Тебе половину

Есть понятие, которое мы называем дружба. Не то что бы понятие, а именно, что есть  такая вот, настоящая дружба, которая через всю жизнь, да еще и красной ниткой. Ну, или которая со школьной скамьи и до глубоких морщин. Мне остается искренне завидовать тем, кто встретил того, своего единственного друга, или даже целую кучу друзей, хотя я не уверен, что может быть куча чего-нибудь хорошего. Нет, у меня, конечно, были друзья, именно, во множественном числе, но одновременно не больше двух. Это любовников, или любовниц, может быть одновременно несколько, а вот друзей, сомневаюсь.  Как представляется хороший друг, который с тобой «не разлей вода»? Он всегда придет к тебе не только на помощь, а просто придет, в первую его свободную минуту, в ответ ты, как истинный друг поступишь так же, вывод напрашивается сам собой, на настоящую дружбу надо очень много время, а откуда его найти, если ты уже нашел одного друга? И дальше, если мы говорим, что друг всегда поможет, но я считаю, отнюдь, как часто в моей жизни происходило так, что помощь приходила как раз не от того, кого я считал другом, от которого я ее ждал, а совсем от другого человека, которого я и приятелем не считал.  Или друг тот, с которым «краюху, и ту пополам»? А по-моему, так это опять же общечеловеческое понятие, которое присуще всем, кто просто не особо жаден, или в какой-либо  крайней ситуации. Совершенно очевидно, что богатый друг не отдаст половину  имущества своему товарищу, иначе давно бы уже наступил коммунизм, хотя бы в отдельно взятых ячейках.  Ладно, оставлю я полемику про друзей и дружбу, в конце концов, может, просто не умею дружить, или человек  плохой. Я лучше попытаюсь вспомнить тех, с которыми я дружил, а они дружили со мной, и понять, почему она, дружба, растаяла. Хотя поверьте, я и сейчас вспоминаю о многих из них, и мечтаю встретиться, даже пытался найти, но попробовав один раз встретиться, я понял, что наш общий с ними поезд ушел, мы теперь разные, и связывают нас только воспоминания. Так посидев один раз, мы больше и не созванивались. В прошлом, все в прошлом.
     Совсем не помню своих друзей, или хотя бы друга, в том сладко радостном возрасте до четырех лет. Это вовсе не означает, что их не было, наверное, тогда было так хорошо, что все хорошее просто слилось в одно целое. Это после началось усиленное знакомство с отрицательными сторонами жизни. И буду надеяться, что в том возрасте все мои знакомые были одновременно моими друзьями. Первым моим другом, которого я запомнил, и которого я называл другом, появился у меня на пути как раз в четыре с небольшим. В то сказочное детское время, когда деревья были большими, мои родители получили наконец-то свою квартиру. Что это было за счастье; отныне не надо было жить за ширмой, не надо было согласовывать поход в туалет или к раковине, да что там, можно было просто жить для себя, не смотря на недовольство соседей, даже если они были чьими-то родственниками. Мне тоже повезло, у меня появилась своя комната, только тогда я не понимал, насколько она мне нужна, в том возрасте еще не появлялось желания побыть одному.Помню, мы приехали в ту квартиру, для меня в первый раз, и отмечали там новоселье. Какой был праздник! В квартире с бетонными стенами и полом, с составленными из досок длинного стола и скамеек, с кучей народа, да что тут рассказывать! Те праздники, из того времени, были совсем другими, и это не из-за колбасы по два двадцать. Наверное, тогда проще было веселиться, тогда все были одинаково бедны, и не было серьезных лиц, озадаченных поиском новых поступлений денег. Конечно, и сейчас случается напиться до состояния наплевательского на все вокруг, но это только когда напьешься, да и то быстрее всего ты будешь один, остальные, как правило, будут смотреть с укоризной, а до этого все будет серьезно. А тогда все были веселыми, только лишь от предвкушения, только от встречи. Анекдоты и шутки нескончаемым потоком заливали просторы накрытого стола.
1
И от общего шума компании, заправленного исправно смехом, стояло какое-то непередаваемое ощущение праздника. Праздник, казалось, витал в воздухе, и даже каждая пылинка, дрожащая на луче солнца, казалось веселиться и хохочет вместе со всей толпой гостей. Скажу как пожилой: «Да, было время…». А тогда, я, совсем еще несмышленыш, веселился вместе с взрослыми, не понимая шуток, смеялся до судорог. Мне было хорошо. Но вот мы перебрались насовсем. Обои на стенках, линолеум на полу, в раздельном санузле есть ванна, в которой можно купаться с игрушками, кухня, где по выходным мама устраивала настоящие семейные обеды, короче, все было замечательно. Через какое-то время, меня записывают в детский садик, находящийсяпрямо во дворе дома, сразу в среднюю группу. Теперь не надо вставать в шесть утра и добираться до места дневного заключения на электричке. Садик новый, и даже игрушки все новые, замечательные воспитатели, особенно одна, тетя Таня, в которую мы, вместе с мальчишками, влюбляемся сразу и безоговорочно. По привычке начинаю дружить со всеми, все же хорошие, но только, начинает складываться потихоньку мозаика различий между не только девочками и мальчиками. Оказывается, что с одним играть веселее, а с другим, нет, и ты готов потратить на остальных время, если только тот, главный, заболел. Так и у меня стали складываться отношения с одним мальчишкой. Звали его Саша. Наши интересы с ним совпадали; мы оба были влюблены в  тетю Таню, нам обоим нравился хоккей, и хоккеист по фамилии Лученко, ведь очевидно же, что такой фамилией награждали только лучшего, он играл лучше всех, даже лучше Третьяка. После мы выяснили, что нам обоим нравятся танцы народов Кавказа, какие там были мужчины, как они прыгали смело на колени и после крутились стоя на них! А когда мы вместе покорились одной девочкой, то тут уж мы стали не разлей вода. Правда появилась нездоровая конкуренция, хотя после того, как мы для себя решили, что она сама должна выбрать из нас самого достойного, наша дружба не треснула, как айсберг, с подмоченной репутацией. Мы парой мужественно падали перед ней на колени и начинали выписывать такие кренделя и вихри, чувствуя при этом себя настоящими джигитами, что бедная девочка только разводила пухлые ручки в стороны и со словам: «Дураки!», убегала играть прочь  к другим девчонкам. Мы вместе с ним, во время тихого часа, дождавшись выхода воспитателя из группы, вскакивали на кровати, и начинали прыгать, кто выше, с возбуждением следя за взглядом нашей избранницы. Это был отчаянный поступок, если бы нас ловили, то запросто могли поставить в угол, но мы же были джигиты, и добивались руки нашей Дульсинеи. К нашему обоюдному разочарованию, дома, в которых мы проживали с родителями, находились на большом расстоянии, и в выходные мы не могли видеться и ходить друг к другу в гости. Телефонов, не мобильных, а тех, привязанных к стене проводком, и то у нас не было, это тогда считалось некой частью роскоши, не доступной всем подряд. Зато в садике нас было не разъединить, и когда за кем-то родители приходили раньше, тот непременно просил еще хотя бы минутку, что бы доиграть со своим другом. Мы оба любили рисовать танки, и каждый раз, мне казалось, что у него получается лучше.  Дуло его танка было прямее и длиннее, а значит, стрелять он будет лучше, чем мой, а колеса у него лучше касались «гусениц», и ясно, что его танк помчится быстрее, а мой останется в тылу и будет развозить кашу бойцам. Но я надеюсь, что он испытывал похожие чувства к моим рисункам. Мы росли, не только меняя наш гардероб на больший, но и годы на наступающие им вслед. Закончилась средняя группа, началась старшая. Как-то, во время прогулки за территорией садика, а иногда нас выводили за его пределы, мы смотрели на стройку. Она располагалась совсем рядом, и впоследствии, когда этажи возводимого дома стали расти быстрее, мы могли видеть ход стойки, даже не выходя с площадки. А тогда, когда мы в первый раз шли мимо,  мы увиделиподъемный кран и, высоко в небе того человека в кабинке, который руководил этой махиной.
2
 Он завладел нашим воображением, конечно, здорово было стать водителем гусеничного трактора, так похожего на танк, но вотзалезатьтуда,вкабинку,всамые небеса, туда, где летают птицы, это уже стать почти летчиком. Можно смело подпевать:
«мне сверху видно все, ты так и знай!».С тех пор танки стали проигрывать самолетам, которые быстрее, да как сбросят, пролетая, бомбу! Так и нет танка. Помню, как почувствовав себя настоящими солдатами, а солдаты это все, и летчики, и танкисты, и даже джигиты, мы стали маршировать во время прогулки. Мы маршировали парой и друг напротив друга, сравнивая, кто из нас выше поднимает ногу, и кто дольше может держать ее поднятой. Коленки на наших шароварах,  мои были синего цвета, а у Саши коричневые, вытянуты одинаково. Вылинявшие до белого, от постоянных скаканий на колени, и вращении на них, при чем нам было безразлично, на улице снег или дождь, мы же настоящие мужчины! Нелепые пальтишки, в одинаковые клеточки, рукавички на резиночках, и непременным атрибутом, торчащий из-под шапки платок. И вот мы, такие отважные солдаты, а себя видели именно такими, заприметив брошенный взгляд нашей восхитительницы, стараемся произвести полный фурор. Но прошу вас заметить, эти двое мальчишек, не пытаются опорочить друг друга, поставить подножку, толкнуть, или хотя бы просто закрыть собой, нет, они действуют слаженно, только стараются так, как солдаты, марширующие по Красной площади, никогда не старались. И только помню наши голоса:
     - Сашка, ногу выше давай, она же смотрит!
     - Олежка, да ты сам смотри в лужу не наступи!
Вот это дружба! Каждый готов помочь другому, а ведь бьемся за сердце одной и той же красавицы! Так, рука об руку, плавно доросли до подготовительной группы. Мы стали самые старшие в садике, однажды даже нас водили в школу, и разрешили посидеть за партой. Наш взгляд на «малышей» из старших и средних групп, наполнен некоторым снисхождением, «наступит и ваш черед, в бой идут одни старики». Во время очередного посещения школы, мы мечтали, чтобы нас посадили вместе, иначе возникал риск, одному из нас оказаться за одной партой с ней, а нам казалось, что это будет не честно. И мы объясняли всем, как мы будем хорошо себя вести, и то какие мы с ним высокие, поэтому точно нас вместе надо посадить, желательно на последнюю парту. Нам шли на встречу, а мы в ответ мужественно молчали весь урок, делая умное, сосредоточенное лицо. Во всяком случае, нам так казалось.
А еще помню, нам нравилась песня не про войну, про друга, в которой пелось: «…и хлеба краюху, и ту пополам…», и мы воспринимали это как призыв к действию. Во время обеда, мы по очереди утаскивали кусок хлеба, а это было сделать весьма сложно, ведь из-за стола надо было выходить с пустыми руками, карманчиков на шортиках не было, поэтому спрятать можно было только в рубашку, за пазуху. Хорошо еще тогда мы все обязательно носили маечки, и очень мало крошек попадало на голое тело, но, все-равно, какая-то часть из них забиралась глубоко, и начинали нещадно щекотать.Хлеб можно было взять только во время поедания супа, соответственно и засунуть к себе тогда же, и вот доедаешь суп, идешь за вторым, а второе, как назло, вкусное, и тебе непременно хочется добавки. И ты опять идешь и берешь, а потом компот. Все это время хлебушек крошится и крошится, тебе щекотней и щекотней, а ты терпишь. И вот долгожданный момент прогулки, все бегут одеваться, и ты с ними, наконец, улица.
     - Сашка, пошли!
     - Куда сегодня?
     - Пойдем под лестницу.
