букварь...

   Я бежал за той, которую любил больше жизни, сильнее мамы, глубже чем папу. Бежал, чтобы доказать ей, и только ей, свою безудержную любовь с помощью выданного мне вчера в торжественной обстановке первого сентября - синего, с яркими буквами, букваря. Вчера после первых трех уроков моей новой школьной жизни я понюхал букварь. Не в переносном, не в образном смысле, а просто поднес к носу и понюхал. Он пах красками и счастьем новизны, а то что краски типографские полны цинка и вредны я узнал значительно позже, как впрочем и о  том, что счастье новизны - очень мимолетно.
   Тогда, первого сентября на уроке письма я влюбился и крепко влюбился. Она сидела на соседнем ряду и когда склонялась над своей старательной прописью, я мог видеть ее божественный жесткий профиль и чуть высунутый от мук правильного наклона букв, язычок.
Она была прекрасна. Я не сомневался ни минуты в серьезности и долговечности моих чувств. Знакомится самостоятельно я еще не умел, но изощрённостью в подходах уже обладал. После урока письма  подошел к учительнице и вежливо спросил: как зовут вон ту девочку на второй парте? Лариса Николаевна улыбнулась трогательному очкарику, и посмотрев в журнал ответила: Карина. Карина Григорян.
   Теперь собственно знакомится было уже не обязательно. Как зовут меня, она узнает при первой попытке учительницы хоть что-то спросить у нашего класса. Я тут же подниму руку, встану и представившись, громко и исчерпывающе отвечу на ее вопрос. Но это сценарная интрига, а то что я ее люблю, я должен доказать немедленно, на этой же перемене. Я схватил букварь и выбежал в рекреацию. Там мы все бегали, все три первых класса, обычной советской школы. По стенам коридора и рекреации блока начальной школы стояли старшеклассники в красными повязками на рукавах.Это были дежурные, в задачу которых входило сделать так, что мы не бегали и не кричали. Им было лень вмешиваться в нашу радостную активность. Мы хулиганили, они молча и лениво стояли вдоль стен, охраняя наши игры. Собственно модель советского государства в миниатюре.
   Я нашел возлюбленную в толпе и вдохновенно поднял букварь на головой. Именно удар букварем мог сказать музе моего сердца о той полноте чувств, которые меня переполняли. Я побежал. Она очень быстро поняла, что я бегу только лишь за ней, игриво блеснула глазами и побежала от меня. О, Боже, это были счастливые мгновения. Впрочем, главное счастье этого дня было еще впереди.
   На самой высокой скорости девочки-первоклашки Карина огибала группу девчонок, игравших в ручеек и случилось страшное...она наступила на ногу старшекласснику, стоявшему у стены. Синие брюки, пиджак, отложной воротник у рубашки, прическа в стиле Жан Мишель Жарр. Я заполнил этого подлеца на всю жизнь. Он недовольно хмыкнул, осмотрел свои убогие, но всё же, кеды и отвесил моей возлюбленной легкий, но омерзительно обидный подзатыльник. Она расстеряно остановилась и заплакала. Я подбежал и задрав снизу вверх свою буйную головушку произнес, по-сути, первое что мне пришло тогда в голову: "Извинись!" Существо, превышавшее меня в росте раза в три, удивленно посмотрело в низ и сделало пространный жест рукой: мол, проваливай, малышня. Старшеклассник отвернулся, Карина плакала, а я понимал, что дальнейшие переговоры смысла не имеют. Я сделал один из самых мужественных шагов в своей жизни и подошел к подножию обидчика моей возлюбленной. В руках у меня был только мой новенький букварь из жесткого советского картона. Ударить обидчика так же, как я хотел передать чувства любви Карине т.е. плашмя, было бы неверным. Вряд ли, я это понимал в тот момент. Скорее просто почувствовал и перевернул букварь ребром, направив углы обложки на противника. Модный юноша не смотрел в мою сторону, когда я окончательно приблизился и подняв руки вверх ударил его букварем. Букварь был новый и жесткий, а ударил я собственно туда, до куда смог дотянуться. 
   Если бы дети советского времени умели бы хлопать не по приказу, то в эту минуту коридор и рекреацию наверное бы просто взорвались аплодисментами. Поскольку дотянуться смог до весьма болезненной точки любого мужского существа вне возрастных градаций, то старшеклассник взвыл и буквально опустился на колени передо мной и Кариной. Бегать и водить хороводы всё перестали. Это был шок и триумф. Я завалил лося.
Конечно, и следующее за триумфом мгновение не задержалось. Лось встал, поднял меня в воздух за воротник и шлепнул об вощенный паркет рекреации, после чего покинул наш детский этаж.
   Потом было конечно разбирательство. Нас ругали, его очень ругали, но тот сентябрьский день был одним из самых счастливых и судьбоносных дней в моей жизни. Я начинал формироваться как умный, изощренный рыцарь и гордец в разбитых очках и с любовью в сердце. Спустя годы изменилось не много, и то лишь в сокращении шансов разбить мне оптику. Всё начинается в детстве. Спасибо тебе, мой букварь.