Чистилище часть первая

                Глава
первая
                1
   Я помнил лишь восторг полета, его вседозволе¬нную свободу лететь куда
заблагорас¬судится. По телу пробегали бодрые вихри ветра, который уже не
обдавал меня своим дыханием. Казалось, будто что-то кончилось,¬ прошло. Я
захотел опять взлететь, понестись в неведомую даль, но мои попытки
оказались тщетными. Я оставался на месте. Тоска и обида снедали душу,
как у ребенка, прерванног¬о во время заниматель¬ной игры. Хотелось
плакать.
   Постепенно¬ эйфория начала проходить,¬ и ко мне стали возвращать¬ся
обычные чувства. Ноги жег нестерпимы¬й холод, грудь сдавило от тяжести
дыханья, будто бы я впервые в жизни вдохнул в легкие воздуха. Восторг
сменился болью, радость стала ужасом, и я не мог понять, где я, что со
мной. Кругом была безликая темнота на четыре стороны, куда ни взглянешь
– мрак. И не видно ничего, голая черная степь, никого и ничего. Тошнота
медленно подступала¬ к горлу.
   Попытавшис¬ь сделать шаг, я неуклюже повалился на черную, будто
выжженную землю, больно ударившись¬ лицом. В глазах помутилось¬, сердце
беспорядоч¬но билось в груди, грудь нещадно жгло от каждого вздоха. Я
чувствовал¬ себя беспомощны¬м, как новорожден¬ный, только что появившийс¬я
на свет. Но в отличие от меня, младенец сразу же попадает в заботливые¬
руки радостной матери, осыпается поцелуями и лаской, мне же достался
лишь холод и страх. И темнота.
   Я попытался крикнуть, но из горла вырвался лишь сдавленный¬ хрип,
потонувший¬ в необъятном¬ пространст¬ве. Любая моя попытка издать звук
оканчивала¬сь неудачей, язык не слушался, будто бы никогда до этого мне
не приходилос¬ь говорить. Встать, подняться на ноги – вот что было
пределом мечтаний, видимо, недостижим¬ым. Я продолжал корчиться на земле.
   Первая мысль, пришедшая в голову – позвать маму. Мне было все равно,
что она умерла давным давно, просто хотелось, чтобы ее нежные руки
коснулись моей головы, потрепали меня за плечо. Тоска по светлому
неугасаемо¬му образу из детства пронзила сердце копьем, и из груди
вырвался пронзитель¬ный крик «Мама!». Мне впервые удалось издать громкий
звук, и я был этому удивлен. Если, конечно, может удивляться¬ человек,
попавший в такую ситуацию.
   Воспоминан¬ия о матери дали мне сил, и я, кое-как, смог подняться,¬ с
трудом удерживая равновесие¬. Мне не хотелось сразу же пойти, упасть в
очередной раз было равносильн¬о самоубийст¬ву, учитывая, с каким трудом
мне удалось встать.
   Лишь сейчас я понял, что никакой одежды на мне нет, я абсолютно
голый. Тело казалось бледным, белым, как молоко. И самое страшное – на
нем не было волос. Я судорожно стал ощупывать себя, дотронулся¬ до
головы, провел ладонью по груди, ногам, и убедился в этом окончатель¬но.
   Ощущение нереальнос¬ти происходящ¬его решительно¬ таяло, боль придавала
мне уверенност¬ь, что это действител¬ьно происходит¬ со мной. Все
пространст¬во вокруг - черное небо без звезд, холодная земля – были
чем-то ненастоящи¬м, хоть я отчетливо их видел. Здешний холод не был
похож на земной мороз, который мягко покалывает¬ кожу крошечными¬
льдинками. Он впивался длинными иглами в тело, разливаясь¬ внутри
мучительны¬ми волнами боли, добирался до сердца, сжимая его мертвенной¬
хваткой, забирая тепло и жизнь. Никогда в жизни я не чувствовал¬ ничего
подобного.
   Вдалеке показались¬ переливы света, темнота чуть отступила,¬ и
маленький крохотный проблеск мелькнул за горизонтом¬. Это было хоть
каким-то изменением¬ во всепоглоща¬ющем мраке, и я пристально¬ стал
всматриват¬ься в дальний лучик надежды. Он трепыхался¬, словно пламя свечи
от дуновения ветра, то погасал, то зажигался вновь. Я подумал, что из
этого света ко мне придет спасение, избавит от страдания и холода. От
этой мысли боль притупилас¬ь, стало легче, теплее. Я ждал, щуря глаза.
   Быть может, меня обманывало¬ зрение, но я смутно разглядел нечто
похожее на крылья в мелком сгустке света. Словно белый мотылек летел
навстречу из темноты, на огонек, ко мне. Постепенно¬ он все увеличивал¬ся
в размерах, и его два белоснежны¬х крыла с каждым взмахом искрились
переливами¬ яркого света. Тьма вокруг меня начала меркнуть, настолько
светло становилос¬ь вокруг по мере его приближени¬я.

   Сквозь блеск стал четко прослежива¬ться человеческ¬ий силуэт, и я был
готов поверить во все, даже в то, что ко мне летит ангел. Но это и в
самом деле был ангел! Поразитель¬но, насколько быстро он приближалс¬я ко
мне, за какие-то несколько секунд превративш¬ись из мотылька вдалеке в
крылатого человека. Исходящий от ангела свет нестерпимо¬ слепил глаза,
привыкшие к окружающем¬у мраку. Я жмурил их, что есть силы вглядываяс¬ь в
диковинное¬ создание, силясь рассмотрет¬ь его получше. В груди от волнения
бешено заколотило¬сь сердце, в висках застучало его гулкое эхо. Я не
верил своим глазам…
   Ангел стремитель¬но приземлилс¬я недалеко от меня, грациозно сложив
диковинные¬ крылья за спиной. Его женственно¬е, нечеловече¬ски красивое
лицо, с голубыми, лунного отлива глазами, было чарующим и прекрасным¬.
Золотистые¬, кудрявые волосы отливали солнечным светом, падали на широкие
плечи. Он был облачен в белую кирасу из странного светящегос¬я материала,¬
которая книзу превращала¬сь в кольчужную¬ юбку до колен из мелких,
светящихся¬ колец. Голые стройные ноги были босыми, необутыми. На бедре
висел длинный меч в металличес¬ких ножнах, едва касаясь своим кончиком
земли. Ангел смотрел на меня странным, слегка тревожным взглядом,
осторожно изучая.
   Секунда казалась вечностью,¬ я все ждал, когда же он заговорит со
мной, скажет, что я умер и попал на тот свет, или улыбнется и произнесет¬
что-нибудь ласковое.
-Как тебя зовут? – ангел разорвал путы томительно¬го ожидания. Его
сказочный голос казался пением, он был высокий, сильный, будто несколько
оркестровы¬х певиц нежно затянули грустную мелодию. Я умилялся ангельской¬
речью, ни один земной голос не способен говорить так!
-Фёдор – не сразу ответил я.
-Я Эммануил, комендант Гарнизона – вновь прозвучало¬ сказочное пение. –
Ты готов пойти со мной?
-Куда? – я был готов идти с ним куда угодно, хоть на край света, но
почему-то мне взбрело на ум задать этот вопрос.
-В Гарнизон.
-Гарнизон? Что это?
-Крепость.
-А где она находится?¬ – все продолжая гнуть свою линию, спросил я.
-В той стороне – ангел медленно поднял руку и показал направлени¬е – Если
полетим прямо сейчас, то к тебе больше никто не прилетит.
-А кто-то должен прилететь?¬
-Возможно.
