Легендарный Громов

- Ты меня любишь? – Маша нежно прижалась к Сергею.
- Ну конечно, малыш! – Сергей слегка коснулся губами Машиной щеки.
- И в Париж с собой возьмёшь?
- Какой Париж?
- Сам знаешь, какой! Город за границей. Куда все беляки убегают.
- А я никуда убегать  не собираюсь!
- Прям-таки и не собираешься?
- Прям-таки и не собираюсь!
- Ну, тогда тебя убьют!
- Это за что же?
- Как за что? Ты же дворянин?
- Дворянин!
- Против красных воюешь?
- Воюю!
- Ну вот! Победят вас красные и всех перестреляют.
- А если мы их победим?
- Не, не победите. У них один Федька Громов чего стоит! Его пуля не берёт, штык об него ломается. Орёл!
- А что ж ты со мной-то любовь крутишь? Шла бы к нему! – с лёгким раздражением произнёс Сергей, высвобождая свою руку из-под Машиной головы.
- Глупой! Как же я к нему пойду? Родня он мне.
- Шутишь?
- Не, не шучу! Отец!.. Что, страшно?
- Да ну тебя! Болтаешь всякие глупости.
Маша рассмеялась:
- А может, я дворянкой хочу стать!
- Ну, это уже слишком, - возмутился Сергей, - Дворянками не становятся, дворянками рождаются.
- Не скажи! Ты знаешь, что у Петра первого жена шлюхой была? Её Меньшиков у какого-то солдата в обозе конфисковал, а потом царь её заприметил и к себе забрал. Царицей стала!
- Откуда тебе это известно? – удивился Сергей.
- Известно! Не думай, что мы здесь все сплошь тёмные! По-французски мы, конечно, не могём,  да и не надо нам это. Но и они, я думаю, по-нашенски не очень то. Зато грамоте мы обучены, книжки читаем! Ну, так что, замуж меня берёшь? – внезапно спросила она.
 - Ну, ты даёшь! – смутился Сергей, - С кондачка такие вопросы не решаются. Тут подумать надо.
- Думай, если нужно! Когда надумаешь, приходи. А зараз шагай отседова скорей, а то не ровён час, увидит кто, - Маша ласково потрепала Сергея по щеке.
Сергей тенью выскользнул из хаты. До околицы пробирался перебежками, затем, выйдя на просёлочную дорогу, выпрямился и не таясь пошёл в полный рост.
- Стой! Кто идёт? – услышал он за спиной.
- Свои! Ты что, не узнал меня, что ли? – не останавливаясь, ответил Сергей, полагая, что это белый патруль.
- Стой! Стрелять буду!
Сергей остановился. Из темноты к нему подошли два человека с винтовками наперевес. Один коренастый, небольшого роста, другой худой и долговязый. К их папахам были пришиты красные ленточки.
- Гляди-ка, кум, офицерик попался, - долговязый зажёг спичку и бесцеремонно разглядывал Сергея.
- Точно офицерик! Ты кто такой? - обратился коренастый к Сергею. Сергей молчал.
- Ты смотри, какой гордый попался! – коренастый грязно выругался.
- Может, его к Грому отвесть? – предложил долговязый.
- Это ж сколько времени терять! Отведёшь, а его там всё одно расстреляют. Давай его лучше здесь  шмальнём, - коренастый передёрнул затвор.
- Погодь, - остановил его долговязый.
- Чего годить то?
- А может, он знает чего?
- Чего знает?
- Ну, тайну какую, военную? Ты спроси!
- Сам спроси!
- Слушай, - обратился к Сергею долговязый, - Ты тайну какую знаешь, военную?
Сергей продолжал молчать.
- Вот видишь, - произнёс коренастый, - Не знает он ни хрена! Давай я его шмальну да и дело с концом!
- Погодь, - снова остановил его долговязый.
- Да что ты всё заладил, погодь да погодь?
- Форма на нём гладкая дюже, а ты шмальнёшь и в крови её всю перепачкаешь. Да и раздевай его потом, а я упокойников боюсь.
- Ладно, раздевайся, - с явной неохотой произнёс коренастый, слегка опустив ствол.
Сергей снял шинель, китель, фуражку и аккуратно положил их на землю.
- Все скидовай! – командовал коренастый, - Штаны, сапоги. Исподне тоже сымай!
Сергей сел на землю и начал снимать сапог.
- Ты задницей-то особо не юлозь, - обеспокоился долговязый, - а то у нас стирать-то некому.
- На, подержи, - коренастый протянул долговязому свое ружьё, - примерить хочу.
Он с трудом втиснулся в китель Сергея, кое-как натянул галифе. На плечи накинул шинель, надел фуражку.
- Ну, как я? Оцени! – обратился он к долговязому.
- Погодь маленько, сейчас посвечу, - долговязый  зажег спичку и стал разглядывать коренастого. Сергей, видя, что внимание к нему несколько ослабло, метнулся в темноту и сразу оказался в каком-то овраге.
- Стой, гад! – донеслось сзади. Защелкали выстрелы. Сергей, как можно сильней вжался в землю. Пули свистели у него над головой. Вдруг со стороны леса зарницей сверкнул пушечный выстрел. Выпущенный снаряд с воем упал и разорвался на том месте, где только что раздевался Сергей. Коренастый  и Долговязый были убиты сразу. Взрывной волной контузило и Сергея. Одежду коренастого разметало, но шинель зацепилась за ветки придорожного кустарника. Сергей встал, пошатываясь, подошел к кустарнику, с трудом натянул на себя шинель и, потеряв сознание, упал.

- Васьк, а Васьк, ну-ка глянь. У тебя глаза вострые. Никак горит что? – Шадрин, подслеповато щурил глаза, вглядываясь в темноту.
- Не, спички кто-то жгет. Ты б, дед, очки носил, что ли, - с досадой произнес он.
- А зачем жгет? Может, прикуривает?
- Не. В морду кому-то светит.
- Кому?
- Черт его знает. Вроде освещает кого в фуражке.
- В фуражке, говоришь?
- Да, вроде бы как в фуражке.
- Беляка, что ли?
- Хрен его знает, может и беляка.
- Ну-ка, пушку на него нацель.
- Пушку то зачем?
- А ты его с такого расстояния его из винта достанешь?
- Не, не достану.
- Ну вот! Цель пушку!
- Да на кой ляд он тебе нужон, беляк этот? Снаряд на него переводить.
- Понимаешь, я Леху Штопорного за брательником в деревню отпустил. Он после ранения у своей крали отлеживался.  Может Леху то, как раз  беляк и пымал.
- А если Леху заденем?
- Гляди, какой снайпер! Ты хотя б рядом попади. Цель, говорю!
- Да куда целить то? Видишь, опять темно.
- Ладно, на стреме будь.
Они снова стали до рези в глазах вглядываться в темноту.
- Гляди-ка, вроде опять спички жгут! – произнес Василий, наводя пушку на дрожащий в темноте огонек. Вдруг огонек погас, раздались крики, затем, беспорядочная стрельба.
- Стреляй, Васька! Стреляй! – закричал Шадрин.
Раздался выстрел, снаряд с воем разорвал ночное небо и, ударившись о землю, взорвался, подняв клубы пыли. Все стихло. Сзади подошел Громов,
- Вы что здесь, с ума посходили? Зачем из пушки палите? Что, белые наступают?
- Да нет, Гром, Штопорного спасали, - обернулся Шадрин, - Он за брательником в деревню пошел, а его беляк попутал. Из винта, не достать, далековато, вот мы из пушки то и пальнули.
- Так вы их обоих укокошили!
- Вроде нет, - неуверенно произнес Шадрин.
- Вроде… Идите посмотрите, что с ними.
Шадрин с Василием выползли из окопа и вскоре скрылись в темноте. Громов нервно прохаживался по дну окопа, с сожалением поглядывая на теперь уже бесполезную трофейную пушку. Попала она к нему случайно. Громов с тремя друзьями верхом на лошадях  поехали купаться на речку. Преодолев бугорок, увидели пушку и двоих артиллеристов рядом с ней. Артиллеристы, увидав группу вооруженных людей на лошадях, оставили орудие, и вплавь бросились через реку. Громов с друзьями громко засвистели, заулюлюкали. Несколько раз выстрелили вверх, посмеялись над «храбрыми» артиллеристами, забрали пушку и единственный снаряд к ней и уехали.
Вообще-то Громов, возил ее за собой чисто ради психологического эффекта. Но как-никак, у неё хоть один снаряд, но был. А сейчас что, таскать ее за собой как балласт?
За бруствером послышалось пыхтенье и возня.
- Принимай! – отдуваясь, Шадрин протянул Громову край плащ-палатки, - Этот живой, кажись.
На плаще, в кальсонах и чужой солдатской шинели, лежал Сергей.
- Кто это? – разглядывая Сергея, спросил Громов.
- Да кто ж его знает? Он же без сознания.
- А ты документы его смотрел?
- Нет, темно там больно.
- А здесь что? Светлее?
- Ну, здесь-то хоть посветить можно, - Шадрин вытащил из внутреннего кармана шинели Сергея свернутый вчетверо листок бумаги и протянул Громову. Громов развернул бумагу, Василий услужливо подсвечивал, зажигая спички.
- Што-пор-ный, - прочитал по слогам Громов, - Гри-го-ри-й  Е-фи-мо-вич.
- Это брательник нашего Лехи Штопорного, за которым он в деревню ходил.
- А сам-то он где?
- Беляк  застрелил!
- А беляк?
- Там валяется, - кивнул головой Шадрин, - Ему Васька пол черепа из пушки снес. Если бы не мы, он бы и этого убил, гад!
- Давай его ко мне в шалаш. Пусть отлежится, потом с ним побеседуем.
Сергея занесли в большой, просторный шалаш, положили на сено и заботливо укрыли солдатской шинелью. Следом зашел Громов. За столом на лавках сидело несколько человек. На столе тускло светила закопченная лампа.
- Ну что, все собрались? – спросил Громов.
- Все! – послышалось из темноты.
- Начнем совещание.
- Погодь, а кто это там, на сене валяется, - послышался обеспокоенный голос Семена Грачева.
- Брательник Лехи Штопорного, Гришка. Контуженый он, не услышит ничего.
- А если услышит?
- А услышит, не поймет. В общем, так, братва! Завтра к вечеру двинем на хутор Заречный. Семен, ты со своими хлопцами поедешь туда к обеду. Тут недалече, верст десять, вдоль железки. Посмотришь, как там и что. Если все нормально, верхового сюда пошлешь. Если в хуторе белые, назад возвращайтесь. В бой не вступать. Все понятно?
- Понятно, батька.
- Какой я тебе батька? Я командир красной армии!
- А иде ж это та самая армия? Куды ж она подевалася? – ехидно осведомился собеседник.
- Армия на фронте, а мы по вражеским тылам рейды делаем, понял?
- Не, не понял.
- Чего ты не понял?
- С кем воюем, не понял.
- Тебе чего, пострелять захотелось? Мы здесь ведем разведывательную и диверсионную работу. Вот! – перевел дух Громов, - Это тебе не шашкой махать! Тут головой думать надо! А насчет пострелять, не сомневайся! Скоро досыта настреляемся! Задумка у меня есть одна, секретная. От беляков только пух и перья полетят!
Никакой задумки у Громова на тот момент, конечно, не было, да и желания воевать, тоже, но не мог же он прямо сказать об этом своим товарищам. Не мог  уронить свой авторитет. Вот и пришлось врать первое, что в голову пришло.

