Глава 22 Наш фамильный художник

Из записок
1985-1992
Побродить бы еще, подышать мартовским весенним воздухом, но... По чуть потрескивающему ледку уже подходим к дому номер семь, - идем к Аристарху Бетову на день рождения. Работает он художником-оформителем в проектном институте, а по выходным пишет картины. Невысокий, незаметный, но есть в нём то, чему верю: поможет, когда позарез будет нужно. И уже поднимаемся по ступенькам меж истёртых, исписанных стен подъезда, входим в квартиру, поздравляем именинника, протягиваем ему в подарок альбом рисунков и акварелей Русского музея, я целую его в щеку. Почти следом приходит наш друг-художник Юрий, громоздит на стул свою картину: весеннее небо, - Юрий Андреевич небо пишет всегда отлично! – дорога с подтаявшим снегом меж стаек берез, а за ними поле изумрудной озими. Отлично!.. Показывает и письмо ему с приглашением выставки в Воронеж.
- Ехать ли? - сомневается.
- Да ты что? Конечно, ехать, - Платон, Коля Иванцов.
А потом - сумбурное застолье: Коля с Платоном всё говорят и говорят о «собственной чашке» в семье, - плохо, мол, это или хорошо; Таня, жена Иванцова – всё о детях да о детях; Лёля, жена именинника, угощает и угощает всех, а дочки и мать улыбаясь, всё помалкивают.
Но вот уже Аристарх провожает нас по темноватым улочкам к троллейбусу, идет рядом со мной, и я всё говорю и говорю о своей поездке в Индию и Цейлон, о солнце, совсем другом солнце тех стран, а он - о солнце и луне Армении; я - об Индии, о ее запахах, цветах, он – снова об Армении, о том, как попал в больницу, лежал там, никому не нужный, а потом начал рисовать тех, кто был в палате, за это ему понесли еду, фрукты и он стал выздоравливать. А над нами висела огромная луна… солнечная поляна и я щебетала:
- Ах, как же плохо, что в городе мы ее почти не замечаем! Она видна лишь в поле, в лесу, в деревне…
А под ногами похрустывал ледок, пахло весной и ветерок холодил щеки.
Но подползли освещённые окна троллейбуса. Мы с Платоном вошли. Я оглянулась: Аристарх стоял какой-то распахнутый, - и пальто, и глаза - а потом он же - в темном проёме двери. Но резко захлопнулись створки, отрезав его прощальный взмах.

… Приходили Бетовы. Пили мы кофе, говорили и говорили о том, что накопилось, ждало выплеснуться. Лёля добрая, милая женщина, во всём согласная с мужем и, наверное, он для неё - и голова семьи, и творец, которому поклоняется. А для нас - не только талантливый художник, но и тот, с кем можно поговорить обо всём, зная, что не пойдёт, не донесёт «куда надо», а такое многого стоит.
… Балкон открыт, подувает свежий ветерок, а я сижу и вяжу сыну свитер. И как же мне отрадно наедине с моим долгожданным «величеством» одиночеством!..
Но вот - Платон и Аристарх. Оказывается, сегодня у них первый сеанс, - художник хочет написать портрет мужа. Ну что ж, придется моему «величеству» подождать и свитеру – тоже.
А «модель» уже - у стола и Аристарх говорит и говорит о рассказах Платона. Но вот откладывает кисть, открывает его сборник, ищет в нём нужную страницу:
- Вот, нашел! – И читает: - «Зачем встречаться с беспокойным прошлым? Пусть бы по-прежнему прикрывало твою лысеющую голову от беспощадных лучей жизни легкое облачко тихой грусти по не сбывшемуся». - Перелистывает несколько страниц: - И еще. «Нет, оказывается не поздно задуматься даже тогда, когда пойдет вторая половина дня и крылья мечты, надежды уже опустились, повисли ненужным грузом и просто мешают жить».
Закрывает книгу, снова берет кисть, смотрит на Платона:
- Ты же этими словами открываешь человеку глаза, чтобы задумался о своей жизни, подталкиваешь его к действию! 
Вижу, приятно Платону слышать это, а я, чтобы не мешать их диалогу, иду на кухню заваривать кофе.
1986
… Платон пришел домой в половине двенадцатого под хмельком.
- Где так долго?.. – вышла к порогу.
- Да были с Юрой Махониным у Аристарха, «обмывали» событие. Его портрет «Инженер» взяли на областную выставку.
- Ну что ж, портрет этот у него отличный. Мог бы Аристарх стать настоящим портретистом, если бы…
- Если бы писал тех, кого хочет и так, как хочет, а то…
- А что «а то»?
- Да в нашем Союзе художники всё больше пишут передовиков производства в манере соцреализма, поэтому и…
Перебиваю:
- Но Платон, передовики тоже люди, и если художник…
- И если художник, – перебивает и он меня: - конъюнктурщик, то из него получится только плохой художник… как и из писателя. Вот я… Написал правду об обкомовцах-пенсиорах, которые хотят себя еще и в книгах увековечить, прочитал Аристарху и Юре, а они сказали: рассказ, мол, очень глубокий, но держать его надо в столе… да подальше, чтобы не попал в руки гэбистов*.
А ведь прав. Прав мой, зажатый идеологией журналист-писатель.

