Подмокший чай

Мишаня Островнов жил на острове. Вернее, он там родился. А как вырос и возмужал, отслужил армию, перебрался жить в город Ростов-на-Дону, центр области и "ворота Кавказа".
 
В городе было интересней. И возможностей побольше, чем в родной станице. Станица умирала.
 
Когда-то, до революции и гражданской войны, она была, без преувеличения, богатейшей станицей на Дону. Достаточно сказать, что станичная  была третьей по величине на территории Войска Донского.
 
Войсковой кафедральный собор в Новочеркасске, собор в Ростове, и храм здесь, в станице Елисаветовской.  И это несмотря на то, что в юрте станицы почти не было пахотной земли.
 
Были луга, буераки, заросли камыша, сдаваемые внаём, даже песчаные дюны были. А земли, пригодной для посева, не было. Да особо и не нужна была земля.
 
Станичники благосостояние свое строили на древнем, исконно казачьем промысле. Они ловили и продавали рыбу. Продавали много.
 
Елисаветовская - единственная станица в Войске Донском, не имевшая общественных амбаров для ссыпки семенного запаса хлеба. Семена были не нужны. Не сеяли хлеб станичники. На чёрный день в станичном правлении стоял железный денежный ящик с неприкосновенными суммами.

Когда все донские селения переселились со старых мест на островах, где было удобно ловить рыбу, но невозможно сеять, когда изменилась до неузнаваемости жизнь казаков, некогда Кругом решавших: «А кто землю орать и хлеб  сеять будет, того бить до смерти. . .",когда казаки из вольных рыболовов превратились в привязанных к земле хлеборобов и переселились на возвышенные берега Дона, станица Елисаветовская осталась на своем месте.

Во-первых, переселяться было некуда, а во вторых - незачем.

Самая низовая из казачьих станиц, Елисаветовская расположена в самой дельте Дона, среди лугов, ериков, проток и камышей. Сухой земли, не заливаемой вешними водами и частым и "Низовками", практически нет.

Но зато кругом вода. Дон с его гирлами и ериками. А в Дону рыба. Много рыбы. Море синее Азовское недалече. Рынки сбыта рядом. Города Ростов, Азов, Таганрог, Новочеркасск готовы приобрести столько рыбы, сколько казаки продадут.
 
В станице до гражданской войны и нашествия большевиков было восемнадцать рыбоспетных заводов. Рыбоспетный завод - это простейшее сооружение, часто из камыша, где вялят рыбу, где она "спеет".

В год отмены в России крепостного права, в станице уже была школа,построенная на общественные деньги. Потом построили училище кустарных промыслов для молодых казаков.
 
В общем, преуспевающая станица. С богатой историей. Островному положению своему она обязана туркам и Петру Первому.
 
Азов - турецкая крепость, торчал, как заноза в пальце императора. Он мечтал о выходе России к Азовскому и Чёрному морям, а турки не пускали. Захватив некогда Азов, они сделали его первоклассной крепостью.
 
Казаки отняли у Османов город однажды. В 1639 году, захватив крепость штурмом, уничтожили всё турецкое население, объявили Азов своей столицей. Пять лет жили припеваючи. Пока в 1641 году к стенам города не подошла трёхсоттысячная армия турецкого султана.
 
Конечно, не маленький Азов с его семью тысячами защитников, был целью похода огромной армии. Султан намеревался, покончив с Азовом, двинуться к Астрахани и Казани, оторвать от Руси Среднюю Азию и, возможно, Сибирь - бывшее татарское ханство.

Мусульманскую экспансию остановил крохотный Азов. Пять тысяч донских казаков, усиленные двумя тысячами запорожцев, затворились в крепости вместе с женщинами и детьми, выдержали жесточайшую осаду.

Выдержали, не сдали город. Никогда прежде, и никогда после в истории войн не было такого соотношения сил осаждающих и осаждаемых. Почти год турки ежедневно атаковали город. Но вынуждены были отступить.
 
