и сейчас». В День памяти жертв фашизма в 1996 г. руководитель делегации американских евреев сказал: «Первыми (по хронологии всех расстрельных акций) жертвами Бабьего Яра стали  не евреи, а цыгане… Международные организации добились признания Холокоста евреев, об уничтоженных цыганах — ни слова…»

   Председатель общества ромской (цыганской) культуры в Украине Владимир Золотаренко показывал Комиссии немецкие же документы: в первые дни оккупации Киева в Бабьем Яру были расстреляны четыре табора, сколько потом было уничтожено ещё цыган – неизвестно… Каратели охотились на кочевавших в своих запряженных лошадьми телегах с крытым верхом «ромов» как на дичь, догоняя на мотоциклах мчавшиеся от них «врассыпную» кибитки и расстреливая в упор по одиночке в ужасе выскакивавших из них и разбегавшихся по украинской степи несчастных пассажиров – членов многодетных цыганских семей – от кучера – папы до мамы, бабушки  и многочисленных детей.
   Из донесений карательных отрядов, совершавших убийства на территории России, Украины и Крыма, следовало, что их жертвами стали 300 тысяч цыган. А вот и цифры из официальной статистики ЮНЕСКО: жертвы нацистского террора - полмиллиона цыган…

   …Многие представители украинской диаспоры в США и Канаде также утверждали, что в Бабьем Яру нацисты уничтожили и цвет украинских националистов. Выявляется жуткая история: бандеровцев» преследовали и уничтожали не только советские сотрудники НКВД, но  и фашисты: «криминал» одиозных украинских националистов состоял в том, что они боролись за свободу Украины (как они её понимали), не желая не только советского и польского «патронажа» над собой, но и немецкого господства на Галицийской Земле… На дубовом кресте, изготовленном на средства украинской «громады» (диаспоры) Парижа, надпись: «Тым, що поклалы жыття на вивтар Украйины» (Тем, которые положили жизнь на алтарь Украины)…

   …Во время пребывания в США в 2001 г., на обратном пути из Калифорнии (где я работал в Университете), мне довелось провести неделю в Нью-Йорке. Прогуливаясь по Бродвею, свернул на какую-то «стрит» (поперечный «переулок» - узкую щель среди уходящих в небо громадин небоскрёбов). Здесь случайно наткнулся на «Украинский дом» - «культурно-политический» центр» украинской националистической эмиграции. Нашёл там двух стариков - бывших «классических бандеровцев». «Побалакалы на ридний мови» (поговорили на родном языке): - я представился им не харьковчанином, а  львовянином – как окончивший Львовский Политехнический институт. Известно, «схиднякив» («восточников») – жителей восточных областей Украины - они не жалуют, считая их предателями националистической идеи и «московских прихлебателей»…

   Они, конечно, обрадовались («зрадилы, звычайно») земляку. В беседе пожаловались, что молодёжь   утрачивает «украинские ценности», не знают языка – становятся «амерыканцямы». Украина для молодых, родившимся здесь после войны, неинтересна и практически почти неизвестна…
   Показали привезенные из родных украинских мест «реликвии» - старые националистические плакаты и фотографии 40-50-х годов, где были лозунги, призывающие к борьбе за "нэзалэжну»  Украину – как с «советами и москалями», так и с «ляхамы» (поляками) и …«нимцямы» (немцами). Вот такая политическая «каша» варилась в те годы в Западной Украине. Подробнее об этом расскажу после…

   Документально установлено: среди жертв Бабьего Яра были также и армяне, грузины, молдаване, татары, казахи, узбеки, туркмены, таджики (из числа впоследствии дополнительно расстрелянных солдат-военопленных и партизан).
    Интересно, что, изучая трофейную немецкую карту, - киевские архитекторы и скульпторы памятника пришли к выводу, что фашисты и здесь старались придерживаться своего врождённого «немецкого порядка»: евреев старались расстреливать поближе к еврейскому кладбищу, украинцев и русских — на православном, мусульман — на магометанском… В Бабьем Яру уничтожены сотни тысяч человек — представители семи религиозных конфессий…

   …Главный скульптор и архитектор нынешнего памятника жертвам геноцида в Бабьем Яру А. Лысенко говорил: «Свыше тридцати лет я киплю в огне Бабьего Яра. Через меня прошли сгустки идеологий, справедливости и фальсификаций, любви и ненависти, памяти и забвения. Моя голова осыпана пеплом Бабьего Яра. Каждый человек  независимо от национальности и вероисповедания, имеет право на память, у каждого в сердце — своя боль, своя трагедия, свой Бабий Яр…».