… Шли с художественной выставки, и Аристарх опять говорил и говорил о сборнике Платона: ничего, мол, более лучшего за последние годы не читал и особенно понравился ему рассказ, который - в названии книги: «Серебряные сопки».
…И снова Платон позировал Аристарху, а за чаем рассказал:
- Позавчера, кажется… - Поставил чашку на стол: - Ну да, позавчера иду по улице, а навстречу две собаки гонят кошку. Мечется та, ищет куда бы спрятаться и вдруг прыг ко мне на плечо! Почему ко мне? – засмеялся: – Рядом и другие люди шли.
И взглянул на меня, будто я должна ответить на его вопрос.               
- Аристарх, - улыбнулась: - если бы я была той кошкой, то именно на твоё плечо и вспрыгнула б.
- Почему? – взглянул удивлённо.
- А потому, что верю тебе до конца… без границ. Верю в то, что не оставишь, когда будет трудно.
Вроде бы смутился, но ничего не ответил, и тогда «перевела стрелку» разговора на другое:
- Золотой ты муж, Аристарх, - сказала и взглянула на своего: – Успеваешь и на службу ходить, и вечерами портреты заказные писать, и дачу строить.
Платон вроде бы понял мою игру, а я нарочито продолжила:
- А у нас дачи никогда не будет.
Вроде бы и он понял о чём я, взглянул на молчащего Платона:
- Почему ж не будет? А Платон Борисыч на что? Разве не построит? – И помолчал,  погасив улыбку: - Вот мне сейчас предлагают еще одну работу. Конечно, не хочется забрасывать живопись, но придется, чтобы домик дачный достроить.
И на это ничего не ответил мой писатель, а я подумала: «К сожалению, у моего мужа голова и руки приспособлены только для карандаша или ручки».
… И состоялся последний сеанс. К десяти вечера портрет был готов и «выставлен для всеобщего просмотра». Молодец Аристарх! Но всё же сказала ему:
- Только вот борода у Платона как-то уж очень… на первом плане. -  И улыбнулась, чтобы смягчить замечание: – Но зато это придает ему некую монументальность.
Ничего не ответил. Да и Платон лишь улыбнулся».   
               
