Лебединая песнь Сани Журавкова

                Лебе                Лебединая  песнь  Сани  Журавкова
    Промывочный сезон того года начался для Чаунского электросетевого района (и для меня – как его начальника) крайне неудачно. Во-первых – ошиблись сами горняки при составлении заявок на мощности ожидаемые. Нагрузка электрическая (по мере «раскрутки всех приборов промывочных) превышать стала заявленную, трансформаторы тока (питающие релейную защиту) на фидерах не соответствовать стали фактическим нагрузкам (отключаться стали фидеры от перегрузок по току). Мотаться пришлось по всем подстанциям (что само по себе трудновато в тундровых условиях) и «подстанционникам», и «релейщикам» - менять срочно трансформаторы тока, релейную защиту перестраивать. Во-вторых – собственные какие-то недоделки вылезать стали (нагрузки – предельные, потому – и все дефекты «спящие» проявляться стали). Недели с две в напряженье пребывал весь сетевой район, на том сосредоточившись: отладить поскорей оборудование, обеспечить бесперебойное электроснабжение горнодобывающих предприятий.
    Пометались так-то беспокойно по всей Чаун-Чукотке – справились, отладили всё – как надо. Можно и поуспокоиться – ан не тут-то было, новая беда грянула: на подстанции «Южный» взорвался мощнейший (10 000 ква) силовой трансформатор напряжением 110-35-6 кв.  От внутреннего короткого замыкания сверхдавление создалось в баке трансформатора – и прокладку резиновую из-под крышки выдавило, хлынуло наружу трансформаторное масло – и загорелось. Хорошо – дежурная не растерялась, и мужа на помощь призвала, и поселковую пожарную команду вызвала – а сама принялась песком пламя сбивать. Разгорается масло трансформаторное медленно – потому и успели они сразу пламя пригасить. А тут машина подъехала пожарная, кинулись они было шланги свои разматывать – но дежурная прыть ихнюю поубавила (тут не вода – песок нужен). Общими усилиями забросали пламя, загасили окончательно – тогда уж дежурная звонить принялась в Билибино диспетчеру энергосистемы, докладывать. Потом согласно порядка существующего – мне было в Певек доложено. А у меня как раз машина моя служебная наготове – похватал я несколько эл. монтёров, в машину, команда водителю: жми – на сколь только мощи хватит. И в пос. Комсомольский моё распоряжение передано было – и оттуда сразу бригады выехали: подстанционники, релейщики, линейщики.
    Ехать часа с два по «летнику» - успел я обдумать произошедшее. На подстанции «Южный» в работе было два таких силовых трансформатора, питается от подстанции весь прииск «Красноармейский» (добыча олова) и участок «Дорожный» прииска «Комсомольский» (золото). Трансформаторы оба были, что называется, «под завязку» загружены, один теперь остался в работе, соответственно – половину теперь промывочных приборов остановить придётся. А это – скандал вселенский. Уже сейчас, сразу, руководители приисков доложат о происшествии в Магадан, в своё объединение «Северовостокзолото». Те, в свою очередь, по «золоту» в Москву доложат сразу, параллельно – на наше начальство давить начнут (на руководство РЭУ Магаданэнерго). Потому я должен сразу по прибытии на подстанцию на связь выйти и изложить руководству непосредственному в Билибино (директору Северных электрических сетей – Кашаеву) план действий по устранению аварии. Вот такой план я и обдумывал по пути.
    Ремонтировать трансформатор повреждённый на месте установки, на фундаменте – нереально, технология ремонта такова, что растянется это действо недели на две-три (и это в том случае – если объём повреждений внутренних минимален). Такой срок, конечно же, никак не устроит горняков. Они за это время, фигурально выражаясь, сожрут нас, сетевиков – даже косточки наши не выплюнут (представители тут не только из Магадана – но и из Москвы нагрянут, каждый своё командовать будет, дезорганизация – в кошмар форменный выльется). А вот стащить повреждённый трансформатор с фундамента и затащить на его место резервный – приемлемо. И резервный – имеется, стоит чуть в стороне от подстанции – даже для транспортировки надвинут на металлическую «волокушу» (его намечалось зимой перетащить в Билибино – да не успели: весна ранняя случилась – и «зимник» поплыл сразу). И теперь – во благо это (можно даже приписать это задним числом собственной предусмотрительности), палочка-выручалочка для нас.
    На подъезде уже к Южному обогнал нас знакомый УАЗ с будкой, остановил: главный энергетик Певекского ГОКа Сапунов туда же спешил – уже и ему доложили. Перешёл он ко мне в машину, парой слов перекинулись мы с ним, поняли – мыслим мы в одном направлении: только замена трансформатора спасёт нас от «нокаута» неизбежного, от орг. выводов («нокдауном» засчитается – а это терпимо ещё). Сразу, как только на подстанцию прибыли, Сапунов у телефона засел местного – распоряжения нужные отдавать: гнать сюда технику(автокран, трактор, агрегаты сварочные), людей необходимых. Свои бригады подъехавшие я сразу к делу приставил, мастера опытные – сразу всё поняли, работа закипела. Потом уж – с директором Кашаевым связался (управление наше в пос. Билибино располагалось), доложил: авария – ужасающая, выход же – есть, и люди работают уже. Одобрил наш план директор, сказал: коль помощь не нужна – я вас подгонять только буду (на него сразу давить начали «сверху»  - и со страшной силой: что, мол, парт.билет у тебя в кармане – лишний). А он теперь на нас будет давить (что поделаешь – закон природы).
    Подготовительные работы начались, мастера там пока что и без нас командовали – мы же с Сапуновым засели на час целый: подробнейше расписали – кто и что делать будет, кто конкретно отвечать будет за каждую операцию. Сроки обозначили, получалось – трое суток нам потребуется. Операция ведь – сложнейшая: надо «расчистить» путь для прохода мощных тракторов, стаскивающих трансформатор с фундамента и натаскивающих другой. Посрезать надо бензорезом много стоек металлических, токоведущую ошиновку надо демонтировать, часть масла трансформаторного из бака слить, навесное всё оборудование демонтировать – и перемонтировать на другой потом. Самое же главное и ответственное – это стащить с фундамента волоком сам трансформатор, громадину в 50 тонн весом – и не завалить его, не угробить окончательно. А потом на его место другую такую же штуку в 50 тонн весом затащить – и плавно чтоб, без сильных рывков, чтоб и его не повредить (для этой цели сразу заказал Сапунов на прииске два мощнейших бульдозера ДЭТ-250, вот им – по силам с такой задачей справиться. При условии: за батогами должен сидеть опытнейший бульдозерист).
    Расписали мы всё, на сроке окончательном остановились – трое суток. А тут подъехал и директор прииска «Красноармейский» Брайко В.Н., мужик он и специалист – толковейший (недаром в будущем стал он Генеральным директором объединения «Северовостокзолото». Даром слов не тратил он, выслушал – и одобрил. Одно только добавление внёс, потребовал объявить всем работягам: справитесь ежели за двое суток – и я вам выставляю от прииска ящик водки. Конечно же – сразу энтузиазма добавилось у мужичков(одно дело – обязанности исполнять, другое совсем – стимул дополнительный заиметь), пободрее забегали – где технология позволяла.