Федор Громов стал красным командиром совершенно случайно, как и многое в этом мире. Мы случайно рождаемся на свет, зачастую случайно умираем, да и жизнь наша полна самых непредсказуемых случайностей.
Родился Федор в семье зажиточного крестьянина. После того как он пять лет отучился в церковно-приходской школе, отец отдал его в бурсу. Хотел, чтоб сын стал священником, но через три года забрал и оттуда, здоровье стало подводить, а наследников больше Бог не дал. Федор вернулся, женился на местной красавице, она родила ему дочь Машу, сама же во время родов умерла. Так и не успев пожить с молодой женой, Федор стал бобылем. В дочке своей души не чаял. Жениться вторично не хотел, никакие уговоры не помогали. На деревенские посиделки не ходил. Все свое время посвящал хозяйству. А так как с рождения имел хорошую крестьянскую сметку, то дела его быстро пошли в гору. И все было бы хорошо, но тут началась великая смута, царь отрекся от престола, временное правительство свергли и мир замер в предчувствии глобальных перемен. Россия раскололась сразу на множество осколков. Белые, красные, зеленые, эсеры, большевики, меньшевики, многочисленные банды, и все провозглашали себя истинными революционерами. Но станицу, в которой проживали Громовы, по непонятной причине эти потрясения до поры миновали.
Старший Громов, будучи мужиком прозорливым, позвал сына в хату, предварительно выпроводив оттуда жену и прислугу, посадил на лавку напротив себя за большой свежеструганный стол.
  - Манька где? – спросил он, хмуро посмотрев на сына.
- Батя, ты же знаешь, у тетки в городе.
- Что она там делает?
- Да, ты что, батя? В гимназии учится. Чего это ты спрашиваешь?
- Завтра поедешь, заберешь ее оттуда.
- Что случилось то?
- Что случилось, что случилось… Ты что? Совсем глупой, или притворяешься? Война скоро будет, аль не видишь.
- С кем война то?
- Тьфу ты! Вот наградил Бог тугодумом. Самая страшная война намечается. Сын на отца, брат на брата. В Петербурде революция была, слыхал?
- Ну, слыхал! И что?
- Ты думаешь, нас это не касается?
- Революция в Петербурге, а мы здесь.
- Дурак, ты Федька! Слыхал  про «белых» и про «красных»?
- Ну, слыхал, и что?
- А то! Они зараз промеж собой воюют. «Белые» за то, чтоб все по-прежнему осталось. А «красные» хотят всех богатых известь, добро у них забрать, а их самих или расстрелять, или в Сибирь. Думаю, и до нас в скорости доберутся. Нужно чью-то сторону принимать.
- И чью же?
- А ты умишком то пораскинь.
- За «белых» идти надо.
- Господи, и в кого ты у меня такой глупой уродился?
- Чего ты, батя? Раз «белые» за прежнюю жизнь, то и воевать на их стороне нужно.
- Слушай меня внимательно и постарайся понять. Воевать как раз ни за кого не нужно, а вот поддерживать надо «красных».
- Совсем ты мне голову заморочил. Почему за «красных» то?
- Если «белые» победят, они тебя, хоть так, хоть эдак, - не тронут. А вот если «красные» победят, то нас с тобой к стенке поставят! Точно! Ну, а как ты «красным» помогать станешь, то какой им резон с тобой ссориться? Понял теперь?
- Понял!
- Ну вот. У нас зерна сколько осталось?
- Пудов тридцать.
- Десять завтра самым бедным раздашь, чтоб все видели. Остальное в амбаре закопаешь, на черный день. Из барахлишка бедноте пожертвуешь, что-нибудь. Прислугу отпусти, батраков тоже. Да заплати им втрое, чтоб у них на тебя обиды не было.
- Бать, что-то ты на завтра запланировал много, не поспеть мне.
- А ты крутись! Тогда поспеешь. Да разговор свой интеллигентный забудь пока, и Машке накажи. Красные интеллигентов не любят.
- Все?
- Еще читай вслух и по слогам. Неча своей грамотностью козырять. Только народ зря злишь. На огород не ходи. Пусть бурьяном зарастает. И жениться тебе надо. Хватит по Анисьи то горевать. Семнадцать годков уж прошло.
- Не могу, батя. Люблю я ее! До сих пор люблю!
- Любить живых надо! Думаешь, она бы тебя одобрила?
- Не знаю.
- Девка у тебя без матери выросла.
- Не хотел я, чтоб у Маньки вместо матери мачеха была.
- Ну, сейчас она у тебя уже сама невеста. Да и жениться с умом надо.
- Не по любви, что ли?
- И где ты этого нахватался? – отец с сожалением посмотрел на Федора, - У тебя уже седина в бороде, дочь взрослая, а тебе все любовь подавай! Женишься и все тут!
- Для виду, что ли?
- Можно и для виду.
- Ну и на ком же?
- Ну,  хоть на Катьке.
- Да ты что? Она же сирота, у нее ни гроша за душой!
- Слушай, когда ты у меня уже поумнеешь? На кой ляд тебе ее гроши? У тебя что, своих грошей  что ли нету? Или девка она не справная?
- С этим-то как раз все в порядке.
- Ну и какого же рожна тебе еще надо? Она на тебя давно заглядывается. А то, что бедная, так это-то как раз и хорошо. Пусть народ видит, что мы беднотой не гнушаемся. В воскресенье сватов к ней засылай. Теперь кажись все.

Отец как в воду глядел. Не прошло и месяца после свадьбы Федора с Катериной, как в село вошел  небольшой отряд «белых». Собрали  народ перед церковью на площади. За столом на табуретке сидел писарчук, рядом с ним около тридцати молодых белогвардейцев. Чуть поодаль – телега, доверху набитая  военным обмундированием. Вперед вышел молодой ротмистр,
– Дамы и господа! – высокопарно начал он, - Кучка негодяев и предателей хотят всех вас разорить, а добро ваше себе забрать. Но белая армия не позволит им это сделать. Долг каждого честного человека в тяжелое для Родины время влиться в ряды белого движения. Прошу подходить и записываться.
- Кудый-то записываться? – донеслось из толпы.
- На священную войну с предателями народа.
- Это, что ж, воевать, что ль? А кто ж пахать будет? Сеять?
- Не волнуйся, отец! Вот победим красных смутьянов – отпашемся  отсеемся, и урожай соберем!
- Ты соберешь! Как же! Твои ручонки ничего тяжелее шашки не подымали, поди? Ишь, холеные какие!
- Это что там за смутьян. Агитатор красный. Ну-ка, братцы, давайте-ка его сюда.
Два белогвардейца ринулись в толпу и выволокли оттуда под руки местного кузнеца Грачева.
- Ты что, мужик? За красных агитировать пришел?
- Мне все одно, что белый, что красный. У вас у всех только речи высокие, а сущность одна.
- Какая же у нас сущность?
- Грабительская, вот какая! Какими бы словами вы ни прикрывались, а по дворам все одно пойдете. Там курочку, там козочку…
- Ты что же, не хочешь кормить своих освободителей?
- Какие вы освободители? Бандиты! Мать вашу!
- Ну-ка, хлопцы, задерите-ка ему рубашку, надо его уму-разуму поучить. Ишь, какой языкастый!
Белогвардейцы заломили кузнецу руки за спину и подвели к старшему. В руке ротмистра мелькнула нагайка, и сыромятный ремешок, со свистом рассекая воздух, опустился на спину Грачева.
- Уу – сквозь стиснутые зубы застонал кузнец.
Нагайка сверкала снова и снова, оставляя на спине Грачева кровавые полосы.
- Братцы! Да что же это творится? – не выдержал Федор, - На наших глазах избивают нашего товарища, а мы в стороне! Ах вы, сволочи!
С этими словами он, размахнувшись, ударил кулаком в лицо стоявшего рядом белогвардейца.
- Бей белых! -  закричал Грачев, и толпа ринулась на непрошеных гостей. В руках у многих откуда-то появились колья. На солдат неслась разъяренная и страшная в своей непредсказуемости, толпа. Не выдержав натиска, солдаты  бросились врассыпную. Их догоняли, били кольями по спинам, некоторых сбивали с ног и били ногами. Больше всех досталось щеголеватому ротмистру, которого догнал кузнец, повалил на землю и бил по лицу, не давая ему ни единого шанса увернуться от увесистых тумаков. Через несколько минут все было кончено. Поверженные вставали, отряхивались от пыли и отплевывались кровью. Затем развернулись и нестройной колонной ушли по пыльной дороге.
Громов с мужиками вернулись на площадь. Народ находился под впечатлением только что свершившегося справедливого возмездия и шумно, с восторгом обсуждал его детали.
- Как мы их!? – обратился к отцу Громов.
- Плохого не скажу, молодцы! Только сматываться вам отсюда нужно ребята, поскорей, - казалось, старший Громов был единственным человеком, кто не утратил способности рассуждать здраво, - Не ровен час, вернутся,  с пулеметами и ружьями и всех здесь переколошматят. Так что одевайте военное барахло и по коням, - он жестом показал на подводу.
- Мы и в своем могем. Военное то нам зачем? - подал голос Грачев.
- А затем, что в военном, вы отряд, а в своем – банда. Понятно теперь? На-ка, вот еще, возьми – он протянул сыну красную сатиновую рубаху.
- На кой она мне?
- На ленточки разрежете и к папахам пришьете,  красными бойцами будите.

С тех пор в округе объявился отряд красного командира Громова. Воевать Громов не стремился, особо белым не досаждал, и белое командование относилось к нему как к надоедливой мухе, справедливо полагая, что серьезной опасности он для них не представляет. Отряд был небольшой, человек сто, а потому мобильный и легкий на подъем. Они разъезжали по небольшим хуторам, останавливаясь в них на постой. С удовольствием помогали крестьянам по хозяйству. То огород вскопают, то колодец выроют, то крышу перекроют – чем снискали  у них хорошее к себе расположение. И хотя в боевых операциях они не участвовали и стреляли в основном по пустым бутылкам, слава о них распространилась довольно далеко. Люди приписывали им несуществующие подвиги и победы. Всех в отряде существующее положение вполне устраивало, за исключением Грачева. Хотя шрамы на спине у него давно зарубцевались, душевная обида осталась и требовала выхода.
Мести белых, которой так опасался отец Громова, не последовало. Избитый ротмистр прибежал к полковнику и, не тратя время на приветствие, закричал:
- Господин полковник, дайте мне роту! Я это село с землей сравняю!
- Что с вами? Ротмистр! – глядя на опухшее от побоев лицо своего подчиненного, удивился полковник.
- Господин полковник, в селе, в которое мы ездили с агитацией, стихийно возник бунт. Пришлось вступить в неравную схватку.
- Что значит, стихийно? Доложите, как развивались события!
- Во время митинга, один неотесанный мужик выразил сомнения в справедливости белого движения.
- И?
- Я решил проучить его нагайкой.
- И следствие этой учебы отпечатались на вашем лице? Я правильно вас понял?
- Приблизительно так!
- Насколько я понимаю, вы, уважаемый, подняли руку на безоружного человека?
- Так он первый начал!
- Ротмистр, ну что вы как ребенок, право? Первый начал! Оружие ваше где?
- Было потеряно в бою.
- Драпали, значит?
- Никак нет. Организованно отступали на заранее подготовленные позиции.
- И где же были эти позиции?
- На сельской окраине.
- А кто вам их подготавливал?
- Сами и подготовили.
- Это каким же образом?
- Отбежали за околицу и залегли.
- Долго лежали?
- Минут двадцать, ждали, когда все успокоится.
- Ну и..?
- Когда все утихло, назад пришли.
- Ротмистр, мне стыдно за вас. Идите, приводите себя в порядок. Господи, с кем служить приходится!

