Сакартвело

Мороз и солнце. И день обещает быть чудесным. Снег игриво скрипит под каблучками, вторя радостному настроению. А вокруг как будто какой-то чародей своей волшебной палочкой превратил все в зимнюю сказку: глаз невозможно оторвать от этого великолепия, но мне нужно спешить. Сегодня никак нельзя опаздывать. Есть такие лекции, пропускать которые не рекомендуется.

Вот и аудитория. Взор мой невольно скользит по причудливым сибирским  узорам замерзших окон, как раздается убаюкивающий голос преподавателя: «Они весьма отважны и мужественны в бою, крепкого телосложения, победоносные. Имя им георгианы, ибо у них особо почитается св. Георгий»…,  и мысли мои вмиг уносятся далеко, в Сакартвело, в страну  красавицы царицы Тамары. Я читала, что её руки искали и  византийские царевичи, и султан алеппский, и  шах персидский, но посланы были гонцы в русские земли, где жили прославленные христиане. Так  был найден и жених, князь Юрий Боголюбский. Человек весьма доровитый и с виду приятный, но вскоре он стал проявлять свои «скифские» нравы, и брак этот был расторгнут. Почти сразу Тамара обручится с другом детства, аланским царевичем Давидом Сосланом, и этот союз принесет ей и долгожданное счастье материнства, и сделает ее любимой женщиной, и прославленной царицей. Правление  царицы Тамары не зря назовут «золотым веком» в истории Грузии, а  Шота Руставели  посвятит ей  поэму «Витязь в тигровой шкуре», в которой пропоет о своей  любви, «для которой нет лекарства…»

Грузия всегда тянулась к христианской Руси и была для русских поэтов колыбелью муз:

Издревле русский наш Парнас
Тянуло к незнакомым странам,
И больше всех лишь ты, Кавказ,
Звенел загадочным туманом.
С. Есенин

В начале 19 -го века даже для просвещённых людей того времени Кавказ являлся малоизвестным, и в литературе были лишь эпизодические упоминания о нем: это или бравые сообщения о победах, или звучные стихи о благородной дикости пейзажей Кавказа и воинственных нравах его обитателей.  И только Пушкину первому удастся написать восторженные стихи, в которых –  чарующая красота Кавказа. Как скажет он, это «стихи моего сердца».

«СТИХИ МОЕГО СЕРДЦА»

Отъезд на Кавказские воды
Кареты. С поклажей подводы:
Тюки, сундуки, чемоданы...
Юг, ссылка. Душевные раны...

На Кавказе поэт был дважды: первая поездка в 1820 году была непродолжительной, но произвела на него неизгладимое впечатление:

Меж горцев пленный наблюдал
Их веру, нравы, воспитанье,
Любил их жизни простоту,
Гостеприимство, жажду брани,
Движений вольных красоту,
И легкость ног, и силу длани….

Кавказ  манит его и как путешественника, и как поэта. В 1829 году он вновь вернется на Кавказ, и эта  поездка будет спасительной для него.


На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой... Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может.


А не любить он действительно не может. Ему как никогда нужен будет Кавказ с его простором, с его завораживающими горами; ему просто необходимы будут опасности и приключения, чтобы ненамного забыть эту юную красавицу, Наталью Гончарову, в которую он безоглядно влюбился как мальчишка и непросто влюбился, а впервые захотел жениться. И ему было невыносимо видеть ее на московских балах, наблюдать, «как зреют ее формы, как пробуждаются ее глаза, как набирает уверенность ее улыбка». Натали же  умиляло внимание поэта, который, как ей сказали, пишет изумительные стихи. Он попросит ее руки у строгой маменьки, ему не откажут, но  и предложение примут без особой радости.

Он приезжает в Тифлис 1 мая в 1829 году, когда город будет необычайно красив: живописные домики, которые чудным образом раскинутся  на скалах вдоль берега реки Куры, будут сверкать в солнечных лучах, а крепкие стены, которые опоясывают город, придадут ему еще большей загадочности и таинственности. После северной столицы  Тифлис покажется Пушкину очень «жарким городом», что он  запишет в своем дневнике: «Тифлис находится на берегах Куры, в долине, окруженной каменистыми горами. Они … раскалясь на солнце, не нагревают, а кипятят недвижный воздух».