2002
Встречи с Аристархом, хотя и не частые, случались тогда ещё не один год. Заказывали мы ему портреты дочери, сына, своих родителей, которые он писал с фотографий, и поэтому в шутку называли его «наш фамильный художник». Начал он писать и мой портрет, и уже приходил к нам два или три раза, а потом…
В тот день закончил он писать, когда стало темнеть, и разрешил мне его посмотреть:
- Ой, какая я круглолицая! - удивилась: - Да еще этот пестрый платок на плечах… Ну, прямо, Кустодиевская* купчиха!
На что Аристарх ответил:
- Но портрет сырой, буду еще работать.
А когда он и Платон ушли, я стала его подправлять… пальчиком, и так увлеклась, что когда Платон вернулся, то сразу заметил:
- Мазки какие-то странные… Что, он еще чем-то писал?
- Да, нет, - засмущалась: - это я попробовала… пальцем.
Платон только ахнул, а я... Конечно, стыдно было! Стыдно и сейчас, но что было делать?
Когда Аристарх пришел и увидел мое «творчество», то ничего не сказал, но в тот день писать не стал, заторопился домой, а потом…
Потом несколько раз предлагал продолжать сеансы, но я не хотела, - то ли не верила, что получится хороший портрет, то ли мешал не погасший стыд? И с тех пор незаконченный портрет мой стоит за письменным столом мужа лицом к стене.
Но висят у нас отличные карандашные рисунки моей мамы, отца, а еще тот, который нравится больше всех: послевоенные годы*, мне – восемь, маме – за сорок, и мы, заморенные, худые, сидим на кровати и на мне сшитое мамой черное платьице с круглым вырезом и серыми рукавами, - на черные не хватило ткани.

«…Вот уж и впрямь золотые руки у Аристарха! Не только дачку сам почти построил, но и камин в ней выложил. Но покайфовать возле него нам пока не удалось, - как-нибудь зимой посидим, - а вот вчера…
С Юрой Махониным и его женой Валей, сидели мы на их уютной веранде, его жена Лёля угощала нас салатами с грядок, потом пили чай с домашними крендельками, ходили купаться к озерцу, что совсем рядом, а когда вечером в купальниках шли вдоль заборчиков, над которыми тянулись к нам ветви с почти зрелыми яблоками, то Аристарх, взглянув на нас и пошутил:
 – Ну прямо три грации!
На что Юра сомнительно хмыкнул, а Платон поспешил смягчить его ухмылку:
 - А что? Вполне.               
О-отличный был день!
… Муж ходил на заседание избирательной комиссии. А дело в том, что Аристарх предложил институту, где работает, выдвинуть Качанова кандидатом в местные Советы. И собрание проголосовало почти единогласно, но тамошний Райком партии развернул компанию «против» демократа Качанова, признал то собрание недействительным, но Аристарх не собирается сдаваться и хочет еще раз собрать институтских коллег.
… Были у Бетовых. За бутылкой водки они рассказывали, как вечерами ходят по подъездам и расклеивают листовки, которые Аристарх тайком отксерокопировал в своем институте: «Черные чернила тем, кто ездит в черных «Волгах!» и «за» кандидатуру Платона. Кстати, на собрании в том же институте «за» кандидатуру Качанова снова проголосовали почти единогласно, так что, хлопотами Аристарха мой муж стал кандидатом в предстоящем голосовании в наш местный Совет.

… Пять суббот Аристарх писал портрет дочки, сегодня закончил и вот мы всей семьёй - перед ним: сидит она в кресле, на поручне - рука с браслетом, пёстрая индийская юбка чуть оголяет колено, улыбаясь, смотрит на нас… Хороша! А, вернее, портрет хорош. Не к чему придраться, и мы хвалим, а у Аристарха глаза поблёскивают и даже румянец вспыхнул на щеках. Доволен!
Но уже за столом и Платон с бокалом:
- Моя жена задумала создать литературный триптих: жизнь матери, свою жизнь, а дочка должна завершить его. Первая часть сделана, вторая... – смотрит на меня: - думаю, будет, так что предлагаю выпить за то, чтобы и третья, - посылает улыбку дочке: - как и этот прекрасный портрет, тоже будет написана, ну а внучка вырастит, разбогатеет и всё издаст.
Я улыбаюсь, улыбаются дочка, Аристарх, а внучка Машка согласно гулит в своей красивой качалке.

…Пользуясь полномочиями депутата местного Совета, Платон у коммунистической власти «выбил» для журналистов недавно созданных «Новых известий», где теперь работает, целое колхозное поле. Но осталось несколько участков не «заселёнными», и Платон предложил один из них Аристарху, так что теперь мы – соседи, и уже как-то, «обмывая» свои землевладения, под березами, у костра, пекли картошку, лакомились ею, пропахшей дымком, запивали пивом. И то был кайф!