Сергей сидел, слегка привалившись к стволу дерева, и дремал, подставив лицо ласковому весеннему солнцу, когда услышал:
- Поручик, Вы спите? - открыв глаза, увидел перед собой ротмистра Волина. Лицо Волина представляло собой один громадный кровоподтек. Одежда и обувь, пропитались пылью и приобрели серый цвет.
- Ротмистр! Что с вами? – подскочил Сергей.
- Поручик, Вы мне друг? – вместо ответа спросил Волин.
- Друг!
- Помочь мне сможете?
- Конечно, если это в моих силах.
- В ваших, поручик, в ваших!
- Что я могу для вас сделать?
- Вам нужно будет сходить в село и посмотреть, как там обстановка.
- Не темните, ротмистр.
- Понимаете, мы туда сегодня с агитацией ходили, в белую армию агитировали, но народ взбунтовался, оружие у нас отобрал, да и нас поколотил изрядно.
- Ну, это, как говорится, факт налицо. А что полковник? Вы ему докладывали?
- Докладывал!
- А он?
- Пристыдил меня и все!
- Ну и Бог с ними, с теми ружьями. У нас в обозе их две телеги в ящиках, в смазке.
- Да это еще не все.
- А что еще?
- Обмундирование солдатское, телега целая.
- И этого барахла у нас через край. Вы же все равно его раздавать планировали.
- А ну как мужики это обмундирование оденут, и с нами воевать пойдут.
- Что? Так серьезно?
- Да нет. Но все-таки.
- Ну, если захотят воевать, то хоть в форме, хоть без формы воевать будут.
- Все так, но Вы все-таки посмотрите. Может не все там еще разворовали. Я бы сам пошел, но нельзя мне, узнать могут.
- В этом Вы можете даже не сомневаться. Однозначно узнают! Даже ночью. Ладно, ротмистр, когда идти?
- Чем раньше, тем лучше! Вот, я вам одежонку, кой-какую принес, переодевайтесь и с Богом.

Лишь только Сергей вошел в деревню, как встретил девушку, несущую на коромысле два полных ведра с водой.
- Привет красавица! Давай помогу, - улыбнулся Сергей и легко снял с плеча девушки коромысло, - Куда нести?
- Вон, крайнюю избу видишь, к ней и неси.
- Как зовут тебя?
- Никак меня не зовут! Я сама прихожу, если захочу. А ты откуда такой шустрый выискался?
- Да я просто, прохожий.
- Из далёка идешь?
- Из далёка.
- С белого отряда, что ль?
- Почему ты так решила?
- Гладкий ты весь больно, чистенький.
- Тебя, я вижу, не обманешь.
- А зачем меня обманывать? Тебя что, в разведку послали?
- С чего ты взяла?
- Да сегодня ваши уже приходили, накостыляли им здесь, они и удрали восвояси. А потом ты тут объявился.
- Тебе в контрразведку идти надо, - улыбнулся Сергей.
- Возьмешь?
- Так я ж не контрразведчик.
- А кто ты?
- Просто, офицер, - Сергей почувствовал, что эта красивая, хрупкая девушка видит его насквозь,
- Красавица, у тебя имя то есть?
- А как же, есть, конечно, а зачем тебе?
- Познакомиться.
- Ну, знакомься, своё имя  назови.
- Сергей!
- А я Мария, как святую деву величают.
- Ну, ты-то не святая?
- Ты что, обидеть меня хочешь?
- Ну что ты! Просто разговор поддержать.
- Некогда мне с тобой разговоры разговаривать, домой идти надо.
- Мы с тобой еще увидимся?
- Зачем это?
- Понравилась ты мне.
- Вот еще, - фыркнула девушка.
- Ну, так как?
- Ладно, как стемнеет, приходи. В крайнее окошко постучишь, ждать буду, - с этими словами девушка подхватила коромысло и скрылась в калитке.
Сергей прошелся по селу, около церкви стояла телега, никакого имущества там уже не было. Улицы были пустынны. После случившегося инцидента, жители попрятались в избах, опасаясь расправы. Сергей, еще немного бесцельно побродил и вернулся в расположение.
- Ну что? – встретил его ротмистр.
- Все отлично, - у Сергея перед глазами стояла прекрасная крестьянка, с божественным именем Мария.
- Обмундирование цело?
- Нет, разграблено.
- А что же тогда отлично?
- Телега цела.
- Тьфу ты. Тоже мне радость.
- Ну, это как сказать! Телега, как ни крути, а вид транспорта, и если вы не поторопитесь, то можете и ее не досчитаться.
- Почему  же  Вы ее сюда не доставили?
- Это как же? Самому в неё впрячься что ли?
- Извините, поручик! Не подумал.

Под покровом ночи ротмистр Волин с двумя солдатами, прокрались в село, запрягли в телегу лошадь и отправились в обратный путь. Дорогу  размыло.  Дождь, начавшийся вечером, не прекращался всю ночь. Колеса телеги без конца застревали в грязи. Волин с бойцами, выбились из сил, выталкивая ее. Под конец выбилась из сил и лошадь. Она встала и не желала дальше двигаться.
- Ваше благородие, а нам эта телега дюже нужна? – размазывая грязь по лицу, обратился к Волину один из солдат.
- Да как тебе сказать? Нужна была, но теперь я уже и сам в этом сомневаюсь.
- Давайте бросим ее здесь на хрен, как подсохнет, придем и заберем.
- А если кто другой заберет.
- Да разве можно ее отсюда забрать? Она вон по самое днище увязла. Болото, а не дорога.
- Ладно, твоя правда! Распрягай!
Через несколько минут, бросив телегу посредине дороги и увязая по колено в грязи, они тронулись в обратный путь.

Вечером, лишь только стемнело, Сергей тихонько постучал в заветное окошко. Окошко отворилось, и послышался Машин шепот:
- Залезай, скорей. Только тихо.
Перемахнув через подоконник, Сергей сразу оказался в девичьих объятьях.
Дальнейшие события представлялись неким дивным сном. Это была, как говорится, любовь с разбега. Встречи Сергея с Марией стали носить регулярный характер, каждую свободную минуту Сергей бежал к Маше. В своих мечтах он уже представлял ее своей женой. Смущало только одно – ее крестьянское происхождение и отсюда некая необразованность. Сергей боялся, что его друзья после знакомства с Марией будут его жалеть. Жена – крестьянка, это не великая княгиня. Боялся, что в его окружении для неё не найдется места,  хотя Маша иногда высказывала такие глубокие мысли, каких он не слышал и от высокообразованной знати, с которой ему раньше приходилось общаться.
Они все больше теряли осторожность и их встречи не остались незамеченными.

Сосед Громовых, дед Пантелей, сидя на лавочке с Машиным дедом, попыхивая самокруткой, как бы между делом сказал:
- Ты за внучкой-то своей присматривай, Кузьмич, а то не ровен час, принесет она тебе в подоле-то.
- Она что, встречается с кем?
- А ты не знаешь?
- Не знаю.
- Гляди-ка, вся деревня знает, а он нет, - удивился Пантелей.
- И с кем же?
- Да есть один, офицерик молодой. Из «белых», кажись, кажную ночь к ней захаживает.
- Ты что? Видел?
- Я-то? А как же, видел. Да не один я видел. Вся деревня, почитай, видала. Да они и не таятся уже. Как ночь, так он к ней в окошко - шасть. Вот где она у тебя зараз?
- В хате, спит.
- Вот видишь, спит. Моя баба уже отстряпалась с утра, а она спит. Раньше-то с петухами вставала.
Егор Кузьмич нахмурился:
- Вот уж поистине, не знаешь, откуда беда придет.
- Не убивайся ты, Кузьмич. Может и не беда это вовсе. Дело то молодое. Это нам старикам только и осталось, что на солнышке греться, да косточки всем перемывать.
- Спасибо, Пантелей, что упредил, пойду я, что-то припекать стало, - Егор Кузьмич поднялся.
- Ты смотри там. Не злобствуй дюже. Девка она у тебя хорошая.
- Разберусь.

Егор Кузьмич зашел в хату.
- Манька! – позвал он.
- Чего, дедушка?
- Не чегокай, подь сюды.
- Ну?
- Не нукай! Сядь на лавку-то.
- Ну, села.
- Еще раз нукнешь, перетяну чем попадя.
- Да что с тобой, дед?
- Это со мной-то что? Нет, это с тобой что?! Ты чего это меня на всю деревню позоришь? Кого  по ночам принимаешь?
- Да ты что, дед? Кто тебе такое сказал?
- Нашлись добрые люди, сказали! Ты не изворачивайся, как ужака, ответствуй, когда тебя дед спрашивает!
- Люблю я его, дед. Очень люблю.
- Ну, вся в отца! Тот меня своей любовью донимает, теперь ты вот еще. Кто таков?
- Военный он, офицер. В соседней деревне на постое.
- Белый, что ль?
- Да!
- Небось, дворянин?
- Дворянин, дедушка.
-Ну, дела! И что же нам теперь делать? А если дитя от него родишь? Ты что, думаешь, помиловались и все?
- Ой, сама не знаю, что делать! Умом понимаю, что не надо мне этого, а сделать с собой ничего не могу.
- А он что?
- Любит, говорит.
- Жениться обещает?
- Да мы на эту тему еще не говорили.
- А ты спроси!
- А если он откажется?
- Ну и дурак будет, если откажется! Где он еще такую красавицу найдет?
- Боюсь, не ровня я ему. Он дворянин, а я кто?
- Погодь! Как думаешь, чем дворяне от простого люда отличаются?
- Ну, у них образование, богатство.
- Удивляюсь я тебе, Манька. Ты в гимназии-то чем занималась?
- Как чем, училась!
- Науки освоила?
- То, чему учили, освоила.
- Языков много знаешь?
- Французский.
- Вот видишь! Красавица! Французский знаешь! Манерам обучена! Да и насчет богатства мы с ним поспорить могли бы. Ну, чем ты ему не невеста?
- Спасибо тебе дед, я уж думала, ты ругаться будешь.
- Ну что ты будешь делать? Драть тебя надо, как сидорову козу, а я утешать принялся, - расстроился Егор Кузьмич, - Ладно, ты ему до поры ученость свою не показывай. Если любит, то и на такой женится. А нет, то и Бог с ним. Другого найдешь. Не боись, в девках не засидишься. Тьфу ты опять утешаю!
Маша подошла к деду, уткнулась ему в плечо и расплакалась, - Дед как хорошо, что ты у меня есть.
- Ну, будя, будя, - дед гладил Машу по голове, как маленькую, украдкой смахивая невесть откуда взявшуюся слезинку.