Мы заползаем, достается кусочек раскрошенного хлебца, и делится пополам. Только обязательно ровно! И даже крошки, аккуратно вытянутые детской ладошкой, расходились одинаковыми горсточками.
3
И что это, если не дружба? Так пролетело наше время, проведенное в садике, хотя тогда нам казалось, что оно еле движется, очень хотелось срочно, хотя бы завтра, стать взрослым и пойти служить в армию, ну, на худой конец, оседлать трактор, или взобраться в кабинку подъемного крана.
 А у нас впереди была школа. Нам повезло, практически всем составом нашей группы, мы попали в один первый класс, в одну школу. Еле дождавшись первого сентября, я с мамой шел в первый раз, в первый класс. Я шел, гордо задрав голову, за спиной висел ранец, а сам был одет в школьную форму. Проходя мимо садика, ловил на себе завистливые взгляды детишек из садика, и размышлял: «Завидно? Да мне самому себе завидно! Как я смотрел совсем недавно, на таких вот мальчишек в форме и с ранцами, а теперь я иду так, а вам остается только завидовать мне!». Я был счастлив, впереди меня ждала встреча с моим другом, Сашей. Не буду лукавить, про ту девочку я тоже постоянно думал, но те мысли были далеки от дружбы, а вот Сашка! Мы нашлись на линейке, он мне показался таким уже большим, в этой школьной форме, себя-то со стороны не видно. Мы болтали обо всем, кто,где был летом, кто чему научился, с непременной добавкой: «Ну, я тебе потом обязательно покажу!». Серьезно обсудили тему нашей девочки, причем он начал первым:
     - Я ее больше не люблю.
     - Кого?
     - Наташку, я за лето с такой хорошей девчонкой познакомился! Ее Маринка зовут.
     - Здорово! Познакомишь?
     - Так вот у меня же скоро день рождения, я тебя приглашаю, там и познакомишься.
     - Вот здорово! Надо только у родителей спросить, чтоб разрешили пойти.
     - Разрешат, мы же школьники, ни какие-нибудь тебе малыши из детского сада.
Вот так закончилось наше с ним состязание за звание самого лучшего мальчишки для той, самой лучшей девчонки.  А дружба наша напротив только крепла, на дне рождения, куда меня отпустили, я познакомился с его новой подружкой  Мариной. Она оказалась вполне милой девочкой, о чем я не преминул сообщить Сашке. Гулять ни его, ни меня, по-прежнему не отпускали друг к другу, зато мы отлично общались в школе, на переменках, да и на «продленке» вполне себе можно играть. Чуть позже, мы вдвоем согласились на предложение учителя по физкультуре начать занятия в секции баскетбола. Кроме того, что играть нам было весело, особенно попадать мячом в корзину, и вспомнить нечего. Приближалось празднование Нового года в школе, а так как школа считалась лучшей в нашем районе, то и празднование намечалось грандиозное. Планировался карнавал, настоящий такой, с костюмами. В то время, увлечения наши плавно склонились к мушкетерам, еще не было снято нашего фильма про Боярского, я имел в виду про Д`артоньяна и его мушкетеров, но книжек Дюма никто не отменял, а какие там были картинки! Настоящие такие мушкетеры, в накидках с крестами, в шляпах с пером, в ботфортах, и самое главное, со шпагой! И нам с моим другом, и еще несколькими ребятами, выпадает быть мушкетерами. Представляете наш восторг, а теперь представьте состояние наших родителей; им-то надо было сделать из нас этих самых мушкетеров! Целую ночь,  родители кроили, шили, клеили, разрисовывали  этот наряд, папа выстругал такую красивую, почти настоящую шпагу, он даже покрасил ее в серебряный цвет. Я был счастливым, когда  узнал, что буду мушкетером с Сашкой, а утром я стал еще счастливей,  увидев итог труда бессонной ночи моих родителей. Как же мы с Сашкой гоняли по школе со шпагами, регулярно останавливаясь, и скрещивая их со словами: «Крест! Могила! Богатырская сила!». Это было счастье, я со своим лучшим другом Сашкой, настоящие мушкетеры! Но все подходит к концу, так и тот Новый год стремительно пробежал, и, наполнив нас той, детской радостью, отчалил в небытие.
4
 Прошла зима, за ней осень, и вот закончилась учеба, лето. Детское лето, нет большей радости, особенно в тот месяц, когда отпуск у родителей, и они принадлежат только тебе. С утра до вечера ты с ними, и неважно где это происходит, то ли где-то в походе, на рыбалке, то ли в деревне у родственников, везде тебе хорошо с ними. Понятное дело, что в это время ты можешь гулять, бегать с компанией по каким-то важным делам, важность которых понятна только вам. Но, вот  сознание, того, что родители где-то рядом, и в любой момент ты можешь забежать домой, попросить у мамы кусок хлеба с солью, или просто попить воды, озадачить папу спущенной шиной на велосипеде, или слетевшей цепью, наполняет такой радостью, таким удовлетворением жизни, что мир, прекрасный в детстве, становиться для тебя еще и наполненным счастья. 
Второй год обучения был очень похож на первый, с разницей лишь, что мы были не самые маленькие. Мы продолжали дружить, и даже уже начали похаживать друг к другу в гости. Часто гуляли вместе, у нас появились велосипеды, и вопрос доставки тела от дома до чужого двора отпал сам собой. Сел, крутанул педали, а вот и Сашка, на своем верном железном коне, хотя это еще были не кони, скорее маленькие такие, пони. Мы давали клятвы, о вечной дружбе, о том, что только друг с другом будем всегда вместе, и даже в армию попросимся вместе. О дальнейшем мы не загадывали, армия это предел мечтаний, после армии, в нашем понимании, жизнь заканчивалась, мы должны уже были состариться, а старикам только в домино играть.
 Случилось так, что по окончании второго класса, наш класс расформировали, классный учитель, хотя все-таки быстрее учительница, ушла в декрет, живот у нее уже вырос большой, и мы ей сочувствовали. Позже выяснилось, что дом, в котором я жил с родителями, приписали, а раньше было именно так, к другой школе. И нас несколько человек, а из мальчишек я был один, отправили учиться в другую школу. Мы не отчаивались с Сашкой, мы же друзья! Мы все равно будем дружить, ведь клятва была произнесена! Но не прошло и полгода, как мы перестали встречаться, так, иногда, когда в прямом смысле сталкивались на улице, могли поболтать, рассказать новые анекдоты и все, дальше каждый продолжал следовать своей дорогой. И, никакие клятвы, никакие воспоминания, никакие куски хлеба напополам, не смогли спасти нашей дружбы.
     Как-то летом, после первого класса на второй, я катался на велосипеде вокруг нашего дома, все друзья со школы были в разъездах, и мне ничего не оставалось, как кататься одному. Во время очередного круга вокруг дома, я увидел впереди себя мальчишку, примерно моего возраста, тоже верхом на велике. Начинаю плавно догонять его, а он при совершении очередного поворота, вдруг так эффектно вытянул руку в сторону, что мне не оставалось ничего кроме как позавидовать его умению. Я прибавил ходу, и поравнявшись с ним, спросил:
     - Как тебя зовут?
     - Вова, а тебя?
      - Меня Олег. Ты из какого дома?
     - Я из этого, а ты?
     - Так и я из этого, а почему я тебя раньше не видел?
     - Не знаю, я тебя тоже не замечал.
     - Слушай, Вовка, а ты зачем руку поднимаешь перед поворотом?
     - Так положено по правилам, когда хочешь повернуть, надо показать, куда будешь поворачивать, ну это чтобы не врезались.
     - Здоровски! А научить можешь? Я вот не могу руль отпустить, страшно.
     - Да, пожалуйста, просто берешь, и вот так вот рукой делаешь. Понятно?
     - Ничего себе! Да я, наверное, сразу шлепнусь!
5

 - Не бойся, я-то не падаю. Мы-то, с папой, когда по шоссе едем, всегда так руки поднимаем. Меня папа научил.
     - По шоссе?! Ты с папой по дороге ездишь, прямо, где машины? 
     - Ну да, вдоль дороги ездим, в велосипедные походы.
     - Ничего себе! Не, я ни разу на дорогу не выезжал.
     - Ладно, мне пора домой, вон бабушка в окне рукой машет, обедать зовет.
 - Ну, давай, пока. Выходи как-нибудь, покатаемся вместе опять.
Он умчался домой, а я начал мучиться обучением, езды с одной рукой. Ничего не получалось, было страшно отпустить руль, казалось сразу упаду. Позже я научился, но с Вовкой я встретился в следующий раз, совсем в другом месте.
     Родителям предложили отправить меня в пионерский лагерь. У брата моей мамы, моего дядьки, на работе оставались свободные места для детей на одну смену. Родители с радостью согласились. Я с детства ездил на летние месяцы куда-нибудь с детьми, сначала это были детские дачи, после плавно сменившиеся пионерскими лагерями. Разлуки с родителями я переносил стойко, они же меня любили, и я их тоже, поэтому я искренне верил, что они тоже по мне скучают как и я по ним. А с учетом того, что на детскую дачу мы выезжали группой всех моих друзей, то можно было вполне и потерпеть. Другое дело лагерь. Я ехал туда один, первый раз в жизни, я должен был сесть с незнакомыми детьми в автобус и куда-то ехать. Ездить я любил, и поэтому само путешествие меня не пугало. Всю дорогу я пялился в окно, разглядывал сначала дома, а после стараясь запомнить дорогу, как мне казалось, в случае чего, чтобы домой добраться. Ну вдруг начнется война с фашистами. Доехал автобус без приключений, не считать же важными событиями, что мы пару раз останавливались, один раз пописать, мальчики налево, девочки направо, а второй потому что одного бедолагу стало тошнить. И вот нас высаживают из автобуса, и мы выстроившись с чемоданами, внимательно слушаем свои фамилии и номера отрядов, в которых нам предстоит провести время. Назвали меня, смело шагнув вперед, я откликнулся, мой вожатый помахал мне дружественно рукой и мы стали ждать остальных. Когда наконец-то закончилась перекличка, мы, построившись рядами, прошествовали в сторону своих корпусов. И вдруг, не дойдя до входа, я вижу знакомую кучерявую голову, которая приделана к стройному телу среднего роста. Да это же он!
     - Вовка! Привет! Вот так встреча!
     - Олег? Ура! Ну, мы теперь вдвоем тут такое устроим!
Так совершенно неожиданно мы встретились, и благодаря времени, проведенному в лагере, мы и подружились. Вовка, в отличие от меня, не стал со временем хулиганом, он просто рос и превращался в обычного мальчишку, с которым я дружил понемногу, даже не знаю, какэто назвать иначе. Мы могли не видеться с ним несколько месяцев, а потом начать внезапно встречаться каждый день, да еще по несколько раз. На протяжении многих лет мы продолжали так общаться, то взахлеб, а то, не видясь и не слыша друг друга, ни минуты, зато при встрече все начиналось так, как обычно описывается в книгах:
     - Олежка! Привет!
  - Вовка! Привет! А я тут такую марку себе купил! Про космос, хочешь, покажу?
     - Да я целую серию новую купил! И еще новую про животных, а про космос три блока марочных!
И я тут же начинал завидовать и проситься посмотреть новинки из его коллекции. Марки! Как было увлекательно их собирать, это ни какие-нибудь значки, которые неряшливо вешались на тряпочку, и неровными рядами пытались соблазнить нового мальчишку.