Казаки понимали, что султан не отступится, что по весне следует опять ждать непрошеных гостей. Что ещё одной осады им не выдержать. Предложили взять Азов под  высокую руку тогдашнему Московскому царю Алексею Михайловичу.
 
Москва отказалась от щедрого подарка. Не хотела портить Москва отношений с Блистательной Портой.
 
Казаки, прихватив с собой городские ворота и весы, покинули город, удалились в монастырь. Азов снова стал турецким.

Пётр Первый решил, что без Азова России никак. Первый его поход под Азов был неудачен. Началась подготовка ко второму.

В Воронеже построили целый флот, при помощи которого царь собирался одержать победу. Корабли  пришли в Черкасск, тогдашнюю столицу казаков.

Здесь выяснилось, что турки, дабы исключить возможность выхода в Азовское море казачьих судов, построили на противоположных берегах реки две башни-каланчи, соединив их железной цепью.
 
Не могли громадные петровские корабли преодолеть эту преграду. Не могли выйти в море Азовское на оперативный простор. Опять помогли казаки. За одну ночь прорыли канал из Дона в протоку, называемую Каланчой.

Неширокий канал. Только-только на руках протолкнуть петровские галеры к морю. Глубина так же была невелика, лишь бы корабли провести. Впоследствии канал получил название "Казачий ерик". По имени своих создателей.
 
Русские корабли вышли в Азовское море и сильно перепугали турок. Никак не ожидали турецкие адмиралы увидеть в "своём" море русскую эскадру. Они же не знали, что корабли, построенные из сырого леса, маломанёвренны, имеют слишком большую осадку для Азовского мелкого моря.
 
Турецкие адмиралы увидели перед собой настоящий морской флот. Непонятно каким образом оказавшийся прямо перед ними. Турки оробели и замешкались. Пользуясь замешательством противника, к турецким галерам и транспортникам, стоявшим в устье Дона, незаметно подобрались небольшие казачьи струги.
 
Два корабля казаки подожгли. Один загнали на мель. Остальные предпочли ретироваться. Так Пётр Великий одержал первую победу над турецким флотом.
 
Шло время, Россия расширяла свои пределы. Прибрали к рукам Землю Донских Казаков, завоевали Крым, Кубань, Кавказ и Закавказье. Азов оказался в глубоком тылу, он больше не представлял интереса как крепость.
 
Ерик Казачий жил своей жизнью. Он тоже расширялся. Под напором воды ширше становились его берега, углублялось русло.
 
Когда граф Платов учредил станицу Елисаветовскую на месте Щучьего стана, она была уже на полноценном острове.  На этом острове и родился Мишаня Островнов.

Задолго до его рождения, в годы становления советской власти, большевики организовали в станице два рыбколхоза. Отняв для этой цели имущество, невода, лодки, быков и другое снаряжение у богатых казаков. В станице бедных не было.

Церковь разрушили. Разрушили не сразу, уже в тридцатые годы. Причём обставили это очень демократично. В одно не очень прекрасное утро по улицам прошлись трое. Двое молчаливых неулыбчивых комсомольцев, каждый при винтовке с примкнутым граненым штыком. И комсомолка в красной косынке, кожаной куртке и хромовых сапогах.
 
Комсомолка держала в руках разлинованную синим карандашом бумагу. В бумаге числились все жители станицы. Все, оставшиеся в живых после революций, гражданской войны и сталинских репрессий.
 
Комсомолка задавала станичникам один и тот же вопрос: "Скажите, Вам церковь сильно нужна? Не сильно? Тогда распишитесь"! И расписывались. Как надо расписывались. А как иначе?

Если ты или твои родичи во время Гражданской служили в "красных", то тебе церковь, по определению, ни к чему. Потому как большевики Бога отменили. Ну а ежели служил в "белых" или родственники репрессированы новой властью, то тем более опасно.

Если тебе нужна церковь, то ты за старый режим. Следовательно, ты - враг народа.
Что бывает с врагами народа, станичники знали. Да и штыки на винтовках комсомольцев напоминали.