    А мы с Сапуновым и не отлучались с подстанции – чтоб сразу и на месте вопросы возникающие решать. Работы чётко отлажены были, действия по замене без осложнений прошли (опыт сказывался – ранее накопленный) – и справились мы за 36 часов (уж это – рекорд для таких дел). К концу, когда я уже «бумажной» стороной дела занялся, Сапунов переговорил по телефону с Брайко – и машину свою отправил в Красноармейский. Включили мы в работу агрегат – а тут и машина вернулась, выгрузил водитель ящик водки да здоровенный картонный короб с пирожками (горяченькие ещё – с мясом, ароматом так и потянуло). Народ, понятное дело, заликовал – за столы сразу, забулькал в стаканах напиток горячительный. А нам с Сапуновым презентовал Брайко по бутылке коньяка пятизвёздочного – но мы и не «приложились» даже к нему: не было уж сил даже на это. Если работяги хоть по пол-часика подрёмывали периодически – то мы с Сапуновым все 36 часов на ногах провели (подкрепляясь только периодически крепчайшим, коричневой заварки, чаем). Потому мы – по своим машинам сразу, домой заспешили, мечтая об одном только: упасть – да спать, спать (часиков хоть с десяток).
    Дома я хотел было ванну принять – не решился, забоялся: усну там – могу и захлебнуться (был уже у меня прецедент такой). Потому разделся сразу, из последних сил – к постели. А тут – телефон зазвонил. Дежурная по гор.электросети: из аэропорта сообщение поступило от командира экипажа вертолётного о том, что на реке Паляваам опору ЛЭП-110 кв. подмыло и почти завалило течением. С пилотами-вертолётчиками у нас контакт постоянный: мы ведь часто летаем то для планового облёта ЛЭП, то – по аварийным случаям. А они и без нас ежели летят попутно – то и поглядывают: всё ли в порядке на ЛЭП (вот – обнаружил повреждение, сообщил). Сижу теперь вот, соображаю тупо – кого из дому вызывать (а вечер уже – рабочее время закончилось). Не додумал – опять звонок от дежурной (а я уж и ждал его: свет мигнул с глубокой «посадкой» напряжения, что значит – «отвалилось» что-то в энергосистеме): по сообщению диспетчера энергосистемы ЛЭП-110 кв. «Угол 19 – Комсомольский» отключилась от действия защит (и от короткого замыкания на землю, и от междуфазного замыкания). Всё ясно: завалилась-таки опора в р. Паляваам. Соединила меня дежурная с диспетчером, доложил я ему: причина повреждения мне известна, буду меры принимать.
    Ясно одно: авария серьёзная, надо мне самому подключаться к устранению. В Певеке у меня имелся опытнейший мастер ЛЭП, которому можно б было перепоручить – так он в отпуске. А на Комсомольском мастер ЛЭП – человек новый и случайный, хоть он и инженер-электрик по образованию – но до этого он на материке в каком-то цехе заводском электричеством командовал, работы на ЛЭП (да ещё и в условиях Чукотки) – внове для него. Нет, тут – только самому действовать надо, преодолеть надо любым сверхусилием усталость тяжелейшую. Пока соображал – чай заварил тёмно-коричневой крепости, разделся – и под душ ледяной (сразу проснулся). Выпил кружку чая, термос ещё заполнил, побросал в портфель банок консервных (у любого ведь северянина всегда запас имеется), хлеба буханку. С Комсомольским связался, дал команду: поднять всю бригаду ЛЭП – пусть грузятся на вездеход ГТТ со всеми инструментами и приспособлениями, двигаются в сторону р. Паляваам. Следом пусть выходит и трактор С-100 туда же – и на тросу пусть волоком тащит два бревна (могут пригодиться там).
    Теперь себя надо пристроить: позвонил я на дом к председателю райисполкома, обрисовал ситуацию, помощи попросил: чтоб мне незамедлительно в аэропорту вертолёт предоставили для выполнения аварийно-восстановительных работ. Связался председатель с командиром авиаотряда, и удачно: как раз спец.рейс для торг. Конторы УРС, командир приказал – загрузку прекратить, вертолёт – в распоряжение высоковольтников. Машина наша дежурная как раз подъехала, посигналила под окном, выскочил я – и на предельной скорости погнали в аэропорт.
    И вот – лечу. Обычно при облётах ЛЭП пилот прямо от Певека направлял вертолёт на предельно-малой высоте вдоль трассы ЛЭП – чтоб мне удобно было из окна осматривать провода да опоры. Но тут я попросил командира напрямую («на скоростях» - как сами вертолётчики выражаются) лететь к месту пересечения ЛЭП с рекой Лелювеем (это – граница моей ответственности) – чтоб всю ЛЭП осмотреть, вдруг – и ещё что-то и где-то подмыло. Собственно, это надо было сделать раньше ещё – как только поступило сообщение о резком подъёме уровня воды в реках (погода жаркая установилась, началось интенсивное таяние снегов в верховьях рек – вот и половодье внеплановое). А я вот с «Южным» замотался – и упустил время (вот – результат). К Лелювеему подлетели (я подремал немножко на ходу) – дальше с осмотром пошли вдоль трассы. Реки внизу замелькали, с которыми ЛЭП пересекается: Умрелькай, Пучевеем, Угаткын, М.Чаун, Эльхкаквун. Здесь всё в относительном порядке – но уровень воды катастрофический, вымываются потоками бешеными кусты по пути вместе с корнями, несёт их течение – и зацепляются они за опоры, накапливаются большими кучами. Через них давит течение на опоры, некоторые уж и покривились – но держатся пока что. А вот и Паляваам, глянул я – и сердце захолонуло: нет одной опоры, совсем завалило её. Совершил посадку вертолёт на берегу, осмотрелся я – и предчувствие беды аж тряхнуло: задача тут тебя ожидает трудноразрешимая. Опора П-образная завалена полностью – и на самой быстрине, на стрежне. Осенью ещё была эта опора на островке – а тут вот русло сменилось, подмыло её – да и свалило бурным течением. И теперь то ли провода её удерживают (натянуты – аж звенят. Подёргал я один – куда там, натянут – как струна), то ли – какой-то из «пасынков» (свай металлических трубчатых) не совсем оторвался ещё. И что тут предпринимать – сразу и не придумаешь. Ну да ладно – пригоню вездеход сюда, тогда уж и решать будем.
