3. Конец Вороньей слободки

Игорь Лобидзе в диспутах с кадровыми офицерами попытался сформулировать понятие «дембель», применительно к офицерскому составу.
     – Волчара! Сколько тебе осталось служить до дембеля? – спрашивал Игорь у лейтенанта Волкова, недавно окончившего военное училище.
Волчара, зажав швабру между ног, скакал по двенадцатой комнате, изображая Буденного на кобыле, и декламировал наизусть строевой  устав. Волкову едва исполнился двадцать один год. Окончив школу, четыре года он провел в высшей школе  военного оболванивания, откуда сразу же прибыл в Приднестровск.
      – Двадцать один год. Четыре года в училище – всего двадцать пять, – не чувствуя подвоха отвечал Волков.
     – Правильно, Волк, с арифмундией у тебя порядок. Складывать и отнимать ты научился. А нам до дембеля полтора года осталось. Понял! Значит мы уже «дембеля». Вот так, салабон! – победоносно заключил Игорь.
         Витьку Чустова по кличке «Чурс»  призвали  гораздо раньше, чем Игоря сотоварищи. Из двухгодичников он был по выслуге одним из старослужащих в части и поэтому считал себя почти «дембелем».
Чустов окончил исторический факультет Одесского Государственного Университета и два года отработал в начальной школе учителем пения. Отбарабанив в армии больше года, он решил, что имеет полное право быть наставником у молодых и зеленых офицеров, давать им советы и наставления, делиться личным опытом увиливания от службы.
        Ко времени приезда в часть четверых друзей, Чурс уже нес на себе бремя славы,  как отъявленный лодырь, беспробудный пьяница и патологический тунеядец.
      Невысокого роста, худощавый, с неизменной улыбкой на лице, Чурс любил повторять, переделанные на свой лад, слова героя Плятта из кинофильма «Весна»:
       – Где бы ни служить, лишь бы не служить!
       И это ему удавалось. Начальство уже давно махнуло на него рукой, поняв, что «горбатого могила исправит».
     Семейными узами Чурс связан не был, жен и детей не имел, жалованье вполне устраивало, выплачивали его в те годы, несмотря ни на что, всегда исправно и в срок. Чурс, один из первых, среди «двухгодичников» как они сами себя окрестили, понял «смысл» службы. Себя он не перетруждал, устав не нарушал, короче, вообще ничего не делал. Однако, наказать его было не за что, на службе он отмечался регулярно.
Проживал Чурс в гарнизонном офицерском общежитии в комнате №19, вместе с лейтенантами Вороновым по кличке «Ворона», Негрескул и Сорочану, такими же как и он двухгодичниками.
       Гарнизонная офицерская гостиница (гостиница – громко сказано, скорее – общежитие) находилась в районе Приднестровска, где располагалась летная часть, все здания в которой, и даже забор, построены из красного кирпича. Район получил неофициальное название «Красные казармы». На другом конце города находился район, прозванный «Белыми казармами», где дислоцировалось мотострелковое соединение, в котором и проходили службу  двухгодичники.
Преимущества проживания в общежитии были очевидны. Снять квартиру не составляло труда. Однако, порядок поддерживать необходимо самому, соблюдать приличия и прочее, что выполнить советскому офицеру было, естественно, не под силу, да и оплата за квартиру выше.
Анатолий Воронов, призванный позже Чурса, сразу попал в его (Чурса) цепкие когти и оказался прилежным учеником. Схватывая все на лету, быстро добился ошеломляющих результатов и только чудом не перещеголял своего учителя.
     Лобидзе и Силикатов окрестили комнату, где проживали эти два тунеядца «Вороньей  слободкой».
       Но, все быстро проходит, передавать свой опыт больше было некому, и Чурс затосковал. Хандра прошла с прибытием новой партии подопытных кроликов в лице свежепризванных офицеров из запаса.
         Чурс ожил. Глаза его заискрились как у кота в темноте, усы распушились, походка опять стала пружинисто подпрыгивающей. Чурс представлял себя на кафедре, в большой аудитории читающим желторотым юнцам лекцию на тему «Двести честных способов «закоса» от службы в рядах Советской Армии для младшего офицерского состава».
       Но новые «ученички» оказались на редкость шустрыми ребятами и уже через месяц стали академиками там, где Чурс числил себя профессором, почерпнув максимум информации у последнего, постепенно отбирая у него лавры первенства. Рядом с новой партией «продвинутых тунеядцев» он почувствовал себя не совсем уютно.
     Вновь призванные офицеры двухгодичники  консультироваться  по вопросам  «закоса» от службы  больше стали ходить в 12-ю комнату.
       Быстро сориентировавшись, Лобидзе и Силикатов поставили обучение «закадрового состава» на коммерческую основу, введя систему ставок в зависимости от категории сложности  освещаемых вопросов.
        «Звездная эпоха» Чурса закатывалась.