Пушкин будет очарован Тифлисом. Его манила не северная часть города, которая была уже застроена на европейский манер, а старый колоритный Тифлис. Он как зачарованный будет наблюдать там за оружейниками, которые мастерски выковывали на глазах у прохожих кинжалы; за портными, которые, сидя на корточках, с иголках в руках колдуют свои диковинные произведения. В восторг будут приводить его и ювелирные лавки, которые   зазывают к себе красавиц, а разноцветные тканые ковры, раскинувшиеся тут же  – притягивать всех прохожих. Было многолюдно, отчего можно было услышать разговор на всех языках мира: так притягателен был Тифлис. И, конечно, арбы, перевозившие бурдюки с кахетинским вином, не оставляли никого равнодушным.

Пушкин был завсегдатаем этих мест: его можно было увидеть играющим в кости с мальчишками, или прогуливающимся в интересной компании, а мог он просто развлечения ради появиться в халате, поверх которого накинута наспех шинель.
В восторге будет он и от тифлисских бань. Он появится в них во вторник, когда будет женский день. Старый персиянин, содержатель бань, когда Пушкин в недоумении на миг остановится, он ему скажет: «Пойдем, пойдем. Ничего, не беда». Конечно, « не беда, напротив», – ответит игриво Пушкин. Он заметит, что появление мужчин нисколько не смутит женщин, ни одна не поторопится прикрыться чадрой, а будут продолжать смеяться и разговаривать между собой. Отметит Пушкин, что многие   из них будут прекрасны.

Он  интересуется местной культурой, записывает грузинские песни. Он несказанно удивится, что в Тифлисе знают и читают его стихи и так рады встречи с ним: приглашают его на обеды и ужины, пышные банкеты. А Пушкин, в свою очередь, будет приводить в восторг всех и восхищать своими милыми рассказами и каламбурами, а то и вовсе при первых «аккордах» пустится в «плясовую» лезгинку. «Я не помню дня, в который бы я был веселее нынешнего; я вижу, как меня любят, понимают и ценят,  – и как это делает меня счастливым!»

Пушкин был бесстрашным человеком, он путешествовал верхом на славном скакуне в сопровождении проводника и двух вооруженных казаков. Перед отъездом из Петербурга его будут отговаривать от поездки на Кавказ, откуда придет накануне печальная весть об убийстве там Грибоедова, на что Пушкин в своей манере ответит им: «Неужели в одном году убьют двух Александров Сергеевичей? Будет и одного».

Приближение опасности будет только подогревать его африканский пыл. Ему хочется там понюхать настоящий порох, помахать саблей, увидеть турок, которые бросятся на него с криком и оружием в руках. Своим юношеским нетерпением он будет забавлять военных. Надо сказать, что эта встреча с турками не заставит себя долго ждать, и Пушкин не растеряется, двинется им навстречу. И только грозные уланы заставят турок отступить, а Пушкину так и не удастся попробовать своей сабли над турецкою «башкой».

Будет он потом признаваться, что нигде так ему не спалось, как в горах Кавказа, будет вспоминать, как пушка подымала их с зарей и как  за «обедом запивали азиатский шашлык английским пивом и шампанским, застывшим в снегах таврийских».
Его оберегали, понимая, как драгоценна  жизнь поэта для России.

Когда Пушкин покинет Тифлис, в газете «Тифлисские новости» напишут: «Любители изящного должны теперь ожидать прелестных подарков, коими гений Пушкина несомненно наделит нашу литературу». И действительно, Пушкин напишет трогательные стихи о Кавказе и пронесет через свою очень короткую жизнь трепетное и нежное отношение к этой загадочной, но такой уже близкой ему стране:

Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной:
Напоминают мне оне
Другую жизнь и берег дальный.

А Тифлис в память о Пушкине установит на средства горожан и всех почитателей его таланта на месте, где любил гулять поэт, прекрасный памятник и назовет эту улицу в честь великого русского поэта.