    Поднялся опять вертолёт, попросил я командира пару кругов сделать выше по течению – чтоб выбрать место для форсирования реки вездеходом. Это сейчас на р.Паляваам мост будто бы появился (по слухам, до меня доходящим. И Интернет это подтверждает) – а тогда река эта пользовалась зловещей репутацией. Только мы, высоковольтники, каждое лето почти затапливали при переправах один-два вездехода (да и прочие организации). Потому и покружился я, выбрал место, где река на пять аж рукавов разделялась (такие русла можно было форсировать без поднятия вездехода «на плав» - что зачастую влекло затопление его). Дальше полетели – а вот и вездеход мой спешит-гремит. Ещё дальше – а вот и трактор выполз уже из Комсомольского, тащит брёвна вдоль трассы. Всё – как надо, сели мы на Комсомольском, связался я с диспетчером, обстановку обрисовал – и допуск получил для производства аварийно-восстановительных работ («наряд открыл» - в этом отношении у нас, высоковольтников, строго). Вернулись на трассу, пересел я в вездеход – а вертолёт отпустил. Но до этого заполнил ещё одну заявку, отдал командиру – чтоб на другой день опять сюда вертолёт прилетел (мало ли что, может – какие-то материалы надо будет дополнительно доставить).
    До Паляваама доехали, благополучно на тот берег переправились, прибыли на место нужное. Осмотрелись, мнениями обменялись: как к делу подступиться, с чего начинать? Ясно одно: опору заваленную надо на берег выволакивать – чтоб провода от неё отцепить. Но вот как выволакивать – вопрос. Течение – бешеное, потоки мутные аж закручиваются вокруг опоры – а ведь надо за неё трос зацепить. А – как? На вездеходе подобраться – не получиться, глубина большая (промерили вначале)) – его сразу «на плав» поднимет и унесёт течением. На лодке-«резинке» (а она имеется с собой) попробовали поочерёдно – бесполезно: пока один гребок сделаешь вёслами,  тебя течение уносит назад на два-три метра. От берега опора и недалеко будто, метрах в двадцати – а никак вот не добраться до неё. Пробовали тросик монтажный с крюком на конце бросать – нет, не долетает он. Верёвку пробовали – и она не долетает. Хотел я было на лодке сверху по течению спуститься к опоре с тем, чтоб под проводом натянутым проплывая – ухватиться за него, руками потом перебирая – приблизиться к опоре. Но меня отговорили (да я и сам понял – не то): только ухвачусь я за провод – а лодку сразу течением вырвет из-под меня и унесёт, повисну я на проводе – в ледяной воде наполовину (гибель – верная). Что ещё предпринять? Тупик – полнейший.
    Думать надо, думать – а я и на это не способен уже, апатия полнейшая настигла (даже – прострация). От бессонья в глазах – будто песок насыпан, смотреть даже больно. И всё окружающее – будто дымкой туманной подёрнуто, как-то так переливается всё вокруг – плывёт будто. Уж это – предел переутомления, ничегошеньки я не соображаю, действительность – до неузнаваемости искажается. Тут вот понял я: самой страшной пыткой может быть лишение сна, полностью при этом расстраивается психика человеческая, теряет он контроль над собой. Вот и я тогда: от меня команд ждут, я же – ничего придумать не могу. Меня всегда то отличало, что я в любых ситуациях единственно-верное решение находил – а тут в тупике беспросветном оказался. Ну, не получается пока что зацепиться за опору – так можно пока что не держать здесь всю бригаду, занять её подготовительными пока что работами. Если зацепим опору, начнём к берегу её подтаскивать – провода ведь за ней потянуться. Потому надо на противоположном берегу освободить провода – опустить их на землю с опор вместе с гирляндами изоляторов. Вот и надо мне было туда бригаду переправить – а самому упасть и уснуть хотя бы на часик (враз бы сознанье прояснилось – придумал бы что-нибудь). Так нет же – не сдавался я, заставлял бесплодные попытки повторять (плыть, швырять, бросать – и всё бестолку).
    Сдвиг такой опасный в сознанье моём чуть и к трагедии не привёл. На том берегу трактор появился (он намного отстал от вездехода). А трактор здесь во всяком случае, на этом берегу, нужен – на нём можно попробовать добраться-допятиться к опоре. Тракторист кричит с того берега – что делать? Самое разумное – направить его вверх по течению, где сами мы переправлялись. Он бы по тому берегу тронулся – а по этому вездеход бы пошёл к месту переправы, показал бы трактористу – здесь вот переправляйся. Так нет же – я и этого не мог сообразить. Срочно прямо трактор здесь мне понадобился (ну как же: время час за часом идёт – а мы всё на месте топчемся, нет никаких подвижек). Чуть ниже опоры сломанной перекатик будто бы угадывался (при большой воде точно-то не определить), там глубина поменьше должна быть – решил я тут и переправить трактор. Остановился я напротив переката предполагаемого, прокричал трактористу: брёвна отцепи – и на меня, как на ориентир, правься – и вперёд, через реку. Простейшее не мог я сообразить: хоть трактор и тяжеловат (около 10 тонн вес его – да всё равно его течением бешеным сбивать будет понемногу с курса, на глубину с переката утягивать. Не сообразил – а тракторист Анатолий Крылов команду сразу выполнил: захлопнул дверку кабины, курс на меня наметил – и двинулся в воду, наперерез течению. И постепенно, по мере продвижения, в воде стал скрываться трактор: вначале гусеницы спрятались под водой, выше и выше – и уж до кабины доходит вода. Вот тут надо бы или мне команду дать, или самому Анатолию догадаться – обратный ход дать. Так нет – упустили момент, ползёт да ползёт трактор вперёд на первой передачке. И постепенно стаскивает да стаскивает его с переката – на глубину.
    Надо сказать – взаимоотношения тракториста этого с производственной дисциплиной сложноватыми были, загуливал он иногда в неположенное время. Но уж в остальные дни работник был что ни на есть самый добросовестный и исполнительный. Вот и сейчас: получил он указание от начальника (переправиться вброд) – и выполнял его пунктуально, на то надеясь – не дурак ведь начальник, не отдаст он приказа необдуманного. А он, вишь, и оказался дураком в данном-то случае – и стоял теперь на берегу, за голову хватался. А трактор всё глубже и глубже уходит под воду – она уж до пол-кабины дошла (а как раз на середине реки находится трактор, на самом стрежне). И уж тут – всё, тут – нет уже пути назад: силовые передачи трактора в воде уже все оказались, начнёт тракторист переключаться, отожмёт педаль сцепления – и враз диски сцепления намокнут, проскальзывать начнут, остановится трактор. А остановится – и сразу течением из-под гусениц начнёт песок-гравий вымывать – и на глазах трактор под воду осядет (уж это – практически – испытано не раз на вездеходах тонущих). А с трактором вместе и тракторист под воду уйдёт, кабину он покинуть не сможет: правая дверца у кабины (как вообще на Северах принято) наглухо на болты закрыта и изнутри ещё и войлоком (в два слоя) зашита. Левую же дверцу («рабочую» - так сказать) открыть он не сможет – в неё течение бьёт со страшной силой, прижимает намертво. Так  что одно только остаётся   – только .  вперёд. Ползёт да ползёт, больше ещё, больше кабина под воду уходит, кажется: вот – всё, конец. Чуть-чуть ещё – и воздухозаборник двигателя воду хватанёт вместо воздуха. Заглохнет двигатель – остановится трактор. А с тем – и тракторист Толя Крылов гибнет (а мы и труп-то его не сможем достать из кабины – пока уровень воды не спадёт в реке). А с Крыловым и я гибну (единственный и очевидный виновник происшествия трагического). Аж в глазах у меня потемнело, сердце будто и колотиться перестало ( а каково Толе – там, в кабине?!). В эти минуты, наверное, и появились на висках у меня первые седые волосы (позже обнаружил).