   Он решительно¬ взглянул на меня и сделал шаг навстречу. Я был в
экстазе, от ангела шла аура тепла и света, которая доставляла¬ мне
блаженство¬. Не получалось¬ думать, слова не шли из горла, хотелось просто
стоять напротив Эммануила и молча любоваться¬ им. Так, видимо, дальше и
продолжало¬сь бы, но только он протянул мне свою прекрасную¬ руку. Я, не
медля, схватился за нее, Эммануил сжал мое запястье, и тут же ветер от
взмаха двух могучих крыл дунул в лицо. Через мгновение резкий толчок
подбросил меня в воздух, ноги оторвались¬ от земли. Ангел стремитель¬но
взмыл вверх с огромной скоростью.
-Я умер? – громко крикнул я. Высота пугала, потоки воздуха сильно
хлестали по щекам, на глаза наворачива¬лись слезы.
-Не совсем. Но земная жизнь для тебя закончилас¬ь   – раздалось сверху.
   Меня мерно качало от каждого взмаха крыльев, будто я плыл по волнам в
уютной лодке. Вот только тревожило большое расстояние¬ до земли. Упасть с
такой высоты равнозначн¬о смерти, но почему-то я твердо верил, что ничего
плохого не произойдет¬, и был спокоен. Запястье постепенно¬ начинала
затекать от цепкой хватки руки ангела, и боль все усиливалас¬ь. Но мне
было не до этого.
- Где мы? Что это за место? – спросил я.
-Мы в Чистилище. Скоро прилетим к Гарнизону.
-Чистилище?¬ - ангел не стал отвечать мне, лишь только ускорил свой
полет.
   Мы продолжали¬ стремитель¬но нестись сквозь тьму, рассекая ее, словно
горящая стрела, пущенная из тугого лука. Выжженная черная земля
бесконечно¬ тянулась вдаль, являя взору ровную поверхност¬ь, изредка
сменяемую небольшими¬ холмиками и впадинами. Бросались в глаза кое-где
попадавшие¬ся массивные валуны, источающие¬ слабый свет. Чем дальше мы
неслись вперед, тем больше этих светящихся¬ на земле комков я замечал.
   Наверное, за то время, что я нахожусь в этом непонятном¬ черном мире,
Чистилище,¬ как его называет Эммануил, мне довелось ощутить все
человеческ¬ие чувства. Страх, боль, тоска, отчаяние, беспомощно¬сть,
которые сменились вначале надеждой, затем радостью и восторгом,¬
опустошили¬ все внутри. Я не чувствовал¬ никаких эмоций, мне стало
абсолютно безразличн¬о, что произойдет¬ дальше. Осталась только сильная
усталость и желание провалитьс¬я в крепкий, беспробудн¬ый сон. Даже
наблюдение¬ за светящимис¬я валунами уже не занимало меня, больше не
давая забыться в чудовищном¬ стечении судьбы. Я уставился на бегущую
внизу землю невидящим взглядом, и мне стало страшно от своих мыслей.
   Я не мог вспомнить,¬ как попал сюда. Казалось, что моя земная жизнь
осталась за тысячи километров¬ позади. Я помнил свою однокомнат¬ную
квартиру, помнил каждодневн¬ую изматывающ¬ую работу, помнил все фрагменты
однообразн¬ой жизни, но что предшество¬вало моему появлению в Чистилище,¬
начисто стерлось из памяти. Если я умер, то должно же остаться
предсмертн¬ое воспоминан¬ия, как меня сбила машина, зарезали в подворотне¬
грабители. Да все что угодно, только не эта пустота и неведение!¬ Мне не
за что было зацепиться¬, чтобы понять, как я очутился здесь. Лишь только
полет, ощущения блаженства¬ от его головокруж¬ительной свободы лететь куда
вздумается¬, который я пережил до появления в Чистилище,¬ был отголоском¬
моего прошлого. Но в памяти остались только одни ощущения и эмоции, я не
мог вспомнить,¬ куда я летел и зачем. Все покрывала чернота
неопределе¬нности…
   Вдалеке чуть забрезжил свет, и я было принял его за очередную россыпь
валунов, но, приглядевш¬ись, понял, что впереди нечто массивное и
величестве¬нное. Казалось, будто огромная каменная глыба источает яркий
свет на десятки километров¬ вдаль. То, что вначале показалось¬ мне
маленьким проблеском¬ от камней, на самом деле было крепостью. По
масштабам ей не найти равных из всех замков, когда-либо возведенны¬х
строителям¬и на Земле. Она была громадной!¬ У меня перехватил¬о дух от
этого зрелища, мигом оторвав от своих размышлени¬й. Я таращился на
крепость, раскрыв рот от изумления,¬ в душе переживая благоговей¬ный
трепет от увиденного¬. Наверное, это и есть Гарнизон…
   Чем ближе мы подлетали,¬ тем больше я убеждался в поистине вавилонски¬х
размерах крепости. Мощные, толстые стены размером с десятиэтаж¬ный дом
надежно хранили в себе внутреннюю¬ часть Гарнизона,¬ в которой, как я
разглядел,¬ находилось¬ множество зданий. Высокие, острые шпили башен
доходили до самого черного неба, пронзая его ярким свечением загадочног¬о
материала,¬ из которого было построено все. По площади крепость вполне
можно было сопоставит¬ь со средним современны¬м городом, настолько она
обширна и велика. И светится она так же, как ночные мегаполисы¬ в земном
мире, только не неоновым блеском реклам и фонарей, а странным, горящим
во тьме, камнем, очень похожим на те валуны, что я увидел по дороге в
Гарнизон.
-Невероятно¬! – вырвалось у меня после минутного оцепенения¬. – Она вся
искрится, искрится все вокруг! Тут светло!
-Будет еще светлее… - загадочно сказал ангел, снижаясь для посадки.
   Беглым взглядом я успел увидеть, что на стенах стоят сотни воинов,
облаченных¬ в светящийся¬ доспех. Они наблюдали за нами, закинув головы
вверх, молчаливо провожая взглядом. Мы пронеслись¬ в нескольких¬ метрах от
них, но солдаты никак на это не отреагиров¬али, оставшись стоять на
месте: ни расступили¬сь, ни отошли, даже не стали оживленно обсуждать
нас. Только легкое любопытств¬о читалось в их лицах при беглом взгляде,
но я думаю, как только мы исчезнем из   поля зрения бойцов, они тут же
позабудут нас, занявшись своими повседневн¬ыми делами. Да, воинам
привычно такое зрелище, видимо, подобное тут происходит¬ часто.
   Перелетев через стену, я увидел множество маленьких улочек с
каменными одноэтажны¬ми домиками. Они были однотипным¬и, настолько
похожими друг на друга, что при желании отыскать из них нужный составило
бы большую проблему. Из некоторых строений доносился странный звук,
похожий на удары молота по металлу. Улочки казались оживленным¬и, по ним
то и дело пробегали люди, спеша по своим делам.
   Насколько я успел разглядеть¬ за то короткое время, что ангел нес меня
над Гарнизоном¬, здесь каждый человек облачен в доспехи. Притом, на голое
тело, никакой другой одежды здешние люди не носили. И мужчины, и даже
женщины -   все поголовно были увешаны пластинами¬ из светящегос¬я металла,
который, как мне казалось, ничуть не сковывал их в движениях.
   Стремитель¬ным полет завершался¬, ангел стал снижаться на большой
площади, в конце которой расположил¬ось здание, отдаленно напоминающ¬ее
маленькую церковь, только без крестов на куполах и внешнего убранства.
Около нее по-военному в ряд выстроилис¬ь воины, обнажив свое оружие.
Железная хватка Эммануила разжалась,¬ и я вновь почувствов¬ал под ногами
землю, жегшую холодом мои ступни…

                2

-Мы приветству¬ем тебя, брат! – широкоплеч¬ий седой человек невысокого¬
роста приветливо¬ смотрел на меня. Его по-детски простодушн¬ое лицо было
жизнерадос¬тным, умиротворе¬нным, будто ничто в этой жизни его не
занимало. – Как тебя зовут?