- Ладно, братцы, давайте перед сном перекусим чем Бог послал. Федька! Ну, куды ж ты запропастился? Тащи все сюды, - крикнул Громов.
На столе появилась большая бутыль самогона, сало, буханка черного хлеба и полный чугунок вареной картошки. Мужчины разлили самогон по стаканам, - Ну, будем, - произнес Семен Грачев.
- Погодь маленько, – остановил его Громов, - Гришке тоже плесни, пусть оклемается.
Сергею, налили полстакана самогона.
- Выпей, братуха, - Грачев протянул ему стакан, - за упокой души брата свого. Царствие ему небесное.
Сергей поднес стакан к лицу и, вдохнув запах самогона, почувствовал позыв рвоты. Он вернул Грачеву стакан, замотал головой и, закрыв рот ладонью, выскочил из шалаша.
- Что это с ним? – с удивлением спросил Ефим, сидящий рядом с Громовым.
- Дурно ему стало, вишь. Контуженый он, а тут еще брательника убили. Пусть отдышится. Ты к речке то спустись, умойся! – крикнул Громов Сергею  вдогонку.
Сергей спустился к реке, огляделся. Ничьего внимания он не привлекал. Рядом никого не было. Сергей сбросил с себя шинель, стараясь не шуметь, осторожно зашел в воду и поплыл по течению вдоль прибрежного камыша. В шалаше на его долгое отсутствие внимания не обратили. Как только самогон полился в горло, все остальное  отошло на второй план. Сергей проплыл около километра, и когда почувствовал, что окоченел вконец, осторожно вышел на берег. Увидав вдалеке огонек костра, двинулся в его сторону. Подойдя ближе, увидел ротмистра Волина и трех солдат греющихся у огня.
- Ротмистр! – тихо позвал Сергей.
- Батюшки, поручик! Что с вами? Вы в таком виде! Откуда?
- Ой! Не спрашивайте, - произнес Сергей, подходя к костру и протягивая к нему озябшие руки, - С того света вернулся, у самого Громова в гостях побывал.
- Да Вы что? Как же Вы выбрались?
- По речке, вплавь. Полковник где?
- В штабе, где ж ему еще быть! Клим,- обратился Волин к солдату,- Дай поручику свою шинель.
Сергей накинул на плечи солдатскую шинель и быстрым шагом пошел к штабу.

- Так говорите, завтра к вечеру? – прохаживаясь по избе, переспросил у Сергея полковник.
- Так точно, Павел Евгеньевич!
- Да вы пейте чай, поручик. Замерзли, небось?
- Не то слово. Прямо жутко замерз.
- Откуда же у них пушка?
- Не знаю, господин полковник!
- А вы не ошибаетесь? Точно из пушки по вам стреляли?
- Я не первый год в армии.
- Да, ситуация! – в раздумье произнес полковник. – Ну-ка выпейте, - произнес он, наливая Сергею пол фужера коньяку, - а то не дай Бог разболеетесь еще. Григорьев, позови-ка мне, братец, всех командиров, срочно, - обратился он к ординарцу.
-  А ну как спросят, зачем?
- На совещание!

Через пятнадцать минут все были в сборе.
- Господа! У нас, наконец, появилась реальная возможность покончить с этим босяком Громовым. По оперативным данным, завтра к вечеру вся его банда в полном составе должна прибыть в хутор Заречный. В обеденное время туда отправится передовой его отряд. Затем, к вечеру, подтянутся основные силы. Какие будут предложения?
- Позвольте, господин полковник? – поднялся Сергей.
- Мы Вас слушаем, поручик!
- Предлагаю, не привлекая внимания, как стемнеет, окружить хутор Заречный и расстрелять его из пушек прямой наводкой. Тех, кто попытается вырваться, встретить пулеметным огнем. Пленных не брать.
- Поручик, чем этот Громов Вас так разгневал? Не слишком ли это будет жестоко? И почему пленных не брать?
-  Идет война, а на войне не место либерализму! Что касается пленных, то их нужно будет где-то размещать, кормить, охранять. Мы не можем позволить себе отвлекать на это значительные силы!
- Господа, кто думает так же?
 Офицеры дружно встали.
- Садитесь, господа. Меня радует Ваше единодушие. Теперь слушайте приказ. Завтра, как стемнеет, подойти к хутору и взять его в кольцо. Передовой отряд под командованием ротмистра Волина врывается в сей населенный пункт. Его задача - посеять панику в рядах неприятеля и вынудить Громовцев выйти за пределы хутора. Здесь мы их встречаем и вынуждаем сдаться. Далее разоружаем и разгоняем по домам, взяв с них предварительно расписку, в том, что они в войне больше не участвуют.   Артиллерию не применяем. Нужно помнить, что на хуторе живут ни в чем не повинные люди, которые от наших снарядов могут пострадать. Да и дома их тоже. Волин, после того, как определитесь на местности, подадите знак. Зеленая ракета будет означать, что вы вошли в населенный пункт. Красная – вы вступили в бой. Зеленая и красная вместе – нуждаетесь в помощи. До завтрашнего вечера никому никакой информации не давать. Все, господа, не смею вас больше задерживать.

С рассветом, в штабном шалаше стоял громкий храп. Семен Грачев, приподнялся на локте, оглядел присутствующих, затем поднялся и вышел.
- Федьк, а Гришка где? – обратился он к Федьке, молодому парню, зябко кутающемуся в шинель.
- Какой Гришка?
- Ну, пришлый, какого Шадрин с Васькой нынче ночью притащили. Контуженый.
- Так утонул он.
- Как утонул?
- Вчерась ночью пошел к речке и сгинул. От него только шинелька и осталась.
- Ты сам видал, что он утонул?
- А как же, видал, - подтвердил Федька, не желая никому отдавать найденную шинель.
- А чего ж не спасал?
- Вода дюже холодная, да и на кой он мне?
Из шалаша вышел Громов.
- Что тут случилось? – обратился он к Грачеву?
- Гришка утонул!
- Как утонул?
- Так. Вчерась ночью, ты его еще к реке умываться послал. Оступился и в воду бултыхнулся.
- А тело где?
- Течением унесло.
- Видел кто?
- Федька видал.
- Ты смотри, кругом война идет, а люди тонут, а не от пули гибнут. Судьба! – глубокомысленно изрек Громов, - пошли Семен, тебе собираться пора.
Зашли в шалаш, осмотрели все в поисках остатка самогона. Тщетно. Все было выпито до капли.
- Ладно, Семен, собирай своих хлопцев и – вперед. Через верхового самогонки мне передай на опохмелку. Да сам там не слишком-то напивайся. 
Разговаривая, мужчины, спустились к реке.
- Пушку захвати, - наставлял Громов.
- На кой она мне?
- Для форсу.
- А снаряды к ней есть?
- Чего нет, того нет.
- А что ж мне с ней делать?
- Врагов пугать будешь. Если беляков встретишь, пушку на них разверни, а сам наметом назад. Пока они сообразят, что к чему, а вас уже и след простыл.
- А если они в нас потом эту пушку нацелят?
- Пусть целят! Во-первых, у неё снарядов нема, а во-вторых,  она стрелять не могет. Я ей в ствол вчерась гранату кинул. Так что это теперь не пушка, а видимость одна. В общем, отвези ее подальше, и выкинь на хрен.
- Да на кой ее куда-то везть? Пусть здесь валяется!
- Здесь нельзя. Беляки увидят, из своих пушек палить начнут. Мы-то здесь до поры остаемся.
- Ладно, батька, уговорил.
- Опять ты за свое? Говорил же тебе, командир я красный.
- Слухай! Мы одни с тобой зараз. Мне-то не ври!
- А я и не вру вовсе.
- Красные все бедные, а у тебя батраки всю жизнь работали.
- Да отрекся я от всего! Ради новой жизни отрекся. Все барахлишко бедным раздал. Ты же сам видал!
- Что раздавал, видал! А себе сколько оставил?
- Да ерунду всякую, чтоб с голода не помереть. У меня же мать с отцом, дочка, да жена молодая. Жить-то им надо как-то!
- Ладно, командир, заметано. Я добро помню. Как ты мужиков против этой белой сволочи поднял. Если б не ты, запороли бы меня до смерти.
- Да ладно, Семен, если б меня пороли, я думаю, ты б тоже вступился.
- Даже  не сумлевайся!
Мужчины обменялись крепким рукопожатием, Семен  развернулся и вразвалочку пошел к своим хлопцам.
- Игнат! – крикнул он, - седлай коней.
- Что, едем куда?
- Едем, едем.
- Куда едем?
- На кудыкину гору! Понял?
- Не.
- Вопросов много задаешь. Пушку к коню привяжи.
- Что, с собой ее берем?
- Обязательно возьмем.
- На кой?
- На базаре, на духи бабам обменяем. Наши-то все здесь?
- Вона, жуют чагой-то.
- Скажи, пущай заканчивают. Через десять минут трогаем.

Через полчаса отряд в тридцать человек тронулся в путь. Отъехав километров, пять, отвязали пушку и столкнули ее с обрывистого берега в реку. Дальше путь пролегал вдоль небольшой заброшенной железнодорожной станции.
- Слышь, Игнат, глянь-ка, что это там в вагоне?
- Каком вагоне?
- Ну, на каком череп с костями нарисован.
Игнат подъехал к вагону, заглянул внутрь.
- Семен, здесь бочка какая-то.
- Пустая что ль?
Игнат постучал по бочке.
- Нет, кажись полная!
- Чего в ней?
- Да, хрен ее знает! Она ж закрытая.
- Ну, так открой!
- Щас!
Игнат с трудом открыл металлическую крышку, наклонился над горловиной, вдохнул. С удивлением отстранился, затем снова наклонился, снова вдохнул. Опустил в бочку палец, затем облизал.
- Мать честная! – произнес он с надрывом.
- Ну что там?
 - Семен, подь сюды!
Семен спешился, подошел, за ним подошли остальные.
- Ну?
- Кажись, спирт!
- Да ты что? – Семен понюхал из горловины, - Точно!
- Что делать бедуем?
- Значит, так! Помнишь Игнат, брошенную телегу проезжали?
- Помню!
- Давай ее сюды! Зараз коня в нее впряжем, бочку загрузим и назад вернемся.
Люди в белогвардейской военной одежде, с красными ленточками на папахах, загрузили двухсотлитровую бочку спирта в брошенную ротмистром Волиным телегу и отправились в обратный путь.