    Глубже, глубже кабина погружается – всё, конец пришёл. На приводимом фото как раз этот момент и запечатлён (снимки Сани Журавкова), я даже и глаза закрыл на минуту – чтоб не видеть конца. Но – тишина, возгласов никаких не слышу рядом (а ко мне уж и вся бригада подошла – сопереживают Крылову) – открыл глаза. Сразу надежда полоснула по сознанию – будто чуть повыше поднялась кабина из воды. Повыше, ещё чуть повыше, под восторженные клики на берегу – вот уж и вся кабина из воды показалась. А там и гусеницы вылезли, ещё минуты – и выполз трактор на берег (метрах в 50-ти от того места, где я стоял – настолько сбило его течением). Дверца распахнулась, Толя Крылов выпрыгнул – целый и невредимый. Удивительно – никакого возбуждения не заметно у него, спокойствие – абсолютное (будто через лужицу какую-то переправился). На поздравления общие  (как же – на волосок ведь от гибели был) плечами только пожимает: ну и что тут особенного, надо – и переправился. Вот необыкновенная крепость нервов да выдержка и спасли его: начал бы он дёргаться да паниковать, за батоги да рычаги хвататься – там бы, на глубине, он бы и остался. А так он говорит: я как наметил курс с того берега на стоящего на этом начальника, как отрегулировал обороты – так больше и не касался никаких рычагов (он где-то и когда-то слышал: нельзя в воде переключаться – остановишься). Вот самообладание и спасло ему- жизнь, мне – судьбу (от тюряги ведь верной ушёл).
    Погалдели немножко, успокоились. А я как сел на кочку какую-то – и подняться не могу (схлынуло возбуждение – и тряслось теперь мелкой дрожью всё у меня).
    Обошлось, переправа состоялась – а дальше что? Сразу понятным стало, что надежда моя – на тракторе к опоре подпятиться – несостоятельна: глубина такая, что трактор сразу под воду уйдёт. Так что ж делать? С собой-то что делать – я ведь и подняться уж не могу. Выход тут один: скомандовать бригаде, чтоб самодеятельность проявляли, попытки продолжали – как-то за опору тросом зацепиться. Самому же – упасть в вездеходе и уснуть часика хоть на полтора (прояснеет тогда в мозгах – найду выход). Только было стал решение своё излагать – а тут гул широкий с небес, вертолёт появился (заказанный мной на этот день).
    Сел вертолёт чуть в сторонке (работяга надёжнейший – МИ-8), подошёл командир Валерий Карповский ( с первых лет пребывания на Чукотке знакомы мы с ним – ещё когда он на «старичке» МИ-4 летал). Спрашивает Валерий: ну как жизнь, славяне? А вот так – отвечаю – тупик полный и мрак вокруг. Рассказал Валерию – в чём суть проблемы (да и что рассказывать-то: на виду всё, вот – под ногами прямо поток мутный стремится, тянет опору упавшую – аж провода звенят от напряжения). Выслушал Валерий, походил по берегу, расстояние до опоры прикинул. Говорит потом: проблема ваша, братцы, очень просто разрешается. Если найдётся смельчак, посажу я его возле колеса вертолётного на площадочке, там имеющейся – и пристегнётся он ремнём своим предохранительным за стойку шасси. Ему конец троса из салона подадите, я машину поднимаю, зависаю над опорой в нужном месте – и он сможет зацепить конец троса за опору. Дальше  медленно перемещаюсь на берег, запас троса медленно попускается из салона, я присаживаюсь на берегу – и готово, цепляйте трос к трактору да тяните.
    Выслушал я Валерия – как-то не поверилось сразу, говорю: шутишь ты, что ли, над начальником неудачливым. Нет – говорит – не шучу, вполне серьёзен я. Коль заказал ты спец.рейс – то я и должен тебе помочь. И здесь всё просто и выполнимо: я надёжно зависну над опорой – площадочка будто и неподвижной будет, всего и делов-то останется: захлестнуть понадёжнее трос за опору. Решайтесь – а я готов. Привлекательно, так-то привлекательно – ежели только исполнитель найдётся. Тут ведь приказать кому-то не могу я (явное ведь нарушение всех Правил и канонов безопасности). Тут – доброволец только нужен (сам я не смогу – полусонный ведь. Да и навыков нет у меня верхолазных работ). Спрашиваю у монтёров: ну что, ребята – кто решится? Переминаются все, друг на друга поглядывают (слишком уж необычны условия выполнения работы. Одно дело – на когтях работать на опоре, захлестнувшись цепью за неё ремня предохранительного, и другое – тут вот: свалишься ненароком – и повиснешь в пустоте. А вертолёт ведь и садиться должен, так что – на тебя и сядет?). Молчание долгое и тягостное, наконец Саня Журавков его нарушил:
       - Ну – чего, чего жмётесь? Где наша не пропадала – я согласен, попробую. Только подождите – мне нужно фотоаппарат перезарядить и на съёмку настроить.
    Что ж – подождём. Кандидат – самый подходящий, Саня этот Журавков в бригаде эл.монтёров-верхолазов был самым надёжным и исполнительным работником. Всегда спокойный и сосредоточенный на чём-то своём, внутреннем – никогда он в каких-либо дрязгах околопроизводственных не участвовал, сторонился шумных всяческих выступлений и сборищ. И объяснение этому – было: я как-то стороной узнал, что болен он серьёзно – врождённый какой-то порок сердца у него (поэтому его даже в армию не призывали). Заинтересовавшись – проверил я справки его медицинские, они все в «деле» соответствующем подшиты (а монтёры-верхолазы мед.комиссию ежегодно проходят) – там всё в порядке, в соответствующей графе значится: «Годен для работы в качестве эл.монтёра – верхолаза» (прямых нет противопоказаний – вот врач нашей больницы поселковой и подписывал справки). Сам же Саня объяснял коллегам: болезнь у меня врождённая, когда она проявится – ни я, ни медики не знают, потому живу я – в готовности постоянной покинуть этот мир. Этим и объяснялись спокойствие его и в быту, и на работе: внутри он болезнь неизлечимую носит, по сравнению с этим – всё остальное кажется ему мелочами, внимания не заслуживающими. Но в жизни общебригадной он участвовал – но как бы в сторонке всегда был. Выезжают они в тундру для работ, по традиции порочной установившейся – первые дни сплошная пьянка у них (пока не закончат весь запас спиртного). И он тоже учавствует – но в меру: денёк погуляет с ними – и в тундру уходит потом. У него и увлечение появилось соответствующее – фотоохота. Какими-то сложными путями (тогда ведь всё дефицитом было) приобрёл он так называемое «фоторужьё» (фотоаппарат «Зенит-Е» с запасным объективом МТО-300, позволяющим делать портретные снимки на расстоянии до 300 м.). Вот он и зимой, и летом бродил в свободное время по тундре, выслеживал и птиц, и прочую живность – и снимал кадры уникальные. И сейчас вот уже запечатлел кадры неповторимые – геройство Толи Крылова на переправе. А теперь захотел ещё и сам героем стать – согласившись на опасный эксперимент. Перезарядил он аппарат свежей плёнкой, настроил, проинструктировал Толика Агеева: чтоб все узловые моменты запечатлел – распределяя равномерно все 36 кадров. И заявил мне: всё – я готов.