Так отказалась станица от своей церкви. Её разобрали по кирпичику. Из недалёкого Азова приехала на катере бригада рабочих-комсомольцев. Порезали газосваркой огромные колокола, которые не могли снять с колокольни целиком, сбросили вниз. Металл увезли.
 
В большом чане, наполненном серной кислотой, купали старинные иконы, квачами смывали с них краску - добывали золото.  Добыли несколько граммов.

Из  целых кирпичей, оставшихся от разборки храма, построили в бывшем церковном дворе двухэтажную школу. Битые кирпичи и щебень пошёл на отсыпку дороги к переправе.

Привезли из Ростова учителей, разместили в поповском доме. Батюшка сгинул в неизвестном направлении. Молодые учительницы удивлялись, с каким благоговением местные жители относятся к образованию. Особенно пожилые. Казаки даже крестятся на школу, когда проходят мимо по своим делам или в магазин.
 
И почему-то  даже в самую слякотную слякоть никогда не ходят по ровной, отсыпанной кирпичным щебнем дороге, предпочитая узкую тропинку, протоптанную рядом.

Станица стала хиреть. Старики старились, молодёжь вырастала, уезжала в близкий и доступный, полный соблазнов город. Дожились до того, что каждый год вставал вопрос о закрытии школы. Из-за низкой комплектности. Своих детей в станице почти не было. Набирали учеников для школы с ближних хуторов. 

Преткновением была переправа. Сначала между островом и «большой землей" ходил паром. Потом он обветшал, проржавел и утонул. Предприимчивые казаки соседнего хутора добыли списанный армейский понтонный  мост. Установили. Стали брать за переправу деньги. С местных и детей не брали.
 
Но мост работал только летом. А учатся зимой. Зимой по льду, от вешки до вешки, вмороженной в лёд, шли дети каждый день в школу. Такой хорошей каменной школы ни в одном хуторе не было. В межсезонье, в ожидании ледостава, перевозили учеников в школу и обратно через ерик на лодках.

Корреспондент областной газеты, приехавший писать статью о станице, вынужденный переправляться вместе со всеми на лодке в предзимний пасмурный день, заметил, как необычно вели себя дети во время переправы.
 
Как и обычные дети, они смеялись, весело шутили и шумели. Но при этом почти не двигались. Ещё недавно, на берегу, они бегали друг за другом, толкались, жестикулировали. Теперь же смирно, почти чинно, тесно сидели на поперечных лавочках лодки.

Все движения стали плавными и замедленными. Посторонний человек сразу заметил диссонанс между оживлённым, весёлым разговором и экономными, короткими и плавными движениями. Вода. Холодная, серая осенняя вода была рядом.


Борт явно перегруженной лодки возвышался над уровнем её не более чем на пять сантиметров. Холодные ледяные брызги, срываемые с белых барашков мелких волн резким шквалистым ветром, летели в лицо, крупным дождём падали на одежду, замерзая тонкой ледяной корочкой. А дети веселились и шутили.

Когда лодка пристала к широким деревянным мосткам противоположного берега, дети быстро, как горох, но соблюдая определённый порядок, высыпались на берег. Толкаясь и весело гомоня, побежали к школе.
 
Казачьи дети воды не боялись. Мишаня тоже. Он, как и его одноклассники, вырос здесь, на нижнем Дону, среди ериков, проток и рукавов Дона. Привык, что вся жизнь людей на реке, подчиняется определенному ритму. Ритм этот зависит от ветра. Вернее, от его направления.
 
Если дует "Верховка", воду из Дона и всех протоков выдует в море. Будет сухо, но не будет рыбы. А рыба по-прежнему основной и почти единственный источник существования местных жителей.
 
Если же "Низовка" подула, готовь лодки. При продолжительной «Низовке» зальет всё вокруг: левады, огороды, дворы. Вода может войти в дом. Вода и друг, и враг. Кормит, но может в один день отнять нажитое. Недаром на Нижнем Дону популярна поговорка: "Вода дала, вода взяла"!

Эта поговорка, как ничто другое, отражает определённый фатализм в характере донских казаков. По смыслу она очень близка к изречению, выгравированному на перстне библейского царя Соломона: "Всё пройдёт... Пройдёт и это...".
 
