Ты нажмёшь курок?

 Ты поступила просто. Веками отточенные атрибуты дипломатического акта разили метко.
Эффект просвета на разумно сдержанном декольте-это
для меня.
До наготы, простой и до совершенства утончённый туалет учащал дыхание, сулил надежды. Это, тоже для меня.
После вчерашних слёз, после искренних слёз, целое море голубых брызг излучали глаза. Я утопал в них.
Твоя улыбка, твоя обворожительная улыбка успокаивала, ткала надежду, созидала мир. Это была скала,
уходила зыбкость. И я, даже представив себя исполином,
облокотился на твою скалу. Она не качнулась. Это тоже
для меня. Наконец то!
Пройдёт несколько томительных часов и голубые искринки глаз заполнят меня. Я умоюсь улыбкой. Твоей улыбкой. Я обниму твои руки…
Машина домчала быстро.
Ещё искрились глаза, ещё сияла улыбка и…выстрел в спину. Всё это было не для меня.
Ты поступила просто.
Мгновения превратились в вечность, я метался в агонии, искал облегчения и я вспомнил. Но там я был зритель.
Время далёкой юности. Судьба занесла меня в предгорья северного Кавказа. Кабардино- Балкария. Я и ещё двое, таких как я пытались согреть себя этой страной.
На троих одно охотничьё ружьё, маленькая комната на прокат и уйма планов, надежд. Они не сбылись.
Однажды, после очередной охоты / не знаю на что,
зверя мы не встретили/, возвращались домой. Заблудились.
Только утром вышли из леса.
На опушке, полукругом, стояла группа мужчин. Время
Глубокой осени. Лес голый. Промозглый. Мы не понимали
речи людей, но угадывались нотки задора, азарта, удали.
У каждого ружьё. Подошли и мы.
Увиденное покоробило. Метрах в десяти, от группы людей полустоял загнанный зверь. Задняя часть тела раздроблена, валялась. Одну переднюю лапу он поднял.
Видимо, тоже раненая и причиняла боль. Он силился полустоять на одной лапе. Со рта свисала кровавая пена.
Волк дрожал, слегка водил головой, смотрел. И, вдруг,
наши взгляды встретились. И ужас! Вспышки молнии я не
видел ярче! Не знаю сколько это длилось. Если миг, то
время способно разбухать, и в нём, вместилось всё. Круговерть вселенной, её сполохи и замирания, миллиарды лет пространства и времени, невообразимое
разнообразие миров в своём единстве, которое, мы называем Богом, переплавилось в этом существе и глубоким упрёком отразилось в его взгляде. И я почувствовал что он один. Что его никогда не было и никогда больше не будет. Эта единственная вспышка, в его роде, должна была нестись стрелой, пронизать мир и
уйти в своё время. Он почувствовал в моём взгляде всё то,
что видел я. В этот миг наступило единство. Волк и я – одно существо. Волк понял меня и заскулил. Я протянул
к нему руку и уже шагнул…но, кто то нажал курок.
Его мир исчез, мой гипертрофировался. Всё стало пусто, мелко, обыденно. Единственная нога волка,
надломано согнулась, голова медленно легла на траву. Как
то странно, что морда теперь отражала не страдания а
какую то улыбку. Но то была улыбка Мефистофеля и,
думал я, она адресована тоже мне.
Давно забылась эта история. Но ты поступила так просто. Вот вторая вспышка молнии и всё повторилось, но
на его месте теперь я . Другие обстоятельства, другими
средствами достигнута цель, но суть одна. Тот же безучастный мир, та же удалая толпа и кто то должен нажать курок. Но этот курок осилишь только ты.
…любимая, ты нажмешь курок?