    Под присмотром Валерия Карповского на площадочке Саня угнездился возле колеса, захлестнулся цепью от страховочного пояса за что-то там. В салоне вертолёта мы трос выложили монтажный длинный правильными витками. Один эл.монтёр у этих витков устроился – чтоб равномерно разматывать и подавать трос. Я устроился у открытой двери – чтоб передавать (попускать) трос непосредственно Журавкову. Конец троса с крюком мы сразу ему передали – и борт.техник запустил двигатели. Взревели лопасти, завис вертолёт на небольшой высоте, утвердился – и медленно-медленно как бы поплыл: влево и вперёд. Завис над самой опорой (а мы заранее указали Карповскому – в каком месте желательно нам захлестнуть трос: в месте сочленения стойки с траверсой).
  Вот медленно как бы поплавал вертолёт туда-сюда – и завис неподвижно над нужным местом. Наклонился Саня Журавков, вытянулся – на сколько можно. Но – нет, не дотягивается он до траверсы. Меня Карповский не видит (он на левом кресле сидит), второй же пилот видит через дверь в салон – ему я и показываю рукой: ещё чуть-чуть пониже надо. В этом случае колесо должно воды коснуться – а допустимо ли это, не рванёт ли вертолёт течением? И следил я за видимым мне колесом с замиранием сердечным ( а чтоб не вывалиться в проём дверной – меня сзади ещё один монтёр придерживал, захлестнуться тут цепью страховочной не за что было).  И вижу я: Саня и вообще отцепил цепь страховочную (сидит себе свободно – как на скамеечке в парке культуры и отдыха). Поискал – и перецепился пониже за что-то там. Но не захлестнулся – а только самый конец цепи защёлкнул (чтоб пониже, на всю длину цепи, опуститься можно было). То-есть: если сорвётся он сейчас – то повиснет значительно ниже колеса (а садиться-то как тогда вертолёту: надо ведь будет Сане сначала на ноги встать и чуть отойти от колеса. И это в вихре воздушном от винтов – а получиться ли так-то?).
    Незаметно – чуть вниз пошёл вертолёт, вот и колесо воды коснулось – а никакого рывка (для мощи вертолётной – мелочь это, оказывается). Саня вытянулся опять – я ему побольше троса попустил. Как казалось мне – неспешно даже повозился он там (надо ведь надёжнейше зацепиться – чтоб не сорвался трос), рукой потом помаячил: зацеплено – давайте к берегу. Я, в свою очередь, второму пилоту помаячил, тот Карповскому сказал – и чуть приподнялся вертолёт, я трос ещё немножко попустил (вот этот момент и запечатлён на прилагаемом фотоснимке). Дальше уж Саня трос выпустил из руки (теперь только я его держал – внатяг), сгруппировался на площадочке, перецепил цепь страховочную. Я помаячил второму пилоту – к берегу, к берегу давайте. И – вправо, вправо к берегу медленно как бы поплыл вертолёт (вот где класс-то сказывается пилота – а Валерий Карповский и был асом в своём деле). Мне трос подают равномерно, я попускаю внатяг его (чтоб воды не коснуться – вырвет тогда из рук) – плывём к берегу. Вниз плавно опустились, колёса земли коснулись – и сразу бросились к дверям трое сразу, передал я им трос, вцепились в него намертво – уж теперь не упустят. Остатки троса сбросили мы, сами соскочили – поднял плавно Карповский свою машину, переместился, плотно уже уселся наотдальке – и заглушился сразу. Трактор к берегу подошёл, на крюке переднем надёжно закрепили-замотали трос, натянул его Крылов – аж зазвенел. Теперь уж – всё, теперь не выпустим мы его, опора – на крюке.
    Рискованная операция успешно завершилась – бросились все Саню поздравлять. А он скромничает, уверяет: ну что тут особого – наклонился да завязал трос (но почему-то, кроме него, никто не решился на такое. Не всё, выходит, так-то просто).
    Подошёл Карповский, горячо-горячо поблагодарил я его (вот уж это выручил – так выручил, из полной безнадёги вытащил меня). Задание подписал я ему полётное, говорю: есть нужда по каким-то своим делам полетать – так действуйте, летите за наш счёт. И улетел Карповский – он здесь и не нужен больше. Главное теперь сделано, остальное ж всё выполнимо, в наших руках (теперь вопрос только во времени). Собрались мы кучкой, обсудили дальнейшие действия. Начнём мы опору на берег выволакивать – так за ней же и провода потянутся. И значит – надо их с той стороны реки освободить с возможностью вытяжки сюда метров на 20. И тут надёжен один путь: на той стороне надо будет опустить с семи промежуточных П-образных опор провода вместе с гирляндами изоляторов – на землю. Затем с анкерной опоры АП-образной, ограничивающей анкерный пролёт, надо перецепить провода на вездеход – вот он, двигаясь, и подаст провода на нужное расстояние. А уж мы тут сможем тогда опору сбитую на берег выволочь. А ЛЭП так устроена: на промежуточных П-образных опорах провода просто поддерживаются в зажимах, крепятся же внатяг – на анкерных опорах. Вот после того, как мы от повреждённой опоры на берегу отцепим провода – они вновь натягиваются, крепятся на анкере. И потом уж на все семь промежуточных опор опять поднимаются гирлянды с проводами – и закрепляются. Дело это долгое, часа 4-5 на это уйдёт – но надёжное, самый верный способ. Так было и решили мы – в вездеход стала бригада загружаться.
    А тут – гул с небес, ещё один вертолёт показался – со стороны Билибино. Присел рядом, появился из него Гринштейн (начальник соседнего Билибинского электросетевого района). Подошёл, говорит: меня директор Кашаев направил на разведку и на помощь тебе. А самого Кашаева сейчас на части прямо рвут, и кары самые жесточайшие обещают. В райком КПСС его дважды уж вызывали, из Магадана звонят беспрерывно, отчёт требуют: что случилось, какие меры предпринимаете. А ты на связь не выходишь, не знает Кашаев – что и отвечать, обходится пока обтекемыми фразами: работаем, вот-вот – устраним аварию.