Бабка Мишани Островнова жила в станице одна. Давно одна. Старинной постройки двухэтажный курень, ставленый ещё дедом её мужа, стоял на самом дальнем краю станицы, на берегу ерика Казачьего. Дом не отбирали большевики-коммунисты по причине удалённости от "центра" и непригодности для общественных помещений.
 
Семья Островновых была некогда многочисленна и многодетна. Не сказать, чтобы бедствовали, но и не барствовали. Ловили рыбу, продавали. Покупали снасти и опять ловили.
 
Жёсткой метлой прошлась Гражданская война по станице. Прибрала казаков. Остатки подбрило ГПУ-НКВД . Очень уж хорошим, удобным "материалом" были казаки для этой организации.

Какой семьи ни коснись, в каждой найдётся служивший в "белых" или "калединцах". На крайний случай, "царскому режиму" служившие. А царю служили казаки все поголовно. По определению.
 
Оружие в каждом доме. Казаку как без оружия? Так что только законы и указы подходящие сочиняй и пополняй лагеря "врагами народа". Многие бабы бедовали без мужей, братьев и сыновей, не только одна Тарасовна, как по-уличному звали бабку.

Тарасовна свыклась. Ей даже завидовали соседки - в городе сын и внук!
Мишаня был любимым внуком. Он тоже любил бабку. Наезжал иногда из города, привозил гостинцы.
 
Именно к Тарасовне, минуя родителей, привёз знакомиться свою будущую жену, когда собрался жениться. Бабке внукова невеста понравилась сразу. Родилась и выросла на Верхнем Дону, в знаменитой станице Вёшенской. Умудрилась поступить в МГУ, закончила университет с золотой медалью, стала филологом.
 
Там же, в Москве, научилась по столичному  "разговаривать". Тарасовна считала Мишанину жену "интелигэнткой" на том основании, что та твердо,  "по-московски", выговаривала звук "г".

Вообще-то на Дону существуют самостоятельно, почти независимо друг от друга три диалекта. Три самостоятельных ветви русского языка. Здесь "гутарят", "балакают" и "разговаривают".

Гутарят казаки, коренное, автохтонное население Донского края. Язык этот, или диалект, без всякого сомнения, славянский, но не совсем русский. Скорее всего, он древнее собственно русского или, как раньше говорили, великорусского.
 
В некотором отношении, особенно по мягкости произношения определённых звуков, по наличию очень архаичных слов, схожих по звучанию с протоболгарским и сербским славянским произношением, в какой-то мере напоминает казачий диалект древнерусский и церковнославянские языки.
 
Но полон тюркизмов и заимствований из многих иных языков. Больше всего заимствований, естественно, из русского, как языка государственного.

Архаичные, самые древние слова, не встречающиеся в других языках, сохранились в названиях рыб, околоводных животных и растений, названиях рыболовных снастей, ветров, течений и транспортных средств. То есть, другими словами, предметов и природных явлений, связанных с водой и рыбной ловлей.
 
Характерной особенностью этого наречия является произношение звука, обозначаемого на русском письме буквой "Г". Но эта буква даже приблизительно не может передать казачье произношение аналогичного звука. По хорошему, для донского говора следовало бы ввести особую букву. Как это делается в других языках, близких к русскому по фонетическому строю.

Балакают на Дону потомки запорожских казаков и украинцев, в своё время и по разным причинам переселившиеся на эту землю. Причём запорожцы чётко отделяют себя от собственно украинцев, называемых казаками "тавричанами". В чём состоит это различие кроме строения фамилий, для всех прочих, кроме самих запорожцев и тавричан, непонятно.
 
С фамилиями понятней.  Фамилии запорожцев происходят в большинстве своём от прозвищ или кличек. Напритмер: Лизогуб, Головатый, Билый, Повторабатько.
 
Украинские фамилии происходят или от имён прародителей или от профессиональных занятий предков с использованием суффикса "- енк". Николенко, Михайленко, Чеботаренко, Гончаренко. Это разделение весьма условно и сильно упрощено, но имеет место быть.
 
