Отрезание ломтя
Широк в столице свистковый ассортимент. Покупательнице предлагали: псовый охотничий рог, подманный пищик на рябчика, дудку боцманскую, дуду путевого обходчика, судейский свисток. Но все это было явно не то и, просто отчаявшись, молодая москвичка подошла к представителю службы ГАИ, и представитель, хоть и сам острейше нуждался в свистке, отдал его женщине, ибо ей свисток был нужнее. Он был нужен ей для жизни с родною мамой. А именно: возвратившись с работы, наша землячка вешала на шею свисток вместо кулона, чтобы, спасаясь от матери, без промедления можно было свистеть на подмогу милицию.
В сочинительстве морально-этических очерков главное - не отрезывать человеку путей для возврата в общество. Привлекается для этого, как прием, некая неразглашенность, некая секретчинка и вуаль, отчего герои именуются усекновенно: "инженер Я-ий", "скотобоец О-ов".
Морально-этический очеркист не допускает и мысли, что кто-то из сограждан негоден к возврату в общество. Надо только дать согражданину шанс, надо только взяться покрепче, бороться, бороться за человека. И вот на некоторое время отлученный от города, отчасти даже пропащий как личность, он войдет в свой город преображенным, и впереди мотоциклисты добровольных спортивных обществ на шестах повезут его поясные портреты, и даже разразится кампания за установку мемориальной доски над воротами некоего химкомбината:
ЗДЕСЬ ПРЕОБРАЗИЛ СВОЮ НЕТРУДОВУЮ
ПСИХИКУ К-ИН!
Не будет этого. К-ин не преобразится. И, нарушая каноны, во спасение тех членов общества, которыми мы дорожим, и для бесповоротной изоляции от общества чуждых ему элементов - огласим фамилии полностью. Итак, женщина со свистком - молодая мать, библиотекарь Ирина Саврасова. Л. Саврасова, ее мать - законченная пропойца. И. Мишустин, костолом и мразь - возникает эпизодически.
Теперь о людском сострадании. Много лет сострадание к девочке Ирине Саврасовой проживало в бревенчатых темных бараках:
-Саврасова Ирка опять у крылечка дрогнет. Опять мать с сожителями ее на улицу выгнала. Опять в загул шибанулась.
И верно, и уже выводила подлунная шакалья колоратура на фоне сиплого мужского гудения различные заплачки и жалельные песни про шумение камыша, Хасбулата, про засорение волжских вод персидскими княжнами.
Истово гуляла мамаша Саврасова, начисто вымывая из мозгов самый краеугольный инстинкт - инстинкт материнства.
И округа, глядя на несчастную судьбу изгоняемой из дома девочки, бормотала в запальчивом сострадании:
-Сей минут лишить такую-то мать родительских прав! Добрых людей не осталось, а то бы удочерил кто Ирку. Ведь ладная какая девулька. И умна как, умна. Нет, надо пойти заявить. Где это сей минут лежал у меня шарьф, погода сильно лютует!
Так прокатились годы. Никто никуда не пошел. То запропастится шарф, то вклинится срочное латание крыши в коммунальном бараке, гоньба клопов, то многосерийные происки телевидения держат на месте.
А города растут быстрее, чем общественное сознание в городах. И однажды в кривую улочку, сотрясая ее дизельным ревом, втиснулся механизм со стальным ядром на конце стрелы. И коммунальное сострадание переселилось из деревянной хибары в благоустроенность нового дома. И ах - как удобно было тут сострадать из лоджии пятнадцатого этажа! Какая обзорность! И дальность видения!
-Гля, Ирка Саврасова хлопотать в райжилотдел побежала. Неужто так и вселят ее с матерью в однокомнатную квартиру? Ну, не звери сидят в РЖО, войдут в положение.
-Э, - говорил новый наблюдатель, - она уже в райисполком бежит. Видать, не вошел в положение райжилотдел. Вот грянуть бы туда всем домовым комитетом, спросить бы: а ценна ли вам, товарищи жилраспределители, судьба будущей матери, у которой зримо вон уж, аж с пятнадцатого этажа видна интересность положения?
Но не грянули опять никуда. То лифт остановлен на профилактику, то надо идти в больницу удалять лишний позвонок в шейном отделе позвоночника (развился от кропотливого просматривания черно-белых и цветных эпопей).
И в жилищных инстанциях, долго не чикаясь, дали матери-одиночке Саврасовой однокомнатную квартиру для совместного проживания с непросыхающей матерью.