Интересно хитросплетение жизни: судьба родной внучки Пушкина будет связана с Тифлисом. Неподалеку от памятника поэту находится дворец наместника на Кавказе. София Меренберг, внучка поэта, выйдет  замуж за великого князя Михаила Михайловича, который  долгие годы будет служить на Кавказе.


«СТРАНА НЕИСЧЕРПАЕМОЙ ПОЭЗИИ И СМЕЛЫХ МЕЧТАНИЙ»

Пушкин своими  солнечными стихами влюбит в этот край своих собратьев по перу. Для Лермонтова Кавказ станет поэтической Родиной: «...синие горы  Кавказа… вы взлелеяли детство мое». «Если ты поедешь на Кавказ, то … ты вернешься поэтом».
Грибоедов в Тифлисе напишет «Горе от ума», Лев Толстой  –   повести и рассказы о Кавказе, полные реализма и жизненной правды.

Петр Ильич Чайковский, побывав в Тифлисе, восторженно воскликнет: «Господи! Да я ведь совершенно влюблен в Кавказ и вспоминаю Тифлис как какой-то сладкий сон и только о том и мечтаю, как бы у вас побывать». Именно в Грузии у него зародились музыкальные шедевры «Спящая красавица», «Иоланта» и «Пиковая дама».
Первые уроки мастерства и первые аплодисменты Шаляпину прогремели именно в Тифлисе.

А какие изумительные  строки написал А.Островский вскоре после возвращения с Кавказа: «Восторга моего описать невозможно. Это величественная, дикая, адская красота», «Описывать дорогу по горам невозможно, для этого нужно написать целую книгу. Такие реки, как Терек и Арагва, которые не текут, а прыгают по камням, и в которых часто не видишь воды, а одну белую, как жемчуг, пену; такие картины, мрачные и величественные, как Дарьяльское ущелье и Казбек, такие улыбающиеся долины, как Душетская, – требуют не описания, а живописи».

Для Чехова военно-грузинская дорога будет «не дорога, а поэзия».
А Маяковский, родившийся в Грузии, навсегда сохранит добрые воспоминания и для него это «радостный край».

Для Сергея Есенина Тифлис окажется настоящей «болдинской осенью», где он напишет свои лучшие произведения: «Персидские мотивы», «Русь бесприютная», «Стансы», «Письмо к женщине», поэмы «Анна Снегина» и «Цветы». «Грузия меня очаровала». «Так я свыкся с вами, с Тифлисом, с Грузией, что заест тоска, если скоро не вернусь!». Он так и не вернется, так скоро оборвется жизнь его.

Есенин будет  покорен грузинской культурой. Особенно очарует его поэзия Важа Пшавела. Ему читали по-грузински и тут же делали подстрочный перевод. Есенин «сходил с ума: волновался, метался, не находил себе места… Он был рад совпадению своего и Важа отношению к природе», мечтал переводить его завораживающие строки, но этого не случится и блестящие переводы грузинских поэтов сделает Марина Цветаева, Пастернак, Брюсов.

А сколько благодарности звучит в этих проникновенных строчках Евтушенко:

О Грузия - нам слезы вытирая,
ты - русской музы колыбель вторая.
О Грузии забыв неосторожно,
в России быть поэтом невозможно.

Благодаря декабристам и А.С.Пушкину Грузия сделалась для русских, «заветной страной не только широкой, раздольной воли, но и неисчерпаемой поэзии, страною кипучей жизни и смелых мечтаний». Это было настоящее паломничество русской поэзии на Кавказ, где  природа – сама поэзия.

Вот и закончилась лекция. Мы все сидели как завороженные, околдованные магией Сакартвело, ее волшебными звуками, которые никак не отпускали нас.
Мне сразу на память пришли строки, которые я слышала совсем недавно, но не знала перевода:

Gamit dasizmrebuli cxadat iqces..


Да, это был Важа Пшавела. Мне их читали… Без перевода я понимала, я чувствовала особую мелодию стиха, его тайну и задушевность.

Чтобы снившееся ночью
Стало сбывшееся днем.

Мы были молоды, мы общались, мы встречались, мы любили…

*****

Сны о Грузии - вот радость!