-Фёдор – почти шепотом ответил я.
-Меня зовут Николай – Удивительн¬о, доспехов на нем не было! Даже меч,
который, как мне казалось, носили все обитатели Гарнизона,¬ не свисал с
его бедра. Вместо сверкающег¬о металла Николай был одет в длиннополу¬ю
черную рясу. Он рукой подал воинам знак, и они выстроилис¬ь в две линии у
входа в «церковь»,¬ образовав небольшой проход. Их обнаженные¬ мечи
окаймляли края коридора, через который мне предстояло¬ пройти.
-Комендант,¬ пора начинать – обратился человек без доспехов к Эммануилу,¬
ожидая команду начать церемонию. Все замерли с напряженны¬ми лицами,
солдаты старались не двигаться,¬ стоически перенося обязанност¬ь недвижимо
стоять.
   Я стыдился своей наготы, мне было столь неловко стоять голым перед
таким скоплением¬ людей, что хотелось провалитьс¬я сквозь землю. Казалось,
будто все пристально¬ рассматрив¬ают меня, хотя это было не так. Я
старался прикрыться¬ рукой, но лишь позже понял, насколько комично
смотрится мое смущение перед воинами, для которых подобное зрелище
каждодневн¬ая рутина.
-Начинайте!¬ – громко произнес Эммануил, и чуть подтолкнул¬ меня к узкому
проходу.
-Что я должен делать? – остановивш¬ись, спросил я.
-Просто пройди до конца.
-А зачем все эти люди?
-Просто пройди! – повелитель¬но изрек ангел. – Нам нужно убедиться,¬ что
ты не Иудион.
-Кто? Иудион?...
-Фёдор, все вопросы потом! – вмешался Николай. – Обещаю, скоро ты все
узнаешь! – И после этих слов Эммануил подтолкнул¬ меня гораздо жестче.
Противитьс¬я не было ни сил, ни желания, и я, немного пошатываяс¬ь, побрел
между взглядов суровых бойцов, чуть опасливо на них поглядывая¬.
Среди солдат было немало женщин, и, странная деталь – практическ¬и каждый
человек был покрыт страшными ожогами. На некоторых вообще не осталось
живого места: лица, ладони и ноги обезобрази¬ло пламя, навсегда оставив
свой след на теле. Видимо, в Гарнизоне случился пожар. Или еще
что-нибудь, о чем я не имел ни малейшего понятия…
  Выдержка у солдат была отменная – мечи, нагонявшие¬ на меня
беспокойст¬во, держались,¬ будто вмурованны¬е в стену. Ни одна рука не
дрожала, казалось, я иду мимо статуй. Должно быть, бойцы изнемогали¬ от
подобной церемонии,¬ но на их каменных лицах ничего нельзя было увидеть,
ничего, кроме слепой готовности¬. Они как будто ждали приказа опустить на
мою голову свои мечи. Я старался по мере сил идти быстро, но ноги еле
передвигал¬ись. Наконец, мне удалось миновать все расстояние¬, оказавшись¬
у самого входа в «церковь». Вздох облегчения¬ вырвался из груди.
-Разойтись!¬ – скомандова¬л Эммануил, убедившись¬, что я без проблем прошел
весь путь. Живой коридор мгновенно рассыпался¬, и солдаты стали
расходитьс¬я кто куда. Их невозмутим¬ость не исчезла даже с окончанием¬
церемонии!¬ Поистине железная дисциплина¬ царила среди воинов Гарнизона…¬
-Фёдор! – окликнул меня Николай. Он подошел вплотную и положил руку на
плечо. – Я думаю, нам с тобой о многом нужно поговорить¬. Пошли со мной.
-Куда?
-В Данницу.
-Данница?
-Да. Это совсем недалеко, мы, собственно¬, уже у входа – ласково произнес
Николай, указывая рукой на «церковь».
-А что там?..
-Пошли, увидишь сам.
   Николай взял меня под руку и медленно повел к массивным каменным
дверям. Они были отворены, и из Данницы шел странный, отвратител¬ьный
запах, который будил в душе горесть и пустоту. Пахло ладаном.
-Мне не нравится запах – остановивш¬ись, сказал я. Человек без доспехов
чуть подтолкнул¬ меня, но желаемого эффекта это не возымело. Мы
остановили¬сь перед самым входом.
-Почему? – слегка раздосадов¬ано спросил Николай. Его лицо нахмурилос¬ь,
он недовольно¬ смотрел на меня.
-Я не переношу его с тех пор, как в детстве умерла моя мама.
-В любом случае, войти внутрь нам придется. Так что, Фёдор, терпи.
   И я терпел, давя в себе тоску. С каждым сделанным шагом запах
усиливался¬, и у меня возникло ощущение, будто все происходит¬ не сейчас,
а лет 10 назад. Как наяву я увидел себя двенадцати¬летним мальчишкой¬,
плачущим навзрыд перед дверьми маленькой церкви. Внутри шло отпевание
матери, батюшка с кадилом кругами ходил вокруг гроба и читал молитвы. Я,
простояв несколько минут, выбежал вон, не в силах сдерживать¬ слезы, и
плакал у дверей храма. Горе не давало мне возможност¬и вернуться и
достоять службу, так больно было смотреть на мою милую матушку, которая
даже покойной выглядела прекрасно. Она всегда улыбалась,¬ какие бы
трудности с ней не случались,¬ она всегда улыбалась. И я любил ее улыбку,
ее ласку, ее тепло.
   И вот я плачу перед входом в церковь, силясь войти. Мое мальчишеск¬ое
лицо не по-детски печально, на нем отпечаталс¬я след невосполни¬мой
утраты. Никто не вышел вслед за мной, потому что знали, как я не люблю
утешений посторонни¬х людей. Для меня все посторонни¬е, кроме нее… И вот,
немного успокоивши¬сь, я медленно делаю шаг, другой, третий, и уже
оказываюсь¬ внутри…
   Только тут ее не было.
-Проходи, Фёдор, смелее! – ободрял меня Николай.
   Видение прошло, но затронутая¬ душевная рана ныла нестерпимо¬. Ее тут
нет! Лишь только просторный¬ зал, амвон с пожелтевши¬ми страницами¬, нечто
похожее на алтарь в центре, и маленькие светильник¬и из мерцающего¬ камня
были внутри.
-Фёдор, ты плачешь? – ласково произнес Николай. – Не стоит.
-Я не плачу! – резко ответил я. Он положил мне на плечо свою руку и
сочувствен¬но вздохнул.
-Я понимаю, с тобой столько всего произошло…¬
-Ничего ты не понимаешь!¬ – я закричал на него. Ненавижу утешения
посторонни¬х людей! И ненавижу себя, что так расчувство¬вался. Я был злой,
уставший, измученный¬, и хотелось только одного – покоя. – Ты вообще кто?
Священник?¬
-Можно сказать и так – ласково, ничуть не смутившись¬ моей
раздраженн¬ости, сказал Николай.
-А это твоя церковь?
-Это Данница.
-Да какая это Данница?! Это церковь! Только без икон и крестов! Что ты
мне голову морочишь?!¬
   После своего крика я упал на каменный пол и зарыдал. Все, моей
выдержке пришел конец.
-Эх, Фёдор – печально произнес священник,¬ а после с легкостью поднял мое
рыдающее тело и отнес на   алтарь. – Полежи пока здесь, еще немного
осталось.
   Сквозь слезы все казалось каким-то расплывчат¬ым, нечетким, таким же
неясным, как здесь, в Чистилище. Тут другой мир, другая жизнь, другой
смысл всех вещей и событий. Но почему сюда попал я? За что? Почему
церковь здесь называется¬ Данницей? Почему тут так холодно и темно? Зачем
меня прогоняли через строй солдат на площади? И на кой черт притащили
сюда?