Ротмистр Волин собрал в большой избе своих солдат, многие из которых были избиты во время памятного митинга в селе.
-  Братцы! Хотите ли вы отомстить Громову и его банде?
- Конечно, Ваше благородие, очень хотим! Вы только скажите, мы их в порошок сотрем, послышалось из толпы.
- Час настал! – подбоченился Волин, - Сегодня вечером банда Громова войдет в хутор Заречный. Наша задача - скрытно войти в хутор и обнаружив неприятеля, атаковать его всеми видами имеющегося у нас оружия. Пленных можно не брать, но Громов мне нужен живым! Вы уж постарайтесь его не убить в горячке.
- Не извольте беспокоиться! От нас не уйдет.
- Всем к вечеру спороть белые ленточки с папах и пришить красные. Чтоб они нас за своих приняли. Ты, Фома, из ракетницы стрельнешь, вот возьми, - протянул он пожилому солдату ракетницу, - У тебя два вида ракет, зеленые и красные. Стрельнешь, сначала зеленую, затем, по моей команде, красную. Понятно? Всем до вечера отдыхать!
Лишь только стемнело, к хутору стал выдвигаться передовой отряд. За ним стали подтягиваться основные силы.
- Ну что, красных видели? – задал полковник вопрос старшему дозора.
- Так точно, Ваше благородие, возле станции конный отряд наблюдали.
- А дальше? В хутор они вошли?
- Вошли, должно быть.
- Что значит, должно быть?
- Дальше лесок, не видать. Да тут им и ехать-то больше  некуда,  дорога одна.
- Передайте Волину, чтоб выступал! – наклонился полковник к ординарцу. Ординарец кивнул и поскакал в сторону отряда Волина.
Десятки пулеметов и сотни ружей были нацелены в сторону беззащитного хутора. Солдаты залегли и приготовились к бою, тогда как в отряде их предположительного противника царило безудержное веселье. Громовцы не таясь пили, плясали, пели песни. Кто-то сбегал в соседнюю деревню, и оттуда на бесплатную выпивку подтянулась толпа деревенских мужиков и баб. Гости несли с собой закуску, кто-то пришел с гармошкой. Бойцы веселились от души, не подозревая, что в это время с ними идет жестокий бой.

Волин с бойцами осторожно вошли в хутор. Побродив по пустынным улицам и никого не встретив, Волин вспомнил, что надо бы пустить ракету.
 - Фома, стреляй! – скомандовал Волин.
- Куда стрелять-то?
- Вверх, конечно! Куда ж еще?
Фома сдернул с плеча винтовку и выстрелил вверх.
- Кажется, началось, - пробормотал полковник и дал команду приготовиться к бою.
- Ты что делаешь? – всполошился Волин.
- Вверх  стреляю, Ваше благородие! Как вы и сказали.
- Да тебе из ракетницы вверх надо было стрелять.
- Извиняйте! Ваше благородие, запамятовал. Я мигом! – он вытащил из-за ремня ракетницу, взвел курок, и в небо взметнулась красная ракета.
- Ты что делаешь? Зеленую нужно было!
- Не извольте беспокоиться, зараз все исправлю, - с этими словами он поднял вверх ракетницу, и в воздух взвилась очередная красная ракета.
- Идиот! – закричал на него Волин, - ты что, дальтоник?
- Чавой-то? – переспросил Фома.
- Цвета разбираешь?
- А как же, конечно разбираю.
- А зачем вторую красную ракету пустил?
- Ошибся маненько. Зеленую пушьчать?
- Хватит! Отпускался! Еще не хватало, чтоб всех нас здесь за дураков из-за тебя приняли. Все! – крикнул он остальным, - Возвращаемся!
Отряд развернулся и поехал в обратную сторону.
В засаде, услыхав одиночный выстрел и увидав две подряд красные ракеты, всполошились. На околице показался конный отряд.
- Включить прожектор! – скомандовал полковник.
Прожектор включили, и в его луче явственно обозначились красные ленты на папахах конников.
- Огонь! – отдал приказ полковник. Раздались ружейные выстрелы, застрочили пулеметы.
Несколько человек упали с коней, остальные спешились и залегли. Отряд под командованием полковника пошел в атаку. Подчиненные Волина, решив, что их атакует отряд Громова, открыли по ним  шквальный огонь, заставив атакующих залечь и продвигаться вперед по-пластунски. В ход пошли гранаты. Увидав, сколь яростное сопротивление оказывает противник, полковник приказал подключить артиллерию. Бой длился больше двух часов. Под конец, имея численное превосходство и израсходовав значительное количество боеприпасов, подчиненные полковника поднялись и пошли в штыковую атаку. Полковник, вынув из кобуры пистолет, шел впереди.
- Бей краснопузых! – неслось со всех сторон, в том числе и со стороны обороняющихся. Вдалеке поднялась человеческая фигура. Полковник не целясь, выстрелил. Человек вскрикнул и упал навзничь. Когда атакующие приблизились к обороняющимся вплотную, то разглядели знакомые лица своих товарищей. Бой понемногу утих.
Полковник приблизился к человеку, в которого выстрелил и узнал в нем ротмистра Волина. Волин прижимал ладонь к левому плечу из под его ладони струилась кровь. Лицо исказила болезненная гримаса.
- Ротмистр, а где же красные?
- Не знаю, в хуторе их не было. Мы натолкнулись на них, когда назад возвращались.
Полковник перевел взгляд на папаху Волина и увидел на ней красную ленточку.
- Ротмистр, что это? – спросил он, отрывая ленточку с папахи.
- Специально пришили. Чтоб красные сразу не спохватились.
Полковник сжал руками виски и обессиленный со стоном сел на землю.

Итог: отряд потерял  больше ста человек убитыми, около четырехсот ранеными и контужеными.

Утром, когда утихла стрельба, перепуганные жители хутора Заречный, осторожно выглядывая из-за занавесок, наблюдали, как перевязывали и увозили раненых. Убитых вповалку сваливали на телеги и увозили тоже. Среди убитых и раненых были солдаты как с белыми ленточками на папахах, так и с красными. Жители хутора решили, что ночной бой был организован красным командиром Громовым. Вскоре, слух об этом как круги на воде, разошелся по всем окрестным деревням и селам, создавая Громову и его бойцам, небывалый ореол славы. Когда бойцы Громова после грандиозной попойки на следующий день проснулись, они и не подозревали, насколько стали знаменитыми.

Полковник Дронов сидел за столом напротив начальника контрразведки полковника Иванова и отвечал на въедливые вопросы.
- Павел Евгеньевич, давайте по порядку. Как могло случиться, что ваши солдаты стали стрелять друг в друга. Почему вы накануне, не желая использовать артиллерию, тем не менее, выкатили пушки на позиции.
- Извините, Леонид Сергеевич, но я уже отвечал на эти вопросы.
- А Вы ответьте еще раз. И, пожалуйста, поподробней.
- Господи! Ну, хорошо. Я получил оперативную информацию о том, что отряд Громова  к исходу следующего дня войдет в хутор Заречный.
- От кого Вы получили эту информацию?
- Я уже говорил, от поручика Лукина.
- А откуда это стало известно Лукину?
- Он находился в плену в отряде Громова и случайно услышал о его ближайших планах. Затем бежал. Как только оказался на нашей территории, сразу прибыл ко мне с докладом.
- Вы понимаете, Павел Евгеньевич, чем больше Вы рассказываете о прошедших событиях, тем больше у меня возникает  вопросов. Когда Вам Лукин рассказал о планах Громова, Вы что, так сразу ему и поверили?
- Лукин офицер! Дворянин!
- Ну, полноте, Павел Евгеньевич! Давайте рассуждать вместе, и я надеюсь, вы убедитесь, что мои подозрения далеко не беспочвенны. Итак, Лукин возвращается от своей, как он говорит, невесты и его арестовывают два красноармейца, которых из пушки убивают свои же. Так?
- Так!
- Рядом разрывается артиллерийский снаряд, красных бойцов убивает, а на Лукине ни царапины. Вам не кажется это подозрительным?
- Вы знаете, такое иногда случается.
- Допустим! Дальше, он попадает в плен и его почему-то размещают в штабе красных. Мало того, в его присутствии обсуждают детали захвата хутора. Не странно ли это?
- Его приняли за брата убитого красноармейца.
- Бывает. После того как ему становятся известны детали предстоящей операции, он спокойно встает и уходит. И никто не пытается его задержать. Затем, в ледяной воде, он преодолевает расстояние более километра, а на следующий день, даже ни разу не чихнул.
- Я же его горячим чаем отпаивал, да и коньяк ему наливал для профилактики.
- Хорошо, допустим, что все так и было, как он вам рассказал. Но почему у вас не возникло сомнений, что Громов поступит именно так, как планировал? Ведь от него сбегает человек, который был посвящен в его планы.
- Я выставил скрытые дозоры, вдоль пути их предположительного движения, и дозорные мне доложили о передвижении красных.
- А куда же они делись?
- Кто?
- Красные!
- Не знаю, для меня самого это загадка.
- Вы знаете, мы тоже их искали. Не нашли! Нет их нигде! А может, и не было?
Дронов молчал.
- Хорошо!  Ротмистр Волин о том, что красные ленточки на папахи своим бойцам пришил,  вас  в известность поставил?
- Нет, я об этом узнал после боя.
- А почему он вместо зеленой сигнальной ракеты две красных пустил?
- Говорит, ординарец перепутал.
- Кстати, в каких отношениях он находится с поручиком Лукиным?
- Они друзья.
- Как вы думаете, не смахивает ли все это на хорошо продуманную провокацию?
- За поручика Лукина я отвечаю как за самого себя. Я прекрасно знаю его семью. Его отец погиб на германском фронте. Погиб как герой, спасая знамя полка, мать дворянка.
- Эх, Павел Евгеньевич, Павел Евгеньевич, при всем моем уважении к вам я вынужден констатировать, что Лукина вы знаете недостаточно хорошо.
- Я так не думаю!
- К сожалению, это так. Девушка, которую поручик Лукин называет своей невестой, проживает на хуторе под фамилией Громова!
Полковник Дронов приоткрыл рот от удивления и растерянно смотрел на контрразведчика, не в силах ничего произнести.
- Да, да! Павел Евгеньевич, Громова!
- Может однофамилица?
- К сожалению, нет. Родная дочь красного командира, с тенью которого вы накануне так отчаянно сражались!
- Невероятно! Сын героя войны, потомственный дворянин и предатель?
- Опять вы торопитесь с выводами, полковник! Необходимо все проверить. Вы ему до поры ничего не говорите, а мы скрытно за ним понаблюдаем. Нельзя же расстреливать человека без достаточных  на то оснований.
- Что, вопрос стоит именно так?
- Именно, Павел Евгеньевич, именно! Не исключена вероятность того, что по вине этого, с позволенья сказать, офицера, Вы понесли такие громадные потери. Как же после этого мы можем его жалеть?