   Стихотворение Евг. Евтушенко «Бабий Яр» (1961) стало заметной вехой в признании мировой общественной мыслью Катастрофы (SHOAH) европейского еврейства ХХ-го века. Стихотворение появилось в «Литературной газете» и наделало много шуму. Редко теперь вспоминают о том, что молодого Евгения Евтушенко в Бабий Яр впервые привёл приятель по литинституту ещё один (в дополнение к названным выше) киевский уроженец, во время войны проживавший, к тому же, в непосредственной близости от этого страшного места – будущий писатель-диссидент Анатолий Кузнецов. Он написал знаменитый «роман-документ» «Бабий Яр», который с большими препонами со стороны официозной советской цензуры – в большей степени  политическими, чем литературными, – был опубликован в 1966 г. в журнале «Юность» бывшим тогда главным редактором писателем Борисом Полевым (и то лишь - после прочтения давшим добро на его публикацию главным идеологом КПСС М. Сусловым). И первую строчку будущего стихотворения, зафиксировавшую факт, который больше всего поразил поэта, Евгений произнёс в его присутствии: «Над Бабьим Яром памятников нет»!
    Публикация этого произведения (как и впоследствии вышеупомянутого романа политического эмигранта Кузнецова) произвёла в стране если не эффект «разорвавшейся литературно-политической бомбы» (выражаясь литературным штампом), то, во всяком случае, огромный резонанс в общественном сознании. Помню, как «рвали» из рук в библиотеках номера «Юности» с этими произведениями  многочисленные читатели (тогда ещё существовали настоящие читатели - книги читались…).
   А 19 сентября 1962 года «Литературную газету" расхватали в киосках молниеносно. Поэт стал героем дня. Его поздравляли - звонками, письмами, телеграммами. Им восхищались, его благодарили. Он «прорвал» тщательно выстроенную литературными чиновниками идеологическую плотину с целью создания общественной глухоты к любой правдивой информации, к острой, но реальной интерпретации проблемных и кричащих событий жизни в оккупированных фашистской Германией областях СССР. Это в полной мере относится и к стихотворению Евгения Евтушенко

                Евгений Евтушенко
             БАБИЙ ЯР

Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно. Мне сегодня столько лет,
Как самому еврейскому народу.
               
Мне кажется сейчас – я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
И до сих пор на мне – следы гвоздей.
 
Мне кажется, что Дрейфус – это я.
Мещанство – мой доносчик и судья.

Я за решеткой. Я попал в кольцо.
Затравленный, оплеванный, оболганный.    
И дамочки с брюссельскими оборками,
Визжа, зонтами тычут мне в лицо.
      
Мне кажется – я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
И пахнут водкой с луком пополам.
               
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот: «Бей жидов, спасай Россию!»-
Насилует лабазник мать мою.

О, русский мой народ!  Я знаю – ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
Твоим чистейшим именем бряцали.
               
Я знаю доброту твоей Земли.
Как подло, что, и жилочкой не дрогнув,
Антисемиты пышно нарекли
Себя «Союзом русского народа»!

Мне кажется, я – это Анна Франк,
Прозрачная, как веточка в апреле.
И я люблю. И мне не надо фраз.
И надо, чтоб друг в друга мы смотрели.

Как мало можно видеть, обонять!
Нельзя нам листьев и нельзя нам неба.
Но можно очень много – это нежно
Друг друга в темной комнате обнять.
               
Сюда идут? Не бойся — это гулы
Самой весны – она сюда идет.
Иди ко мне. Дай мне скорее губы.
Ломают дверь? Нет – это ледоход…

Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно, по-судейски.
Всё молча здесь кричит, и, шапку сняв,
Я чувствую, как медленно седею.

И сам я, как сплошной беззвучный крик,
Над тысячами тысяч погребенных.
И каждый здесь расстрелянный старик.
Я – каждый здесь расстрелянный ребенок.
               
Ничто во мне про это не забудет!
«Интернационал» пусть прогремит,
Когда навеки похоронен будет
Последний на земле антисемит.

Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
Я всем антисемитам, как еврей,
И потому – я настоящий русский!
                1961 г.

   Пожалуйста, посмотрите ниже два видеоклипа:
1)  Поэт Евгений Евтушенко читает стихотворение «Бабий Яр»  в музее Холокоста Яд ва-Шеме (Иерусалим): http://www.youtube.com/watch?v=OlWWhLVDd80 http://www.youtube.com/watch?v=OlWWhLVDd80 (скопируйте и вставьте адрес в верхнее окошко Яндекса, кликнув команду «вставить и перейти»).
2) Александр Розенбаум исполняет исключительную по эмоциональности свою песню «Бабий Яр»:
http://www.youtube.com/watch?v=32F2tk1l-UI ( (скопируйте и вставьте адрес в верхнее окошко Яндекса, кликнув затем команду «вставить и перейти»)

   Рассказывают, как обрадовался писатель-фронтовик Василий Гроссман: « Наконец-то , - сказал он, - русский человек написал то, что у нас в стране есть антисемитизм. Стих … так себе, но тут дело в ином, дело в поступке – прекрасном, даже смелом».  Но сразу же нашлись функционеры-общественники, гуманитарии, пытавшиеся  убедить читателей в том, что автор стихотворения «сгустил краски», «выпятив» страдания одного лишь еврейского народа, в то время как от гитлеровского нашествия пострадали и другие народы СССР и Европы»… Но это было явное передёргивание: Евтушенко имел в виду действительно уникальную скитальческую судьбу народа, лишённого исторической родины и вследствие этого подвергавшегося вековым гонениям.

   …Как пишет Ф. Рахлин, «Публицистический пафос стихотворения помогает понять: юдофобия есть частный, но вместе с тем и "классический» пример ксенофобии и шовинизма. Эта мысль… пронизывает его насквозь». «Интернационал пусть прогремит, когда навеки похоронен будет последний на земле антисемит»; "еврейской крови нет в крови моей, но ненавистен злобой заскорузлой я всем антисемитам, как еврей, – и потому я настоящий русский», - вот цитаты, подтверждающее сказанное. Такой подход к истолкованию грандиозного гитлеровского плана полного уничтожения (скажем так: сплошного выпалывания c полей Европы) народа еврейского и частичной (на разный процент) прополки других народов давно был понят лучшими умами в разных странах».

   В советское время некоторые «низовые аппаратные идеологи» не могли принять такое толкование в свой арсенал потому, что с некоторых пор сами стали на путь оголтелой и всё усиливавшейся политики и практики юдофобии.
   Замечу в скобках, что тот же главный идеолог СССР член политбюро ЦК КПСС М. А. Суслов, после долгих мытарств, и «усечений» текста этими, своими же, партийными чиновниками - перестраховщиками, быстро разрешил публикацию нашумевшей и кричащей прозы Ф. Кузнецова про тот же «Бабий яр» - в отличие от литературных генералов-надсмотрщиков, которые часто «делали погоду» в общественно-политической жизни страны, диктуя идеологически строго «выверенные» литературные установки и вкусы…

   «Большие люди» часто бывают умнее и дальновиднее многих своих исполнительных помощников, не желающих «своё мнение иметь» и действующих по принципу «кабы чего не вышло»… Вспомним, в связи с этим, решающее влияние Ю. В. Андропова на судьбу «революционного» для того времени произведения В. Гроссмана «Жизнь и судьба» или Н. С. Хрущёва - на публикацию «Одного дня Ивана Денисовича» А. И. Солженицына. Хотя в последнем случае немалую роль здесь сыграли также  умный его помощник В. С. Лебедев и, конечно, редактор «Нового мира» поэт А. Т. Твардовский. Да и сама эта публикация удачно «вписалась» по времени в русло негласно провозглашённой тогдашним генсеком Н. С. Хрущёвым политической «оттепели»…
   
   А, вот, примерно наказать «дерзкого» поэта Е. Евтушенко за высказанное собственное мнение партийные реакционеры и «квасные патриоты» - доморощенные литературные идеологи - уже не могли. Оставалось лишь тявкать из подворотен, подобно малоизвестному Алексею Маркову, который написал «псевдоотповедь»: « Какой ты «настоящий русский», когда забыл про свой народ». Почему высказать сочувствие другому народу «означает» забыть свой, - понять невозможно.
               