   Быть может, от меня ждали железной выдержки, что я стойко восприму
все свалившиес¬я на меня в течение часа, с холодной головой буду слушать
речи Николая и покорно исполнять приказы Эммануила. Но, извините, все,
терпению пришел конец! Я слаб, в силу того, что жил в земном мире
обычной комфортной¬ жизнью, в которой не было места таким потрясения¬м и
переменам. И потому я рыдаю, нисколько не контролиру¬я себя.
-Выпей – послышался¬ будто издалека голос Николая. Он поднес к моим губам
золотую чашу, в которой пенилась странная зеленая жидкость. – Выпей, и
тебе сразу же станет легче.
   В нос ударил сильный запах, похожий на аромат свежескоше¬нной травы.
Холодный край сосуда уперся в мои губы, и струйка густой жижицы медленно
потекла в рот. Я сразу же почувствов¬ал облегчение¬, тревога, боль и
раздражени¬е исчезли, сменившись¬ пустым безразличи¬ем и умиротворе¬нностью.
С каждым глотком состояние отрешенног¬о блаженства¬ становилос¬ь все
сильнее, вытесняя из души остальные чувства. Это именно то, что мне было
сейчас нужно! Все равно, что на вкус отвар напоминает¬ сгнившее сено,
зато он дает покой и возможност¬ь забыться среди этого мира вечной ночи.
Чем больше жидкости попадало в рот, тем сильнее становилас¬ь жажда. Я все
более жадно пил, и когда мне захотелось¬ большего, резко ухватился руками
за края чаши, пытаясь наклонить ее сильнее. Николай не поддался, его
хватка была твердой, и лишь маленькая струйка продолжала¬ утолять
непонятную¬ жажду, которая, казалось, шла не из пересохшег¬о горла, а из
души.
-Я хочу больше! – в опьяненном¬ исступлени¬и крикнул я, и что есть силы
потянул чашу из рук священника¬.
-Довольно! – строго сказал Николай, оборвав маленькую струйку моего
блаженства¬. Через секунду чаща исчезла из его рук. – Ты это делаешь в
первый и последний раз!
-Я хочу еще…
-Если я дам тебе еще, ты умрешь.
-Я и так уже умер, раз оказался в этом Чистилище…¬ Еще!
-Нет! – послышался¬ твердый отказ.
   Вскоре мне стало все равно на запреты священника¬. Я уже опьянен и
успокоен, и этого достаточно¬. То мерзкое состояние,¬ наркотичес¬кая
нирвана, как его называют на Земле, в данное время было просто верхом
счастья. Я освобожден¬ от необходимо¬сти мыслить и осознавать¬ все то, что
произошло со мной. Николай уже был вне поля моего внимания, исчез,
перестал существова¬ть. Казалось, будто я лежу на пушистом облаке, лицом
к Солнцу, и его теплые лучики игриво бегают по мне, да так быстро, что
от их прикоснове¬ний становится¬ щекотно.
-Мне хорошо! Мне очень хорошо! – в экстазе прошептал я.
-Посмотрим,¬ что с тобой будет, когда проснешься¬ – прозвучало¬ издалека,
оттуда, где нет неземного блаженства¬, а только темнота, холод и
неизвестно¬сть. Но меня там нет, я среди облаков, и плевать на все! Лишь
бы только это длилось вечно…

                3

   Бежать от проблемы – верный способ ее умножить. Сколь бы ни были
страшны трудности,¬ и как бы ни казалась нам неподъемно¬й ноша жизни,
особенно в сложные, критически¬е моменты, пасовать перед ними, прячась в
спасительн¬ое забытье, равносильн¬о как если во время пожара равнодушно¬
сидеть посреди пылающей комнаты и угрюмо смотреть на множащийся¬ огонь.
   Я открыл глаза, и ощутимо представил¬, будто только что вырвался из
пылающего помещения,¬ в котором мне надлежало заживо сгореть. Что-то в
душе воспрепятс¬твовало самоубийст¬венному равнодушию¬, что-то вырвало меня
из беспечного¬ забытья. Я вернулся к реальности¬, сбросив с себя пелену
ложного, иллюзорног¬о счастья, и оказался перед жестоким фактом – я в
Чистилище,¬ непонятном¬ мире, о котором мне ничего неизвестно¬.
   Голова болела, будто в ней крутились тысячи острых лезвий, суставы
ломило медленной,¬ тягучей болью. Чувствовал¬ я себя отвратител¬ьно,
гораздо хуже, чем до принятия того зеленого напитка.
   Я осмотрелся¬, и понял, что лежу на жесткой кровати в маленьком
помещении. Оно было похоже на тюремную камеру или монастырск¬ую келью,
без окон, с одним неудобным лежаком и крохотным импровизир¬ованным
подсвечник¬ом, в виде вдолбленно¬го в стену куска светящегос¬я камня,
который мерцал тусклым светом. Я встал, но низкий потолок не дал мне
распрямить¬ся. Как тут вообще можно жить, в таких условиях? Почему меня
запихнули в этот каменный склеп?
   Я все еще был голым, волосяной покров полностью отсутствов¬ал на моем
теле, я словно младенец, только что появившийс¬я на свет. Как иронично, а
ведь правда, младенец, совсем недавно вошедший в еще не познанный новый
мир, которому предстоит научиться жить в суровом и мрачном Чистилище.
Забавно, мне даже понравилос¬ь сравнивать¬ себя с новорожден¬ным.
   Я провел рукой по своей безволосой¬ груди, желая убедиться,¬ что тело
чувствует хоть что-то, кроме боли. Ладонь ощутила теплую кожу,
разогретую¬ от сна. Светильник¬, вбитый в стену, не только разгонял мрак,
но еще и давал тепло. Я прикоснулс¬я к мерцающему¬ камню, и убедился в
этом окончатель¬но – он действител¬ьно горячий! Именно поэтому в каменной
келье не чувствовал¬ся ужасный холод, который царил снаружи, и я не
замерз насмерть. Мое тело за время сна нагрелось,¬ отчего создалось
впечатлени¬е, будто я спал в земной постели с теплым одеялом.
   На камне после моего прикоснове¬ния остались небольшие бурые пятнышки.
Удивившись¬, я быстро оглядел ладонь, и увидел, что на ней кровь. Притом
свежая, она вязко растекалас¬ь по руке, и в воздухе пахнуло медным
запахом. Наверное, в будущем не стоит прикасатьс¬я к светящимся¬ камням,
раз они ранят своим теплом. Но вскоре я понял, что ошибся – кровь
сочилась из моей груди, крохотными¬ бусинками.
   Практическ¬и вся грудь и часть живота была испещрена татуировка¬ми в
виде непонятных¬ символов. Они складывали¬сь в причудливы¬й треугольны¬й
узор, который, не знаю почему, на интуитивно¬м уровне у меня
ассоцииров¬ался с замком. От витиеватос¬ти и непонятнос¬ти символов
становилос¬ь жутко, не было сомнений, что это буквы. Вот, видимо, зачем
меня опоили зеленым варевом, чтобы во сне наколоть на грудь странные
узоры, боялись, что добровольн¬о я им не дамся. Может, это очередная
церемония,¬ и каждый попавший в Гарнизон проходит через те же процедуры?¬
Проходит через строй солдат, обкалывает¬ся татуировка¬ми…
   Дверь в комнату резко отворилась¬, и на пороге предстал Николай. Все
тем же умиротворе¬нным взглядом он посмотрел на меня, и, увидев, что я
недвижимо стою в полусогнут¬ом положении,¬ по- свойски приблизилс¬я, а
потом, не говоря ни слова, усадил на постель.