"Разговаривают" не только русские, но и казаки, украинцы, многие другие народы, для которых казачий край стал родиной. Это литературный язык. Который преподают в школах. На котором печатают книги, журналы и газеты. На котором ведётся деловая переписка. Последнее обстоятельство, кстати, очень важно.
 
В двадцатые годы двадцатого века производилась, так называемая, "украинизация" Азовского района. Под тем предлогом, что здесь проживает большое количество выходцев с Украины. Переводилось на украинский язык делопроизводство, приводились в "соответствие" названия населённых пунктов.
 
Так казачий хутор Рогожин превратился в Рогожкино, хутор Абухов - в Обуховку, хутор Колузаев - в Колузаево. Тогда же станицу Елисаветовскую переименовали в Елизаветинскую. Потому как село Елизаветовка уже было на юге района.
 
Чтобы районные начальники из приезжих не путались, поменяли местами несколько букв. Что тут такого, когда карту страны кроили как хотели? Через некоторое время, как и водится  у большевиков, украинизаторов расстреляли. А названия остались.




Теперь Тарасовна, родившаяся в старорежимной Елисаветовской, жила в советской Елизаветинской. Всё пройдёт.
Бабка не вдавалась в столь сложные политически-филологические рассуждения. Ей просто приятно было беседовать на равных с образованной, учившейся в самой Москве, женой внука.
Той тоже было интересно. Бабка была не просто живой кладезь филологических и этнографических познаний, но и интересный, мудрый собеседник.

Нечасто приезжал внук к любимой бабушке, но навещал, не забывал. Привозил гостинцы. Порой и дорогие.
На зависть соседкам, у Тарасовны был цветной телевизор. И стиральная машина. Даже кофеварка была. Только она ей не пользовалась.
Предпочитала толочь кофейные зёрна в медной ступке. Варила же ароматный напиток в старинной турке, привезённой одним из её отдалённых предков из турецкого ещё города Азова.
Она помнила времена, когда ближе к полудню станица оглашалась медно-чугунным перезвоном. Это в каждом дворе звенели ступки.
Традиция в полдень пить кофе существовала в станице с незапамятных времён, никто и не помнил, с каких. Но казаки следовали ей неизменно, часто подчёркивая, что это на Руси чай пьют. А у нас, на Дону - кофе!
Последнее время, из-за повышенного давления, врачи Тарасовне кофе пить отсоветовали. Она перешла на чай.
Сначала не понимала этого напитка. Потом разобралась и полюбила. Даже различала на вкус разные сорта чая, не глядя на упаковку.
И внука просила обязательно привозить ей чай. Обязательно разных сортов.
В один из своих нечастых приездов внук, кроме обязательного чая, привёз новую игрушку, показал как кнопки нажимать.
Сотовый телефон понравился. Можно было в любое время позвонить внуку, сыну, внуковой жене.
Поговорить с внуковой женой особо нравилось бабке. Та тоже любила поболтать. Особенно по вечерам, после работы.
Для Тарасовны такие телефонные переговоры были событием. Причём, событием радостным. А радостью надо делиться.
На другой день, принарядившись, она обязательно шла "на кофий" к какой-нибудь из соседок. Обстоятельно рассказывала, как идут дела в городе и мире.
 Что думают по этому поводу её родственники, а что думает она, Тарасовна.

