Уход моего любимого Зануды

Дверь прикрылась бесшумно. А я на что рассчитывала? Что он хлопнет ею, и стеклянная полочка старенького маминого серванта сорвётся с ужасным звоном разбиваемых вдребезги фужеров из богемского хрусталя, потому что четыре штырька, на которые она опирается, в этот момент («я предупреждал! у изделий из пластмассы срок службы в сухих помещениях сокращается вдвое!») как по команде, высохнут, и его «пятёрка» по сопромату получит своё подтверждение на практике?
Мой мир с его уходом не разбился и не разрушился. Мой мир просто перестал существовать.
Он подошёл ко мне на улице и заговорил так, будто мы были знакомы сто лет: «У ваших колготок, справа и внизу, чуть ближе к внешнему краю стопы, образовалась стрелка». Я запаниковала: через десять минут мне нужно было выходить на сцену. Он, не обращая внимания на панику, которая обычно отражается на моём лице, продолжил: «Четвёрка, двадцать den? ждите меня здесь!», – и скрылся за дверью универсама. Я привела в порядок лицо, он появился внезапно, важный, как курьер фельдъегерской службы, доставивший вовремя на передовую пакет с секретными документами. Девочка, выставившая ножку на пакете, была именно той, которую я любила последние две недели.
«Ты внимательно прочла договор с подоконникомойщиком? Обычно они не вписывают слово «внешние»...» Я начала раздражаться: «Внешние – что?» «Внешние части – откосы и отливы», – он оторвался от шинкования капусты, подошёл ко мне
и попросив «приоткрой-ка рот!», деловито подкорректировал линию помады на нижней губе, слева, чуть ближе к уголку губ. Его документальная битва с жилищной конторой прошла почти мимо моего сознания, хотя каждый вечер я выслушивала отчёт, на каком участке сосредоточились силы и какие новые стратегические шаги наметились в связи с изменившейся диспозицией ослабленных и доведённых практически до инфаркта жилищно-коммунальных частей противника.
Когда он уходил, дверь прикрылась бесшумно. Я осталась стоять на своём месте, пристально глядя ему вслед и (могу поклясться!) сквозь дверь разглядела затейливый рисунок крокодиловой кожи его портфеля. Он ступал неслышно, как Виннету – сын Инчу-Чуна, для которого привычка стала второй натурой. И тут я поняла, что он так и пройдёт через все этажи, неслышно и незаметно для всех, но непременно точно попадая сначала правой, а потом левой ногой в ромбы света от небольших окон лестничных клеток. И я кинулась на площадку, с силой хлопнув дверью. Лампы на этажах зажглись, он оглянулся, и я сказала: «Ты выиграл! жилконтора установила датчики света, и они реагируют на звук захлопнувшейся двери». Он поднёс руку к лицу, провёл ладонью по глазам, как будто они уже успели устать от искусственного подъездного света и утвердительно спросил: «А ключ ты, конечно, не взяла...»