-Как спалось? – после недолгой паузы спросил он.
-Так себе – вымученно ответил я. – Что это за дрянь была?
-Амброзия.
-Амброзия? Странное название…
-Какое есть.
-Ее пили Олимпийски¬е боги.
-Да – Николай засмеялся и легонько ударил меня по плечу. – Их тут, к
сожалению,¬ не водится. Но напиток есть!
-Интересно – я улыбнулся в ответ, мне была приятна его непринужде¬нная
манера общения. Шутки Николая разряжали обстановку¬, от них становилос¬ь
легче. – А что это вообще такое?
-Растение.
-Тут есть растительн¬ость?
-Только одна Амброзия, для других климат не подходит. А так бы вырастили
что-нибудь. Я при жизни садовником¬ был, мне это сподручно,¬ мог бы
посвятить земледелию¬ часы досуга. А ты откуда?
-Екатеринбу¬рг.
-Это в Германии?
-Нет! – я удивленно уставился на Николая, пытаясь понять, намеренно ли
он сказал такую чушь. – В России, рядом с Уралом. Это достаточно¬ крупный
город, его знают все.
-Я мало что знаю о России, так как ни разу там не был. Дальше родной
Греции выезжать не приходилос¬ь.
-А где вы научились так хорошо говорить по-русски?
-Давай на ты, ладно? Я никогда не учил русский и не знаю ни одного слова
на этом языке.
   Я в упор глянул на священника¬, стараясь разглядеть¬ на его лице
издевку, но он невозмутим¬о благожелат¬ельно смотрел мне в глаза, будто
говорил очевидные вещи. Да он что, смеется надо мной?
-Но почему-то говорите даже без акцента – раздражаяс¬ь, процедил я.
-А, ты об этом – словно прозрев, спохватилс¬я Николай, и его веселость
мигом улетучилас¬ь, он стал до мрачности серьезным,¬ затем веско
проговорил¬. – В Чистилище люди понимают друг друга, на каком бы языке
они не говорили. Тут стерты все грани, говори ты хоть на латыни, тебя
поймут.
-А вы… то есть, ты, говоришь сейчас на греческом?¬
Да! – видя мое недоверие,¬ священник продолжил. – Мне приходится¬
постоянно общаться с новоприбыв¬шими, и каждого нужно убедить, втолковать¬
ему, что я говорю на полном серьезе. Понятно, после того, как человек
попадает сюда, он в шоке, и нужно время, дабы перестроит¬ься   и уйти от
своего земного понимания вещей. Но ты умный парень, тебя ведь не нужно
долго убеждать в очевидном?¬ Ты избавишь меня от этой обязанност¬и? –
после этих слов он вновь расплылся в веселой улыбке.
-Да, простите… Прости.
-Вот и хорошо! – Николай опять хлопнул меня по плечу, и, сбавив тон,
почти шепотом стал говорить. – Тебе уже сказали, что ты в Чистилище.
Наверное, приходилос¬ь слышать о таком месте?
-Да, но я православн¬ый…
-Не важно – перебил священник. – Главное, слышал. Это то место, куда
после смерти попадает каждый. Не в ад или рай, а именно сюда. Забудь то,
чему тебя учила земная церковь. Здесь все будет казаться неправильн¬ым,
нелепым. Заметил, что тут нет никаких религиозны¬х символов? Ни крестов,
ни полумесяце¬в? Все потому, что они земные, мы тут не из-за символов, у
нас нет никакой идеологии,¬ мы боремся не за абстрактны¬е распятия или
церковные догматы. Так что забудь, что ты православн¬ый, иудей или
мусульмани¬н, и чтобы больше я такого не слышал! Понял меня?
-Да.
-Бог един, как бы ты его не называл. И поэтому у нас не церковь или
мечеть, а Данница. Не хватало еще тут розни выращенных¬ на догматах
людей. Запомни – для Бога нет догматов, они лишь орудие жрецов для
власти над массами. Именно жрецов, по другому я назвать их не могу! По
вине их косности и властолюби¬я еще множество войн всколыхнет¬ Землю, из
людей никогда не вытравишь этой догматично¬й скверны. Они будут в
фанатичном¬ экстазе умирать за нее, считая, что совершают священный акт,
для того, чтобы здесь я разбил их лживые идеалы.
   Николай говорил горячо, со страстью, по-земному. Я никак не ожидал,
что здесь встретятся¬ настолько очеловечен¬ные служители,¬ ожидая чего
угодно – фанатизма,¬ слепой покорности¬ воле ангелов, священного¬ трепета,
доходящего¬ до исступленн¬ой безличност¬и, но только не этой живости и
горячности¬, чем удивил меня священник. Видно, что все, о чем он
рассказыва¬л, искренне волновало его.
-У нас тут нет власти в земном понимании – продолжал Николай. – Поэтому
нам не нужна ложь, и жреческой пропагандо¬й мы заниматься¬ не намерены.
Все, что тебе стоит знать – Бог есть. Больше об этом я тебе ничего не
скажу, придет время – поймешь сам. – И он улыбнулся мне.
-Ты давно здесь? – прервав молчание, осмелился спросить я.
-С того самого времени, как в мою страну пришли крестоносц¬ы, «воины
Господне». – Николай вопросител¬ьно поглядел на меня. – Меня зарубили
перед входом в собственну¬ю обитель.
-Так ты все-таки был священнико¬м при жизни?
-Послушнико¬м в монастыре. Я жил в миру, но под конец жизни решил все
поменять. – служитель затих, призадумав¬шись. – Когда меня убивали,
последнее,¬ что осталось в памяти с того момента – как здоровенны¬й
крестоносе¬ц, занося для удара меч, крикнул «Во славу Господа! Смерть
лжехристиа¬нам!». Я ведь был православн¬ым монахом…   - служитель затих,
погрузивши¬сь в воспоминан¬ия.
-Зачем меня провели сквозь строй солдат? – вставил я, воспользов¬авшись
паузой.
-Чтобы проверить,¬ насколько ты чист.
-И в чем заключаетс¬я проверка?
-Если ты Иудион, то свет Авелита раскрыл бы тебя.
-Я ничего не понимаю…
-Зато наверняка понимаешь,¬ что ты попал на войну – он глубоко вздохнул,
приготовив¬шись долго говорить. – В Чистилище миллионы лет идет одна
сплошная битва. Мы защищаем Гарнизон, наш форпост у самой границы ада,
мы ведем войну за Землю, чтобы наш родной мир не достался демонам. Если
Ад сможет победить, и возьмет штурмом крепость – Земля достанется¬ им, и
тогда она погибнет. Мы участники Великой войны, которая длится вечность…
   Великая война – война света против тьмы и тьмы против света. Она
началась с самого сотворения¬ Земного мира. Две армии сошлись в великой
битве, и зло было повержено. Тогда было отделено от Земли то место, где
произошло сражение, и поставлено¬ на границе ада и земли. Так возникло
Чистилище. Но Ад не желал примиритьс¬я со своим поражением¬. Он регулярно
направляет¬ свои полчища на Гарнизон, и по сей день мы вынуждены отражать
его постоянные¬ атаки.
-Но зачем демонам нужен Гарнизон? Это же просто крепость?
-Через нее осуществля¬ется связь с земным миром, все души людей попадают
в Чистилище,¬ пройдя сквозь портал в недрах крепости. И ты прошел через
него, раз оказался здесь.
-Но меня нашли далеко от Гарнизона…¬
-Ты мог оказаться где угодно, хоть рядом с Разломом. До того момента,
пока не воплотился¬ твой дух, ты пребываешь¬ в свободном полете по
Чистилищу. Попавший сюда воплощаетс¬я именно в том месте, где находилась¬
его душа, а она же, в свою очередь, проходит через портал. Думаю, ты
понимаешь,¬ о чем я говорю.
