Пагубная страсть Модеста МусоргскогоВ

Модест Мусоргский принадлежит к древнему русскому дворянскому роду. Он родился в 1839 году в семье, где любили музыку. Едва ли не раньше, чем писать и читать, начал играть на фортепиано. В 13 лет сочинил первое самостоятельное произведение. По окончании Петропавловской школы в Петербурге Мусоргский был принят в гвардейский Преображенский полк.

Молодой офицер не слишком увлекался ратным делом, с гораздо большим  интересом он  ходил  на концерты, посещал  музыкальные кружки. Он знакомится с известными композиторами А. Бородиным, А. Даргомыжским, М. Балакиревым. Желание стать профессиональным музыкантом, заставило  Мусоргского  выйти в отставку и посвятить себя искусству. Он устраивается чиновником в Лесной департамент и все свободное время посвящает музыке. В 24 года Мусоргский становится полноправным членом знаменитой «Могучей кучки», объединившей лучших отечественных музыкантов и композиторов того времени. Он блестяще играл на фортепиано, пел, работал над музыкой к трагедии Софокла «Царь Эдип», оперой на сюжет Г. Флобера «Саламбо».   
 
В этот период  жизни он много путешествует по России, впитывая впечатления, ставшие темами его музыкальных, глубоко национальных произведений – «Борис Годунов» и «Хованщина».
Но в 1865 году, когда Модесту едва исполнилось 26 лет, произошел первый приступ алкогольной горячки. Мусоргского увольняют со службы и с тех пор алкоголь становится его постоянным спутником, пагубной привычкой. Организм пытался бороться с хроническим отравлением спиртным, но все чаще сознание музыканта оказывалось затуманено алкогольным туманом.

Летом 1867 года в имении своего старшего брата Модест написал первое значительное произведение для оркестра – «Ночь на Лысой горе». В 1868 году Мусоргскому с помощью друзей удается вновь поступить на службу в Ревизионную комиссию Государственного контроля. В то же время композитор напряжено работал над оперой «Борис Годунов», ставшей классикой российской музыкальной школы. Опера трудно пробивалась на сцену – дирекция императорских театров сопротивлялась постановке, чувствуя необычный, новаторский   характер произведения. Однако, несмотря на все препоны, премьера состоялась в начале 1874 года и прошла с большим успехом. По мнению музыковедов, образ Годунова  вобрал в себя черты композитора с присущим ему образом жизни – чередованием депрессий и творческого подъема.

В 1878 году жизнь Мусоргского на короткий период, казалось, стабилизировалась. Руководство департамента, где он служил, предоставило ему отпуск для концертной деятельности. Но недуг только дал небольшую отсрочку. Вскоре у Мусоргского начала проявляться алкогольная эпилепсия – недуг, выражающийся  судорогами и припадками, после которых  больной с трудом восстанавливал ослабевшие силы. Одиночество, нужда, алкоголь делали свое дело.

В то время широкой популярность у петербургской интеллигенции пользовался трактир «Малый Ярославец», находившийся на Большой Морской, недалеко от арки Главного штаба. Как писали «Санкт-Петербургские ведомости», трактир представлял собою «нечто вроде заграничных кафе», куда захаживали представители столичной богемы – художники, литераторы, артисты, не имевшие возможности посещать дорогие рестораны.

Одним из завсегдатаев трактира стал и  Мусоргский. Ревизионная комиссия Государственного контроля, где служил  Модест Петрович, находилась близ трактира,  и    часто, вместо того чтобы идти на службу, он брел в «Малый Ярославец».   Директор  департамента граф Чапский только и ждал подходящего момента, чтобы уволить нерадивого чиновника.   Выпивки все чаще переходили в  тяжелые, многодневные запои. Новый 1880 год начался для Мусоргского печально – он остался без службы и лишился средств к существованию, поскольку концертные выступления его были большей частью бесплатными.

В ноябре 1880 года Модест Петрович вновь тяжело занемог. По-видимому, начало сдавать  сердце,  подорванное  алкоголем. Но уже 8 декабря он пришел  на вечер, посвященный выходу из печати партитуры оперы Глинки «Руслан и Людмила». Знакомые с удивлением смотрели на композитора - он заметно опустился, стал неряшлив, от былой гвардейской щеголеватости не осталось и следа.

Теперь Мусоргский вступил в последнюю, самую страшную пору своей жизни.  Глубокий эмоциональный кризис, который переживал композитор, нашел отражение в трагических  циклах  «Без солнца» и «Песни и пляски смерти», в которых явственно ощутимы признаки душевной болезни. Страх, одиночество, пустота, навязчивые видения смерти все сильнее овладевали Мусоргским, окрашивая его жизнь в безнадежно мрачные тона.  «Я был весьма основательно измучен нервною лихорадкой, около 20-ти суток глаза не сомкнул и в таких мрачностях находился, что писать к тебе было бы грешно», – писал в письме к другу Мусоргский.