… Вчера весь день провели на даче у Бетовых и наконец-то сидели у камина, пили домашнее винцо, говорили и говорили о том, что начало открываться в газетах, по радио, телевидению: о скрытых ранее фактах прихода к власти Ленина*, гражданской войне*, развязанной большевиками после переворота 17 года, «расстрельных списках» Сталина*, о ГУЛАГе*… А вокруг домика всё сияло инеем, в нетронутом снегу смешно подпрыгивая, выискивали что-то длинноносые ни то галки, ни то грачи, перепархивали с ветки на ветку синички и, осыпая с веток снег, упруго взлетали в бирюзу неба. Как же не вплетались наши разговоры в то, что нас окружало!
Потом рассматривали картины хозяина, - у него там мастерская, - и он показал портрет поэта Есенина*, который «идёт ну уж очень трудно».
- А зачем ты его пишешь? – удивился Платон: – Его портретов уже столько понаписали, что хоть пруд пруди.
На что Аристарх вроде бы обиделся… как мне показалось.
Но стало темнеть и мы пошли к вокзалу. Петляли по чуть заметной тропинке меж придавленных снегом, покосившихся заборчиков, и этот уходящий день казался коротким праздником жизни.

… Вечером Платон пришёл домой напряжённый, молча съел салат, пододвинул кашу с сосиской, и я спросила:
- Чего такой?..
- А-а… - И чуть не выронил вилку: - Встретил на выставке Аристарха, поехали к нему… - И махнул рукой: - Луче б не ездил!
- Что так?
- Да понимаешь... Не сошлись в оценке русского народа. Для него он только хороший, а вот власти плохие. И теперешние в том числе. А для меня народ и сам хорошь.
- Знаю, знаю о чём ты…
- А что, разве не так? Да, страдал народ. Страдает и теперь. Но ведь из народа вышли те, кто после семнадцатого* громил церкви, жёг иконы, разорял и растаскивал барские усадьбы…
- И усадьбы тех, - подхватила, что б как-то увлечь его в другую тему: - кто строил для народа школы, больницы, как наш Могилевцев*, а потом… - Но не сдержалась и только подлила масла в огонь: - А потом могилу его отрыли и кости по полю разбросали.
- Ну да, - подхватил: - ведь во время раскулачивания* находились среди народа и те, кто приходил развлекаться этим, как на зрелище.
Показалось, что закончил свою обвинительную речь, но, словно вспомнив, даже встал:
- А во времена терроров*? Ведь среди народа были доносчики на соседа, чтобы получить комнату, когда того расстреляют. Да и те «тройки»*, что расстреливали… Что, разве не из народа были надзиратели в тюрьмах, в лагерях. Эх…
И махнул рукой, отвернулся к окну. Знаю, при таких разговорах нервы его сдают, а поэтому еще раз поддержала:
- Да прав ты, прав. Может, Аристарх потому и отшатнулся от тебя, что трудно ему противоречить тебе.

… Давно Аристарх у нас не был. Если приглашаем – отказывается, на телефонные звонки отвечает сдержанно, а иногда и вовсе не хочет брать трубку, чего не скрывает Лёля. Как-то Платон предположил:
- Может, обиделся на меня, что сказал ему тогда. на даче, о его портрете Есенина, что он больше похож на юмориста Винокура?
- А зачем ты рубанул? – почти упрекнула: – Ты со своей правдой-маткой всех друзей от себя отвадил.
Ничего не ответил. Но позже подошёл:
- А, может, всё же из-за народа? Помнишь, рассказывал тебе, как мы в последний раз с ним поспорили…
Да помню я, помню! И, скорее всего, так и есть. Но ничего не ответила и только плечами пожала.