Через два часа, после того как контрразведчик уехал, полковник Дронов вышел на улицу. Поручик Лукин сидел, привалившись к дереву, и что-то писал.
- Лукин! – окликнул его Дронов.
- Слушаю, господин полковник, - вытянулся перед Дроновым поручик.
- Боже мой! Какой он еще мальчишка, - думал полковник, -  Ему бы с девчонками флиртовать, по балам разъезжать да шампанское пить, а он взял в руки оружие. И что это за война такая? Почему русские должны убивать русских? Ведь и красные и белые хотят одного и того же – процветания России. Только видят они это по-разному. Будь проклята эта война и трижды проклят тот, кто ее придумал! Бедный парень! Вот стоит он передо мной и даже не подозревает, какая смертельная угроза над ним нависла. Совсем скоро его расстреляют. Причем, расстреляют с позором, перед строем, как предателя! Если он сбежит и попадет к красным, то его тоже расстреляют, как белого офицера. Расстреляют его невесту! Белые, - за то, что она родилась в семье Громова. Красные, - за любовную связь с белым офицером. Где же выход?
- Давайте немного пройдемся, поручик, - предложил Дронов.
Они пошли по тропинке в лес и скоро затерялись среди деревьев.
- Поручик, где ваши родные?
- В Париже. Перед Германской войной, отец приобрел там дом, и маменька переехала. У нее проблемы со здоровьем, она в Петербурге постоянно болела.
- Вы давно получали от неё письма?
- Больше полугода назад. Война. Почта работает плохо.
- Девушка, с которой Вы встречаетесь, она что, Ваша невеста?
- Как вам сказать? – замялся Лукин, - Если бы не война, я был бы счастлив повести ее под венец, а сейчас, в тяжелое для России время...
О чем бы мы ни говорили, все время возвращаемся к теме войны. К этому отвратительному явлению. И что обидно,  не в силах ничего изменить, думал Дронов.
- Поручик, вам нужно бежать!
- Не понял!
- Забирайте свою невесту и езжайте к матушке.
- Павел Евгеньевич! Что происходит?
- Над вами и вашей невестой нависла смертельная опасность. Ваша невеста – дочь Громова, и вас подозревают в сговоре с красным командиром, а за это, как вы сами понимаете – расстрел!
- Но ведь это не так!
- Конечно, поручик, конечно! Но доказать Вы ничего не сможете. Бегите, и как можно скорей! Берите моих коней. Ваша невеста умеет держаться в седле?
- Она всю жизнь прожила в деревне.
- Вот и хорошо! Времени на сборы у Вас нет. Видите сарай? – полковник показал рукой на покосившееся строение, - Там Вы найдете для себя все необходимое. Ну, с Богом!
Полковник перекрестил поручика, слегка обнял, затем, устыдившись своих чувств,  отстранился, повернулся и быстрым  шагом  ушел по тропинке.
Лукин зашел в сарай. Там стояли два оседланных коня, к их седлам, были приторочены переметные сумки. Сергей вывел коней из сарая и в сгустившихся сумерках  поскакал в сторону деревни.

Полковник зашел в свой кабинет, закрыл дверь на ключ, надел парадный мундир, выпил рюмку коньяка,  выкурил сигарету и сел за стол. Через несколько минут из кабинета раздался выстрел. Когда взломали дверь, увидели, - полковник сидел за столом в своем кресле, в правом его виске из небольшой дырочки тонкой струйкой сочилась кровь. Рядом с креслом на полу валялся пистолет. На столе лежал лист бумаги, на котором почерком полковника было написано: « Будь она проклята, эта война!»

Сергей тихо постучал в окно. Створка отворилась, и в оконном проеме показалось Машино лицо.
- Сережа, что случилось?
- Маша, собирайся скорее, мы уезжаем.
- Кто мы?
- Мы с тобой! Ты и я!
- Куда едем?
- К моей маменьке в Париж!
- Кто тут? – послышался  за Машиной спиной голос деда.
- Вот, Сережа пришел, - растерянно ответила Маша.
- Так пришел, или дело какое имеет?
- Имею, дедушка, имею!
- Ну, тогда заходь.
Сергей привычно перемахнул через подоконник.
- Господи, дверей, что ль нет? – проворчал Егор Кузьмич.
- Простите великодушно! – произнес Сергей, прикрывая за собой створку окна. – Дело, с которым я к вам пришел, не терпит отлагательств.
- Ты ясней выражайся-то, за Манькой что ль пришел?
- Да, за ней!
- Ну?
- И ей и мне грозит смертельная опасность. В нашем отряде узнали, что она дочь Громова.
- Да она и не скрывалась.
- Скоро ее должны арестовать.
- Это еще за что?
- Как родственницу красного командира.
- И что ей грозит?
- Расстрел!
- А у тебя, что за беда?
- И меня расстреляют, за то, что я с ней встречался!
- А почему я должон тебе верить?
- Судьба Марии мне не безразлична.
- Зачем она тебе?
- Люблю я её.
- Тьфу ты, - сплюнул Егор Кузьмич, - И этот туда же! Ну, любишь, а дальше-то что? Под венец ее поведешь, что ли?
- Да! И прошу на это Вашего благословения.
- Ну а ты что? – повернулся он к внучке.
- Ой, дед! Я за ним хоть на край света готова!
- Ладно, постойте пока, я щас, - дед подошел к комоду и извлек из него бутылку, заполненную бесцветной жидкостью, заткнутую черной резиновой пробкой.
- Вот, возьми, - протянул он бутылку Марии. – Это святая вода. В ней все твое счастье. Ты куда ее везти вздумал?
- В Париж, дедушка.
- Тоже мне внучок сыскался, - проворчал Егор Кузьмич. – Как на место прибудете, выпейте из этой бутылки всю воду до дна, а до прибытия ни капли из нее не трать, что бы ни случилось! Вот вам еще сорок золотых червонцев. Рассуйте их по разным карманам, пригодятся в пути, - достал он оттуда же небольшой, увесистый мешочек и протянул Сергею, - Да шибко-то золотом не швыряйся! Время зараз смутное.
- Спасибо вам, дедушка! Пора нам.
- Погодьте, дайте я вам мотузочек в дорогу соберу.
- Не время сейчас. Спохватиться меня могут, да и не с пустыми руками я приехал, - сказал Сергей, - Давайте и вы с нами.
- Нет, стар я стал по заграницам скрываться. На Русской земле мы со старухой родились, здесь и помрем.
- Убить вас могут!
- Не боюсь я этого, свою жизнь я уже прожил, смертью меня не испугаешь. Ладно, - Егор Кузьмич перекрестил обоих, затем губами приложился к их лбам,  - Да обвенчаться не забудьте! – обратился он к Сергею, - А то нехорошо как-то. Не по-христиански! Ну, с Богом! Святую воду береги! Помни, что я тебе наказывал, - еще раз напутствовал он Машу.
- Спасибо, дедушка, сберегу, сделаю все в точности!
- Спасибо вам большое! - Сергей с чувством пожал руку Егора Кузьмича и перемахнул через подоконник, следом за ним спрыгнула и Маша.
- Ну что ты с ними будешь делать? Дверь ведь есть! - крикнул он им  вдогонку.

- Семен, - обратился к Грачеву Громов, - Спирт остался?
- Зараз посмотрю.
Семен подошел к бочке и слегка ее всколыхнул. Жидкость тихо всплеснулась.
- Треть бочки еще!
- Ну, тогда нам спешить некуда. Покуда ее не допьем, здесь останемся!
После ночи безудержного пьянства и разврата, люди, не успев придти в себя, с азартом принялись допивать остатки спирта. Веселье продолжалось до самой ночи! Наконец весь спирт был выпит, вся закуска съедена, и отряд, приложив немалые усилия, наконец-то двинулся в сторону хутора Заречный.
В Заречном их встретили хлебом-солью, и разместили по хатам. От самогона буквально все бойцы отказались, чем вызвали к себе еще большее уважение. Улицы хутора быстро опустели и в хатах погасли свечки, дабы не мешать отдыху красных героев. Шпики, которые этой ночью шныряли по хутору, ничего не обнаружили, и с полной уверенностью доложили начальнику контрразведки полковнику Иванову, что красного отряда в Заречном нет.

Слух о лихом командире Громове, наконец, достиг и ушей батьки Махно. Махно вышел из хаты и позвал своего начальника контрразведки.
- Задов, ну-ка иди сюда. Ты о Громове слыхал чего?
- Обижаешь батька! Я про всех все слыхал! А по Громову так у меня вообще полный расклад!
- А чего ж молчишь? Мне не докладываешь?
- Так ты ж не спрашиваешь!
- Ну вот, спрашиваю!
Лева достал из кармана свою знаменитую записную книжку, ненадолго раскрыл, затем снова спрятал в карман.
- Громов личность неоднозначная.
- Что значит неоднозначная?
- Родился он в семье зажиточного крестьянина. Учился на священника. Не доучился. Вернулся в деревню. Женился, но жена вскорости от родов умерла, родив ему дочь. До последнего времени не бедствовал, держал батраков. Как только началась революция, раздал свое добро бедным, сам собрал партизанский отряд и воюет на стороне красных. В последнем бою, за хутор Заречный, наголову разгромил отряд полковника Дронова. Отряд Дронова потерял убитыми сто шестнадцать человек, ранеными и контужеными более четырехсот.
- Какие потери у Громова?
- Два человека погибли от разрыва снаряда, один утонул.
- И это всё?
- Все!
Махно недоверчиво посмотрел на Задова.
- Ты понимаешь, что ты говоришь? Этого быть не может!
- Невероятно, но факт!
- Лева, ты, почему от меня скрывал такую информацию?
- Сам недавно узнал.
- И почему этот парень до сих пор не в моем отряде?
- Батька, так он же красный!
- А мы зараз на чьей стороне воюем?
- Батька, так мы ж понарошку!
- Понарошку что, воюем?
- Нет, понарошку за красных.
- А кто об этом кроме нас двоих знает?
- Знать-то не знают, но догадываются.
- Ты вот чего, не умничай! Где хочешь его ищи, а чтоб через неделю он был у меня!
- Хорошо, батька, будет! Даже раньше будет! Ты ж меня знаешь!