-Значит, вот откуда ощущение полета…
-Да, все именно так. Но вот одна загвоздка – воплотитьс¬я можно
по-разному. Пока дух еще окончатель¬но не окреп в своей телесной
оболочке, его можно трансформи¬ровать в Иудиона. Прилети за тобой тогда
вместо Эммануила демон, скорее всего ты бы не был тем, кого я сейчас
вижу.
-Кто они такие, эти Иудионы?
-Я же говорю, трансформи¬рованные души. Они внешне чем-то напоминают¬
демонов, только без крыльев и гораздо слабее. Их искушают и увлекают за
собой адские приспешник¬и, которым впоследств¬ии Иудионы и служат. Они –
основа армии Преисподни¬, ее рядовые солдаты.
-А почему меня приняли за одного из них?
-Эти бестии умеют принимать человеческ¬ий облик. Авелит – металл, из
которого сделано все наше оружие – возвращает¬ их к первозданн¬ому виду.
Они не могут обманывать¬ нас при его свечении. Проход через строй солдат
– необходима¬я мера предосторо¬жности, ну и, отчасти, церемония приема.
-То есть, будь я Иудионом, меня бы убили?
-Естественн¬о! Вроде умный парень, а задаешь такие вопросы… Без обид! – и
он подмигнул мне.
   За непринужде¬нным разговором¬ я до конца не ощутил страха перед новым
бытием. Война! Мне придется воевать! Стать солдатом, нести службу,
биться с демонами и погибнуть. Или жить в постоянной¬ готовности¬ новой
атаки на Гарнизон. Николай, получается¬, в Чистилище уже около тысячи
лет, раз при жизни застал крестовые походы. Наверняка ему довелось
повидать многое, и веселая непринужде¬нность в общении скорее итог
страданий и переживани¬й, вернее, мнимое бегство от них, нежели
внутреннег¬о душевного настроя. Я не верю, что человек может оставаться¬
жизнерадос¬тным на войне, пройдя через горнило опасности. И я не до конца
верю Николаю, он всего лишь исполняет обязанност¬и священника¬ Данницы, и
вынужден утешать новоприбыв¬ших в Чистилище и помогать им адаптирова¬ться.
Вся эта показная веселость ни к чему, реальность¬ настолько страшна и
неопределе¬нна, что прятаться от нее за глотком Амброзии или за шутливым
тоном нет никакого смысла. Поэтому я все более насторожен¬но относился к
священнику¬, терзаемый подозрение¬м, что все наши с ним разговоры - пустая
формальнос¬ть.
-Николай, можешь ответить откровенно¬? – решительно¬ спросил я.
-Могу, говори.
   Внезапно в дверь постучали,¬ оборвав мою реплику. Здоровенны¬й солдат
предстал на пороге, и, обращаясь к Николаю, грубым голосом доложил:
-У нас новобранец¬, нужно ваше присутстви¬е. Он нам кажется
подозрител¬ьным.
-Иду – священник торопливо зашагал, задержавши¬сь лишь у самого порога, и
сказав – Извини, меня ждут дела. Побудь здесь, я скоро к тебе приду –
исчез, торопливо затворив дверь.
   Ну уж нет, в келье я сидеть не намерен! Пусть на мне нет одежды – не
беда, здешние люди мало обратят на это внимания. Я хочу увидеть все без
прикрас, таким, какое оно есть. И потому, чуть подождав, пока затихнут
шаги за дверью, я вышел из камеры и направился¬ на улицы Гарнизона. Как
мне казалось, невинное нарушение дисциплины¬ никому не повредит, какая
кому разница, где находится новобранец¬, только-только прошедший
посвящение¬…

                4

   Все повторялос¬ь, все было таким же, как вначале. Я вновь ощущал
нестерпимы¬й холод, остался наедине со своей полной сомнений душой, за
закрывшейс¬я дверью. Трудно сказать, что двигало мной, почему не высидел
в тесной мрачной комнатке, ожидая возвращени¬я Николая, его напутствен¬ных
речей и неуместног¬о юмора. Хотя, наверное, я несправедл¬ив к священнику¬,
поначалу его манера общения разбила лед страха и неуверенно¬сти, дала сил
и надежд. А все мои подозрения¬ в формализме¬ только от недоверия к людям,
от того, что мы с ним не сблизились¬ за полчаса беседы. Да разве такое
возможно? Я, наверное, слишком многого хочу от священника¬. И от себя. Но
не в этом дело…
   Коридор был темным и неосвещенн¬ым, так что, выйдя из кельи, я почти
наощупь пробирался¬ между холодных стен и бесконечны¬х дверей. Из-за
одной, как мне показалось¬, слышался тихий плач, прерываемы¬й
неразборчи¬вым шепотом. Оставленны¬й в келье новобранец¬ сидел и в страхе
ждал своей участи. Он такой же, как и я, ничего не знающий человечек,¬
сломавшийс¬я под тяжестью навалившег¬ося на него несчастья,¬ если, конечно,
это можно назвать так. Вот только не хочу я, как этот плачущий мужчина,
сидеть взаперти, когда решается твоя судьба. Мне нужно самому все
увидеть, хоть это и выглядит немного по-детски, но душа требует бунта и
хоть какого-то признания. В частности,¬ главное – это доказать себе, что
я не сломался, что я сильный и смогу достойно все перенести. Но задней
мыслью в мозгу крутилось абсолютно другое.
   Вообще, как-то странно… Такое ощущение, будто я поступаю наперекор не
по своей воле, а по приказу изнутри, из сердца. Словно внутри меня сидит
другой человек, который очень хочет добиться своего. Ведь правда, зачем
мне сбегать из кельи? Какой в этом может быть смысл? Я ничего не
понимаю, но все-таки думаю довериться¬ странному зову изнутри.
-Господи, спаси меня! – послышался¬ крик за дверью. – За что мне такое
наказание?¬
    Новобранец¬. Видимо, Николай не успел утешить бедолагу. А каково
сидеть одному и гадать, что же происходит¬, я знал не понаслышке¬. Хотя
мне повезло больше. Я не успел истерзать себя мыслями и догадками,¬ так
как священник явился достаточно¬ быстро. Приди он позже, наверное, из
моей кельи доносилось¬ бы нечто подобное. Господи, как же много может
сделать обычный шутливый разговор!
   Я пошел быстрее к концу коридора, из которого шел просвет. Достаточно¬
сильно ощущался холод, но по сравнению с тем, что мне пришлось пережить
в начале, он был терпимым. Не чувствовал¬ось тех ледяных игл, только
слабый морозец обжигал тело. Я миновал весь путь, и в конце коридора
вышел на ступеньки,¬ которые вывели меня прямиком в Данницу. Она была
пуста, и массивная входная дверь открыта нараспашку¬. Через нее было
видно, как на площади толпились солдаты, явно ожидая чего-то. Николай
торопливо ходил между ними, заговарива¬я то с одним, то с другим бойцом.
Все говорило о том, что готовится очередной прием новобранца¬.
    Не понимаю почему, внутренний¬ зов опять проснулся,¬ подвигая меня
подойти к дверям и притаиться¬. Самое удивительн¬ое, в нем звучала
тревога, что я могу чего-то не успеть. Интуиция? Возможно, и в таком
случае игнорирова¬ть ее никак не стоит. Я торопливо подбежал к дверям и
застыл на пороге, не замечаемый¬ озабоченны¬ми солдатами. Их взгляды были
устремлены¬ в небо, они ожидали ангела, и, даже углядев у дверей Данницы
голого новобранца¬, бойцы скорее всего не среагирова¬ли бы на меня, по
крайней мере, до конца церемонии. Как раз этой ситуацией и хотело
воспользов¬аться что-то во мне. И, как я чувствовал¬, что-то очень важное.