6

 Марки собирались аккуратно в специальный альбом, они были такие нежные, их надо было очень бережно доставать и вкладывать в специальные прозрачные кармашки. А после начинать разглядывать с начала, вспоминая какая марка, когда попала тебе в коллекцию, одну купила мама, другую ты удачно выменял, а вот ту, такую редкую и прекрасную, ты еле отклеил с конверта, который нашел в гостях у бабушки. У Вовки всегда все появлялось лучше и больше.Но и это не все, у него все появлялось раньше, вот я еще только начинал мечтать об этом, только успел рассказать ему про свои грезы, а у него это появлялось буквально через неделю. Он обязательно начинал хвастаться, а ведь и так было завидно сильно, по-мальчишечьи. Поэтому настоящей дружбы, несмотря на довольно долгое общение не получалось. Он ездил с папой в велосипедные походы, он купался в море, у него был велосипед лучше моего, о котором я только мечтал, а горные лыжи? Ему и их купили первому, а мечтал-то я о них, и рассказал про них ему. И так во всем. Казалось бы, зачем я про него здесь рассказываю, ведь я про друзей здесь, а он-то не совсем. Не так все просто, достаточно было моментов в нашей с ним жизни, когда мы считали друг друга друзьями, например, тогда в лагере мы точно дружили, по-настоящему.Сколько было вместе с ним выточено лодочек из сосновой коры! Они получались такими красивыми, коричневыми, посерединке аккуратно вставлялась спичка, с проткнутой бумажкой, получался настоящий парус. У Вовки с собой было увеличительное стекло, и благодаря ему наши кораблики отличались выжженными на них крестами или звездочками. Они были самые лучшие. И неважно, что плавали они ровно также как и все остальные, а плавать им удавалось только во время купания, зато какие они были красивые! Вовкины и мои. А после мы вытачивали из мраморных камушков сердечки. Точили их об тротуарные бетонные плиты, и если кораблики получались довольно легко и быстро, то с мрамором надо было повозиться. Костяшки пальцев стирались в кровь, заодно с мрамором, но результат превосходил все травмы. Особым шиком было выпросить у девчонок красный лак для ногтей, в прочем,другого не было, и раскраситьсердечко. Оно начинало блестеть на солнце так ярко, как будто оно в крови. У Вовки не получалось ровно, то ли в связи с нехваткой терпения, то ли от природной неаккуратности, но только все его сердечки прошли через мои руки. После просушки лака, сзади приклеивалась веревочка, и получалась подвеска, которую можно было подарить. Помню самое красивое сердечко, которое у меня получилось, я подарил маме по возвращении из лагеря.
     Но то лето закончилось, и, приехав в город, мы разбежались по своим классам, и соответственно по друзьям. Мы продолжали изредка встречаться на улице, и даже регулярно весело играли, то в разведчиков, то просто в прятки. На память приходит случай, который стал отправной точкой в конечном изменении наших отношений.Это произошло где-то лет в одиннадцать, тогда у Вовки был классный велосипед, о котором мне только мечталось до невозможности, потому что он был складной. Хотя зачем и где его складывать, мы не знали. Предполагалось, что это для поездки в электричке и метро, но мы ведь не собирались ездить дальше нашего двора, но ведь так хотелось!В то, далекое детство, в нашем районе было достаточно экологически чисто.  На газонах, хотя и не газоны это были, а просто площади, заросшие  травой, не той специальной газонной травкой, а простой травой, которая вырастала за лето почти по пояс, и один раз, ближе к осени, ее косили настоящими косами, так вот на этих полях росли шампиньоны. Я долго не верил, что они самые настоящие. Взяв один из них,  пошел в магазин и сравнив с теми, которые продаются. Совпадение было стопроцентное, опросил всех знакомых бабушек у подъездов, там мнение разделилось, последними экспертами выступили мои родители, которые подтвердили их настоящность. Так я стал грибником нашего микрорайона.
7

 Собирать шампиньоны было здорово, во-первых, не надо было специально собираться куда-то ехать, во-вторых, не надо было одеваться в специальную одежду, а как был, в шортиках и сандалиях, с полиэтиленовым пакетиком выбежать и готово. В-третьих, их было хорошо видно, белые шляпки на фоне зеленой травы, ну и в четвертых, конкуренции грибников не наблюдалось, поэтому насобирать на жаркое занимало ровно двадцать минут времени. Так и в тот летний день, договорившись с мамойо картошке с грибами, я отправился на промысел. Вовка был чем-то занят, а с учетом того, что его родители, по их словам, не собирались есть поганки, он мне и компанию не часто составлял. Прочесывая тщательно свои грибные места, я продвигался по «плантации». Набрав уже пол пакета, я начал задумываться о прекращении приятного занятия, как вдруг мне на глаза попалась красивая фиолетовая бумажка. Я подошел ближе, и то, что я увидел, не укладывалось в моей голове, это были настоящие двадцать пять рублей! «Четвертной»! Такой красивый! У меня сперло дыхание, представляете, я больше десяти рублей и в руках-то не держал, а здесь двадцать пять и все мои. Внимательно стал оглядываться вокруг, может кто-то обронил, а может кто-то хочет меня разыграть, мелькнуло в голове. Про кошелек на веревочке я знал, сам с мальчишками регулярно играл с прохожими в эту увлекательную игру, но вот денежка на бумажке, нет, такого я не слышал. Вокруг не было не души, и мне ничего не оставалось, как под аккомпанемент колотившегося сердца, подобрать ее. Быстро спрятав в карман свою находку, я помчался в сторону дома, нещадно лупя ногами по пакету с уловом шампиньонов. Подбегая к дому, я увидел вышедшего Вовку. Конечно же, я радостно замахал ему с криками:
     - Вовка! Вовка!
     - Чего ты кричишь-то, вижу я тебя.
     - Сейчас такое было! Я вот шампиньоны собирал и, представляешь, вот чего нашел!
С этими словами, я вытащил из кармана свою добычу, и подняв высоко над головой, замахал бумажкой, как флажком.
     - Дай сюда, позырить! Вот это да! Где ты нашел-то ее?!
     - Да вон там, где всегда грибы собираю.
     - Айда туда, может там еще есть! Ты вокруг хорошо посмотрел?
Он спрашивал так, как будто я ему похвастался найденным подосиновиком или боровиком, а он, как опытный грибник, намекал, что надо было внимательно посмотреть вокруг, под соседними деревцами и кустами.
     - Да нет! Я как нашел, сразу сюда бегом! Испугался, может ненастоящие! Вот знаешь у нас в школе класснаярассказывала, что иностранцы специально разбрасывают жвачки и конфеты везде. Так вот, они отравленные! Они хотят нас убить всех! Может и здесь они ненастоящие деньги разбросали!
     - Зачем? Мы же их есть не будем!
     - Ну не знаю, они знаешь какие, эти шпионы!
Да, наивное детство, свято верящее старшим товарищам. Это сейчас вспоминая те рассказы старших, я понимаю, что все это была идеология. Ну не может, точнее не должен советский ребенок, взять у иностранца-капиталиста угощение! А как ему объяснить, он же маленький? Вот и придумывались истории про отравленных детей, про вредителей, разбрасывающих или угощающих сладостями.
     - Хотя и правда, зачем нам их есть. Ладно, побежали, еще посмотрим, заодно грибов подсоберем!
     - Давай!
8

И мы помчались на то место, где мне так повезло. Буквально через минуту, я держал в руке красную бумажку, десятка! День продолжал радовать меня своими чудесами. В завершении, Вовка нашел синюю пятерку, и на этом все. Мы на коленках прочесали вдоль и поперек весь газон, косить было уже нечего, но на этом радости находок закончились. При совершенно голубом небе, внезапно закапал дождик, такой не частый и теплый-теплый. Настоящий грибной. Наверное, с того самого дня я и полюбил это природное чудо, грибной дождик. Мы, радостно прыгая, не замечали капель. Кричали мальчишечьи песни во весь голос, знаете, такие песни, где толком нет мелодии, состоящую из сплошных «ла-ла-ла», но при этом с душой, с верой в то, что это самая лучшая песня на свете. В голове-то звучал какой-нибудь военный марш, причем придуманный прямо сейчас, и что самое интересное, твой друг слышал тоже самое, когда ты ему напевал это «ла-ла-ла». Главное было за ранее сказать, что это такой военный марш, и все! Да, сейчас чтоб объяснить кому-нибудь про песню, не выдуманную, а какую-то даже популярную, надо стараться полчаса напевать ее своим отсутствием голоса, вспоминать слова из припева, особенно это хорошо удается, если исполнитель не русскоговорящий.  И все равно запросто может поджидать неудача, а в детстве… Хорошо все-таки тогда было.  Допрыгав до нашего дома, мы побежали по квартирам, поделиться с родителями. Захлопнув за собой дверь, я влетел на кухню, мама готовила.
     - Ну, принес?
     - Вот!
     - Умница! Нам тут на два раза хватит. Ты чего такой возбужденный?
От мамы никогда не удавалось ничего скрыть, на то она и мама. Переступая с  ноги на ногу, словно меня накрыло резкое желание посетить туалет, я начал повествованиепро свои находки, и в завершении я достал скомканные бумажки и положил перед мамой.
     - Ну что ж, ты же хотел велосипед складной, вот тебе и начало. Теперь дождемся твоего дня рождения, скажем всем, что ты копишь на велосипед, ну и мы с папой добавим.
     - Вы купите мне складной велосипед?! Мамочка, я так тебя люблю!
Вот так день! Оставалось мужественно дождаться дня рождения, а он был еще за горами, в последний день лета. Ну, ничего, я постараюсь подождать и дождаться! С этими мыслями я, взяв велосипед, побежал на улицу. Мы катались долго, а я все представлял, что через каких-то три месяца, я буду также как и Вовка, кататься на складном «велике».
     На следующей неделе, в очередной раз собираясь гулять, а какие заботы в таком возрасте у мальчишки могут быть летом, только гулять, я позвонил Вовке.
     - Здравствуйте, а можно с Вовой поговорить?
     - Сейчас, минуточку.
Это была Вовкина бабушка, я ее узнал. Она крикнула: «Володька! Иди уж, тебя там, по телефону, ентот твой, как его, Олег».
     - Але, привет.
     - Вовка, пойдем на великах покатаемся,
     - Не, мы тут с папой едем в «Луна-парк».
     - А когда вернешься?
     - Не знаю, мы надолго, там очереди большие, а я хочу на всем покататься. Наверное, поздно уже будет.
     - Ну, пока.
     - Пока.
9


«Луна-парк»! Я даже рядом там не был. Слышал рассказы про аттракционы, похожих на которые не было ни в одном парке, про призы, которые там можно выиграть, даже обертки видел от конфет. Это были заграничные конфеты, не то польские, не то чешские, но написано-то было не по-русски! И вкус. Наверняка, был не похожий ни на что, заграничный! Причем можно было не опасаться, быть отравленным. Но там было дорого, и только такие как Вовка, могли себе позволить съездить в «Луна-парк»,  а мне оставалось только довольствоваться рассказами. Все-таки, в какое чудесное время живут наши, нынешние дети! Хотя, они никогда не испытают радости, той легко доступной радости, от наивного аттракциона. Да, я мечтал о «Луна-парке». Я мечтал, а Вовка ехал. В тот день я катался один, и мой велосипед показался вполне приемлемым, ну и что, что он не складывается, но едет-то он ничуть не хуже! Даже если разогнаться, даже если по луже ехать, причем по длинной и глубокой, да даже по грязи, он очень хорошо себя ведет! И вот, через неделю, когда родители были на работе, я принимаю решение, пригласить Вовку и еще одного нашего общего друга, в «Луна-парк». Того мальчишку звали Пашка. Он, как и я, тоже никогда не был в этом волшебном месте, зато наши папы были знакомы. Они вместе регулярно толкались в очередь в винный отдел, либо у пивного ларька. Я позвонил Вовке.
     - Але. Привет, Вовка!
     - Привет.