Отряд Громова расположился на дневку в лесной чаще. Вдруг Громов услышал голос Грачева,
- Командир, посыльный к тебе! – Степан Грачев после памятного разговора стал обращаться к Громову только как к командиру.
- От кого посыльный? – удивленно поднял брови Громов.
- От батьки Махно!
- Что?! – еще больше удивился Громов, - Ну-ка давай его сюда.
К нему подошел щеголевато одетый молодой мужик.
 - Здорово, командир! – приветствовал он Громова.
- Здоров, коль не шутишь, - протянул руку Громов. – Ты как меня нашел?
- У батьки в каждом населенном пункте свои люди. Давай-ка отойдем в сторонку, - произнес незнакомец, увлекая Громова на тропинку, - Батька прослышал о тебе и приглашает к себе в гости. Это великая честь! Не каждый ее удостаивается.
- Спасибо, не могу.
- Почему не можешь?
- Ну во-первых, кто ты такой? Почему я должен тебе верить? Поеду я и к белым в полон угожу!
- На этот случай у меня документ есть, - он достал из-за пазухи сложенный вчетверо листок.
- Не надо, не разворачивай, - остановил его Громов, - Я тебе таких бумажек больше десятка могу показать. Сейчас это легко делается.
- Ну а во-вторых?
- Во-вторых, отряд бросать не хочу.
- У тебя что, заместителя нет?
- Ну почему же? Есть! Но своих людей не брошу.
- Ну что ж похвально! Так я батьке и передам.
- Самоуверенный ты больно! Мне, по-хорошему, тебя вообще расстрелять нужно. Что б не выдал. Вдруг ты белый лазутчик?
- А как же документ?
- Место себе одно можешь этим документом подтереть! Я же тебе сказал, что никаким документам не доверяю.
- Так что, расстреливать меня будешь?
- Нет, не буду! Не хочу грех на душу брать. Да и Нестора Петровича уважаю крепко. Езжай с Богом!
- А не боишься, что выдам? – усмехнулся незнакомец, - Сам говоришь, что я белым лазутчиком могу оказаться.
- Нет! Не боюсь! Все одно белым меня не сыскать, а я ударю там, где они этого меньше всего ждут.
- Молодец ты, командир! Какой молодец! Обязательно расскажу о тебе батьке. Думаю, мы с тобой подружимся. Не прощаюсь, увидимся еще, - он птицей взлетел на коня, пришпорил, и вскоре конский топот затих вдалеке.
- Зачем ты его отпустил, Федор? – подошел к нему Грачев.
- Пущай едет.
- А если это гад какой, выдаст?
- Пущай!
- Что значит пущай? Уходить надо!
- Нет, не надо!
- Почему?
- Здесь нас искать не будут. Они же не думают, что мы после такого разговора с места не сдвинемся? Как думаешь?
- Думаю, не думают!
- Ну вот, а мы останемся. Пущай нас по лесам да деревням ищут!
- Ну, ты голова!
- Посты на всякий случай усиль!

Вечером Громов под покровом темноты пробрался к себе домой.
- Здорово, батя! - приветствовал он вышедшего ему навстречу отца, - Машка дома? Соскучился по ней сильно!
- Здравствуй сынок! Уехала Машка.
- Куда это уехала?
- В Париж!
- Ты что, шутишь?
- Какие уж тут шутки! Часа два как уехала. Офицерик тут один за ней прискакал. У меня благословения просил.
- А ты что?
- Ну, я ей нынче и за отца и за мать. Тебе ж некогда с дочкой то заниматься. Дал я им благословение. Пущай себе едут до Парижу. Может, у них жизнь сложится лучше, чем у нас.
- Батя, а ты камешки-то ей отдал?
- Ну а как ты думаешь? Конечно, отдал!
- Все?
- Не боись, тебе маненько оставил. Можешь хоть сейчас забрать. На прежнем месте лежат. Зачем приехал-то?
- Посоветоваться хочу, батька Махно к себе кличет. Ехать, аль нет?
- А зачем кличет то?
- Про бой с белыми слыхал?
- Слыхал!
- Так вот он думает, что это я с белыми воевал.
- А это не ты?
- Нет, батя, не я.
- А кто?
- Бог его знает. Степан накануне на стации бочку спирта нашел. Мы всю ночь пили, а утром проснулись – герои! Даже неудобно как-то. Получается, что мы чужую славу себе присвоили.
- Может, объявится кто?
- Да я и сам так думал. Ну, нет здесь в округе никого, кроме нас.
- Да! А почему же тогда такие деньжищи за твою голову обещаны?
- Какие деньжищи? С чего ты взял?
- Так вон, на кажном заборе бумажки расклеены. За твою голову сто царских золотых червонцев дают. Когда шел сюда, не видал?
- Нет.
- А может, и правду, это ты с ними войну затеял, только забыл спьяну?
- Да нет, батя, быть не может!
- А может, ребята твои? Сам говоришь, никого другого в округе нет.
- Черт его знает, сейчас я уже и сам сомневаюсь. Ну, так как? Ехать мне к батьке Махно, аль нет?
- Не торопись, посыльного дождись.
- Был уже посыльный!
- Ну а ты что?
- Назад его воротил. Сказал, что не верю я ему.
- Как же ты теперь к нему поедешь, раз посыльного развернул? Жди, когда другого пришлют.

Батька Махно сидел на улице и брился перед осколком зеркала, когда к нему подошел щеголеватый мужик, с нагайкой, засунутой за голенище сапога.
- Ну, что Свирид, прибыл уже? – обратил на него свое внимание Махно.
- Прибыл, батька.
- Громова видал?
- А как же, конечно видал.
- Ну и где он?
- Сказал, не приедет!
- Как это, не приедет? – возмутился Махно.
- Не поверил он мне!
- Документ бы ему показал!
- Показывал!
- Ну?
- И документу не поверил, говорит, сейчас любой документ легко сделать.
- Правильно говорит!
- Расстрелять меня хотел.
- А чего ж не расстрелял?
- Говорит, тебя крепко уважает, а так бы грохнул.
- Молодец, парень! – восхитился Махно, - Задова ко мне покличь!
- Зараз, батька!
Минут через пять подошел Задов.
- Звал, батька?
- Слушай, Лева! Ты что ж, Свирида к Громову одного посылал?
- Так здесь же рядом.
- А ты знаешь, что Громов его расстрелять хотел.
- Так я ж ему документы выдал.
- Чихать он хотел на твои документы! Понял?
- Так там же и печать, и роспись твоя. Все, честь по чести.
- Слушай, Лева, ты у меня начальник контрразведки или хрен собачий? Думать то ты должен? Не поверил Громов Свириду, и правильно сделал!
- Чего ж здесь правильного?
- Ну, ты бы на его месте поверил?
- Я бы? Нет! Я вообще никому не верю.
- Ну, вот и он не дурней тебя оказался! Возьми хлопцев, человек сорок и прошвырнитесь-ка по окраинам.
- Хорошо батька, завтра с утра двинем.
- Сейчас поедешь!
- Батька, ночь на дворе.
- Вот и хорошо, что ночь. Встретишь Громова, ко мне зови. Знаешь, где его искать?
- В лесу, где ж еще. Свирид дорогу покажет.
- Удивляюсь я тебе Лева! Мы же с тобой убедились, что Громов, умный мужик. Неужели, после того, как он Свирида отпустил, с места не съехал? Да его сейчас там давно и след простыл. Куда, куда, а в лес то, как раз ехать и не стоит. Нет его уже там!
- Не волнуйся батька, никуда он от меня не денется.
- А чего мне  волноваться? Это ты волнуйся! Ты мой характер знаешь!
Задов согласно кивнул  и, понурив голову, пошел к дымящемуся костру.

Полковник Иванов спал в обнимку с пышногрудой крестьянкой. Вечером он крепко выпил с хозяйкой, у которой стоял на постое и как-то незаметно для себя оказался вместе с ней в ее постели. Внебрачные связи он не приветствовал и испытывал угрызенья совести, но потом под воздействием спиртного все-таки переступил черту. Война все спишет, - успокаивал он себя перед тем как уснуть.
- Господин полковник, господин полковник, проснитесь! – кто-то тряс его за плечо.
Полковник открыл глаза и при тусклом свете свечки увидел лицо адъютанта Дронова, поручика Шмелева.
- Что случилось? – он приподнялся на локте.
- Беда, Леонид Сергеевич! Полковник Дронов застрелился!
- Когда?
- Только что.
- Подождите меня на улице, я сейчас выйду.
Полковник быстро оделся и вышел. Шмелев держал под уздцы предназначенную для Иванова лошадь.
- Как это случилось?
- Зашел в кабинет, закрылся и выстрелил себе в висок.
- Что он перед этим делал?
- В лес ходил, воздухом дышал.
- Один ходил?
- С поручиком Лукиным.
- А поручик сейчас где?
- Не знаю, здесь где-то.
- Разыщите его и срочно ко мне, - с этими словами он сел в седло и поскакал. Следом за ним поскакал и Шмелев.
Полковник Иванов удалил всех из кабинета и начал осмотр. Ничего примечательного там не было. Пистолет на полу, предсмертная записка, распечатанная бутылка коньяка «Наполеон», рюмка с его остатками на самом дне. Тело полковника из кабинета уже вынесли. В дверь постучали, на пороге показался Шмелев.
- Ну что? Нашли Лукина? – спросил полковник закуривая.
- Нет нигде!
- Хорошо искали?
- Хорошо!
- Седлайте коней!
- Господин полковник, что случилось?
- А вы не знаете, что случилось? Дронов застрелился, Лукин, с которым Дронов прогуливался перед смертью, бежал.
- Возможно,  это какое-то совпадение.
- Совпадение? Я бы согласился с вами, если бы невестой у Лукина не была дочь Громова!
- Что?
- Седлайте коней, - устало произнес Иванов, - недооценил я Громова. Если сейчас мы не выступим против него, завтра может быть поздно.

Через полчаса белый отряд выступил в направлении родного села Громова. С другой стороны к нему приближался отряд батьки Махно. Увидав друг друга в предрассветных сумерках, бойцы с обеих сторон спешились и залегли. Задов, обладающий острым зрением, разглядел в предрассветной дымке, белые полоски на папахах у противоборствующей стороны и приказал развернуть тачанку пулеметом на неприятеля. Затем, повернувшись к Свириду, приказал: - Скачи во весь опор к батьке, передай, белых здесь тьма! Пусть выручает!
- Кто такие? – послышалось со стороны белого отряда.
- Сначала вы скажите, кто вы такие? – прозвучал ответ со стороны Махновцев.
И те и другие замерли, с напряжением всматриваясь друг в друга.

Грачев вышел из шалаша и подошел к костру, возле которого грелся Василий со своим дедом. Грачев протянул руки к огню, - Гром не возвращался? – обратился он к Ваське.
- Пока нет.
- Давно ушел?
- Ну вот, почитай, как вчера с вечера ушел, так до сей поры, и не было.
- Опасаюсь я за него. Кабы чего не случилось.
- Не первый раз уезжает.
- Знаю, но все равно, места себе не нахожу. Дед, у тебя самогонка есть?
- На, хлебпани! – дед протянул Грачеву солдатскую фляжку.
Грачев сделал глоток вонючей жидкости, вернул фляжку. Встал, прошелся по тропинке, вернулся назад.
- Все, Васька, скажи, чтоб коней седлали. Навстречу Грому поедем.
- Может, вернется вскорости?
- Не могу, душа не на месте! Скажи, пусть седлают.

