Танки. Балет. 18 лет

         Глубокая совдепия. Дикая нелепость. Не придумано УЗИ.
         А мама только что родила. Беременность обнаружилась на шестом месяце. Средств на второго ребёнка в семье не было. Родители с годовалым братом снимали угол в подмосковном деревенском доме, близ засекреченного военного городка с единственной новостройкой. Это была школа, где, как везде, крут тот, у кого самый весёлый ластик.
 
         Здравствуйте. Я не была забитым ягнёнком или непролазной двоечницей. Наоборот. Какой ещё может быть девочка, у которой из личных девочкиных вещей трусы и школьная форма? Даже подарок на День Рождения – клюшка. Потому что играла в хоккей (в братовых коньках). Литература и история на ура. Кличка от учителей – Ходячая Энциклопедия. Планы на исторический и журналистику. Пока не рухнул Советский Союз, в аккурат моего шестнадцатилетия.

        А в семнадцать пригласили работать в странное, на сегодня, радио. В 92-ом, это было обычное дело. На каждом шагу создавались общества, организации, секты - на следующем шаге исчезали. За что наше подмосковное радио привязали под эгиду чернобыльского, тогда не интересовало. Нам выдали самодельные «корочки» из белого картона, где заглавным текстом шапка о Чернобыле позволяла бесплатно ездить в автобусах и московском метро. Нам – это, кого набрали. А набрали всех. Ди-джеев, звукооформителей, строителей – всех! Самому старшему, лет двадцать. За исключением директора, конечно же. Или кто он там был? Главный редактор. В общем, чувак, который эту афёру провернул.

     Весь персонал толпился в крохотном кабинете старой поликлиники, с нерушимой уверенностью, что это - Офис. Работало там, по сути, два человека. Я и еще один "журналист" - недавно откинувшийся с малолетки родственник "главного". Парень с моего двора, так сказать. Он меня на это радио и позвал.

     Я, гордо рассекала по городу со сломанным магнитофоном «Легенда 404». Показав грозное удостоверение "чернобыльского корреспондента" мне открывали двери любые начальники, до которых я только могла добраться в семнадцать лет. Брала интервью у начальника медсанчасти, заведующей детским садиком и делала вид, что магнитофон – это диктофон. Потом по памяти писала статьи и везла в редакцию районной газеты, где их публиковали с не менее грозной подписью: "спец. корреспондент радио "Голос Возрождения".

     Зарплату получило всего два человека. Я и тот парень. Две тысячи рублей! Шутка ли, мои родители не получали и трёхсот. Помню их проглот в горле, когда они увидели деньги. Ну, а радио скромно закрылось. Совдепия, к тому времени, плавно ушла в историю, а в нашем подмосковье завелись бомжи и мерседесы.
 
        Познав печальный опыт первой любви, в семнадцать лет я перестала отражать мальчиков. Я сама стала нахальным мальчиком, торопящимся спасти остальных девочек от мужских фантазий. Для этого необходимо было стать крутым ментом, или крутым бандитом. И я поехала в Москву, на Лубянку. Самая главная, на мой взгляд, милиция. Вы те двери видели? Килограмм сто, я – метр с кепкой. Штангисткий выдох, лишь, помог мне их открыть.
             - Возьмите! - говорю.

        Важные дядьки, застигнутые врасплох, поржали, конечно, но достойно.

        Тем временем, цены на жизнь взлетали вверх с каждым днём, обрастая новыми пузырями нолей. Гонка разоружений, запущенная ещё Горбачёвым, практически остановила четыре военных НИИ нашего городка уже давненько. Канонады с полигонов затихли, дома разрешили строить выше пяти этажей, но работать стало негде. Страна развалилась год назад, а мои родители, как многие другие, всё ещё получали зарплату Советского Союза.

     Повинуясь нужде и родителям, устраиваюсь в кондитерский цех. Заворачивать в фантики конфеты «Коровка». Н-на тебе! Нужно сидеть за длинным столом и пальцами заворачивать пятьдесят килограмм липких какашек за смену. Вокруг тебя десять тёток. Магнитофон, попса, высокоинтеллектуальные беседы. Запах немытых гениталий. В конце рабочего дня, на глазах у всех, небрежно беру пакет с конфетами и иду в раздевалку. Другого способа уволиться у меня не было.

     Начальник цеха, интеллигентная красивая женщина, после бесполезной нравоучительной беседы, вместо бывшей службы ОБХСС, вызвала отца. Дома ожидал, саднящий душу, разбор полётов. На следующий день я поехала поступать в бредовый колледж на заочный и, для надёжности, на биржу по безработице, чтоб более никуда не упрятали, где и оплатили курсы, зарождающейся в столице, компьютерной грамотности.