                А. МАРКОВ
                На «Бабий Яр»
          Какой ты настоящий русский,
          Когда забыл про свой народ,
          Душа, что брючки, стала узкой,
          Пустой, как лестничный пролет

          Забыл, как свастикою ржавой,
          Планету чуть не оплели,
          Как за державою держава
          Стирались с карты и с земли.

          Гудели Освенцимы стоном
          И обелисками дымы
          Тянулись черным небосклоном
          Всe выше, выше в бездну тьмы.

          Мир содрогнулся Бабьим Яром,
          Но это был лишь первый яр,
          Он разгорелся бы пожаром,
          Земной охватывая шар.

          И вот тогда – их поименно
          На камне помянуть бы вряд, –
          О, сколько пало миллионов
          Российских стриженых ребят!

          Их имена не сдуют ветры,
          Не осквернит плевком пигмей,
          Нет, мы не требовали метрик,
          Глазастых заслонив детей.

          Иль не Россия заслонила
          Собою амбразуру ту ..???
          Но хватит ворошить могилы,
          Им больно, им невмоготу.

          Пока топтать погосты будет
          Хотя б один космополит, –
          Я говорю : «Я – русский, люди!»
          И пепел в сердце мне стучит.
         
   Казалось бы  и такую точку зрения формально «принять» можно. Хотя в словах об «узких брючках» и «космополитах» (не говоря уже о «топтании» погостов) - явная и злободневная для тех лет «зашоренность» на борьбе с инакомыслием, взгляд на мир, искажённый махровым шовинизмом и псевдопатриотизмом… Но при чём же здесь такая «обида» за русских – о них ведь и так говорит всё творчество Евтушенко!
   В «Бабьем Яре» речь шла о другой (пусть даже частной) «конкретности», не затрагивающей общей позиции в оценке фашизма и его зверств по отношению к другим народам… Акценты в стихотворении Маркова явно смещены, а выводы - надуманы. Я лично полагаю, что судьбы несчастных жертв фашизма, не должны противопоставляться по национальному признаку, а лишь увековечивать нашу  память о них и усиливать наше общее негативное отношение к фашизму как таковому.

   …Тем не менее, капля камень точит, и, по-видимому, не сходя с занятой позиции заступника за еврейский народ, поэту Е. Евтушенко пришлось доказывать сомневающимся свой русский патриотизм, что он и сделал «расширив» впоследствии  перечень «объектов» немецких зверств в другом стихотворении – «Дробицкий яр» (см. ниже). Тем более, что у густопсовых псевдопатриотов сомнение в евтушенковой «русскости» вызвала «подозрительная» фамилия его отца: Гангнус. Как известно, Евгений родился в семье геологов -  Александра Рудольфовича Гангнуса (по происхождению  прибалтийского немца или латыша) и матери поэта, русской «украинки» Зинаиды Ермолаевны Евтушенко, которая в годы войны поменяла фамилию сына на свою девичью.
   Но напрасно! Недоброжелатели особого рода прочно записали его в евреи. Даже вполне «положительная» поэтесса Римма Казакова незадолго перед своей смертью попеняла по ТВ коллеге (правда, заочно), будто он «скрывает» своё родство с евреями, а она вот – нет!

   Но нашлись другие известные поэты, которые ответили Маркову и защитили «интернациональность» поэмы Е. Евтушенко
 
                С. Маршак
                На «Бабий Яр»

Был в царское время известный герой 
По имени Марков, по кличке «Второй».
Он в Думе скандалил, в газетах писал,
Всю жизнь от евреев Россию спасал.
               
Народ стал хозяином русской земли.
От Марковых прежних Россию спасли.
Но вот выступает сегодня в газете
Еще один Марков – теперь уже третий.

Не мог он сдержаться: «поэт-нееврей.
Погибших евреев жалеет, пигмей!»
И Марков поэта долбает «ответом» –
Обернутым в стих хулиганским кастетом.

В нем ярость клокочет, душа говорит!
Он так распалился, аж шапка горит.
Нет, это не вдруг: знать, жива подворотня –
Слинявшая в серую черная сотня

Хотела бы вновь недобитая гнусь
Спасти от евреев Пречистую Русь.
И Маркову-третьему Марков-Второй
Кричит из могилы: «Спасибо, герой!»