    Энергосистема наша Чаун-Билибинская тогда так функционировала: имелись два источника электроснабжения, посредством ЛЭП-110 кв. соединённые для параллельной работы – в Билибино дизельная электростанция (ДЭС), в Певеке – Чаунская ТЭЦ. В промывочный сезон, в период максимальных нагрузок, мощностей ДЭС не доставало для электроснабжения всех приисков Билибинского ГОКа, подпитывала их тогда наша Чаунская ТЭЦ (переток по ЛЭП-110 постоянно в ту сторону был). А сейчас отключена ЛЭП – и половина пром. приборов Билибинского ГОК остановлена (а это – килограммы ненамытого золота. У горняков сейчас каждый час на учёте – а тут половина ГОК простаивает почти сутки уже). Поэтому, естественно, давление на директора Кашаева массированное, из последних сил отбивается он – пока мы тут валандаемся беспомощно.
    Разъяснил я ситуацию Гринштейну – да тут и разъяснений-то не нужно: всё на виду. Главное – сделано, вытягивать теперь будем опору (и изложил ему план действий. Да ты что – он возопил горячо – какие 4-5 часов? Да за это время сожрут нашего директора (а потом – и тебя вместе с ним). Нет – нельзя так. Я другое предлагаю: не опускать провода с опор промежуточных, тянуть их – прямо через зажимы поддерживающие (тогда за час-два можно управиться). Но – риск тут, риск – громаднейший. Наслышан и я был о таком варварском способе – хоть и не применял его никогда (практически). Тут, как говориться: пятьдесят на пятьдесят – или выигрыш времени, или – на какой-то опоре «закусит» провод в зажиме, рухнет эта опора (и уж тогда – полный крах: от рывка и над рекой могут провода полопаться, и уж тогда восстановить можно будет ЛЭП только по окончании паводка (может – через неделю). Но Гринштейн убеждает меня: я, мол, уже делал так-то – и успешно (а у него опыт работы в электросетевом хозяйстве побогаче, чем у меня. Он и Чаунским районом командовал – пока мне не передал, ЛЭП эта – родная ему). Так что – согласиться? Соблазнителен выигрыш во времени – но и неудача катастрофической будет. Вдруг да завалю опору (а самая «опасная» - первая П-образная, что на том берегу стоит) – и уж тогда конец мне, карьера обрывается. Ответственность ведь полная – на мне, Гринштейн в сторонке окажется (он ведь только советует, решать же – мне, я официально ответственен за всё, здесь происходящее). Что делать? А Гринштейн настаивает: дай мне вездеход и людей – и я подам тебе с того берега провод на необходимую длину.
    Не согласился бы я, не взял бы риск на себя – так я уже спал на ходу, мне уж всё одно было – только бы побыстрей конец какой-нибудь наступил. Потому согласился я, загрузилась бригада в вездеход, полным ходом – к месту переправы. Здесь со мной пара монтёров осталась да тракторист – ждём. И часа не прошло – появился Гринштейн на том берегу, издали ещё кричит мне: «Всё готово – тяни помалу». Тракториста я заранее проинструктировал: чтоб самый-самый медленный ход, только опущу я руку правую – и сразу: «Стоп». Приготовились, потянули – и заскрипели-затрещали опоры, крайняя П-образная – аж ходуном заходила. Будто застонала даже, гнётся рывками – того и гляди обломится. Я б и глаза закрыл – так нельзя ведь, должен команды давать. За минуты эти, я думаю, и ещё добавилось мне седых волосков на висках, напряжение – предельное. Казалось – не опоры, а меня самого треплет-болтает (только что скрипа не слышно. Может, и издавал я тогда звуки какие-то подозрительные – уж не помню). Ещё метры, ещё – треск на той стороне, визг даже проводов в зажимах. Но ползёт, ползёт опора повреждённая к берегу. Ещё чуть – и выползать стала на сушу. И вот – взмах Крылову: «Стоп!». Всё – на берегу опора.
    Гринштейн назад к вездеходу заспешил, мы скоренько отцепили гирлянды от разрушенной опоры, освободили провода (повисли они в метре где-то от земли). Вездеход назад вытянул провода, и здесь приподнялись они от натяжения, остановились на высоте двух метров от земли. У меня сразу и от души отлегло: расстояние изоляционное от земли достаточно, в таком виде – можно ставить ЛЭП под напряжение. Сразу послал я двух оставшихся со мной монтёров к соседней П-образной опоре – чтоб сняли установленное ранее защитное переносное заземление (и на той стороне снимут такое же – по окончании работ) А тут и вездеход загремел на той стороне, для ускорения – прямо там и врезался в воду, двинулся – по следу тракторному. Подняло его было «на плав», закрутило течением – но опытнейший вездеходчик Волохин гусеницами умело поработал, выправил как надо положение вездехода – и он зацепился пониже за косу, выполз на берег.
    Всё – эпопея к завершению близится. Набросал я на бумаге текст нужный для сообщения диспетчеру энергосистемы: «Прошу закрыть наряд (номер такой-то, с такого времени)). Работы по устранению повреждения на ЛЭП-110 кв. «Угол 19 – Комсомольский» закончены, наряд закрыт, переносные заземления сняты, люди выведены, инструмент убран. Прошу подать напряжение на ЛЭП-110 кв. «Угол 19 – Комсомольский с (дата, точное время) .В конце – подпись моя». Всё – с этой минуты ЛЭП считается находящейся под напряжением, об этом все члены бригады извещаются. Гринштейн сразу в свой вертолёт, взревели двигатели – вверх он пошёл. Сейчас Гринштейн через диспетчера аэропорта (с обратной проверкой) передаст сообщение диспетчеру энергосистемы – и ЛЭП будет поставлена под напряжение. А мы пока заключительные выполняем работы: по обе стороны от проводов низко висящих на штырях металлических верёвки натягиваем, плакаты на них вывешиваем: ;Стой – высокое напряжение». Низковато висят провода – но ведь лето, полярный день, светло круглые сутки: плакаты издалека видно (да и место это редко людьми посещается). Одна опасность – если стадо оленье сюда прибредёт, уж тут – без жертв не обойтись (до рогов меньше метра расстояние будет – напряжение фазное вполне перекрыть может промежуток этот). Был уж случай у нас такой на ЛЭП-35 кв, но уж тут риск оправдан: или потеря десятка оленей – или простой приисков золотодобывающих. Решение тут очевидно и оправданно.
    Дальше с шумом в вездеход погрузились. У каждого почти монтёра в рюкзачке бутылочка нашлась (без этого нельзя в тундре: вдруг промокнешь – одно спасенье. Или травму какую-то получишь – анестезия будто). Пошла кружка по кругу. Герой дня, конечно же, Саня Журавков – все с ним чокнуться тянулись. А он и не отказывался (хоть внешне-то и спокоен – но стресс ведь нешуточный пережить пришлось). Весело в салоне стало – двинулись к переправе (уж теперь Крылов точно за вездеходом держался – один переправляться не рисковал). Но я уж дальше ничего и не видел, и не слышал: упал – и мёртво уснул. На Комсомольский приехали – едва растолкали меня. Перебрался я в полусне в кабинет на диван – и ещё на 15 часов отключился, проспал.
