Продавец улыбки

 

Далёкие 50-ые годы. Опера уже построена, красавица-площадь Ленина – почти, скоро первый Крытый рынок с роскошным узорным фасадом и своими сказочными арками украсит начало проспекта имени Сталина. Ереван уверенно становился одним из красивейших городов СССР.
А трамвайная линия – эдакий символ цивилизации, простёрлась аж до конца улицы Баграмян, взрывали кладбище на краю старого города, строили дома для новоприезжих – репатриантов, построили там и нашу школу – во дворе мальчишки долго ещё черепушками гоняли в футбол. А чуть выше Оперы встало великолепное здание ЦК – гордость нашей архитектуры, счастье, что нынешние олигархи как-то не зарятся его переделать. Немного выше, там, где сейчас улица Кутузова, трамвай заворачивал обратно. Удлинили линию, после чего тот, прежний трамвайный круг чуть ли не до сих пор стал называться Старым кругом. Через несколько лет и троллейбус подтянулся, город расширялся, срастаясь с посёлками вокруг Еревана. На улице Комитаса он вобрал в себя Новый Арабкир, зелёный, весёлый район с красными туфовыми домами. Нью.
Там-то отец и приобрёл земельный участок и стал строиться. Как строил, с кем и сколько – это отдельная эпопея. Скажу только, что как только закончил огромный особняк, настала эра хрущёвок – пришли сносить.
Но выросла я в Арабкире, благословенном уголке Еревана и стал он моей родиной после исчезнувшей улицы Энгельса, где я родилась и пошла в школу. Про наш сад на окраине столицы написал сам Ганс Христиан, который Андерсен: «Хорошо было за городом!» Гадкий утёнок щипал траву у речки перед домом, куры, гуси, утки паслись по всей улице, которую сейчас братья Ерицян перерезали, вот прямо на месте их магазина и паслись.
А магазин на всю улицу был всего один, напротив армянской школы имени Ширванзадэ. И второй и третий классы я ходила в эту школу, где было по одному русскому классу.
Маленький магазинчик на углу в сторону Часового завода – там был продавцом голубоглазый и хромой Бабкен. Все дети Бабкена плохо учились и курили ещё в школе. Обсчитывал он нагло, цинично и бесстрашно глядя голубыми глазами на покупателя. Потом за обвес и обсчёт Бабкена сняли, туда пришёл ираноприезжий Седрак. Сето.
А на месте бабкеновского магазинчика построили многоквартирный дом, пустив первый этаж под кафе «Восточные сладости», где готовили отличное ламаджо, тогда лучшее в городе. 
Вот про Сето я и хочу рассказать. Приехал Сето из Тавриза. Как я выяснила для себя ещё в детстве, армяне всегда откуда-то приехали, мама всегда всех спрашивала:
 – Вы откуда пришли?
Это сейчас армяне спрашивают: Ур ен гнацел? Куда уехали?
Сето был очень услужливым и юрким продавцом. Он умудрялся обслужить сразу несколько покупателей, поговорить с каждым и одновременно заговорить с вошедшим.
 – Тикин Заруи, калбаст чарнес. Завтра свежую получим. –  с обаятельной улыбкой выпроваживал он тётушку Заруи перед закрытием, а последний круг колбасы отвешивал дяде Артушу, у которого собака съедала весь его прожиточный минимум.
Мне он продавал бутылку сухого белого «Раздана» или «Меградзора». Почти каждый день у нас бывали гости, для таких нечаянных случаев отец посылал к Сето и на столе всегда красовалась бутылка белого сухого вина. Иногда отец просил «Гарни». Это уже красное сухое. Значит, один будет гость, дядя Вазген. Он любил только «Гарни». А мы любили его, красивого, сильного мужчину с умным и добрым взглядом из-под косматых бровей. С отцом они дружили почти всю жизнь, мы обожали слушать их беседы, шутливые воспоминания и обсуждения последних новостей в мире.
Сето высыпал сдачу на тарелку и предупреждал: Не потеряй! Доктору – поклон! Папаша Паргев, я сейчас! – и нёсся к Паргеву, который пришёл за хлебом. Тут я вспоминала, что надо было и хлеб купить. Но Сето сам принёс второй для меня, сказав, что уже взял за него деньги:
 – Сегодня мама твоя хлеб не брала, а вчера утром вы всего три хлеба купили.
Надо сказать, что в те годы хлеб в магазине просто так не продавали. Вернее, вот так войти в любое время и купить было нереально. Мы с младшей сестрой утром рано приходили в Хлебный, стояли в очереди, а продавщица не слезала с телефона:
 – На заводе говорят, что выехали!
Ехать было минут 20, но ждали, как правило, часа два или даже три. Но за таким хлебом стоило стоять! Пышные белые буханки звали «Рушаки». «Кармир Рушак» – это хлебозавод с высочайшим качеством. Я знала пенсионеров, которые пешком преодолевали немыслимые пространства к магазину, где продают Рушаки хац.
Сето объединял почти весь близлежащий район. В его магазин с удовольствием ходили, здоровались, закрывали глаза и на мелкий обсчёт, и на незначительный обвес, непременные атрибуты любой торговли. Но он не переходил границ, его намётанный глаз тут же выделял чужака и ни один фининспектор не мог уличить факт обвеса или обсчёта.
Магазин расширили, хлебный отделили. Отремонтировали, купили новые полки и прилавки. Сето торжественно носил белоснежный колпак, щеголяя в таком же халате. Ослепительная его улыбка довершала великолепную картину.
 – Доброе утро, что сегодня берём? – участливо спрашивал Сето и его белоснежный колпак порхал за прилавком.
Помощник Сето проворовался сразу же. Потом приняли на работу женщину, пухленькую Жасмин. Эта вообще не давала медной сдачи. Написав кучу анонимок, жители отвергли и её.
А Сето старел, болел, мы заканчивали школу, университет, Сето привёл в магазин родную сестру, бывшую медсестру. Все были довольны: и он, и жители района, и Горторг.
Однажды я приехала домой на каникулы. Зашла в наш магазин. За прилавком стоял мужчина, безразлично глянувший на вошедших. Долго взвешивал, заворачивал, отсчитывал сдачу. И её недодал, и грамм на 50 меньше масла взвесил, тогда уже было только так. И с выражением какой-то брезгливости или презрения протянул одну единственную покупку. Я у него не смогла взять ещё что-нибудь.
Умер наш Сето. На похороны приехало очень много народу, можно сказать, почти все его покупатели. Вообще, значимость людей после смерти видят на похоронах.  Мама рассказала, почти весь Комитас ближе к нам был запружен, что магазин хотят закрыть – внизу другой построили, а на углу будет книжный. Внизу – это поближе к городу, Еревану.
Всё же продуктовый оставили, расширили, переделали и оставили. Приехали жить новые люди, вместо снесённых частных домов построили много хрущёвок. Но никому и в голову не приходило, что много лет тут работал продавец, который с утра до вечера дарил всем улыбки и новый магазин своими просторами обязан его искусству продавца.
Человек без улыбки на лице не должен открывать магазин. Древнекитайская мудрость.