Полным гнева был ответ Маркову популярного певца Леонида Утесова:

Отбросив совесть, стыд и честь,
Не знает в мыслях поворотов.
Ему давно пора учесть,
Что антисемитизм – есть
Социализм идиотов.

                И, наконец:            
                К. Симонов
                На «Бабий Яр»»
 
Две разных вырезки из двух газет.
Нельзя смолчать и не ответить. Нет!

Над Бабьим яром, страшною могилой,
Стоял поэт. Он головой поник, но слёз не лил.
Затем в стихах со страстностью и силой
Сказал о том, что пережил.
 
И вот другой берётся за чернила.
Над пылкой фразой желчный взгляд разлит.
В стихах есть тоже пафос, страстность, сила.
Летят слова: «пигмей», «космополит».

Что вас взбесило? То, что Евтушенко
Так ужаснул кровавый Бабий яр?
А разве в вас фашистские застенки
Не вызывали ярости пожар?

И вот другой берётся за чернила.
Над пылкой фразой желчный взгляд разлит.
В стихах есть тоже пафос, страстность, сила.
Летят слова: «пигмей», «космополит».

Что вас взбесило? То, что Евтушенко
Так ужаснул кровавый Бабий яр?
А разве в вас фашистские застенки
Не вызывали ярости пожар?

Или погромщик с водкою и луком
Дороже вам страданий Анны Франк?
Иль неприязнь к невинным узким брюкам
Затмила память страшных жгучих ран?

Прикрывшись скорбью о парнях убитых,
О миллионах  жертв былой войны,
Вы замолчали роль антисемитов,
Чудовищную долю их вины.
 
Да, парни русские герои были,
И правда, что им метрики – листок.
Но вы бы, Марков, метрики спросили –
Так и читаю это между строк.

И потому убитых вы не троньте –
Им не стерпеть фальшивых громких слов.
Среди голов, положенных на фронте,
Немало и еврейских есть голов.

Над Бабьим яром памятников нету,
И людям непонятно – почему.
Иль мало жертв зарыто в месте этом?
Кто объяснит и сердцу, и уму?

А с Евтушенко – каждый честный скажет:
Интернационал пусть прогремит,
Когда костьми поглубже в землю ляжет
Последний на земле антисемит.

И ещё - ниже привожу два четверостишия (авторство которых, к сожалению, сейчас не могу установить)

                О Бабьем Яре двадцать долгих лет,
                Молчали все, клеймя "космополитов",
                "Врачей-убийц" за выдуманный бред,
                Нацистами случайно не убитых.

                И всё же были сказаны слова,
                Как выстрел в тишине из пистолета,
                И, заговор молчания прорвав,
                К нам слово правды донесла газета.

   Взбудораживший общество "Бабий Яр" Евгения Евтушенко был опубликован 19 сентября 1961 года в "Литературной газете". Это произошло исключительно благодаря мужеству тогдашнего заместителя главного редактора В.А.Косолапова (1919-1980). Отправляя стихотворение в печать, Валерий Алексеевич знал, что за этот поступок он будет уволен. Поэтому свое решение он предварительно согласовал с женой, которая его одобрила. Увольнение последовало незамедлительно после публикации (см. примечание Александра Розенблюма к подборке в Интернете цитируемых стихотворений). Если редактора обвинили в "сионизме», то для Евтушенко началась полоса запретов. На протяжении 20 лет после этой публикации ему не разрешали приезжать  в  Киев,  заставляя внести изменения в текст некоторых строчек, заменив слово "евреев" на "украинцев"…

   Менее известно стихотворение Е. Евтушенко о другой трагедии - массовом расстреле тысяч евреев в Дробицком яру под Харьковом, где погибли мои родственники – бабушка и дядя («Дробицкие яблони», май 1989 г.). Во время предвыборной компании в 1989 г., когда Евгения Евтушенко выдвинули кандидатом в депутаты СССР от харьковчан, ему рассказали о трагедии харьковских евреев в Дробицком Яре, свозили его туда, возможно, дали почитать страницы заметок и воспоминаий, связанных с этой братской могилой. Впечатлительный поэт написал стихотворение «Дробицкие яблони», которое и прочёл перед многотысячной толпой на митинге, прошедшем на месте тех бесчеловечных казней.
               