-Летят! – послышался¬ тихий говорок воинов Гарнизона. Через секунду
Эммануил спикировал¬ словно из ниоткуда на площадь, неся на руках
дрожащую безволосую¬ женщину. Она, почувствов¬ав под собой землю,
несколько расслабила¬сь и перестала дрожать.
   Женщина была странная. Не говорила, не плакала, вообще никаких
эмоций. Затравленн¬ый взгляд, которым она одаривала всех солдат, исчез с
ее лица, на смену ему пришел взгляд безразличи¬я. Эммануил скомандова¬л
готовность¬, и бойцы выстроилис¬ь в две живые линии, точь-в-точь такие же,
через которых прошел я. Но женщина вела себя уж очень странно, в ее позе
чувствовал¬ся вызов, презрение ко всему. Когда святой отец взял ее за
руку и собрался подвести к живому коридору, она неожиданно¬ стала
сопротивля¬ться.
-Не пойду я туда – молвил ее голос, показавший¬ся мне очень противным,¬ и
она сильно толкнула Николая, свалив с ног.
   После этого женщину стало страшно трясти. Из ее рта вырывались¬
нечеловече¬ские звуки, будто три разных голоса говорили одновремен¬но,
притом что-то нечленораз¬дельное. Движения тела   потрясали своей
неправильн¬остью, суставы выгибались¬ под абсолютно невозможны¬ми для
человеческ¬ого тела углами, казалось, будто это какая-то резиновая кукла,
которой можно поменять руки с ногами.
-Она одержима! – крикнул священник. – Что же вы стоите, убейте ее!
   Но никто не двигался, солдаты стояли как завороженн¬ые.
-Воины, окружите ее! – послышался¬ сладостный¬ голос Эммануила,¬ который
привел всех в чувство. Бойцы, опомнившис¬ь, быстро подбежали к женщине,
взял ее в плотное кольцо. Отвращение¬ и ужас читался в их глазах.
Поразитель¬но, но даже бывалые обитатели Гарнизона не смогли совладать с
собой при виде такого зрелища. Что уж говорить про меня, от ужаса
буквально вросшего в каменный пол у дверей церкви.
   Солдаты ждали приказа, с напряжение¬м на лицах удерживая кольцо.
Что-то тягостное,¬ гнетущее разлилось по воздуху, отравляя душу гнилыми
испарениям¬и страха. Мне сделалось дурно, хотелось убежать, закрыться в
своей келье, но ужас и внутренний¬ голос не давали покинуть злосчастну¬ю
площадь. Зачем я тут нужен? Ответь, зачем? Чтобы увидеть это?
   Крики женщины стали громче. Она с грохотом повалилась¬ на землю,
продолжив корчиться там.
Со своего места я разглядел,¬ что ее тело менялось, зримо разрастаяс¬ь
вширь. Кожа стала ярко красного цвета, как рубин, ноги превратили¬сь в
копыта, голова ужасно деформиров¬алась, став похожей на бычью. Это демон…
Да, это демон, я убежден! Лишь они могут так ужасно выглядеть...
-Иудион! – громко крикнул Эммануил. – Зачем ты здесь? У тебя есть для
нас послание?
   Чудовище уже перестало биться в конвульсия¬х, поднявшись¬ на ноги и
злобно осматривая¬ солдат. Оно было на полторы головы выше самого рослого
бойца в кольце, и гораздо шире в плечах. Изо рта обильно текла слюна,
словно у бешенного животного,¬ грудь часто поднималас¬ь от быстрого
дыхания. В секунду, казалось, Иудион делал три-четыре вдоха.
-Да! – прорычало существо. – Я хочу с вами говорить!
-Мы не сохраним тебе жизнь, но выслушать готовы – ангел с твердостью¬
смотрел на пришельца,¬ без тени страха и неуверенно¬сти. – Говори!
-У нас есть пленные. Много, человек 40, разведчики¬, что слишком близко
подходили к Разлому. Мы готовы их выдать, если вы уберете заставу у
пещер.
   Эммануил нахмурился¬, доли секунды на его лице продержала¬сь
задумчивос¬ть, и он, окинув взглядом всех стоявших на площади, сложил
руки на поясе.
-Условия для нас неприемлем¬ы, и ты должен был знать это. Мы отказываем¬ся
– после паузы Эммануил продолжил. - Ваши хозяева не жалеют своих воинов,
твоя нелепая смерть станет доказатель¬ством сего.
   У меня зазвенело в ушах. То, что я называл своим внутренним¬ голосом,
просто ревело в эти секунды. Оно требовало мне подойти вплотную к кольцу
и поговорить¬ с Иудионом. Я отчаянно боролся с собой, со своим страхом,
со своей безвольнос¬тью.
-Ты умираешь по глупости – продолжал ангел. – Пусть тебе удастся
очиститься¬ в другом воплощении¬. Да будет так!
   Я услышал слово внутри себя, словно окрик, в котором явственно
прозвучало¬ «обернись»¬. Ноги онемели, по рукам прошла мелкая дрожь.
Иудион резко обернулся в мою сторону, и, разглядев,¬ на миг словно
обрадовалс¬я чему то. И как удар молотом, прозвучало¬ второе слово внутри
меня – «подойди».
-Иду! – выкрикнуло¬ чудище, и, неестестве¬нно вытянувшис¬ь, прыгнуло через
головы солдат. Это походило на какой-то кошмар! Ни одно существо не
способно прыгнуть так, как это сделал Иудион. Он буквально взмыл в
воздух метра на три, вырвавшись¬ из кольца воинов Гарнизона,¬ и с грохотом
приземлилс¬я. – Иду! – прорычало адское создание, бегущее ко мне.
   Когда Иудион подбежал близко, наши глаза встретилис¬ь, и в них я
углядел рабскую восторженн¬ость, готовность¬ исполнить все, любую просьбу,
любой приказ. Взгляд собачьей преданност¬и, взгляд верного слуги… Он
словно благоговел¬ передо мной! Так продолжало¬сь несколько секунд.
-Я пришел – тихо промычал Иудион, и в тот же миг светящийся¬ меч пронзил
его насквозь. Лезвие вышло из груди, и меня обдало обжигающей¬, словно
кипящее масло, кровью. Я закрыл глаза.
-Дурак! – послышался¬ знакомый голос, и резкий удар поверг меня наземь,
немного вернув в чувство. – Дурак! Тебе было сказано сидеть в келье! –
открыв глаза, я увидел Николая. А потом, обессилев,¬ закрыл их вновь,
проваливши¬сь в тяжелый, беспокойны¬й сон.

                5

   Забывается¬ все, чем гнетет нас жизнь, в мире снов. Бегство в рай, в
островок безопаснос¬ти, где мир всегда принадлежи¬т нам. Пусть он
враждебен и непонятен,¬ непознавае¬м и пугающий, но в нем никогда не может
произойти непоправим¬ой беды. Ты вправе делать все, что угодно, совершать
ошибки без последстви¬й, предаватьс¬я своим грезам. Никто тебя не осудит и
не попрекнет за них.
   Я видел водопад. Стремитель¬ный поток мчался вниз, разбиваясь¬ на
тысячи светлых капелек, которые воссоединя¬лись внизу в небольшую
речушку. Вода продолжала¬ свой бег, она была вечной силой, и никакие
речные пороги не были для нее преградой. Это всегда величестве¬нно,
наблюдать за бушующей стихией, когда сам стоишь в безопасном¬ отдалении.
Какой-то странный восторг, восхищение¬ вечностью охватывает¬ душу, и ты
понимаешь,¬ что природа никогда тебе не покорится,¬ будет вечно мятежным
странником¬ среди бесконечно¬го бега времени.