     - Слушай, у меня предложение, давай возьмем деньги, которые мы нашли, и поедем в «Луна-парк».
     - Ура! Поехали! Я там все знаю, все покажу! Я даже знаю, как туда ехать. У нас прямо от дома автобус туда едет.
     - Только Пашку с собой возьмем, втроем веселее.
     - Согласен. Я ему позвоню, встречаемся на улице через десять минут.
     - Ага.
Я побежал в свою комнату, найденные деньги мама у меня не забрала, и они у меня лежали в книжке, на полке. Книжку я выбрал любимую, про «Васька Трубача и его товарищей». Решительно схватив ее, я взглянул на бумажки. «Какую взять? Десять, наверное, мало, двадцать пять? Возьму обе, но лишнее положу обратно». Практически больше не размышляя, я схватил все сбережения и выбежал на улицу. Там я оказался первым, и, как мне показалось, только через час, пришли мои друзья. Мы пошли на остановку автобуса номер тринадцать. Вовка сказал, что именно он нас довезет прямо туда. Довольно быстро подъехал нужный нам номер, и мы залезли через заднюю дверь, там можно было стоять у большого окна и разглядывать машины, которые догоняли и обгоняли нас. Мы ехали в предвкушении чуда, во всяком случае, я и Пашка. В голове рисовались картинки того счастья, которое мы испытаем, Вовка подогревал наше любопытство рассказами, то про «американские горки», то про «дорогу страха». Слюни приходилось сглатывать часто, состояние ожидания заполнило все мысли так, что регулярно перехватывало дыхание. Волнение от ожидания было столь томительно, что даже проезжающие мимо машины, не могли отвлечь внимание от предвкушения. Наконец мы доехали. Выйдя на нужной остановке, мы отправились на территорию этого чуда на Земле. Музыка звучала со всех сторон, аттракционы манили к себе один пуще другого. В какой-то момент я почувствовал себя Буратино, которого искушает цирк.  И мы… сдались! Бегом покупали билеты и занимали очереди. Сколько было восторга от этих «горок», всяческих чудных качелей и каруселей! А эти машинки, которыми можно было управлять, как настоящими! А «дорога страха», в которой было жутко, и мы всячески верили, что это и взаправду настоящие скелеты! Пройдясь почти по всем раза по два, я обнаружил, что денег оставалось совсем немного, а мы еще не ходили в тир, и надо было оставить на билеты на автобус.
10
 Мы прокутили последнее, получив в призах кучу иностранных конфеток и жвачек, которые радостно поделили поровну и запихав за щеку уничтожили. Мы шли на остановку, возбуждение от проведенного дня переполняло, мы наперебой рассказывали про то что испытали, как будто не вместе были, а порознь. В моем кармане лежало ровно пятнадцать копеек, как раз на три билета на автобус. Да, тогда автобус стоил ровно пятачок. И вдруг, рядом с самой остановкой автобуса, мы заметили лоток с мороженым, а подойдя ближе, увидели, что там продаются «сахарные трубочки». Что это были за чудные мороженые, боюсь, я не смогу рассказать. С чем их сравнить? Пожалуй, я сейчас столько же удовольствия получу от бутылки ирландского  виски, выдержки не менее тридцати лет. А денег-то больше нет! И вот развязка. Вовка достает деньги, которые у него, как оказалось, были с собой, и покупает себе трубочку. Мы смотрим на него, и слов почему-то  нет. Просто повисает немая пауза. А он открывает обертку, и сладострастно, немножко прикрывая глаз, начинает хрустеть корочкой, регулярно слизывая капельки подтаявшего мороженого.
  - И ты чего, один будешь есть?
     - Так иди и купи вам тоже.
     - Вовка, но ты же знаешь, что у меня больше нет денег.
     - А я не могу вам купить.
Подъехал автобус не нашего номера. Мы вскочили с Пашкой, не глядя на номер, Вовка остался стоять, прокрутив пальцем у виска, глядя нам в след. Мы добирались до дома пешком, обсуждать то что произошло не хотелось, просто было почему-то обидно. Мы дошли с Пашкой до дома и разошлись. Мама уже пришла с работы.
     - Привет, как дела?
     - Мама, ты знаешь, я потратил деньги, которые тогда нашел.
     - На что?
     - Я ездил с друзьями в «Луна-парк».
     - Ну что ж, значит, не будет у тебя складного велосипеда. Видно не очень ты его хотел.
И вот тогда, мне так захотелось этого складного велосипеда, что свело скулы. А у Вовки он был. А еще он ел «сахарную трубочку». И в тот момент, я вдруг явственно осознал, что нет у меня больше друга. Вовка мне не друг.
     Мы общались и дальше, но это было общение приятелей. А после того раза почти пол года не виделись и не слышались. Став старше, даже приятельство закончилось, жизнь развела нас окончательно. Но, знаете, я никогда не забуду ни того кудрявого мальчишку в пионерском лагере, ни того парня, который ел мороженое на остановке автобуса. Один. Но ему все равно было вкусно.
Я начал искать себе друга в новой школе, с которым я мог быть каждый день, интересы которого были близки мне, а мои ему. Так появился  в моей жизни Вадим.
     Познакомившись со всеми мальчишками в моем новом классе, после той исторической драки, я был принят в свои. Тренировки в секции баскетбола плавно закончились, я уже не являлся учеником той школы. Мама устроила меня в секцию настольного тенниса, но отзанимавшись полгода я забросил эти занятия. Куда интереснее было гулять во дворе с мальчишками, которые потихоньку начинали становиться пацанами. Игры всегда находились рядом, не надо было ничего изобретать. В школе рубились в фантики от жвачек, вне школы в пробки, складывая их стопкой и разбивая специальной свинцовой «биткой». Папа рассказывал, что в его детстве это игра называлась «ушки», только играли они не в сплющенные пробки, а в пуговицы. На деньги мы играли в «трясучку», а папа рассказывал про «пристенок». На этом разница заканчивалась между поколениями. Даже болты, вкрученные в одну гайку с двух сторон, посередине наполнялись серой от спичек совершенно одинаково мной и папой.
11
 И хочется верить, что хлопки от взрыва получались тоже совершенно одинаково замечательными и в его детстве и в моем.  А сколько было спортивных игр, в которые мы бесконечно играли! Тут тебе и футбол, и «картошка», подобие волейбола, только кружком стоя, и ежедневное катание на велосипедах, хоккей и лыжи зимой, да мало ли! Активных развлечений хватало, прятки на новостройке, пятнашки на льдинах на озере, драки с соседним районом, а когда у нас открылась при ЖЭКе так называемая «игротека», в которой находился теннисный стол и бильярд с шахматами, то и там мы стали отмечаться ежедневно. Жизнь бурлила. Летом обязательно купались в пруду, находящемся между домами. И не только летом, сезон открывали обязательно в апреле, понятно, что это обычно был самый конец месяца, порой аж тридцатое число, но это было дело мальчишеской чести. Никому не хотелось услышать в свой адрес:  «слабак». А как же это было страшно, только-только, практически вчера, растаяли последние льдинки, даже может, с другой стороны пруда, которая была сильно заросшая, еще можно было увидеть остатки зимы.  А надо было обязательно раздеться и залезть в холодную воду. Тряслось все детское тельце, превратившись от страха и холода в одну большую мурашку, а кто-нибудь первый, самый отчаянный уже выскочил из воды, и стоя трясясь, говорил: «Пацаны, фигня, ваще не холодно!  Давайте!». И ты понимал, что надо идти, он уже сходил, и если не пойти, то все, тебя будут позорить потом все лето. Ступая на носочки аккуратно, как будто боялся помять пожухлую траву или оставить отпечатки на холодной черной земле, пробираешься к воде, и вот вода. Я опускаю кончик большого пальца левой ногив воду, почему именно левой, я не знаю, но именно он первым получал предвкушающий удар свежести, а дальше… Дальше с криками: «а-а-а-ааа, русские не сдаются!», ты прыгаешь в воду. Какая же она была холодная, плавать было невозможно, и, окунувшись, даже не понимал, как ты оказываешься на берегу, вроде даже не перебирал ногами, а только вот, стоишь опять на том же месте, откуда начинал свой геройский поход за званием «классного пацана». Разница только в том, что тебя теперь обжигает ветер, и ты, чувствуя себя героем, продолжаешь тараторить: «Классно, пацаны, Давайте, чего вы тут, да, правда не холодная она!». Этот пруд был частью моего детства, и последнее воспоминание от него, как мы готовились на берегу его к сдаче школьных экзаменов, тогда еще восьмого класса. А когда наступало настоящее лето, с июньско-июльской жарой, мы выезжали в ближайший пригород, город Пушкин, в котором находился облагороженный песчаный пляж, вокруг достаточно большого пруда. Ехать вПушкин надо было на электричке, конечно, покупать билет никто из нас не собирался, и это доставляло определенное острое удовольствие от поездки. Предстояло пробегать «зайцами» по вагонам от контролеров две остановки, третья была наша, поэтому после второй, мы нагло рассаживались по скамейкам, и рассказывая анекдоты и истории, ждали прихода  преследователей. Сделать они  ничего не могли, денег у нас не было, возиться с доставкой до комнаты милиции было весьма утомительно, поэтому нас просто высаживали, причем на нужной нам остановке. Сойдя там, мы бегом отправлялись с перрона, чтобы первыми оказаться у рядков бабушек, торгующих семечками. Быстро насобирав у каждой маленькими горстями, на пробу, мы убегали под возмущенное рокотание сзади : «Ах, сорванцы! Ну погодите жа! Мы вас запомнили! В милицию сдадим!». Прогулявшись через парк,  достигали вожделенного пляжа. Песок! Для нас это был настоящий кусочек юга. Все  были из семей далеко не богатых, и потому не раз не выезжали дальше псковской области.  А проживая в Купчино, части города, располагавшейся довольно далеко от воды, только став гораздо старше, мы узнавали про наш залив, на котором тоже можно загорать, а тогда это было настолько здорово, по сравнению с нашим прудом. У нашего, находящегося  рядом с домом, не было пологого спуска, сплошные обрывы, все заросшие травой, шаткая самодельная нырялка из старых досок, дно сплошной ил, а вылезая, регулярно надо было сдергивать с себя прилипших пиявок, а там… Красота, да и только!
12
Нельзя было только идти купаться всем вместе, иначе по возвращении можно было не досчитаться одежды. Особым шиком было переплыть пушкинский пруд, и прибежать обратно вокруг по берегу, на обратный путь по воде сил не хватало. Накупавшись и назагоравшись, мы возвращались, хотя загорали мы либо бегом, либо, играя в карты, поэтому физиономии у всех были белые, а вот шея и спина черные. На обратном пути, жутко хотелось есть, и если мы могли наскрести мелочи на половинку хлеба, то празднику не было предела. Привокзальный магазин, хоть и был сказочно мал, и своим ассортиментом напоминал быстрее деревенскую лавку, манил к себе. А вот когда денег не было, то мы воровали. Нет! Что вы, не деньги по карманам. Мы воровали из этого магазина сухой брикетик, который назывался «Кисель плодово-ягодный». Из него можно было наварить этого напитка довольно большую кастрюлю, но варить никто ничего не собирался. Да и где было взять кастрюлю, воду и плиту. Мы его ели так. Почему кисель? А просто потому, что он, видимо в связи со своей низкой стоимостью, единственный лежал на прилавках так близко, что можно было отвлечь продавщицу одному, а второй мог дотянуться до брикетика, и схватив, моментально убежать. Что за волшебный вкус был у киселя, кисло-сладкий. Его надо было откусывать маленькими кусочками и размачивать во рту до получения вкусной единой жижицы, и только потом медленно проглатывать, а затем заново откусываешь маленький кусочек и все повторяется. Вот мы с этим киселем, бредем на станцию, а на там продают вареных раков. Мы их никогда не покупали, денег же никогда не было, но вот смотреть было здорово, до чего ж они были красивого красного цвета! Трогать  было страшно, а вдруг сварились не совсем, и сейчас как хватят клешней за палец! И вот путь домой, опять беготня по вагонам, наша остановка и мы выходим. Сколько раз с Вадимом мы проделали этот путь, я не знаю, не считал.