        Высшая Школа Экономики. Чего только не кидались тогда назвать высшим и супер. На таких курсах сталкивались все слои мгновенно рассыпавшегося общества. Там. Была. Оля. Чистая, лёгкая, из спортзала. От неё пахло воздухом и роскошью. Белоснежные зубы, рваная озорная стрижка, глаза-а. Глаза просто жгли! Такие шампуни я видела только в рекламе и у неё дома. 93-ий год, она угощает меня киви на завтрак. Я даже не знала, как его едят! Ждала, пока она начнёт первой. Оля жила с божественным парнем в центре Москвы. Пара желала развлечься. Оля была проституткой из казино.

        Да плевать! Я дарила ей цветы и постоянно хотела быть рядом. Откуда деньги на цветы? Точно не помню, но у меня они были всегда. Ограбим ли склад со светильниками, в выпускном уборщицей на полставки, то Беломор продаю. Страна в шоке, снабжение в коме. Знай себе не зевай. Как сегодня - президент выписал импичмент парламенту, парламент выписал импичмент президенту. Еду в метро, забитом растревоженными толпами, к Оле и волнуюсь, как бы не снесли не форматное пятно моих орхидей. На «Третьяковке» пересадка. Вдоль стены суетится и гудит ряд торгашей, пытаясь угадать, чей завтра царь. У самодельного стенда с газетами взгляд цепляет горбоносого кавказца, недавно ему ваучеры скупала.

        - Привет, Шаиг. На газеты переключился?
        - О, Лэна, как я рад! Нэт, это нэ моё, там моё.

        «Там» стояла девушка и пыталась поднять вверх руку с проездным билетом. Пыталась, потому, что постоянно подходили, покупали и приходилось лезть в кармашек за новым.

        - Работу нэ ищешь? – пританцовывал Шаиг.
        - Что платишь?
        - Па рублу.
        Умножив движения девушки на часы работы метро, по-детски вырвалось:
        - И тысячу продам?
        - Лэна, ты болше продашь.

        Работать надо с шести утра, до последнего автобуса в мой город. Шаиг продавал студенческие проездные билеты, сделанные на студенческой же типографии специальным тиражом. По государственным единым проездным билетам могли ездить все. По студенческим – студенты. Государственный стоил в два раза дороже. Студентами стала вся Москва. Уезжать из дома так рано и возвращаться поздно я могла разве что в Тарасовский колледж, а сессия через две недели. Фигня, значит у меня она начнётся завтра. Оставались цветы и любимая девушка.

        Но Оля меня больше не ждала. Её бросил парень. Невнятно причитая о том, что придётся возвращаться на работу и снимать дешёвое жильё, Оля взволнованно кружила по лабиринтам квартиры в поисках таблетки. Тогда это называлось «три пятёрки». Она была совсем другой. Проглотив "кислоту", отрешённо уткнулась в мои белоснежные австрийские орхидеи и совершенно свободно объяснила, наконец, насколько я здесь случайный пассажир. Никогда больше у меня не было девушек.

        В шесть утра бородатый дед в избитом пальто, не стесняясь, купил первый студенческий билет. Расторопный Шаиг периодически подходит, забирает деньги, добавляет новых проездных. А в десять заявился поставщик. Реальная такая баба с рынка уставшая. Идёт, в обеих руки сумки амбарные тащит, глазами сразу во все стороны смотрит и ко мне:

        - Нужны?
        - Почём?
        - Одиннадцать.

        Я толкала по восемнадцать. Соскочила с парапета, начала доставать из карманов всё, что было. Были деньги Шаига. Нельзя сказать, что я вообще ни о чём в тот момент не думала, да женщина эта нависла, глазами вращает, того и гляди уйдёт.
        - Завтра надо будет?
        - Ты ещё и завтра придёшь?!

        Все деньги, конечно, вернуть не успела. Сколько - чёрт знает. Уверенно протягиваю купюры, неожиданно возникшему боссу:

        - Шаиг, тут это...
        А он уже всё посчитал, и гордо возмутился:
        - Тыща нэт, как объяснишь?
        - Так я и говорю – мент проходил, на тысячу оштрафовал.
        - Иди со мной.

        Рассержено торопясь, зацокал длинноносыми штиблетами среди толпы, прямо в отдел милиции. На нашей развязке их два. Он открывал ногой двери и просил показать мента, забравшего деньги. Парни в отделениях щурились, размахивали сизый дым и не понимали, чего от них хотят. Ничего не понял и Шаиг:

        - Сейчас стоишь бэсплатно, завтра будэм посмотрэт.
        Минут через двадцать, в очередное посещение, я вернула деньги и не дрогнув ни одним мускулом:
        - Мент приходил. Отдал, извинился.

        Директор метро потёр горбатый нос и улыбнулся.