-Ты прекрасен!¬ – крикнул я водопаду. Мне очень хотелось словами выразить
внутренний¬ подъем от его вида.
-Только в твоем воображени¬и, - послышался¬ тихий ответ, ошеломивши¬й меня.
-Ты умеешь разговарив¬ать?
-Только в твоем воображени¬и – словно эхо, повторилис¬ь слова.
-Кто ты? – с все возрастающ¬им волнением прокричал я потокам воды. Ответа
не последовал¬о. – Кто ты?! – опять тишина. – Ты что-то хочешь мне
сказать?
-Да – молчание водопада прервалось¬ на секунду, после чего снова
воцарилось¬ тишина.
-Так говори!
Молчание было ответом, и свет вокруг начал тускнеть. Я опять  оказался во тьме. Еще несколько секунд сознание продолжало фиксировать далёкие мысли, но они оно погрузилось во всеобщее забвение.
                Глава вторая
Метро - это как спринт. Где каждый из попутчиков соперник, а промедление ведет к поражению. И иного пути выиграть нет, кроме как обойти всех остальных, и не важно в чем: в хамстве ли, в скорости перемещения, технике ударов локтем или нервных судорогах. Вот он, истинный дух противостояния в мегаполисе!
Да и не только подземка пропитана этим духом. Любое скопление людей, будь то даже обычная очередь - это атлеты, приготовившиеся к спринту. И только дай команду, посмотри не так, сразу начнется старт. И мало не покажется! Вот только бегать любят на короткие дистанции.
А как иначе? Любая кассирша, одаривающая  букетом хамства всех, кто пожелал сделать покупку именно в её смену, не может бежать всегда. Нужно ведь и отдыхать, и тогда все бегуны становятся равнодушны. До фатализма, до наплевательского отношения к жизни. Но это ненадолго, уже на подходе следующий пациент со своими жалобами, которого обязательно нужно научить жизни. И ноги уже готовы понести спортсмена к финишу. А как иначе? За редким исключением, вся общественная жизнь страны разместилась на беговой трассе. И, самое ужасное, ей там не тесно. Пока.
И получается, что в целом мы живем двумя эмоциями. Мы, кто решился встать к черте, у кого нет сил не бежать  в общем потоке, разве мы достаточно сильны, чтобы повернуть забег вспять? Нет, и тут у нас есть маленький выбор - пристроиться в ряду потных спин, или сесть на обочине.  И наслаждаться красотой солнца, ещё не безразличного, ещё пока живого. Но и оно, рано или поздно, пустится в свой чудовищный забег, и с лихвой превзойдет все человеческое зло, совершенное за всю историю мира. Вот только тогда не будет больше ничего: ни выбора, ни забега, ни равнодушия.
Но принимал ли он всё это? Задумывался ли? Нет, он как и все потерянные и озлобленные люди, угрюмо ехал в душном вагоне метро, и сосредоточенно смотрел в  пол.
Он был чужд глубоких мыслей, жил, чем приходилось, и никогда никому не жаловался на жизнь. В его глазах не читалась столь частая мольба о сочувствии, которую  можно увидеть у изможденных жителей мегаполисов; но едва заметная, спрятанная под гущей напускного равнодушия, она кричала "спасите меня, я так больше не
могу!". О да, ему было тяжело и одиноко в этом мире. Но он не унывал, потому что у него была цель - поехать на море.
Да, эти спасительные мысли поддерживали его, давали сил и энергии. Даже сейчас, среди угрюмых лиц толпы, ему чудился звук прибоя, и свежесть далекой морской волны. Все остальное было незначимым, и весь ход вещей его жизни сводился к этой цели. Любыми средствами на море! Но вот как раз с средствами у него были проблемы...
Он мало зарабатывал. Вернее, зарабатывал достаточно, но почти все деньги тратил на больную мать, которая после автомобильной аварии постоянно нуждалась в лекарствах. Ее жизнь напрямую зависела от того, сколько пакетов с таблетками и ампулами принесет ей сын. Поэтому все мечты о море оставались несбыточными: просто не на что было уехать, да и оставить больную мать хоть на пару дней было невозможно.
Но теперь все изменилось. Радикально. Мама умерла несколько дней назад. Все
бремя заботы, свалившись с его натруженных плеч, тоннами боли упало на сердце. Без постоянного ухода за матерью замечалась пустота и тщета всего, что окружало его. Пропали все желания, даже померкли мечтания о море, о беспредельной глубине и пропитанном солью воздухе. Он просто ехал в метро, уставив невидящий взгляд в пол, и старался ни о чем не думать. Временами это получалось, но предательская рябь страдания пробегала по лицу, и душа иссушалась зноем отчаяния. О да, ему было очень одиноко в этом мире!
В кармане большой пачкой лежали деньги, преимущественно из мелких купюр. Но даже этой суммы хватило бы, чтобы добраться до моря. Уехать хотелось, но хотелось как-то странно, с примесью чувства вины. У сердца вырос черный ком из шерсти, который перекрывал способность желать, пусть и не полностью. И даже когда эти метания отражались мыслями в его сознании, он старался ни о чем не думать, а лишь смотреть в загаженный пол вагона.
Скорее чутьём, чем зрением, он понял, что в вагоне не осталось никого, а из-за грязного стекла ему недовольно машет полная женщина в форме. Работник метрополитена. Пришлось встать и выйти. А потом опуститься на свободную лавочку, и точно так же, сидеть, опустив глаза, и ни о чем не думать. Но уже не как участник спринта. А как сошедший с дистанции. Человек, которому в желудок попало гораздо больше, чем он в состоянии переварить. Которому нужно засунуть два пальца в рот, и произвести очищение. Эмоциональную перезагрузку. Ему нужно было что-то...
Мать. Море. Метро. Как лозунг. Жизни нет. Пора со всем этим кончать. И он мигом собрался, в отчаянной решимости вскочил с лавки и подошел к краю. Припозднившиеся пассажиры с подозрением покосились на него. И на всякий случай отошли подальше, мало ли что. И правильно! Он собрался прыгать под поезд. Подарить набор кошмаров машинисту и всем желающим, дать себе волю на нестандартный поступок.
Мечты удерживают нас? Иногда, но со временем они блекнут, тускнеют, и от них ничего уже не остаётся, кроме истлевших фантиков. Которыми устлана дорога в ад. Или в рай. Или куда-то еще. Вот и проверим, что же там.
...свист зажатых тормозов, истерический вскрик женщины, суета, гомон. И пару злобных ругательств "идиот". Да, господа, спринт закончен, всем спасибо, все могут еще час прохлаждаться на станции, пока мои останки не выковыряют из рельсов. Все-равно, за испугом, за отвращением у каждого пряталось глубокое равнодушие. Скажите спасибо жизни, что на моем месте не вы. А меня здесь уже практически нет, я кончился. И точно так же кончитесь и вы. Нет, вы уже кончились, просто об этом не догадываетесь. Ваш поезд еще не пришел, отсталый бегун не финишировал, но все равно вас нет.
В остывающем мозгу продолжали крутиться мысли, но их стала поглощать темнота. Никто из живых не знает, какого
это, но все представляют примерно как и есть, близко к истине. Но не учитывают одну вещь - полностью меняется восприятие. Перед полетом в неведомую бездну, в которой страшно. И немного холодно...
                2
Да, это было со мной. Моя история, моя память. Теперь сомнения развеялись, стало понятно, кто я и что со мной произошло. Но легче не стало, наоборот, вернулась земная боль и послевкусие бесцельной жизни. Я самоубийца. Беглец, и где же я оказался?
Тело ломило нестерпимо, боль селилась в каждой клетке моего тела. Амброзия иссушила меня, забрав из меня жизнь, на время. А взамен я получил сон, который сделал еще хуже - вернул чувство вины.