Два Спасителя

 
 Толечка проснулся от непонятной возни внизу хаты. Вы-глянув из-за трубы печки, он увидел, как немецкий солдат, толкает в спину полураздетого папку к выходу. Он еле успел ухватить свою палку-костыль стоявшую у двери. У него одна нога, после двух переломов кости, была короче другой.

 В хате – все уже были на ногах. Сестра и братья толечки-ны, с расторащенными глазами смотрели, как второй немец, выталкивал к двери его мамку.
– Нин! Дай мне Катю! Катю! Дай! – прокричала тогда она сестре.

 Но немец вытолкнул её за дверь... Катя, это – толечкина младшая сестра. Она лежала в подвешенной к потолку люльке, закрытой от света пелёнкой, и плакала. Ей шёл – четвёртый месяц.

 Толечка спустился с печки, и присоединился к сестре и братьям, стоящим в оцепенении. Старший брат, стал пытаться открыть дверь в сенцы. Но она была подпёрта сна-ружи.

 И тогда все кинулись окнам хаты. Но там уже – никого небыло видно... Но, через некоторое время, мимо проскакал,   галопом, верховой немец. И тревога увеличилась... Потяну-лись минуты ожидания...

 ...А потом – пришла мамка. На ней – небыло лица. Она второпях подбежала к люльке с плачущей Катей, и взяв её на руки, села на пол. Пол, это – небольшая возвышенность над остальной частью пола, называемой: земью...
Все, с испугом, молча смотрели на мамку...

 Вскоре Катя, успокоилась, и мамка, срывающимся голо-сом, стала рассказывать:

 – Немцы нас, выгнали за Ваненкиных, на поле. А тама, ужо стояли две шеренги выгнанных из Вяземского посёлка... В одной шеренге – были мужики, а в другой – бабы...

 Вяземский посёлок, (его ещё немцы называли, Силками),  находился рядом, через овраг.

 – А перед каждой шеренгой – стояли по два немца, с ав-томатами наготове…  И они нас – поставили к ним. И мы тут – набрались страху...

 ...И вдруг, один из автоматчиков, закричал что-то немцу, стоящему перед нами, указывая рукой на скачущего от Ва-ненкиных верхового немца... Он наскоку – размахивал чем-то белым…

 И мамка замолчала... Ей было – тяжело говорить...

 – И тот немец, соскочил с лошади, и подбежал с развёрну-тым листом  бумаги, к немцу стоящему перед нами... А в это время, его лошадь, – упала на землю... От неё – шёл пар…

 И мамка – замолчала, передохнула...

 – А наш немец прочитал ету бумагу и штой-то спросил  приехавшего немца. И тода наш немец, громко объявил нам по-русскому:

 – Германское командофание ощень сожалеет. Произошла общибка: посёлок Бор пыл не тот, что надо... 

 Мы стояли – не живы, и ни мёртвые... А ён, обвёл нас своим орлиным взглядом и приказал:

 – Сейчас фаши мужчины, пойдут в поселок Бор, и зако-пать там расстрелянных… А женщины сейчас пойдут собирать оружие на фаших полях, и – в лесу, брошенное фашим русским золдат...
 
 Мамка – замолчала... Успокоившись, она сказала:

 – Я щас должна итить. Нас, баб, будуть ждать два немца за Ваненкиными. Пойдём собирать снаряды...

 ...И мамка отдала Катю сестре Ниночке, а сама, одевшись, потеплей, вышла за дверь... И Толечка увязался за ней... Но мамка – прогнала его...

 ... Потом он увидел, как на возвышенности, перед почаев-ским лесом, женщины приносили и складывали в две кучки, всё, что приносили из леса. А возле каждой кучки – стояло по одному немцу с винтовками.

 И Толечка, издали наблюдал за ними, как женщины, в од-ну кучку складывали снаряды, противотанковые мины, минометные мины, ящики с толовыми шашками, гранаты с длинными деревянными ручками, и гранаты-лимонки ...

 Толечка, это – уже хорошо знал. Он, с ребятами вывинчи-вал из гранат взрыватели, такие тоненькие, как карандашики. Потом он их засовывал в трещины брёвен хаты, и ломал. Оттуда тогда – высыпался белый порошок...
В другую кучку, женщины складывали винтовки, десяти-зарядные, полуавтоматические винтовки, пулемёты, пуле-мётные ленты с патронами, оцинкованные ящики с патрона-ми к винтовкам, каски, гильзы, противогазы...

 Толечке тогда, очень хотелось отвинтить бинокль от длинной винтовки, которую только что принесла одна жен-щина. Но немец, никого из пацанов, не подпускал к кучкам.

 «Вот бы, сейчас, набрать себе патронов» – думал тогда Толечка. Он уже «хорошо» разбирался в патронах, винтов-ках, в пушечном порохе. И ему очень хотелось найти – на-ган. Но далеко в лес тогда его одного – не пускали...