     Как-то я упустил начало нашего знакомства. Надо бы исправить. Помните про мой рассказ о драке в новой школе с Левкой? Ага, вот как раз тот парень, который устроил нашу драку, правильней сказать организовал, и был Вадим. Нет, если вы решили, что он был подстрекателем, то вы не правы, сама ситуация прихода нового мальчишки в новый коллектив, являлась подстрекательницей, именно в те, первые разы и разделяли мальчишек на нормальных и «отличников». А Вадим выступал как секундант, говорил, где лучше драться, следил, чтоб никто не влезал и не мешал, любое не правильное поведение каралось моментально. Во время драки он смотрел за кровью, ведь дрались до «первой» крови, ногами по лицу бить стали гораздо позже. Он был одним из авторитетов в классе, не смотря на свой маленький рост. Совсем упустил из виду надобность  накидать его портрет, все-таки этот парень достоин описания. Совершенно искренне скучаю по нему, по тому Вадьке, с которым провел столько лет вместе. Вадим был мальчишкой невысоким, с некрасивой внешностью, но твердым взглядом. Худой, скорее даже жилистый, то количество раз, что он мог подтянуться на турнике, кроме зависти не вызывало ничего. Он был вполне спортивным, именно он научил меня по-настоящему играть в хоккей, именно он заразил меня горными лыжами, да мало ли чему еще он меня научил! Он был классный, он не боялся драться ни с кем, пусть противостоял ему старшеклассник, он не побежит. Его боялись и уважали. Так вот как раз, после моей первой драки, он подошел ко мне и сказал:
     - Ладно, забыли. Приходи сегодня, после школы, мы в «картошку» рубиться будем.
     - Хорошо, постараюсь.
Как же мне было лестно, что меня приняли в свои, и пригласили вместе гулять! Я моментально забыл про все подробности драки, про зашатавшийся зуб, меня приняли! И сам Вадим, меня пригласил! С тех пор мы стали регулярно гулять вместе, когда наши прогулки переросли в дружбу, ни он, ни я не заметил. Просто вдруг нас стали считать друзьями все знакомые. В отличие от него, я был высоким, и это сочетание вызывало много смеха. «Штепсель и Торопунька», так модные тогда юмористы, прилепили к нам свои прозвища.
13
Сколько раз мы дрались, отстаивая свою честь, чтобы перестали так называть. Вадим, этот парень научил меня быть настоящим пацаном. Я не могу представить ситуацию, в которой он меня предал, тем более продал. Деньги? Смешно, в том общении, они не имели значения, и то, что произошло с Вовкой, было не то что не принято, а просто не понятно. За такое, получив в глаз, ты отправишься дружить сам с собою, причем без возможности вернуться.  Там все было по-другому. Вадим был из совсем неблагополучной семьи, мать разведена, работала маляром, отчим должен был освободиться из мест лишения. И, конечно, моя мама была не в восторге от нашей дружбы, но как ей было объяснить, что он самый настоящий, что с ним не надо думать о том, что говоришь, а просто надо быть честным и сильным. Вспоминая его, пытаюсь уговорить себя принимать всех друзей своих детей, какими бы они мне не казались, все-таки взрослый взгляд не всегда объективен, особенно если это касается становления личности. С Вадимом было интересно, он познакомил меня со старшими мальчишками, и меня перестали обижать по дороге в школу. Рассказать родителям было сложно, что по дороге к месту обучения, на пустыре, тебя поджидают старшие. Они окружают, и требуют отдать деньги и спички, и если их у тебя нет, то в лучшем случае, ты отделаешься серией пендалей, убегая. Все это кануло в прошлое, теперь, встречая меня, они здоровались. Это дорогого стоило. А гулять, как стало замечательно гулять! Каких только игр я не узнал! Это именно Вадим привел меня в ЖЭК, и уговорил взять в сборную по хоккею, это именно с ним мы тогда убегали на коньках из другого двора, когда нас пообещали побить, и мы были вынуждены спасатьсяне переодевая коньки. Да сколько всего с ним было пережито! Но ни разу этот парень меня не предал! Он, наверное, и был моим настоящим другом. Мы не резали себе вены, чтобы скрепить нашу дружбу кровью, мы не давали клятв, но мы просто дружили по-настоящему.  Господи, сколько можно рассказать про наши приключения! Этот парень достоин отдельной книжки! С другой стороны, а давайте по порядку. Просто повспоминаю мои яркие впечатления.
 В нашей школе, как быть может и в других, были некоторые учителя очень хорошие. Вот, например, учитель географии. К моему глубокому сожалению, не помню, как ее звали, но что это была за удивительная женщина! Когда мы проходили материал про подземное устройство земли, она организовала нам поход в нашу область, для ознакомления с настоящими пещерами. А представьте, что такое для мальчишек настоящие пещеры! О, это не просто было интересно, это было сумасшедше. И вот после экскурсии с классом, Вадим придумывает поехать туда без учителей. Причем с ночевкой. Как сказать родителям? Они меня и без ночевки не отпустят! Далеко, в пещеры, одни мальчишки! И мы убежали, вместе с палаткой. Днем мы проползали все пещеры, даже те, в которые вход был воспрещен. Начинало смеркаться, и мы пошли к так называемой «учебной» пещерке. Она была короткой, напоминала собой бублик, вход и выход соседствовали, а длина составляла метров пятьдесят. Забравшись туда, мы стали разбирать палатку. Представьте четверо мальчишек, двенадцати лет, собираются на ночлег, неизвестно где. Мы замерзли быстро, причем сильно, конечно, теплых вещей никто не догадался взять с собой. Разводить костер было не из чего, да и страшно, и вот мы, забравшись в палатку, зажгли свечки, которые были с собой в достаточном количестве и стали на их тощеньком огоньке греть ноги и руки. Заснули, прижавшись друг к другу трясущимися телами. Ровно в шесть утра, без всякого будильника, мы уже собирали палатку. Приключение оказалось очень холодным и непродолжительным. Как мы радовались теплой электричке, таким удобным деревянным сиденьям. Дома ждало наказание, но даже оно казалось настолько приятным, просто не могущим испортить ощущение от тепла дома, кровати, в которой так хорошо, укутавшись с головой валяться, даже уже когда не спишь.
14

 А сколько было воспоминаний после. Каким мы были героями в школе. А кто все это придумал? Вадим. После этого, его еще больше стали не любить все родители  соучеников. А мы наоборот.
     Другое воспоминание. Лето.  Почему так много связано воспоминаний с Вадимом именно в летний период, не знаю, но это так, хотя зимой мы дружили ничуть не меньше. Лето, хорошее, теплое, даже временами вполне жаркое. Такое замечательное, с редкими дождями, с несильным ветром, когда можно все время проводить на улице. Как всегда утром встречаемся на футбольной площадке, я подъезжаю чуть позже, потому что живу дальше, на велосипеде, лихо спрыгиваю с него, отбрасывая в сторону. Просто езда на велосипеде уже не актуальна, надо уметь лихо ездить, прыгать через канавы, вскакивать на бордюры, ездить без рук, вставать на заднее колесо, и прокрутив несколько раз педалями, опускаться плавно на оба, «козлить», старшие так делают на мотоциклах, для нас владеть мотоциклом несбыточная мечта. Когда кто-нибудь из них приезжает, мы бросаем любое занятие, каким бы увлекательным оно не казалось. Мотоцикл! Настоящий! Выбор был невелик, либо это был «чезет», либо «ява», либо «ява» старушка, такая как в мультфильме «Ну, погоди!», на нем там ездил волк. Владелец этого двухколесного чуда, пренебрежительно рассказывал, какой он руль собирается поставить, как поднимет заднюю часть сиденья, отрежет крыло, а мы завороженно слушали, не отрывая восхищенного взгляда от предмета вожделения. Короче, соскочив ловко с велосипеда я подошел к приятелям, и поздоровавшись со всеми, спросил во что, собственно играть будем. Недолго попинав мячик, стали потихоньку расходиться по домам, обедать. После обеда пошли искупаться, провалявшись у пруда часа три, решили сменить место дислокации. Поднявшийся ветерок стал помехой в  игре в карты. Стало неудобно, каждый отбой надо было прижимать камушками. Лучшего места, чем маленький домик для ребятишек на территории детского садика, было не найти. Летом садик был закрыт, и потомунас не гоняли оттуда. Мы сидели громко, но мирно, ничего не ломали, а просто рубились в карты, в волшебную игру под названием «козел». Начинало вечереть, потихоньку стали все расползаться, хотя домой не хотелось. Ветер притих, начали свою трель сверчки с кузнечиками, местами на замену щебетанию воробьев, начинали просвистывать соловьи. Было где-то около десяти-одиннадцати вечера, обычно в такое время я уже должен был находиться дома, но сегодня лето, такая хорошая погода, расходиться не хотелось. И Вадькино предложение, пойти слить кваса из бочки, было как нельзя кстати. Пить хотелось, тем более квас! Тогда он продавался из бочек, стоявших прямо на улице, и  был необыкновенно вкусным. Днем у бочки сидел продавец, обычно женщина в грязном белом халате. И бойко разливала по кружкам требуемое количество пенного напитка. Стоит отметить, как любой человек поживший, квас был очень вкусным, и занудно добавить, не то, что сейчас. Но это днем, а сейчас, почти ночью, как его получить? Правильно! Сорвав пломбу на крышке бочки, зачерпнуть бидоном и готово. Вадим сбегал домой и притащил два трехлитровых бидончика, и мы отправились на добычу. Уже не то что смеркалось, а практически наступила ночь, во всяком случае, было достаточно темно для того чтобы подкрасться незаметно к бочке, и забравшись на нее, наполнить наши емкости. Самый крепкий из нас был Левка, он и полез на бочку для срывания пломбы. Я и еще трое стояли на стреме, а вдруг милиция. Она тогда патрулировала довольно тщательно все «злачные» места, где собиралась всякая шпана, типа нас. И вот Левка радостно потряс над головой сорванной пломбой и швырнул ее в кусты, следующим забрался Вадим, все-таки бидоны были его. Аккуратно, практически без звука, наполнял один за другим два бидона. Один он передал мне. Плотно прижав крышку, я стоял и ждал когда все закончиться, и мы отправимся обратно в садик. И вдруг с другой стороны раздался крик: «Шухер! Менты!». Реакция у нас, мальчишек была замечательная, и потому все, не сговариваясь, бросились врассыпную.
15
 Было понятно, где потом встречаться. Я с этим бидоном побежал,  придавливая изо всех сил крышку. Квас предательскими струйками стекал по кругу, руки становились моментально липкими, брызги кваса попадали на одежду, но было безразлично, главное унести ноги. Добежав до ближайшего дома, резко свернул в кусты, благо света фар или фонаря сзади не было. Посадки вокруг домов были пышные, трава высокая, и потому скрыться было не сложно. Я лежал, нервно вздрагивая, стараясь дышать ровно и тихо, но в ночном сумраке мне казалось, что я напоминаю паровоз. Показался свет фар автомобиля, и тут же послышалась работа мотора, и через минуту мимо медленно прокатила милицейская машина, населяющие ее пассажиры в фуражках, внимательно вглядывались в темноту.  Доехав до конца дома, они развернулись, и обратно уже проехали на скорости. «Пронесло!» - резко стукнуло в голове, я начал подниматься, отставив от себя бидон, который был прижат ко мне, как самое ценное, самое дорогое сокровище, пока я прятался. Тихонько пробравшись вдоль дома,  короткими перебежками добрался до места нашего сбора. Трое уже сидели там. Потихоньку стали подходить остальные.