Иногда, придумав вескую причину посещения почты или магазина, добиралась и до этих центров культурной жизни станицы.
Там слушателей и собеседников было много. Чем ещё заниматься пенсионерам, как не обсуждать последние новости?
Мишаня давно не был в станице. Он осознавал, что отчасти  виной тому был телефон.
Когда имеешь возможность по желанию, хоть каждый день, общаться, то необходимость ехать в даль-дальнюю, чтобы встретиться с глазу на глаз, вроде как бы и отпадает.
Его не то чтобы мучила совесть, но определённый дискомфорт ощущался. Особенно усилилось это чувство после одного из телефонных разговоров.
Бабушка вроде бы и не пожаловалась, но как бы вскользь упомянула, что давно внук не заглядывал в родную станицу. А в станичный магазин давно не завозили любимый ею чай "Каркаде".
Этот чай из лепестков заморских цветов давал при заваривании насыщенный красный цвет и довольно приятный кисловато-сладкий вкус.
Сам Мишаня предпочитал зелёный чай без сахара, но с бабкиным вкусом не спорил. Тем более, что и жена его любила этот самый "Каркадэ".
Вечером после работы он зашёл в большой, ярко освещённый магазин, купил несколько пачек чаю.
И зелёного чаю купил, и несколько сортов чёрного, и две большие бумажные упаковки "Каркаде". На все вкусы чаи.
Прикупив кой-какие продукты, сложил их в отдельный пакет. Чтобы, не дай Бог, чай не воспринял запах колбасы или сыра.
Мишаня позвонил жене. Сообщил что задержится, потому как решил навестить бабку.
В этом не было ничего необычного. У него давно была своя машина. Вполне можно было обернуться туда и обратно за пару-тройку часов.

Погода была хорошей, подмораживало. Машина легко катилась по неширокой, но ровной асфальтовой дороге.
По краям асфальта клубились белые сверкающие облака. Это не небо спустилось на землю. Это толстый слой инея, покрывший ветви придорожной растительности, создавал фантастическую картину.
В свете сильных фар всё переливалось и сияло. Снега под деревьями ещё не было, дорога была сухая, но скорая зима серьёзно заявляла свои права.
Подъехав к столбу с указателем "Курганы", Мишаня притормозил, повернул налево. Машина накренилась, её слегка занесло.
Михаил немного подумал, плавно нажал на тормоз. Выйдя из автомобиля и обойдя его кругом, огорчённо присвистнул. Правое заднее колесо было не просто спущено, оно было изжёвано в клочья.
Любуясь красотами природы, он не заметил, что давно уже едет на спущенном колесе. Такое бывает на автомобилях с передним приводом.
Мишаня открыл багажник и полез за запаской. Запаска была на месте. На месте был и домкрат. Не хватало только баллонного ключа.
Сколько ни рылся Миша в багажнике, ключ не находился. Подняв машину на домкрат со стороны покалеченного колеса, Мишаня попытался открутить его с помощью обычного рожкового ключа.
Получалось плохо. Ключ всё время соскакивал, мёрзли руки. Попутных машин не было. Встречных тоже.
Так получилось, что путешественник остановился напротив старого старообрядческого храма. Храм не работал. И уже давно.
Миша часто проезжал мимо и ни разу не видел рядом с храмом людей. При советах в этом храме был колхозный склад, ещё раньше - кинотеатр. Так говорили старожилы.
 Ещё они говорили, что старообрядцы, которых традиционно было много на Дону, построили эту церковь в 1905 году, когда официальные российские власти разрешили строительство "раскольнических" храмов.

До этого и храмы, и само старообрядчество было под запретом. Хотя старообрядцев в стране было много и, как правило, это были люди не бедные.
Один купец из казаков, Парамонов, чего стоил. Заправлял всей хлебной торговлей в Ростове.
А известный на всю Россию предприниматель Савва Морозов? Тот вообще социал-демократов, а потом и большевиков финансировал.
Не от недовольства ли властью, запрещавшей древнюю религию отцов и дедов? Как бы то ни было, но церкви староверам разрешили строить.
С одним непременным условием: храм ни в коем случае не должен быть выше храмов господствующей церкви.
Священники официального православия за этим тщательно следили.
Поэтому храмы старообрядцев всегда такие приземистые. Даже колокольни у них невысокие.
Впрочем, истинно-православным, или древлеправославным, как сами себя они называют, не нужны были храмы-дворцы. Ибо рассматривают они храм исключительно как место общей молитвы.
Но никак не памятник, музей или место, где можно купить и поставить свечку, постоять в толпе верующих, не понимая смысла происходящего. А то и просто поглазеть.
Эти размышления Мишани прервал синий "Жигулёнок" первой модели, притормозивший около него.
Из "Жигуля" выбрался молодой парень, приезжавший к знакомым рыбакам прикупить рыбки. Припозднившись, он возвращался в город.
У него нашёлся нужный ключ. В четыре руки запасное колесо быстренько установили на место.  .
Парень хлопнул дверцей и укатил, не дослушав благодарностей продрогшего Мишани.
Тот бросил домкрат и изжёванное колесо в багажник, сел за руль и дал по газам.