Сущий был это ад. И это стало больше чем адом, когда мамаша на пункте сдачи бутылок познакомилась с гражданином - неимоверно ловко сбывшим среди прочей отечественной посуды отказную для приемки иностранную бутыль из - под пойла "Абу-Симбел". За таким мужчиной не пропадешь. Лихим этим поступком сразу пленил сердце женщины Иван Мишустин, бывший шкипер и англоман, ныне алкаш. И они пошли с пункта сдачи стеклотары в квартиру Саврасовой, сложив мелочь от сдачи бутылок из двух кулаков в один, и шкиперу для обольщения дамы потребовалось даже меньше звуков, чем тратит чиж на обольщение самки.
Первым делом Ирина Саврасова была выброшена на постоянное жительство в кухню. Затем были пропиты все ее казенные и личные книги. Затем все пожитки. Затем квартира полностью превратилась в шалман для лакания жидкостей под названием: "Гомера", "ликер-шасси", антифризов, лосьонов, одеколонов, туалетных вод, жидкости "Свет" для помыва, окон и клея "БФ" и напитка «коньячок ля - мужичок» (самогон). Словом, как бы замок царицы Тамары переместился на Большую Ишуньскую улицу, "и страшные, дикие крики всю ночь раздавалися там".
И утром, когда особенно давали знать себя печени, одетые камнем, сказал шкипер и англоман:
-У меня постоянно болит левое полушарие мозга. Это потому, что твоя дочь размещается слева, в кухне. Надо очистить от нее помещение. У меня есть запал ее выкинуть.
-Ваня, - возразила робко сожительница, - чьи же книги и проездные троллейбусные билеты мы будем тогда пропивать? Более того: возможна милиция!
-Мне неведом страх, - сказал бывший шкипер. - Страх у человека может быть только один: если на водку введут полиэтиленовую тару, тогда будет нечего сдавать в пункт приема.
И железной рукой Мишустин выбросил лишнего человека и ее грудного ребенка за двери квартиры. Но вскоре, конечно, в дверь поторкался участковый, блондин, мастер самбо, но не англоман, на его беду, а франкоязычный в пределах институтского четвертого курса. Естественно, именно этот изъян спровоцировал Мишустина замусорить всю лестничную площадку форменными пуговицами и клочками погонов представителя власти.
Закон, понятно, не прошел мимо этого факта. Когда избивают библиотекаршу - это совсем одно дело, но когда участкового… Три года работ на Большой химии получил шкипер и англоман, где был приставлен осваивать то ли пеноуретан, то ли суперфосфат.
Но странное это дело - химия, взять хоть органическую, хоть неорганическую. Выдвореннный на уретановую перековку дикарь по непонятным причинам (в виде поощрения или плохой надзор?) эпизодически отпускался к месту жительства. Так вместе со шкипером возникал в Москве и кореш его Поливин, искренне полюбивший столицу. Потому как, говорил Поливин, в Москве культурный народ, два раза на дню чистют зубы. А в провинции либо в деревне дашь кому по зубам - так и заражение, так и руки гниют.
Тяжкие страсти душили шкипера и его дружбана в Москве. Все вызывало тут отвращение: эти толпы выряженных людей, омерзительных не алкоголиков и чистюль, отягощающих себя тьмой запросов, исканий, тогда как запросоискание у человека должно быть только одно и только с утра: пива!
Гулким шагом прошел морской волк со товарищи к шестьдесят девятой квартире и пнул ногой дверь.
-Нет никого, - сказала женщина из соседней квартиры. - Ирочка на работе, а ВАША отбывает пятнадцать суток за избиение внучки.
-Нда-с, - сказал шкипер. - Родной очаг забила сажа. -И, выломав дверь, разгромил квартиру, отбыв после этого суперфосфатить.
А Большая Ишуньская улица бурно страдала:
-Ирочка - то дома у себя появляться боится. Так и мыкается с малым дитем по знакомым. Вот вам и охрана материнства и детства.
-Она, Ира - то, матери говорит: мама, ребенком своим прошу - дайте согласие на размен жилплощади, на две комнаты в коммуналках!
-А пропойца чего?
-Не дала разрешения. Кукиш тебе, говорит, с сивушным маслом. В коммуналке, говорит, меня сразу скрутят, а здесь душу из тебя вынимать я спокойно могу. Опять же, в коммуналках теперь живут все больше дворники, лимита. Они валенки сушат, а у меня на запах на этот идиосинкразия и аллергия.
-А власти чего?
-А власти говорят - чего административную горячку пороть? А вдруг Саврасова - старшая не полностью отрезанный ломоть? Вдруг воспрянет, одумается, может, выступит по рабочим клубам, читанет лекционную пропаганду: «Как я порвала с пороком?». Так что, говорят, пусть еще поскитается с младенчиком библиотекарша. А что касаемо шкипера, если опять в Москве он возникнет, так шкипер вас пальцем не тронет: в девятимиллионном городе при скитальческом образе жизни вы вполне затеряетесь. Вероятность вашей встречи со шкипером равна не то что одному - двум нулям.
Свидетельство о публикации №213112001507