                Евгений Евтушенко
                ДРОБИЦКИЕ ЯБЛОНИ
Лепесточек розоватый,
кожи девичьей белей,
ты ни в чём не виноватый,
на рассвете слёз не лей.
Улетевший с ветки, вейся,
попорхай – ну хоть чуток,
украинский и еврейский,
общий божий лепесток.
Что за слёзы, Рувим Рувимович!?
В мае Дробицкий яр так хорош!
Быть евреем – и быть ранимейшим:
невозможно – не проживёшь!
Если в землю, убитым дарованную,
вы воткнёте в этом яру
вашу палочку полированную –
станет яблоней поутру.
Понад яром Дробицким – яблонные
лепесточечки-лепестки,
словно платье воздушное свадебное,
всё разодранное в клочки.
Человечество, слышишь, видишь –
здесь у сестринской кровной криницы
Сара-яблонька шепчет на идиш,
Христя-яблонька – по-украински.
Третья яблонька – русская, Манечка,
встав на цыпочки, тянется ввысь,
а четвёртая – Джан, армяночка.
Все скелеты в земле обнялись !
Кости в спор под землёй не вступают,
у костей нет грязных страстей,
нет здесь членов общества «Память»,
нет антисемитов – костей.
Расскажи нам, Рувим Рувимович,
как подростком, в чём мать родила,
весь в кровище, в лице ни кровиночки,
выползал, разгребая тела.
Для того ли ты выполз на солнце
и был сыном полка всю войну,
чтоб когда-нибудь в жидомасонстве
обвинили твою седину?!
Все мы – выпавшие
из своих колыбелей – в расстрел.
Все мы – выползшие
из-под мёртвых идей и тел…
…Понад Яром Дробицким осенью,
когда листья горят, как парча,
эту яблонную Колгоспию
охраняют овчарки, ворча.
Мне дороже, чем власть начальничья,
лёгкость яблонного лепестка.
Не люблю я ничто овчарочное –
Спецсады или спецвойска.
Что за слёзы, Рувим Рувимович?
Жизнь – чернобылей череда.
Неужели мы все – под руинищем,
и не выползем никогда?
Выползаем. Задача позорная,
но великая! Лишь бы опять
не смогла бы лопатка сапёрная
выползающих добивать!
Лепесточек розоватый,
кожи девичьей белей,
ты ни в чём не виноватый,
на рассвете слёз не лей.
Улетевший с ветки, вейся,
попорхай – ну, хоть чуток,
украинский и еврейский,
и тбилисский, тоже близкий,
тоже божий лепесток…
                1987 г.
 
   «Бабий Яр» был опубликован ранее «Дробицких яблонь». В последнем стихотворении Е. Евтушенко актуализировал  тематику общественно-политических будней конца 80-х - начала 90-х годов (в соответствии с требованиями «самопиара» для кандидата в депутаты в эпоху перестройки в стихотворении и возникло упоминание об актуальной проблематике того времени - про общество «Память», о «сапёрных лопатках» - тбилисских событиях – см. Википедию ). И вместе с тем  поэт "интернационализировал» тему массового геноцида евреев в СССР за счёт упоминания жертв других национальностей - во избежание излишних упрёков в "педалировании еврейской тематики».

   Ф. Рахлин пишет: «при всей аналогии яров - Бабьего и Дробицкого – между ними есть существенная разница: яр под Харьковом – в большей степени «еврейская» могила, чем яр под Киевом, где после уничтожения многих десятков тысяч евреев, оставшихся в украинской столице, два года действовал лагерь уничтожения  всех,  кто туда  впоследствии  попадал  на  протяжении всего периода немецкой оккупации. Евтушенко в стихах о том, первом, яре так и представил его символом еврейских мук: с точки зрения узколобых русских псевдопатриотов - «забыв про свой народ». Теперь, в стихотворении о «втором» - харьковском яре -, опираясь на гораздо менее достоверную версию "интернационального" состава его жертв, он невзначай (или сознательно) уравнял, «разгладил» ступени иерархии нацистского угнетения… В целом же, конечно, дилогия поэта о свирепых «Ярах» нацизма делает честь русской литературе!"
   
   Трагедии Дробицкого яра посвятили свои стихотворения и некоторые другие поэты – мои земляки-харьковчане.