… На базаре пожилая женщина продавала несколько картин. Подошла, посмотрела…
Так себе, не за что взгляду зацепиться. А, впрочем, вот этот пейзаж… На переднем плане – розоватый снег, за ним – почти черные силуэты оголенных деревьев, а над ними… вернее, меж них – раскаленный шар заходящего солнца. Да, есть в том пейзаже настроение, игра красок. Наклонилась, поискала подпись. «А. Бетов». Так ведь это «наш фамильный художник»! И созвонилась, съездила к ним… Странно. Приглашали меня снова приезжать, но без Платона.
… По моему совету муж всё же «пробился» к Аристарху и привёл к нам. Ох, лучше б не советовала! Сидел перед нами почти другой человек. Распалённо, с ненавистью говорил и говорил о новой власти, - обокрали, де, хороший народ, набили себе карманы, и за это всех надо расстрелять, как в былые времена, а заодно и Николая Сванидзе, «этого продажного журналиста», на что я, фальшиво рассмеявшись, взмолилась:
- Аристарх, ну хотя бы журналиста пощади! – Только хмыкнул. - Да и вождей наших… Если и «набили себе карманы», как ты думаешь, что ж сразу и расстреливать, как при Сталине?
- Рас-стре-лять – словно трижды нажал на курок.
И уже боялись мы что-то ему возразить, а он, уже стоя у порога, «добил» меня окончательно: оказывается, ходит лечить катаракту глаза к бабке!.. и дочку с собой туда водит, чтобы спасти от сглаза, который «наслал на неё бывший муж».
Что случилось с человеком?»
 
2002
Когда-то Аристарху понравились строки из рассказа Платона: «Нет, оказывается не поздно еще задуматься над своей жизнью даже тогда, когда пойдет вторая её половина и крылья мечты, надежды, благородных стремлений уже опустились, повисли ненужным грузом и просто мешают жить». Так вот, после нашей последней встречи думаю: наверное, и его «крылья опустились, повисли». А, может, и взлетел он, но совсем в другую от нас сторону. И Платон мается: как же спасти бывшего друга? А я советую:
- Не надо, не делай этого. И потому, что Аристарх хотя и выбрался из той идеологической «трубы», о которой ты писал в повести, но не справился с переменами Перестройки*, - сломался и безнадёжно болен.
А, впрочем, не только Аристарх болен, но и все мы, кто жил в социалистическом лагере. И больны в разной степени, ибо гражданская война, развязанная «вождём всемирной революции Лениным», всё еще продолжается меж нашими душами, так что, остаётся нам лишь с грустью проститься с бывшим другом.
Но остались портреты, написанные им, и пейзаж с закатным солнцем, которое вот-вот скроется за почти черными стволами оголённых деревьев.

*Гэбист (нар.) - Сотрудники Комитета государственной безопасности CCCP.
*Борис Кустодиев (1878-1927) - Русский художник.
*Послевоенные годы _ После Великой Отечественной войны. 1941-1945.
*Владимир Ленин (1870-1924) - Лидер большевистского переворота 1917 года, глава советского правительства (1917-1924).
*Гражданская война (1917-1923) - ряд вооружённых конфликтов, последовавших за приходом к власти большевиков.
*Сталинские расстрельные списки - досудебные перечни лиц, подлежащих осуждению Военной коллегией Верховного суда.
*Иосиф Сталин (1878-1953) – Генеральный секретарь ЦК ВКП, глава СССР (1924-1953).
*ГУЛАГ - Главное управление лагерей и мест заключения в 1930-1956 годах.
*Сергей Есенин (1895-1925) – Поэт, представитель новокрестьянской поэзии.
«После семнадцатого» – После большевистского переворота 1917 года.
*Павел Могилевцев - Председатель и член Брянской городской Думы 1892–1902 годов. За благотворительность был награжден золотой медалью.
*Раскулачивание (раскрестьянивание) – С 1928 года политические репрессии, применявшиеся в административном порядке.
*Терроры 1937-1938 годов.
*Тройки НКВД - органы административной (внесудебной) репрессии при управлениях НКВД.
*«Перестройка» - Название реформ и новой идеологии 1990-х годов.

Фото: Картина Аристарха.