 - Вот это да! Еле успел убежать!
     - А я вообще с бидоном носился! А где Вадим-то?
     - Он же тоже с бидоном был, причем на бочке…
     - Да нет, бидон Левка у него забрал, и где они оба?
И вдруг две тени мелькнули около заборчика детского сада. Замолчав и вглядевшись, мы увидели и узнали Вадима с Левкой. Они шли с довольными улыбками, у Левки бидон, а у Вадима в руках два батона. Булка источала такой запах, что закружилась голова.
     - Вадька, откуда булка?
     - А мы увидели, что хлебовоз под разгрузку подъехал, ну мы и выклянчили у грузчиков.
Это был тот случай, когда вкусность простой булки,  еще теплой внутри, с хрустящей корочкой снаружи, запиваемой таким сладким квасом, превышало все удовольствия от съеденного до этого момента. Это не просто было вкусно. Это было восхитительно и неповторимо.Утро стало набирать обороты, и позевывая, мы стали расходиться. Дорога домой совершенно не запомнилась, помню только проскальзывание в дверь и проникание, чуть ли не ползком в кровать. Как уснул, я не заметил, в том возрасте это было сложно, поймать момент засыпания. Организм еще не был знаком с бессонницей.
     Наша дружба была довольно продолжительной, и даже после окончания восьмилетки, когда наши пути разошлись; он пошел в ПТУ, а меня мама устроила в девятый-десятый класс,  мы еще общались. Последнее наше совместное времяпровождение произошло опять же летом, Вадим пригласил меня поехать к нему в деревню, подо Псковом. Долго пришлось уговаривать моих родителей, вернее маму, чтобы она согласилась отпустить меня. Сначала я сам с ней разговаривал, потом приводил Вадима, в завершении мы устроили встречу наших мам, и только после этого, со скрипом, она все-таки согласилась. Дорогу до деревни вспомнить не могу. Помню, как слезали с автобуса в нужной нам деревне. Мы были с рюкзаками, в джинсах и кроссовках, короче на местном сленге «городские». Я озирался по сторонам, и вдруг вижу, какой-то парень бежит к нам.
     - Это кто это такой? А ну, стоять!
     - Бляха-муха, Костян! Здорово!
     - Вадимыч! А это кто?
     - Это мой друг, зовут Олег, в городе кликуха Вольф.
     - Фашист, что ли?
     - Сам ты фашист! Чего ты заводишься- то?
16
Это я вступил в разговор. Костян не смутился ни на долю секунды, он как будто вообще не услышал меня.
     - Слушай, Кость, а чего, все здесь?
     - Ну да, брательник ведь с армии вернулся! «Восход» себе купил, на тракторе работает!
     - Зыко! А «Восход»-то новый или как?
     - Не, у Ивана. Иван себе «Ижа» взял.
Разговор шел про мотоциклы. В городе на таких, во всяком случаеу нас в районе, не ездили, но это все-равно были мотоциклы. И я стоял, внимательно слушая каждое слово. Ничего себе, у них тут почти все на мотоциклах! Это не то, что в городе!
     - А че, этот твой длинный-то, с тобой жить будет?
     - Заканчивай, он мировой пацан!
     - Ну, тады пошли к нам, брательник рад тебе будет.
И мы, не заходя домой к бабушке и деду Вадима, пошли в гости к моим новым знакомым, и в тоже время старым знакомым Вадима. Конечно, я упускаю все матерные выражения. Постольку это были даже не междометия, как в городе, это были не связующие слова, для украшения речи, они просто его использовали в повседневной жизни для общения между собой, с родителями и собственно даже со скотиной. Говорили на нем все, начиная с новорожденных, и заканчивая древними бабульками. Про дедов и говорить нечего. Я даже не вспомню, где еще так легко матерные слова, так органично использовались в общении всеми слоями населения без разделения возраста. Девушки так же не являлись исключением, поначалу мне казалось, что даже коровы мычат, иногда матом. Мы дошли до дома, где жил Костя с незнакомым мне братом, который не просто вернулся из армии, а еще и мотоцикл купил. Заборы у всех домов, были довольно условные, калитки настежь. Деревенька была маленькая, домов тридцать, но очень уютная, расположенная среди бескрайних лугов. До ближайшего леса надо было топать почти  километр, и только отдельные островки деревьев были оставлены на полях, для неведомых мне целей. Нет, конечно, в каждом огороде присутствовали яблони, вишни и прочие плодовые деревья, а вдоль центральной дороги даже стояло несколько березок. Все избы были довольно старые, такого серого цвета,  выцветшей древесины, которая нещадно обрабатывалась дождями, снегами и солнцем. Подойдя к крыльцу, Костя скомандовал:
     - Скидавай монатки, мамка намыла там.
Мы сняли с плеч рюкзаки, и постягивали кеды, а Костя продолжал.
     - Петька! Петька! Ты где, твою мать? Вадим тут приехал, Колесников сын, оглоблю с собой привез! Выходи, говорю тебе!
 В дверном проеме показался здоровый детина и, как мне тогда показалось, взрослый. Ростом он был почти с меня, кудрявый, белокурый, с круглым лицом, усыпанным веснушками.
     - Вадька! Привет! Соскучился-то я как по вам по всем! Давай заходи, по стопочке пропустим за встречу. А тебя как звать-то?
     - Олегом.
     - Ну, будем знакомы! Я – Петя, а этот обмылок мой брат, Костя.
     - Чего обзываешься?!
Из избы доносилось пение группы «Машина времени». Я решил завоевывать доверие у Петра и спросил:
     - А слышали новые песни их?
     - Какие?
     - Да вот, у нас с собой и кассеты есть, поставь, тут только перемотать надо, на нашем магнитофоне батарейки сели.
17
     - Ну,хорош тут на пороге-то морозиться. Пойдем в дом.
Мы прошли в дом, и, пройдя большую комнату, как ее назвать не знаю, горница, столовая, короче ту, в которой стояла печка и стол, мы оказались прямо у источника музыки, в помещении пацанов. Аппаратура, из которой пел Андрей Макаревич, поразила своим уровнем, и я не удержался и спросил:
     - Петь, а ты где такую купил, а?
- Так в Питер за ней ездил, у нас даже в райцентре ни хрена нет.
Тут нарисовался Костя, в руках у него была бутылка. Что это за напиток, я не понял, этикетка явно не соответствовала тому, что в ней было налито. Если верить написанному, то это был лимонад «Колокольчик», только по цвету уж больно прозрачный.
     - Во, еле выклянчил, Сергееич нынче зажмотярился, говорит, вы меня так на зиму без запасу оставите.
     - Слышь, Костян, дуй на грядку, че там, лучка чтоль принеси.
 - А без занюшки слабо чтоль?
     - Иди уже, не выступай, а не то щас кувыхалка-то по жбану догонит.
     - Ты не в армии чай, если че, кол возьму, да как отметелю, на фиг.
     - Смотри, артист, довыстуапаешься!
И тут Вадим вступил:
     - Заканчивайте вы! А то нас скоро дед с бабкой хватятся, а мы тут ваши разборки слушаем.
Его слова возымели волшебное действие на всех, из бессмысленной суеты организовался столик на скорую руку. Костя притащил с грядки не только лука, но и огурчиков с редиской, Петр организовал стопки, ковш воды на запивку, нарезал хлеба, достав откуда-то банку тушенки, вскрыл ее ловко простым перочинным ножом, который туда же и воткнул. Тушенка явно стояла не в погребе, и потому была с подтаявшим жиром и желе, запах, который она источала, так растормошил наши желудки, что резко стало подсасывать под ложечкой. Ели мы достаточно давно. В ответ мы достали еду, которую нам родители собирали в дорогу, яйца и бутерброды, курицу мы умяли, только сев в автобус. Не успели мы до конца разложиться, как вошла мама ребят.
     - А чаво это вы расселись, тунеядцы? Иж, обед тут у них! Ой, Вадимка! Приехал погостить? А я тут со своими архаровцами все воюю. А тебя как кличут?
     - Олегом.
     - Друх чтоли Вадимкин? Ну, тогда другое дело, сидите ребятки. А чего на столе-то пусто? Вот срамота-то, хоть супчиком бы ребят угостили, охломоны, они жо с дороги!
Она говорила много. Но не тараторила, а просто много говорила, не громко, но каждое слово было отчетливо слышно. Мы не сопротивлялись, есть-то хотелось, а когда оказалось, что суп это окрошка, то нашей радости не было предела, на улице было жарковато.
     - Картошку бы сварили.
     - Ма, да ладно тебе, мы ж маленькую за приезд думали, да и все. Ребят там дед с бабкой Ниной ждут.
     - Они там тоже небось наготовили. Тады давайте быстрее, да бегите, не то переживает небось она-то.
Я смотрел, слушал, и не верил своим глазам и ушам; как это возможно, мы еще маленькие, ну для родителей, не то что за одним столом сидеть, даже намекать на эту тему, а здесь все так запросто, обыденно. Я-то думал, что мать ребят сейчас устроит разгон, а тут вон как! Мы довольно быстро усидели бутылку, под такую вкусную закуску.
18

Хрустели на зубах огурцы и редиска, лучок ласково обжигал, хлеб, тот местный, был мягким и пышным, с чудным ароматом, про окрошку я даже боюсь вспоминать. Где они брали такой квас, что они туда добавляли, останется загадкой для меня, помню только крынку, настоящую крынку со сметаной, в которой стояла ложка, но при этом она достаточно легко и быстро растворилась в супе, как будто на сковородке. Во время перекуров, а курить мы выходили на улицу, Костя все-таки схлопотал от Петра леща, уж больно прыток был младший брат, и все пытался заводиться, то ко мне, то к своему брату. Странно, но Вадима он не трогал. После, когда мы брели по тропинке до дома Вадимовских стариков, а их дом находился на отшибе, Вадим рассказывал про братьев:
     - Ты внимания не обращай, Костя всегда такой шебушной, раз не ответил, то он отлипнет, это у него ко всем новеньким, вот, сколько его помню, всегда таким заводилой был. А Петра он уважает, но ему хочется быть главным, они еще до армии Петровой дрались постоянно, матушка их только за забор и ну голосить, что два придурка друг друга убивают. А эти помашуться и опять не разлей вода. Братья, одно слово. Вечером сегодня всех увидишь. Не ссы, Костя это самый страшный из них, остальные нормальные.
 - Слушай, мне по фиг, я с тобой приехал. Если что, ты же не съедешь. Драться так вместе, бежать, так тоже.
 - Не боись, бегать придется, если только с соседней деревни приедут пацаны. Они обычно на тракторе «Беларусь» в прицепе натолкаются и к нам на танцы. А то и на паре тракторов, с колами. Вот там побегаем, главное, до дома домчать, по домам они не суются.
     - А почему всем не собраться, да стенка на стенку, как мы с московскими?
«Московскими», назывались мальчишки из московского района, которых с нами в городе разделяла железная дорога, и мы регулярно гоняли друг друга по очереди, отстаивая «спорную территорию» железки. А развлечений там было! И тебе на товарном поезде покататься, и с откоса зимой  на лыжах, и под колеса поезда подкладывать большие гвозди, после проезда которых, получались чудные маленькие мечи, а поджигать весной траву на тех же самых откосах, да мало ли еще чего!