Было уже совсем рядом. Поворот направо, две давно знакомые, круглые выбоины в асфальте, поворот налево, автобусная остановка и вот она, переправа! Но переправы не было.
В свете фар и мощной электрической лампочки, висевшей на столбе, стоявшем рядом с домиком понтонёров, несла свои тёмные,  стылые, казавшиеся густыми от этой стылости воды, река.
Опасаясь, что река вот-вот станет, что плавучий мост будет вморожен в лёд и повреждён, хозяева моста поспешили разобрать его и вытащить на берег.
Сгустками темноты чернели на берегу понтоны моста. Дороги не было.
Мишаня выбрался из машины, подошёл к вагончику на колёсах, исполнявшему роль сторожки.
Приложив руки козырьком к лицу, чтобы не мешал яркий свет лампочки, прильнул к холодному стеклу окна.
Внутри вагончика был включён мощный электрический обогреватель. В его красноватом свете Михаил увидел стол и две раскладушки.
На раскладушках спали  дежурные перевозчики. Мишаня хотел было разбудить их, но передумал. Решил сначала осмотреться.
На берегу увидел то, что хотел увидеть. Небольшая, узкая и длинная вспомогательная лодка понтонщиков лежала на песке, не касаясь широких заберегов льда.
Мишаня подошёл ближе. Вёсла были в лодке. Лодка небрежно была привязана металлической цепью к ржавой трубе, торчащей из песка.
Мшаня решил, что если он возьмёт лодку, быстренько сплавает на тот берег, пробежится до бабкиного дома, отдаст гостинцы и вернётся обратно, то никто даже не заметит. И никого будить не надо.
Он сходил к машине, вернулся с двумя пакетами. Бросил пакеты на нос лодки, размотал цепок, вставил вёсла в уключины, приналёг.
Тяжеловато было толкать железную лодку по песку. Металл, раскалённый от холода, почти прилипал к рукам.
Столкнув лодку на широкую полосу льда, намёрзшего у берега, Мишаня придержал её. Теперь лодка сама стремилась в воду.
На льду было трудно просто стоять, не то, чтобы удерживать железную посудину.
Миша подтолкнул лодку, легко скользнувшую в воду, коленями стал на корму. Выпрямился, перебрался на середину посудины.
Усевшись на деревянную "банку" - скамейку, соединяющую борта лодки, упёрся ногами в дно и приналёг на вёсла.
Секунды понадобились ему, чтобы выполнить эти манипуляции. Но лодку заметно снесло течением.
Мишаня с детства умел управляться с вёслами. Прошло не более двадцати минут, как он уже высматривал, где бы пристать на противоположном берегу.
Это было непросто, потому что везде был лёд. Широкой блестящей полосой лёд окаймлял берег. Было холодно.
В машине было комфортно и удобно в лёгкой "дутой" болоньевой курточке. В лодке печки не было. За железным невысоким бортом, была стылая зимняя вода. Мишаня изрядно продрог.
Наконец, нашёл он подходящее место. Перед затонувшим много лет назад паромом вода крутилась, образуя обратное течение. Ледяной фартук берега казался здесь немного уже, чем в других местах.
 Мишаня с разгону ударил носом лодки в край льдины, пытаясь проломиться к желанному берегу.
Но лёд был достаточно толстый. Отломилось лишь несколько небольших льдинок, тут же подхваченных и унесённых течением.
Мишаня решил изменить тактику. Он вынул из уключины длинное сосновое весло, встал во весь рост на корме лодки.
Подгребая одним веслом, попытался наехать приподнявшимся острым носом лодки на ледяной закраек. Не с первого раза, но получилось.
Бросив ненужное весло на дно лодки, быстро переместился вперёд.