       В один из обычных серых вечеров Чурс, приняв изрядный допинг, решил все же попытаться вернуть часть былой славы и направился для переговоров в двенадцатую комнату. Там уже заседала экзаменационная комиссия в составе Лобидзе, Силикатова и Гаркенко.
     Лейтенант Аурел Спыну, недавно призванный из города Бельцы, «сдавал» кандидатский минимум на право проживания в двенадцатой комнате.
     Шел уже пятый литр изнурительного экзамена. Спыну, маленький, щупленький молдаванин в круглых очках на носу, смотрел остекленевшим взглядом на экзаменаторов, уже слабо понимая суть происходящего. Из-за огромного умственного перенапряжения и выпитого вина на стекла его очков выпала роса.
      – Аурелик! – подбадривал его Игорь. – Никого не бойся. Пока ты в двенадцатой! Если кто обидит, присылай ко мне. Во! Видел! – сунул Игорь под нос Аурелу свой огромный кулачище.
         – Угу! – промычал Аурел, с трудом различая сквозь запотевшие очки что-то, больше напоминающее футбольный мяч.
        – Как дела у вас? – просунув рыжую голову в дверь, ядовито спросил Чурс, пытаясь прощупать настроение жильцов двенадцатой.
       – А у нас в квартире газ: папа газ, и мама газ! – ответил Игорь. – Заходи, Чурс, гостем будешь. Что-то давненько тебя не было видно. Неужели решил служить? Похвально! Командование твое рвение обязательно оценит, может быть, старшего лейтенанта присвоят или в должности повысят.
       – Скорей разжалуют, – скривился Чурс. – Правда, уже некуда.
     Выпив предложенный стакан вина, Чурс осмелел и решил, все же, выяснить отношения с конкурирующей фирмой.   
       – До того, как вы здесь появились, я себя чувствовал превосходно. Когда я работал со свежим материалом, эта чертова служба не была мне столь противна. Было даже интересно. Вы у меня отбили всех клиентов, – изрядно захмелевший Чурс нес явную околесицу. – Я предлагаю поделить территорию общаги на сферы влияния. Мне – правое крыло, вам – левое.
      Со скоростью падающего сверхзвукового самолета Чурс тупел прямо на глазах у изумленных жильцов двенадцатой.
        – Послушай, внук лейтенанта Шмидта! – начав наливаться гневом, зарычал Игорь. – Военная служба пошла тебе на «пользу». Общение с «интеллектуалами» из числа кадровых офицеров и прапорщиков окончательно выровняло в твоем мозгу немногочисленные извилины. Как видно, и палубу у тебя снесло бесповоротно! В общем, пока я добрый и не треснул тебя по твоей дурной тыкве, пошел ко всем чертям и не мешай нам отдыхать.
         Не находя выхода, хмель стрельнул в отупевший мозг Чурса, отчего он беспредельно обнаглел.
       – Кто ты такой? – с идиотски пьяной улыбкой огрызнулся он, пятясь при этом ближе к двери. – Нечего меня оскорблять! Да я – «дембель»! А вы – еще «салаги»!
     Кровь закипела в жилах Игоря; из глаз вырвались миллионы искр, а из ноздрей клубился дым. Как разъяренный бык вскочил он, ударом копыта отбросив стул. Совершив гигантский прыжок через всю комнату, он оказался рядом с «пикадором».
     – Козел ты, а не «дембель»! Сейчас я твои рога посшибаю, – взревел Игорь, замахнувшись для нанесения удара.
        «Пикадор» в секунду протрезвел, поджилки его затряслись, а коленки, инстинктивно, согнулись. Это его и спасло. Ростом на две головы выше Чурса, Игорь не успел скорректировать направление «главного удара». Удар пришелся в торцевую стенку шкафа, стоявшего у стены, рядом с дверью, и был такой силы, что дубовый «славянский» шкаф, весом килограммов двести пятьдесят, отскочил от стены сантиметров на десять и, с грохотом, вернулся на место.
        Спавший на кровати, стоящей за шкафом, лейтенант Белцетеску из Кагула, разбуженный грохотом, чуть было не сошел с ума от вида танцующего шкафа.
        Мгновенно протрезвев, в мокрых подштанниках, Чурс в доли секунды испарился, не дожидаясь официального оглашения результатов корриды.
        Так закатилась «золотая» эра «Вороньей слободки».
        Чурс до самого дембеля в двенадцатой не появлялся.
        Спыну и Белцетеску на следующий день переселились в другую комнату.
        Игорь своим распухшим кулаком неделю стращал солдат своего взвода.
        Ворону вскоре перевели служить в Белгород-Днестровский, где он остепенился и даже совершил подвиг. В боксах, где хранится боевая техника, по халатности одного из солдат вспыхнул пожар. Воронов не растерялся, завел мотор и выгнал из бокса танк, после чего ликвидировал возгорание.
    Командование части, на построении всего личного состава, торжественно поблагодарило лейтенанта Воронова и наградило его именным ремешком для наручных часов.