    Разбудили-таки меня в конце-концов – директор на связь требовал. Рассказал я ему во всех подробностях – с чего начали да чем и как закончили. Кашаев говорит: вот теперь мне ясно всё. А то Гринштейн прилетел, так дело изобразил: вы там дурака будто валяли, по берегу беспомощно бегали, он же только прилетел – и сразу всё организовал, пара часов – и устранена авария. Ну как же, как же: свершил он что-то выдающееся – и надо с этого поиметь максимальный «навар» (пусть даже и – нематериальный). Но, с другой-то стороны – объективно ежели рассудить – и имеет он право на самовосхваление: он ведь подвигнул меня на принятие рискованного решения – чем сократил часа на три время устранения аварии (а вот интересно: если это время пересчитать на граммы намытого золота – сколько же выйдет?). Так что – пусть уж. Главное – дело сделано, а после.. (как там у поэта: «Сочтёмся славою – ведь мы свои же люди..»). Но вот что он себя единственным героем выставил, уж это – нет, это – не пойдёт, герои тут – другие. Главный – командир экипажа Валерий Карповский, пошедший ради дела на невиданное нарушение всех лётных Правил. Второй герой – эл.монтёр Александр Журавков, согласившийся в эксперименте этом опасном участвовать. Да ещё тракторист Анатолий Крылов – чуть не погибший при выполнении команды моей необдуманной. И вот о них-то и надо нам побеседовать доверительно.
    Поговорили мы на эту тему с директором, поговорили – а решения приемлемого не нашли. Можно ведь письмо было послать благодарственное в адрес командира Чаунского авиаотряда с просьбой отметить как-то командира экипажа Карповского, от себя премии какие-то небольшие (по возможностям нашим) выделить. И своих людей специальным приказом поощрить бы – так нельзя ведь. Нельзя – сплошные ведь нарушения техники безопасности и эксплуатации ЛЭП при производстве работ, дойдёт ежели хоть что-то до высшего начальства – не сносить нам тогда головы. Потому – никаких там благодарностей официальных. И в записке объяснительной моей по поводу аварии этой я не должен даже и упоминать эти фамилии (придётся фантазию напрягать при описании способов устранения аварии и очерёдности работ. Но уж это – дело привычное, в жанре таком я поднаторел к тому времени – справлюсь). На том мы и порешили – и отключился директор.
    Я же делами текущими занялся сразу. И первое – Саню Журавкова освободил от работ на этот день, попросил фотоплёнку проявить и мне дать на время (чтоб я фотографии нужные напечатал). Что Саня и сделал – с собой я плёнку прихватил.
    В Певек вернувшись и чуть отоспавшись – фотоделом я занялся (для чего у меня в квартире шторки были устроены на окнах светонепроницаемые). Посидел ночь – и целую кучу фотографий напечатал да просушил на глянцевателе. Я такое придумал: коль не можем мы ничем поощрить Карповского – так я хоть фотографии для него сделаю с запечатлённым подвигом его. Что я и сделал: из всех отпечатанных выбрал больше десятка самых качественных, вложил в пакет, надписал: «Валерию Карповскому». А на другой день зачем-то наша снабженка в аэропорт поехала, вручил я ей пакет. Наказал: поищи в штабе отряда Валерия – и отдай ему пакет. Вернулась она, говорит: как раз в полёте был Карповский, потому – пакет я в штурманской комнате оставила, обещали там – передадим. Успокоился я – доброе дело сделал. А на другой день пришёл домой ввечеру, только захожу в квартиру – звонок телефонный. Карповский звонит, я приготовился было благодарность выслушать за качественные фотоснимки. Но другое совсем услышал:
       - Слушай – что ты творишь-то, зачем в дерьмо меня опускаешь? Я тебя выручил, рисковал – а ты что делаешь? Ты ж на корню меня изничтожил.
      - Да я..  Да ты что?.А в чём, собственно, дело-то?
       - Фотографии ты мне передал?
        - Я. Как лучше хотел – на память тебе.
       - Вот и будет мне такая «память» - на всю жизнь оставшуюся. Фотографии не ко мне – к командиру авиаотряда попали. И теперь мне – кранты полные. Минимум – от полётов на пол-года отстранят, буду бочки на складе ГСМ катать. А могут и вообще права полётов лишить.
       - Ну, это..  Это – удар. Как же не подумал я об этом, как снабженке доверился? Дурак-дураком оказался. А ведь отблагодарить тебя хотел хоть как-то.
       - Вот и «отблагодарил». И чем это кончится – не знаю.
       - Тогда давай вот что: я завтра в райком КПСС пойду, пробьюсь на приём к первому секретарю. Разъясню ему: на целый букет нарушений мы вынуждены были пойти – и с твоим участием. А не решились бы мы на это – и магистральная бы ЛЭП-110 кв. и до сих пор отключена бы была. А значит – и половина бы приборов промывочных простаивала бы на золотодобывающих предприятиях. И тогда план добычи драг.металла полностью завален бы был. Так вмешайтесь, спасите от наказания командира Карповского. Неужель же не поможет? Ты ведь партийный?
       - Да.
      - Так тем более. Скажу: член партии высочайшую сознательность проявил – так поддержите его!
       - Н-да, вообще-то – и это выход. Но это – на крайний случай оставим. Вначале я здесь, на месте, попробую закрыть вопрос. С командиром я в неплохих отношениях, чуть ли не друзьями считаемся. Так что – здесь попробую. А уж не получится – тебе тогда позвоню, иди тогда в райком.
    Так и решили – но Валерий не звонил больше. А уж позже рассказал мне – как дело было. Вернулся он из полёта очередного, диспетчер направил его: тебя командир вызывает. Зашёл в кабинет командирский, поздоровывался. Командир неприветливо встретил, с ехидцей заметной говорит:
       - Ну, как жизнь, товарищ Карповский, как летаем?
       - Нормально летаем, товарищ командир – без лётных происшествий.
       - Наслышаны мы о подвигах ваших. Наслышаны. Слава о вас скоро до Москвы дойдёт, не знаю только – обрадуешься ли ты этому. Обнаглел ты вконец, на все Правила плевать уж начал. Пора остановить тебя.
       - Да что вы.. Да я..  Да о чём речь-то?
       - Да всё о том же. Глянь вон на стол перед собой.
Глянул Валерий – а там веером снимки разложены. Чёткие снимки, качественные. И на некоторых сквозь стекло отчётливо физиономия пилота просматривается – уж никак тут не отмажешься. Отругал его на все корки командир, отпустил: иди отдыхай, судьбу твою завтра будем решать. А назавтра вызвал, обрадовал: мол – попытаюсь замять я это дело во имя добрых наших взаимоотношений. Забирай свои фотографии – да спрячь подальше, чтоб никто их и не видел (а ещё лучше – разорви да сожги). Твоё счастье – нигде эти фотографии не зарегистрированы, их анонимно подбросили на стол секретарши (а она – мне сразу принесла, в журнал входящих не записывала).  Так что, если «доброхот» твой и объявится и обратиться ко мне за разъяснениями – я удивление крайнее изображу (что, мол, за фотографии, кому вы их передавали – я знать ничего не знаю). Так что летай, командир – да не геройствуй больше. Так вот, для Карповского благополучно, и закончилась историйка эта.