  Пытаясь успокоиться, он постоянно подстегивает себя алкоголем.    В халате и туфлях, запахивая рукой полы, Мусоргский  молча подходил к буфету, доставал  графинчик с коньяком, наливал себе рюмку, выпивал ее и тихо уходил а спальную.  Спустя несколько минут он возвращался к буфету за новой дозой  выпивки.

Вечером 11 февраля 1881 года Мусоргский аккомпанировал на музыкальном вечере. После пения, когда начались танцы, Мусоргский вдруг упал. Но сознание вернулось быстро, Модест Петрович оправился, и  без посторонней помощи сел в пролетку извозчика. Всю ночь он провел не смыкая глаз, сидя а кресле  - лежать он не мог, начиналась одышка, композитор  задыхался. Однако на утро больной поднялся и даже решил позавтракать, но  упал как подкошенный.  В течение нескольких  часов у Модеста Петровича один за другим случились три подобных  приступа. Вызванный друзьями один из лучших столичных врачей того времени Л. Бертенсон, сразу констатировал  симптомы белой горячки: помраченное сознание, эффект тревоги, страха, двигательное возбуждение, зрительные галлюцинации, потливость.  Требовалось сложное и длительное лечение, неусыпный надзор, полный отказ от спиртного.

Однако поместить в больницу знаменитого композитора оказалось не так-то просто.   При содействии начальника Николаевского  госпиталя доктора Н. А. Вильчковского  композитора поместили в военную клинику под видом денщика. Больному выделили  отдельную солнечную палату в наиболее тихой части громадного здания.  Казалось, лечение пошло успешно. Появилась надежда, что организм композитора, крепкий от природы, начал освобождаться от алкогольной зависимости. Он постепенно начал поправляться, близкие надеялись, что больной встанет на ноги, что пагубное пристрастие останется в прошлом.  Друзья собрали по подписке довольно крупную сумму, чтобы композитор мог  поехать  в Крым или за границу отдохнуть, оправиться от болезни, житейских бед.

В эти дни композитора навестил художник Илья Репин. Четыре дня без мольберта, пристроившись у столика, он пишет портрет больного друга. В кресле сидел изможденный, грузный человек с воспаленным, отекшим лицом, закутанный в серый халат с малиновыми бархатными отворотами. Его взгляд обращен куда-то вдаль. Нечесаные, спутанные волосы, вздернутый нос, всклоченная борода... Сколько невыразимой, невысказанной тоски в тяжелом взгляде помутневших от болезни глаз, полных глубокого страдания.  «Из всех, знавших Мусоргского, не было никого, кто не остался бы в восторге от этого портрета — так он жизненен, так он похож, так он верно и просто передает всю натуру, весь характер, весь внешний облик Мусоргского». – писал критик Владимир Стасов.

То, что увидел художник на лице Мусоргского, вскоре стало очевидным и для врачей: надежд на выздоровление не осталось. В один из первых дней марта 1881 года Модест Петрович дал госпитальному сторожу 25 рублей, и тот, соблазнившись крупной суммой, принес ему вина. Сразу наступило резкое ухудшение: Мусоргского поразил паралич конечностей, который постепенно распространялся на все тело. Он с трудом узнавал приходивших, тяжело дышал, жалуясь на недостаток воздуха.

15 марта болезнь, казалось, отступила, Мусоргский  очнулся от забытья,  надежда снова проснулась в его сердце. Он  начал рассказывать  анекдоты, припоминая события своей жизни, потребовал, чтобы его посадили в кресло. «Надо же быть вежливым, – шутил больной, – меня посещают дамы».

«Модесту Петровичу гораздо лучше сегодня; он даже повеселел, немного сидел, ел с аппетитом», -   радостно делился впечатлениями Стасов после возвращения из госпиталя.  Но это было лишь недолгой отсрочкой  судьбы -  в половине шестого утра 16 марта 1881 года русского композитора Модеста Мусоргского не стало...

«Смерть Мусоргского явилась неожиданною для всех, – писал музыкальный критик Михаил Иванов. – Его организм был так крепок, что о серьезной опасности вряд ли можно было думать. Врагом Мусоргского была несчастная склонность к употреблению спиртных напитков,  погубившая стольких даровитых русских людей. Эта пагубная страсть крепко держала его: она и довела его до могилы вместе с артистическими занятиями, всегда обусловливающими более или менее неправильную жизнь и, сверх того, усиленно действующими и на нервную систему…

Как он сильно изменился! Лицо и руки его, белые, как воск, производили странное впечатление,– словно лежал со всем незнакомый человек. Выражение лица, впрочем, спокойное; даже можно было бы думать, что он спит, если бы не эта мертвая бледность. Шевелилось невольно горькое чувство, невольно думалось о странной судьбе наших русских людей. Быть таким талантом, каким был Мусоргский... иметь все данные стоять высоко и жить – и вместо того умереть в больнице, среди чужого люда, не имея дружеской или родной руки, которая бы закрыла глаза».