                Анатолий Шехтман
                ДРОБИЦКИЙ ЯР
От  шоссе, под  откос – аллея.
Птичий  гомон  над  головой.
Где лежишь  ты, бабушка Лея,
Нынче  клены  шумят  листвой.
Рядом дочки твои и внучек,
Мой двоюродный младший брат.
И слезинки роняют тучи
Столько горестных лет  подряд.
Вдаль уходят десятилетья,
Тают в мареве, словно дым.
Вырастают  другие дети,
Я давно уже стал седым.
Все, что смог унести  из детства,
Берегу в тайниках души.
Эти  миги, мое наследство,
Так различны  и  так  свежи…
Я гуляю по  переулку,
Прячу  ручку  в  руке  твоей.
Я жую  французскую  булку –
В  мире  нет  ничего  вкусней!
С  бабой  Леей  мне  так  уютно,
Так  прекрасен  он, белый  свет.
Славно  думается  попутно –
Лучше  бабушки  в  мире  нет!
Вот  уже  на  пороге  школа,
Но  разорвана  тишина.
Сказка  рушится,  мир  расколот
И  названье  всему – война.
Балашовка. Теплушек  нары.
Загружается эшелон.
Бьют  зенитки. Шумят  пожары.
Плачет  дедушка  мой Арон.
Как же  можно  не  внять  калеке –
Ну а  вдруг  обойдет  беда?
Вы  уехали  на  телеге,
Чтоб  не  встретиться  никогда.
Мертвых  людям  судить  не  гоже,
А  увечных, к тому ж, вдвойне.
Сколько  нелюдей  было, Боже,
На  проклятой, на  той  войне!
Скорбный  путь, а за ним – могила.
Шли, объяты  кошмарным  сном.
Дед  недвижный  в  постели  стылой
Умирал  под  своим  окном…
Над  уснувшим  Дробицким Яром,
Как  на  кладбище,  тишина.
Отпылала давно  пожаром,
В Лету  канула та  война,
Я вернулся  на  землю  предков,
Но  былое  храню в душе,
Где  встречаются так  нередко
Харьков  детства  и  Яд ва-Шем.
                2003 г.
               
                Зиновий Вальшонок
                ДРОБИЦКИЙ ЯР

Увалы Дробицкого Яра
огнем осеннего пожара испепеляюще горят.
В траве и ветках дикой груши
парят расстрелянные души,
горюют, молятся, скорбят.

Вот этот кустик цвета меди
носил когда-то имя Мендель,
он был сапожник и трепач.
Тот одуванчик на полянке
никто иной, как ребе Янкель,
веселый харьковский скрипач.

В ромашке - призрак человека;
библиотекарша Ревекка
вдыхает солнечную пыль.
А там, в круженьи листьев прелых,
танцует вечный танец "Фрейлехс"
босая девочка Рахиль.

"Жиды!.." - предатели орали,
когда толпу фашисты гнали
сюда, на тракторный завод.
Людей в евреях отрицая,
толкали в яму полицаи
калек, и старцев, и сирот.
К
ак вещий символ катастрофы,
мать восходила на Голгофу,
собой прикрывши малыша.
Хор автоматов монотонно
отпел библейскую Мадонну,
Мольбы и выкрики глуша.

Я - тот малыш, и невидимкой
лежу с убитыми в обнимку
в том окровавленном яру.
С презрительной нашивкой "юде"
среди затравленного люда.
Я - мертв...И дважды не умру.

Давным-давно все это было...
Но черносотенного пыла
не оградили реки слез.
Не жаль погромщикам усилий,
чтоб в старом эйхмановском стиле
еврейский разрешить вопрос.

На склонах Дробицкого Яра
от оружейного угара
еще туманится роса.
И тридцать тысяч монолитно,
как поминальную молитву
возносят к небу голоса.
                2004 г.

   В Интернете можно найти ещё немало материалов – литературных произведений, научных исследований, воспоминаний и стихотворений, посвящённых геноциду евреев. Что уж тут говорить, время берёт своё, ветераны уже практически ушли из жизни, а новое поколение интересуют вещи куда более приземлённые. Но, к сожалению, приходится констатировать тот прискорбный факт, что большинство нынешних школьников уже практически ничего про ту войну не знает, даже при определённых усилиях тех преподавателей, которые проявляют свою гражданскую позицию. Несмотря на деньги, вложенные областной администрацией в строительство многочисленных музейных комплексов в городе, где я родился и жил, ПАМЯТЬ УХОДИТ, УХОДИТ – УХОДИТ!!!...
   