Громов простился с женой, сел на коня и не спеша ехал по направлению к лесу. Занимался рассвет. Первые солнечные лучи осветили небосвод. Краешек солнечного диска показался над горизонтом и неправдоподобно быстро стал подниматься.  Громов взобрался на небольшой холм, натянул поводья и остановил коня. Как на ладони, перед ним раскрылась панорама предстоящей битвы. Инстинкт самосохранения буквально кричал ему: развернуться и скрыться. Но он, сам не зная почему, продолжал стоять на виду у противников.
Все взгляды, невольно обратились на одинокого всадника. Человек, сзади освещенный солнцем, сидел на вороном коне. В его облике было что-то мистическое. Конь, наклонив голову, тихо фырчал и бил копытом землю, его длинная грива слегка колыхалась. Сам человек сжимал в левой руке поводья, в правой – ружье. Его лицо искажала зловещая улыбка.
- Громов! Громов! – прокатилось в отряде белых. Внезапно, на противоположный холм выехали всадники под предводительством Грачева.
- Спасайтесь, окружают! – раздался истеричный вопль. В стане белых началась паника, солдаты бросали оружие и, сминая офицеров, пытающихся их остановить, кинулись бежать. Застрочил пулемет на тачанке Задова, поливая свинцом спины убегающих. Защелкали ружейные выстрелы. Конники Громова и батьки Махно, объединившись, вынули шашки, догоняли убегающих и рубили с плеча. Все офицеры погибли в первые минуты боя. Полковник Иванов был убит выстрелом из пулемета, ротмистра Волина убегающие солдаты сбили с ног и затоптали. Конные махновцы, гонялись за офицерами, не давая им ни единого шанса на спасение. Немногим удалось спастись. Через полчаса все было кончено. Белогвардейский отряд, в несколько раз превышающий по численности отряд Громова, был разгромлен и перестал существовать. Громов спустился с холма и подъехал к тачанке. Следом прискакал и Задов. Оба спешились. Задов широко развел руки и пошел к Громову.
- Ну, братуха, ну, брат! - в восторге повторял он, - Дай я тебя обниму! – он крепко обнял и троекратно расцеловал  окладистую бороду Федора.
- Если б не ты, порубили бы нас белые в лапшу. Это же надо! Говорили мне, что ты герой! Не верил! Зараз сам убедился. Теперь я тебя никуда не отпущу. Поехали к батьке.
- Не стоит!
- Как это не стоит?
- Да вот он и сам, кажись, скачет.
По дороге запряженная тройкой лошадей, поднимая клубы пыли, мчалась тачанка, над ней развевалось черное полотнище. В тачанке, рядом с кучером, сидел сам батька Махно. За ним с шашками наголо скакала конница. Задов выскочил на дорогу и замахал руками. Увидав его, кучер сдержал коней и, подъехав к Задову, остановился.
- Ну что тут у тебя? – спросил батька у Задова, вылезая из тачанки.
- Всё батька! Разгромили мы их к едрене фене.
- А чего ж Свирид говорил, что белых тут тьма тьмущая?
- Было! Побили мы их. Вон посмотри, сколько их здесь валяется!
Махно поднес к глазам бинокль и осмотрелся, - Мать честная! – вымолвил он, - И это вы их всех побили?
- Нет, батька, не мы! Если б не этот парень, - кивнул он на Громова, - Лежать бы нам на их месте, а сейчас от белого отряда один пшик остался.
- У вас потери большие?
- Нет у нас потерь, батька!
Махно недоверчиво смотрел на Задова, - А раненые?
- И раненых нет!
- Слушай, Лева! Ты что мне здесь рассказываешь?
- Батька, ей-Богу не вру! Белые, как Громова увидали, так оружие побросали и врассыпную. Мы за ними по всему полю на конях гонялись. Гляди, сколько оружия собрали! – он показал рукой на сваленные в кучу винтовки.
Махно недоверчиво и удивленно оглядывался по сторонам. Затем подошел к Громову, - Ну, здравствуй, герой. Давно хотел с тобой познакомиться. Ты Свириду моему почему не поверил, он ведь документ тебе показывал с моей личной подписью и  печатью?
- Время такое, нельзя документам верить.
- А я вот верю! Ну-ка покажи мне свой документ!
Громов в растерянности развел руки.
- Что? Нет у тебя документа? – подозрительно посмотрел на него Махно.
- Есть у него документ! Вот, батька! – Задов протянул батьке сложенный вчетверо листок бумаги.
- Ну-ка посмотрим, что у тебя за документ такой! – он развернул листок и прочитал:
- Белогвардейское командование за поимку или достоверные сведения о месте нахождения бандита Громова Федора Егоровича обещает награду в сто золотых царских червонцев, - Вот теперь верю! -  он с чувством пожал руку Федора, - Говорили мне, что ты здесь белым мясорубку устраиваешь.
Громов смущенно улыбался.
- Пойдешь ко мне заместителем? – батька славился своей способностью мгновенно принимать решения. И надо сказать, интуиция его редко подводила.
- Нет, батька, не пойду!
- Это почему же?
- Здесь у меня свой отряд...
- А будет армия!
- Нет, батька! Армия будет у тебя! У заместителей армий не бывает!
- Так может, ты хочешь, чтоб я у тебя в заместителях ходил? – батька вплотную приблизился к Федору, его рука потянулась к деревянной кобуре маузера, висевшей через плечо. Увидав это движение, Федор усмехнулся.
- Ты чего это скалишься? – вкрадчиво спросил батька, - Аль не боишься?
- А чего мне тебя бояться? У меня перед тобой вины нет!
Батька с минуту постоял, пронзительно вглядываясь в глаза Федора, затем порывисто снял с себя маузер и накинул ремешок его кобуры на шею Громова.
- Вот, Громов, мой тебе подарок! Владей! Поехали ко мне в гости! Увидишь, каким гостеприимным может быть батька Махно!

Батька Махно действительно оказался гостеприимным хозяином. Три дня гуляли всем отрядом. Перед расставанием батька каждому дал по пятьдесят золотых червонцев. Громову вручил сто пятьдесят со словами:
- Ну не могу же я дать меньше, чем беляки за твою голову обещали!

Отряд Громова, как обычно, находился в лесу. Громов собрал бойцов и, расположился около костра. Задумчиво глядя на пламя, произнес:
- Все, хлопцы! Повоевали и будя! Домой пора вертаться.
- Ты что, Гром? Разбегаемся, что ль? – обратился к нему Грачев.
- Помнишь, Семен, как обещал я тебе, что от белых пух и перья полетят?
- Помню!
- Полетели?
- Конечно, полетели!
- Отомстил ты белым за свою исполосованную спину?
- В полной мере!
- Ну вот! А зараз домой пора. Из наших обидчиков уже никого и в живых не осталось. Так что спокойно можно вертаться. Да и негоже, когда детишки без отцов растут, а их батьки по лесам хоронятся. Руководил я вами как мог, только два человека из-за своей глупости погибли. Остальные все живы и здоровы. Так что, прощевайте братцы! Не поминайте лихом, если что.
Люди притихли, внимательно вслушиваясь в каждое слово своего командира.
- А ты как же, Федор? – подал голос Грачев.
- А мне домой нельзя, фамилия у меня дюже известная стала. Не дай Бог, придут обратно беляки, всю семью постреляют.
Бойцы нерегулярной красной армии, понурив головы, стояли около Громова.
- Ты вот что, Гром! – за всех выступил Грачев, - На каждого из нас можешь положиться как на самого себя! Приходи к нам в любой момент, хоть днем, хоть ночью, хоть с бедой, хоть с радостью. Мы тебе завсегда рады будем.
Громов поднялся, с каждым обнялся, троекратно расцеловался, не скрывая слез, взял коня под уздцы и по тропинке углубился в лес.
 
Сергей с Марией, на удивление, благополучно добрались до Парижа. По дороге их ни разу не остановили многочисленные патрули, не ограбили бандиты, не обидели хулиганы. В Ростове, в церкви, они обвенчались и дальнейший путь продолжали уже в качестве законных супругов.
Сергей с Машей подошли к красивому особняку и, пройдя сквозь арку, направились к парадному подъезду. Несмотря на солидный внешний вид самого здания, создавалось ощущение упадка и запущенности. Сергей постучал,  дверь долго никто не открывал, затем на пороге появилась его мать. Ее еще молодое, красивое лицо избороздила сеть мелких морщин. При виде ее сердце Сергея сжалось.
- Серж! – произнесла она и расплакалась.
- Матушка! – Сергей обнял мать и расцеловал в щеки.
- Господи, что же мы тут стоим? Заходите в дом. Серж, а эта красивая девушка, вероятно, твоя невеста? – с хитрой улыбкой поинтересовалась мать.
- Нет, мама, - жена! Мы в Ростове обвенчались.
Маша сделала реверанс. В сочетании с ее деревенской одеждой это выглядело весьма комично.
- Как же Вас зовут, милое создание?
- Мария! – скромно опустила глаза Маша.
- Какое красивое и редкое в наше время имя!
Разговаривая, они зашли в дом и расположились за столом.
- Ну, как ты здесь живешь, мама?
- Все хорошо, Серж, все хорошо!
- Мама, я же вижу что это не так! Почему ты одна? А где прислуга?
- Серж, я уже очень давно одна. Лишь Лизавета не покидала меня все эти долгие четыре года.
- Так, где же она?
- Пошла за продуктами. Я ей дала папин орден, возможно, удастся его продать, - у нее повлажнели глаза.
- И дом этот уже не наш. Скоро мы переедем в небольшой особнячок на окраине. Лиза присмотрела.
- А что с этим домом?
- Он описан за долги. Господи, да ведь у меня сохранилась бутылка Бургундского, - она достала из серванта бутылку и три фужера, - Серж, помоги открыть.
- Бога ради, подождите, - произнесла Маша, - я должна выполнить волю своего деда.
С этими словами она достала бутылку со святой водой и стала разливать ее по фужерам. Вдруг, в последний фужер что-то упало и скрылось в чистой воде.
- Что это? – спросил Сергей.
- Не знаю, - как-то неуверенно произнесла Маша. Затем перевела взгляд на бутылку и расплакалась.
- Это дед! Это все дед! Это он, мой ангел хранитель!
Бутылка была наполнена наполовину бесцветными, блестящими камнями.
- Это бриллианты, - пояснила она, - Их в воде не видно. Вот почему дед и говорил, чтоб в пути мы из этой бутылки не пили.
Сергей расстелил на столе носовой платок и высыпал на него содержимое бутылки.
- Мама, ты посмотри, сколько здесь! – с восторгом произнес он.
Бриллианты внушительной горкой лежали на носовом платке и переливались на солнце.

                Эпилог

Громов с Катериной, не дожидаясь, чем закончится противостояние белых и красных,  покинули страну и перебрались в Харбин. Егора Кузьмича раскулачили. В доме у него был обыск, нашли шесть золотых червонцев и его вместе с женой сослали  в Сибирь. Зерно, закопанное в амбаре, частично сгнило, частично было съедено крысами. Громов пытался забрать родителей к себе, но Советское правительство не дало разрешения на их выезд. Вскорости они оба заживо сгорели в выделенной им лачуге. Сергей с Марией расплатились по долгам. Мария стала владелицей модного косметического салона. Раз в год они обязательно встречаются с Громовым. Громов обожает, когда его внуки садятся к нему на колени и теребят ему усы и бороду.