     - С кем в стенке-то стоять, ты видел сколько домов в деревне? Нас тут от силы разного возраста набирается человек пятнадцать, а этих человек под пятьдесят приезжает, и что мы с тобой под колами должны ложиться? Забудь, это не наше с тобой дело; мы приехали и уехали, а пацанам тут жить.
     - Как скажешь, в конце концов, это я у тебя в гостях.
Так незаметно мы добрались до нужного нам дома. На улице никого не было, и мы прямиком пошли в дом. Описывать дом неинтересно, кто бывал, или хотя бы читал про деревню, сразу представит себе обычный деревенский дом. Конкретно в этом разве была прелесть, что «нужник» был пристроен прямо к дому, и чтобы попасть в него, не нужно было бежать по саду-огороду до заветного домика с кучей жирных мух, и с дверкой, состоящей из дырок, больше чем из досок. Мы вошли, и тут же увидели бабушку, она возилась у печки, и услышав шум обернулась. Знаете, такая хорошая настоящая бабушка, с милым добрым лицом, чуть полноватая, которую сразу без зазрения совести я стал называть «бабушкой Ниной».
     - Вадечка! Добрались наконец-то! А я письмо от мамки-то твоей получила, а вас все нет, уж думала, может день попутала. Вы что задержались-то?
     - Привет бабуля! Да нас по дороге Евтюховы поймали, мы к ним на пять минут забежали, так тетя Паша пришла, супом накормила. А это Олег, друг мой, ну мама тебе писала ведь.
     - Да вижу, вижу. Что стоишь как не родной? Иди сюда, дай поцелую что ль. Так вы что, сытые будете? А я ж наготовила.

19
 - Давай Олег, выручай, не то бабушка обидится.
И мы сели за стол. Быстро затолкали в себя какую-то еду, мы, закидав бабушку «спасибо», собрались на вечернюю гулянку.
     - Бабуль, ты нас не жди. Мы сегодня первый день, в ночь пойдем, будем картошку печь.
     - Давайте, сорванцы.
В этот вечер, быстрее в эту ночь, я познакомился со всеми. Долго играли в «картошку», потом настало время жечь костер. А деревенский, настоящий деревенский костер, это я вам скажу да! Он не такой огромный, как был в пионерском лагере, прощальный «пионерский», но там были вожатые, все руководство лагеря, там его довольно быстро тушили, а здесь его жгли и жгли, и никого рядом, кто бы нам мешал, гнал спать. А печеная картошка? Вы ели когда-нибудь ту картошку? Ту, я имею в виду, настоящую деревенскую, свежего урожая, вырытую руками на колхозном поле, все в золе, горячую-горячую? С солькой из спичечного коробка, прихваченного заботливо заранее. А хлеб, который обжигаешь на костре, насаженный на прутик? Именно тот, деревенский, такой ноздреватый? А самое главное, в том возрасте. Тогда любая еда казалась вкусной, не казалась, а была вкусной…
Под утро, натянув ватники, взятые с собой загодя, мы возвращались домой. На траве уже выпала роса, кузнечики замолкали, зато птицы начинали перекличку. Мы шли молча, покуривая. Было чертовски хорошо идти рядом с другом, с которым мы находились где-то далеко, мы были только вдвоем, и полагаться могли только друг не друга. И от этого, от этого сознания становилось еще лучше.
     - Вадька, спасибо тебе, что пригласил к себе в деревню.
     - Брось ты, спасибо что поехал. Ты ж видел этих придурков, а мы-то друзья.
Месяц, отведенный нам на отдых, пролетал незаметно. Каждый день наполнялся яркими впечатлениями, они как вспышки ярки. Как-то мы ходили в зернохранилище, такой огромный сарай, в который мы попадали через узкое окошко под крышей. Валяться там было как-то необъяснимо приятно. Зерно было теплое и источало неповторимый запах, под пение магнитофона мы раскидали пару партий в карты, а после лежали и делились мечтами
 Один раз приезжали обещанные пацаны из соседней деревни. Правда на одном тракторе и без кольев. Дракуустроили, только не они, а Костя. Благополучно получив в глаз, он успокоился, заступаться никто не стал, сам заводился, сам и получил. Мы даже выпили с пацанами самогонки, а где-то черезчаса два те вернулись уже на двух тракторах кучей народа, и мы бежали. Помню, как неслись по полю, а Вадим кричал куда, в темноте-то не видно было. Однажды, а может даже и не однажды, мы ходили на поля, со стогами. Это были огромные стога, таких я и не видел раньше, как забрасывали сено наверх, я не понял, хотя мне и объяснили, что один с низу вилами подает, а другой стоя сверху, закидывает. Но валятся на них, устраивать норы, было здорово. Чесался правда весь потом жутко, как ни отряхивайся. А сколько я там катался на мотоцикле! Первый раз в жизни, да и в последний. Больше мне не довелось никогда кататься, а там! Петр доверял мне своего «железного» друга, у меня с ним сложились хорошие отношения, собственно как и у всех, он был очень добрым парнем. Помню, как первый раз я выехал на шоссе, и стал разгоняться. Мне казалось. Что я лечу на неимоверной скорости, слезы размазывались по щекам, застилали глаза, сердце колотилось так, что казалось, через пять ударов оно точно выпрыгнет, а с учетом того, что сзади сидела симпатичная девчонка! Потом, на обратной дороге я, точнее мотоцикл заглох, и мы возвращались пешком, попробовав пару раз завести его с «толкача», я плюнул, и мы шли болтая про город, про деревню. Она была местная, а я, идя рядом и катя мотоцикл, чувствовал себя не просто городским, а городским героем.
20

 Мы вернулись к костру, от которого стартовало наше путешествие, оказалось, там слетел шланчик подачи топлива, и, поставив его на место, Петр уехал.
В другой раз, играя в «картошку», я порвал джинсы, причем порвал между ног, а оставаться в таком виде не представлялось возможным, все и так ржали, не переставая, и я, выклянчив мотоцикл у Петра, поехал до дома, чтобы переодеться. Вадим остался играть. Я погнал по тропинке. Зачем мне захотелось свернуть в поле, не понимаю до сих пор, наверное, что бы сократить дорогу. Я свернул, ехать по полю было весело, высокая трава не больно хлестала, мотоцикл отрабатывал колесом все ухабчики, и вдруг… Вдруг прямо перед передним колесом я увидел взявшуюся ниоткуда, видимо брошенную, какую-то сельхоз штуковину, не то прицеп какой-то, не то борона, я как настоящий горожанин, не разбирался в этом. Внезапность состояла в том, что за высокой травой, ее было не видно, и только подъехав вплотную, я познакомился с ней. Колесо на всей скорости воткнулось в эту дрянь. Дальше я плохо понимаю, как это произошло, перекувырнувшись через руль, оказался на земле, по траектории, задев ногой остатки этой штуковины. Об нее я разодрал ногу вместе со штаниной, мои джинсы превратились в одну большую тряпку, которую покрывалось быстро  кровью.  А так как хлопок был достаточно сильным, и с учетом того, что отъехал я не сильно далеко, меня видели все играющие. Рассказывали, что было красиво.Быстро вскочив, я бросился к мотоциклу, который безжизненно валялся на боку. Вращая заднее колесо. Схватил его, поднял, и понял, что переднее колесо, теперь как-то криво стоит относительно всего мотоцикла, позже разобравшись, мне объяснили, что от удара погнулась передняя «вилка», которую теперь надо заказывать из города.
Мы уезжали, а Петр так и не смог отремонтировать мотоцикл. Но вы не поверите, от меня не требовали ничего, единственно, что я услышал в свой адрес, это  «с дури можно и … сломать». И это все. Мне рассказали, что я чудак, что эту косилку оставили уже пять лет назад, и что все про нее знают. Но это было потом. Потом была и стирка штанов на реке хозяйственным мылом, которое отстирало кровь, как будто ее не было, потом было заштопывание тетей Пашей, Петькиной мамой дырок. Получилось вполне нормально, хотя бы для того чтобы доехать домой. Все это было потом.
     Мы вернулись из деревни. Знаете, интересная вещь, вспоминая ту поездку, я не помню усталости от ежедневного общения с Вадимом. У меня много было друзей и до, и после, но от всех я начинал уставать за неделю. Я имею в виду ежедневное общение, вот с утра и до вечера, а с ним не было. Мы подъезжали к городу, а прощаться не хотелось. Мы все строили планы как мы сейчас, как мы потом, главное, как мы вместе. Но вот начался учебный год, он в ПТУ, я в школу. Иногда мы сталкивались во дворе и… и все. Каждый раз встреча была с надеждой на то, что да, завтра увидимся, но так все и закончилось. А казалось столько лет настоящей дружбы, Штепсель и Торопунька. Нет больше нас, мы есть по одному, но нас больше нет.
     Следующим моим другом стал Алька. Звали его Олег, но представлялся он Алькой. Познакомились мы с ним не помню как, не то во дворе, и после я его познакомил со своей сестрой, не то они познакомились, а уж потом она меня познакомила. Не помню, только познакомившись, подружились как-то сразу. Такое бывает в жизни, некоторые говорят, что противоположности притягиваются, кто-то наоборот, что схожие интересы связывают, но мне кажется, что нет объяснения притяжения двух людей. Я не про секс, я про дружбу, хотя и про секс тоже. Помню сначала, в первый день знакомства, мы договорились встретиться назавтра, а назавтра уже обменялись телефонами и понеслось.  Он был моего роста, или я его, впрочем, неважно, мы были одного и все.Случился такой редкий случай, когда мы вдвоем были высокого роста, но слово «длинный» к нам не приставало, дворовой «авторитет» давал о себе знать. А потом «длинный», это один, а мы-то вдвоем.
21
 Он занимался карате, таким модным тогда видом единоборства, один Брюс Ли чего стоил! Буквально натретей нашей встрече я пристал к нему с просьбой показать чего-нибудь. Он не стал жеманничать, и я стал у него учиться. Мы устраивали тренировки прямо на улице, не на проезжей части, конечно, и не на тротуаре, а в любимом месте, в детском садике. Когда детишек разбирали родители, хулиганье оккупировали территорию и устанавливались уже свои законы. Мы тренировали растяжку, отрабатывали удары, стояли в «спарринге». Приходили пацаны из нашей компании, завистливо смотрели. Как-то незаметно нас стали уважать сильно, и при возникновении конфликтов с соседними дворами, за нами быстро отправляли гонца.
     - Калган! Вольф! Там наших на Будапештской мочат!
Мы бежали туда, встревали в драку, хотя, ради справедливости надо отметить, что обычно все заканчивалось быстро и до серьезных эксцессов не доходило.  При постоянных занятиях карате, с этими растяжками, штаны не выдерживали, сколько раз приходилось убегать домой, стыдливо прикрывая промежность. И мой друг придумал классную штуку. Алька учился на повара, точнее на кока, в мореходке. Там им выдавали настоящую морскую робу, причем черного цвета, из плотного материала. Штаны были крайне широкие, без ширинки, по бокам они застегивались на пуговицы. Какую же свободу движений они доставляли! А чтобы они выглядели стильно, Алька попросил кого-то ушить штанины к низу, и получилось великолепно.Роба выглядела стильно, напоминая Виктора Цоя, удобно, можно было делать ногами все что угодно, да, собственно , и не жалко, это же не модные джинсы за сто пятьдесят рублей. Мне не оставалось ничего, как только просить Альку, чтобы он притащил мне из училища такую же. Проблема была в том, что ее выдавали подотчетно, по-моему, на год, как он исхитрился достать еще не помню, но в ближайшее время, у меня была такая же, как и у него. И вот мы стали совершенно похожими, разница между нами была лишь в том, что он был брюнет, а я блондин. Я упустил маленькую, хотя совсем не маленькую деталь, вернее подробность. Я учился в то время в десятом классе, в той школе, до которой надо было добираться на трамвае восемь остановок, то есть она была совсем не в моем дворе, и даже не в соседнем. Конечно, за годы обучения, за целых два года, я познакомился с местными пацанами, только все-равно они оставались не моими, чужими пацанами из того двора. Это гораздо старше мы становимся космополитнее, и нам нет разницы кто с какого двора или даже района, а тогда родина заканчивалась за пределами твоего двора. Да и сейчас получается, что знакомые, живущие на другом конце города, редко находят возможность встретиться. Далеко… Так вот, у меня с моими соучениками, а точнее с теми, с кем я общался, произошел конфликт, а так как я один был из другого двора, то я один и уехал к себе во двор. Рассказать было некому, да и как можно было рассказать, что меня унизили, а я не смог за себя постоять? Во дворе-то я был крут. Но Алька был тогда моим настоящим другом, и он стал единственным пацаном в моей жизни, которому я рассказал про свое унижение, про то, что их много, а я один. Я рассказывал, а слезы стали душить, и в какой-то момент я не смог их сдержать и они покатились градом. Он успокаивал меня, но только не как мама, и не как девчонка, а по-настоящему, по-мужски, от его успокоений плакать и правда расхотелось.