 ...Они тогда с ребятами – забивали винтовочные патроны в утоптанную дорогу, а пулю от другого патрона, наставляли на пистон забитого патрона, и прижимали её влажной землёй. И тогда один из пацанов, ударял по стоящей пуле длинной палкой. То-то бывал взрыв... А вокруг образовыва-лась маленькая воронка...

 ...А когда они находили пушечный порох, от стомилли-метровых пушек, что загрязли в подымовском ровку, то вечером – устраивали фейерверки.

 Пушечный порох был крупный, как кусочек отрезанного карандаша, с дырочками внутри, и он по толщине, хорошо проходил в горловину винтовочного патрона, вместо пули. А когда чуть стемнеется, они разводили костёр около поды-мовского ровка, и ставили в костёр патрон с двумя пушеч-ными порошинками внутри. А чтобы они вмещались в па-троне, из него отсыпали его порох.

 То-то бывала радость, когда влетали в воздух, метров на пятнадцать, две горящих порошинки-ракеты...

 А иногда патрон в костре, падал... И тогда – спасайся, кто может... И они – разбегались...

 ...Ко второй половины дня, немцы, стоявшие у кучек, стали оставлять женщин около себя. А когда собрались все женщины, они их построили в одну шеренгу, и – перечитали. А потом, объявили им, что б они уходили по домам.

 – А мы сейчас путем взрыфать это... Век! Век! Шнеллер! Шнеллер! – и они стали махать руками в сторону посёлка...

 Толечка тогда спрятался неподалеку, в ровку. И наблюдал   оттуда, как немцы будут расстреливать кучки из винтовок, укрывшись в глубокой меже, проходившей в метрах в двухстах от кучек с оружием...

 И вскоре раздался первый взрыв, потом ещё два сильных взрыва... Потом ещё что-то долго взрывалось...

 Потом, Толечка – вернулся домой. Папка уже был дома. Он с волнением рассказывал, как они выполняли захороне-ние расстрелянных взрослых мужиков посёлка Бор. Немцы, всё это время наблюдали за ними.

 Они тогда, выкопали братскую могилу, и сложили в неё семнадцать взрослых мужиков, и одного мальчика, лет четырнадцати, и женщину с дочерью, лет двенадцати...

 – Без содрогания, на это было смотреть нельзя... – с дро-жью в голосе говорил отец. – Женщины посёлка – стояли не-подалеку от нас. Их немцы к нам – не подпускали. Но одну из женщин, они подпустили: она принесла тогда одеяло. И мы им –накрыли головы расстрелянных...

 И папка вытер ладонями намокшие глаза...

 – А когда было всё закончено, немцы ушли к большаку на Хвастовичи. И только тогда к нам подошли женщины посёл-ка Бор. И они рассказали нам, как всё это было...

 ...Их тогда, выгнали из своих хат, построили в две шерен-ги, отдельно мужиков, и – отдельно женщин, вывели за тер-риторию посёлка, и перед шеренгой мужиков – выставили два немца с автоматами наготове.

 И тогда немец, стоявший перед шеренгами, объявил на ломаном русском языку, что посёлок Бор – связан с партиза-нами, и сейчас все взрослые мужчины будут расстреляны, на глазах у женщин и детей...

 В это время, одна из женщин, выскочила из своей шерен-ги, и подбежала к шеренге мужиков, а за ней – кинулась и её несовершеннолетняя дочь...

 Они вместе встали в шеренгу мужиков, прижавшись к своему мужу, и – отцу. Тогда немец, стоявший перед шерен-гой мужиков, закричал:
 – Век! Век! – и замахал руками...

 Но в это время, из шеренги женщин выскочил ещё и мальчик, лет четырнадцати. И он подбежал к своему отцу, и прижался к нему... И тут уж немец – заорал... То ли на маль-чика, то ли на автоматчиков...
Раздалась короткая очередь, и шеренга мужиков – стала медленно оседать... Женщины стояли в оцепенении, а одна из них – упала...

 ...А в это время, из дальней, последней хаты посёлка, вы-шел ещё один немец. Он подошёл к карателю, стоящему перед шеренгой женщин, и что-то сказал ему. Тот выслушал его, и – махнул рукой. После чего они, собрались, и пошли на Вяземский посёлок...

 ...Неизвестно, что сказал тогда тот немец карателю... Но потом говорили, что он терпеливо ждал хозяина той хаты, пока тот обуется. А хозяин, явно, не торопился, наматывая на ноги портянки. А когда раздалась автоматная очередь, немец вздохнул, и махнув рукой в сторону хозяина, вышел из хаты...

 Так, в посёлке Бор, тогда остался в живых, только один из взрослых мужиков, отец Лёни Бобылёва...

 Осень 1941 – лето 2008 г


Рецензии