Знахарь

       - Подь сюды, не бойся! – Надтреснутый голос, словно из старого транзистора, настроенного на далёкую волну, зашуршал откуда-то из темноты.
       Тошка послушно сделал три коротких шажка в сторону голоса и присел на краюшек табурета, преградивший путь.
       - Не бачу нічого, дядько! – пожаловался Тошка – белобрысый короткостриженный мальчонка лет десяти-двенадцати отроду.  Одет он был в зелёные суконные штаны, рубаху грубого покроя невнятного цвета, без воротника, простецкую, но обшитую нарядной тесьмой – мамка постаралась.
       - Ну что же ты! – расхохотался голос. Чиркнула спичка и пламя вырвало из темноты косматую голову деда Мирона. – Так лучше, стало быть? – и он зажёг крошечную лампадку.
       - Краще, краще! – охотно закивал головой мальчик, но с табурета не слез – остался на прежнем месте.
       Лампадка осветила скромное убранство комнаты, где очутился Тошка, едва мать затворила за ним дверь, оставшись снаружи. Через неплотно пригнанные друг к другу доски, виднелась её согбенная фигура, застывшая истуканом, ловящая каждый шорох изнутри. Антон через плечо обречённо посмотрел в её сторону, вздохнул. 
       - Волнуется, стало быть? – спросил дед Мирон, перехватив взгляд мальчика.
       - Дуже вже, сил немає. Не спить, не їсть. Всі по знахарів водить! – Антон шмыгнул носом.
       - И много их – знахарей-то было? – оживился дед Мирон.
       - Не пам'ятаю, дядько. Може три, а може десять.
       - А что батька? Помогал бы мамке!
       - А батька немає. Поховали. Півроку до перемоги не дочекався.
       - Да-аа, война, брат, она такая! – вздохнул дед Мирон. - Многие не дождались! Я вот фрицев бил, пока ног под Курском в 43-ем не лишился. Снарядом, понимаешь, цепануло, а потом гангрена.
       - А чого сам себе не полікував? – удивился Антон.
       - Ну тоже сказал! Как я себя полечу, коли кругом столько хворых. На себя уж силёнок и не остаётся. А ты теперь у мамки один, выходит. Значит, за старшого, за батьку! Мамку огорчать не должен – а огорчаешь!
       - А що я дядько? Це все вона – болячка, - искренне расстроился Тошка и закашлялся.
       Мать, услышав кашель, зашлась всхлипами.
       Дед Мирон поманил мальчонку пальцем. Тот с некоторой опаской приблизился к кровати, где в ворохах тряпья сидел безногий старик.
       - Чого? – излишне хорохорясь, спросил Тошка.
       - Ишь, храбрец, какой! – рассмеялся в бороду дед Мирон. – А коли храбрый такой, руку-то дай!
       - Думаєш, боюся тебе, дядько. А ось і ні! – сказал с напором Тошка и на всякий случай уточнил, осматривая свои ладошки. - А яку - ліву, праву?
       - А какую не жалко – ту и давай!
       Антон протянул левую.
       - Правою я пишу! - объяснил он свой выбор.
       Дед Мирон схватил хрупкую детскую ладонь и осторожно подул на неё.
       - Фу, дядько, ческоном смердит! – скривился Тошка. - Не можу запаху виносить.
       - Брат, терпи! Медицина, она никогда приятной не была! – пояснил дед, прервав свои процедуры. – Лучше скажи – где болит-то?
       - Де? Де? Во тут! – простодушно пояснил мальчик, тыкая себе в грудь.
       - Мамка говорила отчего? – серьёзно уточнил дед Мирон.
       - Муковісцидоз! – поморщив лобик, вспомнил Антон сложное для запоминания слово.
       - Ого! – восхитился дед Мирон. – А ещё на память жалуется!
       - Запам'яталося чомусь! – нехотя пояснил Тошка.
       - Запомнилось, говоришь? – переспросил дед. – Нет, брат, давай-ка теперь запоминай другие слова. Полезные!  А это выкинь из головы. Напрочь. Нет у тебя никакого муковисцидоза.
       - Правда чи що? – не поверил Антон.
       - Не сомневайся! – закивал головой дед Мирон и зашёлся лёгким кашлем. – А теперь беги к мамке. Мне отдохнуть надо!
       - Дякуємо, дядько! – Антон сорвался с места и бросился за дверь, тут же угодив в объятия матери.
       - Мамко, мамко, - заголосил он. – Дядько, хворобу забрав!
       - Тихше, сынко, тихше! – Таисия Осиповна одёрнула сына. - Не треба кричати.
       Она заскрипела половицами, пробираясь на ощупь в глубину чулана.
       - Мирон Лексеич! – негромко позвала она, но тишина ей была ответом.
       Мирона Алексеевича хоронили на третий день. Долго искали сельского врача Казимира Богдановича – засвидетельствовать смерть покойного. Причину кончины местного знахаря Казимир Богданович не установил, посетовал «на квалификацию», да и отправил покойника в районную больницу.
       Ответ пришёл с задержкой. Подключили специалистов из города, поставили диагноз - «муковисцидоз, с поражением органов дыхания», заболевание исключительно редкое и исключительно детское. Приписали внизу малопонятное примечание: «атипично».
       На похоронах собралось всё село. Не было такого человека, которому Мирон Алексеевич здесь не помог. И стар, и млад -  пришли почтить память. Ехали даже из города. Из соседней Украины с запозданием доставили венки со словами соболезнования.
       Но могилка получилась куцая – свежий холм земли, две перекладины крест-накрест. И две таблички, прибитые одна под другой. Деревянная сверху, как положено, с годами жизни, с фамилией, именем и отчеством, а вторая, пониже, на обрывке листа из школьной тетради. На ней карандашом, крупными буквами значилось всего два слова: «Богом целованный».