        В тот же день, ко мне действительно подошёл мент. Молоденький, с армии, какими-то потомственными связями поставленный курировать целую ветку. Об этом и хвастал. Приметил, когда с Шаигом по отделениям рассекали. В общем, через три дня, у меня уже было достаточно денег закупить собственных билетов и продавать их на том же месте. Я знала кому платить, Шаиг знал, что он Шаиг, а вокруг меня кружил мент. Плохо, что билеты продавались десять дней в месяце и половина уже прошла.

        В оставшиеся дни карманы моих джинс были черны от движения денег настолько, что это заметила мама и надолго замолчала от суммы, полученной на хранение. Танки Кантемировской дивизии, ещё вчера бившейся за колхозный урожай, расстреливали мятежный Белый дом. Московские крыши контролировал элитный спецназ. В России жили незамеченные люди. Я встаю в четыре утра, беру одну сумму, возвращаюсь в полночь, привожу другую. Никогда больше мама не задавала лишних вопросов.

        Выдохнув, после продаж, сняла отдельную квартиру и с восемнадцати лет стала жить одна. Ближайшую неделю напролёт жгла с друзьями, пока не заснула счастливой. И ментёнок тот тогда же был. И было у нас с ним всё. Мне пофиг, он в восторге. Даже имени его не помню. Больше гулять было некогда, на сессию – плевать, на кого поступала, вообще забыла.

        Отоспавшись до обеда, не спеша, поехала в Москву. Брожу в метро, учусь у людей зарабатывать. Газеты? Легко. Забирать в четыре утра? Облом. Автобусы не ходят. Ручки? Шарики? Ножницы? Пф-Ф, фигня какая-то. Куда там! Я и понятия не имела, что на перепродаже обычных маникюрных ножниц можно легко сделать триста баксов в день! Иду, и вижу мужика добротного с билетами «Лото Миллион». Его чаще, чем «Поле чудес» смотрели. Общаемся. Лотерею надо брать на Ленинском проспекте за свои деньги.

        - Покупают хоть?
        Мужик, казалось, задумался, теребя ухо. Потом согласился:
        - Покупают.

        В девять утра, с тяжёлым сердцем и последними бабками, я вышла на станции «Ленинский проспект». Там ещё магазин знаменитый «Тысяча мелочей». Там таких лохов, как я – стадами. Это сейчас всё известно, а тогда лохотроны только появлялись.

        Буквально в двух шагах от выхода стоял первый столик с толпой галдящего народа. Через десять метров ещё один, потом ещё и ещё. Они тянулись ровным армейским строем и таяли в дали утреннего тумана. Сонм горящих глаз. Азарт. Вопли. Унылое утро взорвалось недоразумением. Пропустив несколько битком забитых столиков, удалось просочиться к центру очередного. Тема такая – двоим доставались одинаковые выигрышные номера, кто больше денег положит, тот забирает брошюру от вентилятора и деньги соседа, а дальше меня оттёрли метров на пять.

        Ленинский проспект! Куча столов! Общественное мероприятие – не иначе. Да у меня денег с собой – любого напугаю!

        Когда чувак, икнув, побежал с моими бабками, всё и поняла. Даже не дёрнулась. То ли трагедии тогда рассматривались легко, то ли трагедии были лёгкими. Вернулась в метро и прилипла к разрисованной карте. Куда ехать? Что делать? Мозг запульсировал, вспыхнув на оранжевой ветке. Её курировал мент. «Ленинский проспект» на оранжевой ветке. Еду искать мента.

        Часа через три, в окружении бригадира лохотронов и своего защитника, мы шли вдоль ряда. Мне нужно указать столик за которым играла и человека. А я ни фига не помню. Указываю на кого попало, понимая, что дальше точно не заходила. Парень ошалело задыхается, машет руками, но у меня единственный шанс. С тобой играла и всё. Разбирались в метро. Сначала вышел раскрасневшийся мент. Сопит, как первоклассник и смущённо улыбается:

        - Знаешь, отделению принадлежит всего сто метров снаружи. А столик на сто втором. Можно, конечно, пободаться, но лучше тебе его самой послушать.

        Нас оставляют наедине с холёным бригадиром. Бригадир крутится в милицейском кресле начальника стола, беспокойно семеня каблуками. Он торопится. Дружелюбно поздоровался и вернул половину. Поинтересовался уверенно:

        - Вопрос закрыт?
        Я помяла деньги в руках. Привычно умножила на количество лохов.
        - Возьмёшь на работу – закрыт.
        - Вторую половину сюда - завтра к восьми утра.

        Мистика? Совпадение? Правда? На следующий день, едва въехав в Москву, с размахом от всей души и остервенелым выдохом, я швырнула свой нательный крестик в студёную чёрную лужу...

        Через час познакомилась с человеком, который посадил меня в тюрьму.




http://www.proza.ru/2013/11/22/1385 продолжение