    Далее успокоилось всё. В обычную колею жизнь возвратилась. А где-то через недельку затеялись мы в Певеке воздушные линии распредсетей подремонтировать (пользуясь светлым временем круглосуточным). Время отключения поочередного согласовали с местными властями краткое: с 0 часов – и до 5-ти утра, потому я решил вызвать в Певек и бригаду с Комсомольского: чтоб успеть «накрыть» каждую ЛЭП в ограниченное время. Приехали все верхолазы – и я Сане Журавкову вернул фотоплёнку. Рассказал при этом – как я влип с Карповским-то, посмеялись ещё вместе. На другой день собрал я их было на инструктаж с утра, и тут звонок телефонный: диспетчер сообщает – опять от действия защит отключилась ЛЭП-110 кв. «Угол 19 – Комсомольский». Опять срочно лететь надо (благо – вся бригада в сборе, наготове). Позвонил в аэропорт, и тут удача – не успели ещё вертолёты разлететься по заданиям, один сразу отобрали в нашу пользу у геологов, скомандовали – приезжайте как можно быстрее, машина – «под парами». В машину дежурную все сразу – и погнали на предельной скорости в аэропорт. Пропустили машину к стоянке вертолётной, перегрузились со всеми инструментами да приспособлениями – полетели.
    Командиру я задание изложил: от Певека до Комсомольского «на скоростях» чтоб, чтоб быстрее долететь – а дальше вдоль трассы ЛЭП с осмотром. А пока собрал я бригаду в кружок, объяснил: если обнаружим повреждение – то там и высадимся, вертолёт долго ждать не будет – улетит. Мы же останемся, потому – продукты нужны. На то, чтоб, как обычно, сброситься деньгами да закупиться – нет времени, потому – подсядем на Комсомольском, каждый сбегает домой (а все монтёры вместе живут – в наших двух домах возле подстанции) – и прихватят, что нужно (в расчёте – на пару дней). У меня ж у самого всегда в портфеле «тревожном» имелись консервов пара банок, чай-сахар да галет большая пачка – обойдусь.
    Так и сделали. Подсели на Комсомольском, я сказал командиру, что на короткое время – так он и глушиться не стал, продолжали лопасти вращаться неспешно. Разбежались по домам монтёры, один по одному – возвращаться стали. Один по пути в мастерскую ихнюю забежал, два чайника прихватил да кучу кружек – совсем хорошо, чаепитье организуем в своё время на природе. Все вернулись уж монтёры – Сани только нет Журавкова. Стали уж предположения скабрёзные высказывать: что он может с женой делать в это время. А пилот уж посигналил мне: взлетать надо – перегревается двигатель. Но вот и Саня показался из-за угла мастерской, будто и спешит – но как-то странно: прошёл немного – и приостановился, дальше уж чуть ли не бегом тронулся. Только заскочил внутрь – борт.техник стремянку сразу убрал, дверь задвинул-защёлкнул, взревели двигатели – и сразу вверх устремился вертолёт. На Саню с шуточками было набросились – а он улыбнулся как-то странно, остановился было посреди салона – и вдруг, как подкошенный, упал – прямо вниз лицом, никто и не успел его поддержать. Бросились мы все к нему, на спину перевернули – неподвижен он, и глаза закрыты. Я засуетился было искусственное дыхание делать – остановили меня ребята, сказали: Саня предупреждал – в случае приступа его не трогать и не шевелить, в покое оставить – он и оклемается потихоньку. Да я и сам вспомнил: нельзя «сердечников» при приступах трогать. Потому положили мы Саню поудобнее, несколько курток свернули под голову ему, порасстёгивали всё – что можно. Перекинулись словами с бригадиром Агеевым – что делать? На Комсомольский вернуться: пока-то мы водителя отыщем (день – воскресный)), пока заведёт он машину, пока увезём мы Саню в больницу поселковую, пока врача найдём – много времени пройдёт. Проще – на Певек направиться (там – «Скорая» сразу подъехать может и помочь). В кабину я к командиру бросился, говорю: срочно – в Певек, «на скоростях» - и как можно быстрее. Развернулся сразу вертолёт, на предельной скорости – и на Певек курс. Через диспетчера аэропорта связались со «Скорой» в Певеке, объяснили ситуацию. Командир сказал: я сяду прямо на стадион – заранее туда подъезжайте (хорошо – командир опытнейший попался, все «права» имеющий – в том числе и на посадку в сложных условиях. Кажись – Волокитин это был).
    В салон я вернулся, попытался пульс нащупать у Сани (и на запястье, и на висках, и на шее) – а нет пульса. И лицо побелело сразу, нос заострился как бы, руки – как деревянные. Агеев мне говорит: не надо – не суетитесь вы вокруг него, бесполезно это. Не первый такой приступ с ним, Саня всех нас заранее предупредил: не ворочайте меня – ежели что. Болезнь – говорит – врождённая у меня, и при приступе ничто уж не поможет. А два месяца назад при плановых работах на ЛЭП он память потерял на опоре прямо, наверху – возле самой траверсы. Сбежались мы все, с трудом на верёвке его вниз спустили, уложили на снег прямо. Полежал он минут с 20-ть – и в память пришёл, глаза открыл. И очень просил потом всех нас: никому чтоб об этом не говорили, до начальства чтоб не дошло – отстранят тогда от работы. И что тогда – Саня говорит – делать я буду? Дома сидеть да смерти ждать – невмоготу при моём характере. Уж суждено мне если умереть – так на ходу умереть: раз чтоб – и нет меня, за «той» чертой уже. Вот мы никому – по его просьбе – и не рассказывали. Так, может, и сейчас оклемается он – как тогда?
    Приземлились на стадион в Певеке, «Скорая» уж наготове стоит, сразу в салон врач поднялся со шприцем наготове (мы ж сразу сообщили – сердечный приступ у мужика). Попытался врач укол сделать, сказал: «Бесполезно – он мёртв». Уложили на носилки Саню, в «Скорую» - и увезли. А на другой день сообщили результат вскрытия: сразу умер Саня – как только в вертолёте упал. Клапан сердечный не сработал: закрылся – а уж открыться не смог.
    Так вот и закончил свой путь жизненный хороший человек – Саня Журавков. Просил он судьбу – даруй мне смерть лёгкую и безболезненную, сжалился рок над ним – такую и уготовил. У него сын остался, вероятно – и от него потомство пошло. Так вот для них я свидетельствую: хоть и краткую прожил жизнь предок их – но достойную, никто из живущих камень вослед ему не бросит. Не мелочился он никогда, не стремился надуть кого-то да обмануть, не пересекал со злобой путей чьих-то.
                Правильный был человек – мир праху его.
                - х – х – х – х – х – х – х – х – х – х
       - х – х – х – х – х – х -






диная песнь Сани Журавкова