Взяв в обе руки по пакету, выпрямился на носу судёнышка. Теперь нужно было прыгнуть как можно дальше, чтобы лёд не проломился под его весом. Мишаня прыгнул.
Он постарался оттолкнуться от лодки как можно сильней.
Но второй закон Ньютона гласит: "Сила действия равна силе противодействия". От мощного толчка нос лодки соскользнул с мокрого ледяного закрайка. Миша не долетел до берега.
Он упал на край льдины. Непрочный лёд проломился, он оказался в воде.
Вода обожгла холодом, перехватило дыхание. Миша выпустил оба пакета из рук и попытался забраться на льдину.
Лёд крошился под его тяжестью, пальцы скользили. Надувшаяся пузырём куртка лезла на голову и мешала.
Мишаня обломал в кровь все ногти, в попытках зацепиться за лёд.  Всё было тщетно.
В голову ему пришла дикая мысль. Но утопающий хватается и за соломинку. Схватился и Мишаня.
Одной рукой держась за край льдины, рискуя захлебнуться, другой он нащупал в кармане трубку мобильного телефона.
С трудом проник сведёнными от холода пальцами в слипнувшийся от воды карман брюк, извлёк трубку. Телефон, как ни странно, работал.
Напитавшаяся водой куртка уже не лезла на голову, она наоборот, тянула ко дну. Ко дну тянули тяжёлые ботинки на меху.
Мишаня набрал номер бабки, приложил трубку к уху. Короткие гудки. Занято!
Подождал секунду. Стуча зубами, нажал красную кнопку и набрал жену.
Он не знал, чем может помочь жена, находившаяся за много километров от него в тёплой квартире. Но набрал. Занято!
Мишаня ударил телефоном по воде. Потом попытался им же зацепиться за льдину.
Рядом всплыл белый пузырь пакета с чаем. Мишаня схватил его рукой, попытался залезть сверху. Но может ли чай удержать человека?
Ноги свело судорогой, Миша пошёл ко дну. Он утонул.
Некоторое время в воде слабым голубоватым пятном светилась трубка телефона. Потом и она погасла. Сознание Мишани угасло раньше.
Утром паромщики заметили пропажу лодки и автомобиль, сиротливо стоящий на берегу.
Решили, что кто-то из местных умыкнул лодку, чтобы добраться до дому.
Ближе к обеду бабке перезвонила жена внука, обеспокоенная долгим его отсутствием.
Очень удивилась, узнав, что Мишаня у Тарасовны не появлялся. Начались поиски.
Лодку нашли вмёрзшей в лёд гораздо ниже по течению. Мишани в ней не было.
Ближе к вечеру один из вездесущих мальчишек, участвовавших в поисках, заметил небольшое пятно красноватого цвета, в который был окрашен лёд у затонувшей баржи.
С берега длинным багром достали пакет с подмокшим чаем. Это чай Каркадэ, растворившись в воде, окрасил её в кровавый цвет.
Подошедшие на лодке переправщики нащупали баграми и извлекли на свет Божий Мишаню.
Глаза его были открыты, лицо исказила судорожная гримаса. Мишаня улыбался.
Скрюченые пальцы его правой руки сжимали блестящую трубку мобильного телефона.
Мишаню увезли в город. Тарасовне отдали пакет с подмокшим чаем. Пришедши домой, старушка долго сидела над пакетом.
Потом расстелила на столе газету, тонким слоем высыпала на неё чай, смешав все сорта.
Когда чай подсох, стал хрустящим и ломким, ссыпала его в два бумажных кулька.
Один, встав на табуретку у божницы, спрятала за иконой Николая Угодника. Второй положила перед иконой. Запалила свечку.
Два раза в год заваривает и пьёт чай Тарасовна из пакета перед иконой.
В день рождения Мишани и в день его смерти. Попив красного чаю, укладывает пакет обратно, на место перед иконой.
Каждый раз бабуля приговаривает: "Ничего. Теперь уже меньше осталось!"
При этом она имеет в виду не чай. Она говорит о своей жизни.