     - Алька, ты никому не расскажешь?
     - Перестань, мы же друзья. Я услышал и забыл. Давай лучше подумаем как их наказать.
Плавно подходило время окончания обучения, позади осталась сдача экзаменов, а впереди замаячил выпускной с выдачей аттестатов. Во все мои поездки в те дворы, в школу, Алька ездил со мной. В то время мы тренировались интенсивней обычного, мы готовились в любую минуту дать бой. Но его не случалось, если не считать тех мелких дворовых драк. И вот день выпускного. Мы одеваемся в робы, заходим в магазин, покупаем портвейн.
22

Тот наш, не этот настоящий португальский, который не имеет ничего общего с тем, с их, ласкающими слух, названиями: «777», «33», «Азербайджанский»… Приехав к школе, заходим в парадную, и открыв бутылку, начинаем создавать себе «парадное» настроение. Тост «ну, за окончание школы», или «ты теперь совсем большой», и бутылка, вытянутая из горла закончилась. В приподнятом настроении, мы идем в школу, на дверях стоят трудовик с физруком. Меня узнали сразу.
     - Как всегда, опаздываешь! Все уже там, а ты даже аттестат во время получить не можешь! А это кто такой?
    - Да это Олег из девятого, вы не знаете, он только что перевелся, но вообще он из нашей школы.
Запах перегара от нас спорил с запахом перегара от них, поэтому они ничего не учуяли, а наши молодые крепкие организмы держались вполне пристойно. Нас пропустили. Пройдя в сторону актового зала, я приоткрыл дверь, там как раз выдавали аттестаты. Завуч вызывала по фамилиям выпускников, и те выходили раскрасневшиеся на сцену за получением. Неожиданно странно прозвучала моя фамилия, потом ее повторили, но как ни странно, меня не оказалось в зале, а портить торжественную обстановку, открывая скрипучую дверь, я не решился. Торжественная часть подходила к концу, я видел в щелочку всех моих обидчиков, они получали по очереди свои аттестаты, они выглядели возбужденно праздничными, несколько взволнованными, хотя и не в первый раз в жизни они становились обладателями столь важных документов. Ведь паспорта и приписные удостоверения военкомата уже были получены. Но ценность этого документа недоосмыслить было сложно, он собой завершал этап, переворачивал целый пласт, нашей молодой жизни. Нам было по семнадцать, десять лет из нее мы провели в этом заведении, из которого так мечталось убежать. Причем бежать не оглядываясь, и отбежать так далеко, чтобы обернувшись не только не увидеть, но даже покопавшись в багаже воспоминаний, не найти там ничего про школу. Но с другой стороны, мы провели там большую часть нашейюной жизни, в которой каждый день начинался со школы и заканчивалсявыполнением домашнего задания, либо разговорами с родителями про нее. А с учетом того, что сознание к нам приходит не с самого рождения, так вообще вся жизнь, которую мы могли вспомнить,  была связана со школой. И вот она уходила, вернее мы уходили из нее, оставляли ее для других, молодых и совсем еще маленьких. У нас впереди маячила взрослая жизнь, такая привлекательная и манящая, блестящая, как бриллиант на солнце, такая желанная, как морковка перед носом ишака, за которой он бежит, но никак не может ее догнать. Так и мы никогда не сможем  с ней поравняться, а просто в какой-то момент поймем, что она уже позади. Но тогда нам казалось, что впереди  все  будет прекрасно, и мы с нетерпением ждали  только счастливого чудного будущего.
 Короче, состояние у всех было праздничным, но только не у меня и Альки.Мы ожидали бой.Нет, конечно, мы не были стратегами, и не готовились к боевым действиям, скрываясь чтобы напасть внезапно, это был чуждый метод. Единственно, что  делали заранее, так это инсценировали  драку с несколькими соперниками одновременно, стоя спиной друг к другу.  Тренировались как всегда в нашем любимом детском садике, нас окружали пацаны, и начинали нападать, а мы отбивались. Знаете,это было единственное время в моей жизни, когда я не боялся за свою спину. Я знал, что за ней был друг, и я был уверен, он не убежит.
Между тем торжественная часть закончилась, и толпа повалила на выход, готовиться к праздничной части. Мы сидели на подоконнике, болтали, всем видом показывая свое пренебрежительное отношение ко всему происходившему и ко всем проходившим. Кто-то проходя здоровался со мной, кто-то просто кивал, но те кого я ждал, прошли быстро мимо, о чем-то тихо переговариваясь.
23
     - Ну конечно! Ты умудрился опоздать даже на вручение собственного аттестата! В прочем, ничего удивительного. Из тебя точно ничего путного в жизни не получиться.
Как незаметно подошла завуч, я не заметил, был увлечен совсем другими персонажами.
     - Пойдем в учительскую, твой аттестат там уже.
Алька, сделав непринужденный вид, уставился в окно, легонько толкнув меня в направлении завуча. В учительской она меня поздравила с окончанием школы, вручила зеленые корочки, и уже собравшись прощаться, принюхалась и задала ожидаемый вопрос:
     - Ты что, выпивал?
     - Нет, что вы. Это мы по сто грамм шампанского в мороженице выпили. Вместе с мороженным и кофе. Нам заказ долго несли, поэтому я и опоздал.
     - Знаешь, я рада тому, что мы расстаемся.
     - Вы не поверите, но я тоже.
На этих трогательных нотках мы расстались. Я выбежал в коридор и направился в направлении оставленного мною друга. Когда я прибежал к окну, там стояли только девчонки, Альки не было.
     - Не видели, куда мой товарищ делся?
     - Этот симпатичный парень, твой приятель?
     - Слушайте, не видели, так и скажите.
     - Да он в сторону туалетов пошел. Курить наверное.
Не дослушав, я помчался в указанном направлении. Там же наверняка находились эти! Алька, конечно, боец, но их-то пятеро! Я бежал, прислушиваясь, впереди была тишина. Вот и туалет. Алька как ни в чем ни бывало, стоит  и курит.
     - О, тебя уже освободили?
     - Ты чего сюда поперся? Они же сюда обычно курить тоже ходят!
     - Так они и приходили. Правда курить не стали. Я им культурно сказал, что молодые люди, в школе курить запрещено. Ну, они поссали и ушли.
     - Чего серьезно?!
     - Я когда-нибудь тебе врал?
В этот момент в туалет вошли трое из моих недругов. Стали доставать сигареты. Алька, затянувшись, обратился к ним с невозмутимым видом:
     - Молодые люди, мне что позвать школьную администрацию, чтобы вы наконец поняли, что курить в стенах школы запрещено?
     - А сам-то чего тогда куришь?
     - Во-первых, я не являюсь учеником вашей сраной школы, а во-вторых, мне по фигу ваша администрация. Этого достаточно?
     - А ты чего такой крутой?
     - Оп-па, как мы заговорили. Молодой человек, я же не посмотрю на ваш возраст и накажу.
     - Директору чтоль пожалуешься?
     - Зачем же, сам дюлей тебе навешаю. Готов чтоли?
И на этих словах Алька встал в стойку. Двое других потянули выступавшего за руки прочь.
     - Да пошли, чего ты заводишься? У нас выпускной, чего с ними связываться.
Я не удержался и вступил:
     - Чего зассали? Зовите сюда всех, сейчас объясним все. Ну, чего вылупились? Нас-то двое, а вас говнюков, полшколы!
Алька, почувствовав, что я перегибаю палку, взял меня под локоть и отвернув от них, сказал:
24


- Ладно, успокойся. Дети только что получили аттестаты, у них вся жизнь впереди. Пусть растут здоровыми, не инвалидами.
И они ушли. Причем как-то быстро. Бой, не начавшись, был выигран. Я так долго готовился, ждал, перебирал в голове все возможные ходы, кто что скажет, кто что сделает. Но такого исхода я не ожидал. В тот вечер, точнее ночь, мы выпивали. Выпускной, все-таки был и у меня. Собрав компанию из девчонок, мы с Алькой где-то посередине ночи потерялись специально от остальных выпускников. Болтались по набережной, смотрели на наши разведенные крылья мостов. Было удивительно хорошо, пьяно и спокойно. Груз, который висел на мне, постоянным укором самого себя, который заставлял кипеть злобе, и катиться слезам обиды, оставил меня.
     Алька оставался моим другом. Но через какое-то непродолжительное время, его посадили. Поймали на какой-то глупости, все убежали, а он остался и предложил ментам подраться с ним. Он был такой, отчаянный. Сначала он отсидел на «малолетке», а по достижении возраста, его перевели на взрослую зону. Он освободился. Как же я ждал этой встречи! И вот он! Сидит напротив меня, на кухне. Мы выпиваем. Я не могу не расспрашивать его про ту его часть жизни, которую он провел там. Он отнекивается, говоря только что не надо туда. Выглядит при этом, нагло отдохнувшим, возмужавшим. Накачал мышцы, только что совершенно лысый. Очень быстро его опять посадили. И все. Нет, после второй отсидки мы встретились, выпили. Только мы были уже чужими.
     Можно долго рассказывать про остальных, тех, которые оставили свой след на моей жизни, точнее на понятии дружба со мной. Они оказались не так значительны, хотя многие были в чем-то замечательны. С кем-то, первый раз столкнувшись в дверях, мы стояли и разглядывали себя в упор. Находясь в полной обоюдной уверенности, что знаем друг друга прекрасно, хотя до этого момента мы ни разу не встречались. Да и не могли, он был старше меня и жили мы в разных концах города. А тогда нам показалось, что мы чуть ли не искали друг друга всю жизнь. Но разбежались за какие-то три года в разные стороны. Со многими, казалось настоящими друзьями, связывала работа. И как только мы меняли место службы или кто-то менял свое положение, дружба таяла. Так же пропадала привязанность, связывающая интересами, то спортом, то автомобилями. Всех их было много. Все были в чем-то хороши. Но со всеми мы расстались. И нет у меня друга, которого я знаю с пеленок, с которым писали в один горшок, сидели за одной партой. Все разбежались. Менялась жизнь, мы взрослели, а с этим менялось и окружение.Наверное, дело все-таки во мне. Не умею я дружить. Хотя… У меня и сейчас есть друг. Во всяком случае, я его таким считаю. Более того дорожу им и нашей дружбой.  А так порой хочется забраться с тем единственным, настоящим другом под лестницу, ну или, на худой конец,  оказаться в окопе, достать из-за пазухи раскрошившийся кусок хлеба и поделить поровну. Тебе половина и мне половина.