   ВИДЕОФИЛЬМ
«В ДРОБИЦКОМ ЯРУ ПОЧТИЛИ ПАМЯТЬ ПОГИБШИХ»
http://www.objectiv.tv/141211/64113.html
(нажмите CTRL и кликните ссылкулибо вставьте адрес в верхнее окошко Яндекса и кликните команду «найти и перейти», затем опуститесь по открывшейся странице ниже в окошко с фото пожилой женщины)
 
   12 декабря 2002 года при участии тогдашнего президента Украины была открыта первая очередь мемориала жертвам фашистского геноцида.  Воздать дань памяти невинно убиенным приехал и Евгений Евтушенко. Он прочел две очень близкие по теме и смыслу поэмы: «Бабий яр» – о киевской трагедии и "Дробицкие яблони» – о трагедии харьковской. Впервые «Дробицкие яблони» прозвучали здесь 17 лет назад, когда легендарный поэт участвовал в первом митинге-реквиеме. До 1989 года советские власти не разрешали проводить акции на этом месте – о трагедии нельзя было говорить вообще. По традиции после поминальной молитвы «Кадиш» были зачитаны имена погибших. Память жертв Дробицкого яра присутствующие почтили минутой молчания, зажжением поминальных свечей и возложением цветов к каменным Скрижалям, на которых на разных языках высечена заповедь «не убий».

   В настоящее время (в 2013 г., когда я пишу эти строки) военному времени в городе посвящено несколько мемориальных комплексов, в частности мемориальный комплекс «Дробицкий яр». Сегодня на месте бараков станкозавода стоит памятник, сооружённый в виде стены концлагеря. Шестьдесят лет спустя после трагедии на склонах Дробицкого яра открыли другой мемориальный комплекс. Здесь перезахоронили останки найденных ещё ста пятидесяти человек, расстрелянных в гетто. Их скелеты нашли строители на Московском проспекте. Останки перезахоронили на краю бывшего расстрельного котлована. Сегодня на братской могиле установили гранитную плиту с напоминанием потомкам. Имена всех погибших здесь еще только предстоит написать. Работники мемориала собирают свидетельства очевидцев, ищут в архивах фотографии, документы. Найденные фамилии евреев, уничтоженных в Дробицком яру, выбивают на мраморных плитах в «Зале памяти» - внутри траурного зала находятся списки жертв, чьи имена были установлены.

   При Ростовской трассе стоит стилизованная Менора – один из древнейших  еврейских религиозных символов. От неё в яр спускаспускается дорога к монументу жертвам холокоста, внутри которого стоит камень с одной из десяти Христовых заповедей – «не убий». Кроме этих мемориальных сооружений в разные годы жертвам фашистских оккупантов поставлены и другие памятники.
 
   В декабре 2011 в Николаеве, где в гетто погиб мой дед Самуил, на средства местного общества еврейской культуры был открыт Памятник жертвам Холокоста - в память о николаевских евреях, расстрелянных нацистами в 1941-42  годах. А менее, чем через год, в ночь с субботы на воскресенье в сентябре 2012 г. этот памятник жертвам Холокоста, установленный в небольшом скверике  в начале Херсонского шоссе, был осквернен неизвестными антисемитами. На гранитной плите маркером была сделана надпись «Жиды подохните»…

   Вот вам и отражение «социологического среза» совремённого общества, где ещё существуют ублюдки, не останавливающиеся перед кощунством по отношению к памяти о многих десятках тысяч несчастных, погибших от рук других злодеев – фашистов и их подручных. Попытки внедрения в сознание людей нормальности и обыденности расового геноцида народов, к сожалению, продолжаются…
   Остаётся надеяться, что человечество со временем всё же образумится и толерантность, наконец, восторжествует в мире, пока ещё разделённом реакционными адептами различных конфессий, апологетами ложных идеологических догм и верований, человеческой косностью и глупостью, не позволяющими людям жить в ладу с миром – природой и друг с другом…


 


   

   

   


      


Рецензии