Сон с перерывом на жизнь

Каждый раз, когда вечером, после ужина с хорошим вином, когда тело становится горячим-горячим, мягким как пластилин, дыхание частым, небольшой озноб прошибает от шеи вниз по спине,  и тут же становится холодно. Холодно-холодно. Так, что ни одно теплое одеяло не согреет, а только крепкие объятия. Так охватывает ЖЕЛАНИЕ. Каждый раз он был рядом. Я могла просто, законно отдаться этому желанию. Не нужно было что-то разыгрывать, провоцировать. Все между нами и так решено, и желание не останется не разделенным. Мы не какие-то посторонние разнополые ДВОЕ в кафе. Атакующие и так сказать «разводящие» друг друга на желаемое. Оба мы уже сделали в этой жизни выбор в пользу друг друга.

Луч от рекламного щита скользит по потолку. Я смотрю на него и не могу угадать – в какую сторону он скользнет в следующий раз и какого будет цвета.  Такое оно наверно и есть, счастье? Обыкновенное, не надуманное, человеческое счастье двух людей. А он каждый такой раз говорил после, что-то вроде – каждая твоя подруга мечтала бы, что б у неё было так. А тебе повезло. У тебя есть я. А у них нет никого. Я улыбаюсь. Меня снова охватывает. - Теперь это желание  затеять какое-нибудь баловство. Подраться подушками. Устроить детскую возню под одеялом. Визжать. Ребячиться.

Но зато утром, когда хмель совершенно испарился, а головная боль, и нестерпимое, но уже совсем иное желание – СПАТЬ, осталось, то хотелось перелистать жизнь обратно. Что б не было этого всего. Семейной жизни, и второй половины, за которую я  в ответе… Ну и зачем? Сейчас я не помню этого ощущения невесомости, как мое тело все будто искрилось. Я чувствую только ломоту в каждой клеточке. Включенный свет режет мои глаза. Хочется сжать их руками и не отпускать. Как это невыносимо. Запах каши, которую я вынуждена варить в 6.30 утра, её вид – эта хлюпающая геркулесовая каша. По телу пробегает противная дрожь. И не могу подумать о том, что мне придется попробовать серое варево на предмет готовности. Если я только впихну в себя хоть ложку, то меня вывернет наизнанку. Вот она рутина. Но я знаю, что ровно через 25 минут он упакованный в пальто поцелует меня в щеку, подхватит портфель, я поверну ключ в замке – он на высокой должности, и не может опаздывать на работу, шаги затихнут где-то далеко на этаже, в стороне у лифта, а я уже буду в постели. Добежав до неё большими скачками. Все. Спать. Спать.

...Когда на улице  было жарко. Асфальт разогревался и словно плавился, так что чувствовался его жар сквозь подошву босоножек. Платье плотно облегало распаренное от жары тело. Хотелось выдернуть заколку из волос и растрепать их. Ни одного дуновения ветерка. Только машины, поток людей, топчущий «зебру» и разверзнутая пасть станции метро.
Туда. Там я сорву с волос тяжелую заколку и почувствую прохладу синтетического ветра метро.
На мне было платье по фигуре без рукавов, с вырезом в пределах разумного. Излишки украшений на руках. Не знаю, какой макияж. Потому что я не вижу свое лицо, а только тело и руки.
Мы возле одного турникета в метро, и он уступил мне. А потом на эскалаторе мы оказались на соседних ступеньках. Его высокий рост компенсировал высотность ступеней, наши глаза были почти напротив. Почти, но не совсем. Так, что я чувствовала его дыхание в области выреза на платье. Мне до невозможности захотелось, что он приобнял меня за талию. Сейчас я подумаю, и все будет по-моему. И точно! Рука уже нежно обхватила меня. А теперь крепче! Я ощущаю через тонкую ткань платья, как напряжены его пальцы. Только мы. Мимо плывет парапет эскалаторов, а над ним как вереница инопланетных кораблей - плоские белесые лампы на подставках. Мы едем вниз, едем, едем, мгновение остановилось, и эти его глаза – как прекрасно. Да. Я хочу что б этот момент длился. Но можно ли это. Я же за мужем. - Голос разума где-то глубоко внутри меня укоряет. - Нехорошо, когда посторонний мужчина держит тебя за руки, а тем более эти объятья. Фу! Как это дурно! Но я не хочу ничего слушать и наслаждаюсь счастьем в эскорте ламп-кораблей. И сейчас я не удержусь, подумаю, вернее я уже думаю, и его губы приблизятся к моим, и мы сольемся в поцелуе. Определенно именно этого я сейчас так хочу. Страстного жадного поцелуя.

Тут на улице засвистели тормоза, гудки машин, длинные пронзительные. Опять, наверное, ДТП на нашем перекрестке. Хорошо я не являюсь свидетелем чего-то ужасного. Какой-то страх охватил меня, будто я почувствовала на себе, как железо врезается в тело, как кровь, горячая, хлещет изнутри, и боль. Захлебываешься собственной кровью, сглатываешь, не успевая заслонить рот и хватать воздух. Потом слабость. И - все. Только где-то далеко, как из другой реальности, холод мерзлого асфальта сквозь жар, охвативший с головы до ног все тело. Эти несколько секунд, пронесшихся в воображении, так напугали, что пульс зачастил. Кажется, что я сейчас задохнусь. Ну вот, что же это. Я потеряла нить сна. Окунулась из нереального счастья сразу в чужую, да ещё и ужасную реальность. Нет больше объятий, я не чувствую его дыхание. Сон пропал из-за этих гудков и эмоционального наваждения  о ДТП. Как это отвратительно – пробуждение. Опять остается жить весь день только одной мыслью – как я приду домой, когда, наконец, все дела будут переделаны, и я смогу остаться наедине со своими снами. Я даже сразу не поняла где я, и инстинктивно дотронулась до своего тела, там где лежала его рука. Вот только что. На столько был реален сон . А сейчас уже я её не чувствую. Я потеряла его и этот сон, как все предыдущие сны, в которые мне никогда не вернуться…

«Я не могу больше жить без тебя, и каждый…» ……… Поменяю музыку на звонке. Не хочу слышать её больше. - Да. Да я проснулась. - это звонит муж - Все нормально. (мне хочется закричать – Да, достало меня все! Ненавижу все! Всех! И это утро!) – но я стерпев цежу сквозь зубы учтиво. - Да. Нормально. Ну пока. Буду собираться на работу. Как же это хорошо, что все, почувствованное только что, лишь глупый навязчивый сон. Я больше никогда не разрешу посторонним мужикам меня обнимать.

- Что у тебя такой голос? Спишь?

Это подруга уже с утра пораньше решила пообщаться со мной.

- Да нет, не сплю, тут ДТП, понимаешь, и я…

- ДТП? Серьезное ДТП?

- Да нет, я не то имела в виду. Надеюсь, нет никакого ДТП. Ну не важно. Можно встретиться вечером. Заодно я хотела попросить тебя взять билетики на концерт,  по знакомству. Перезвоню тебе днем.

Отбросив все, что было дорого моему воображению, наскоро одеваюсь. Кофе, да ладно, времени уже нет. Все потом, на работе. Тушь, потом, нет, все-таки тушь и помада сейчас, а кофе на работе. Всего за каких-то 20 минут я успеваю из состояния "без ничего в постели" оказаться при полном параде в переходе метро. И только каблуки мои, частые как биение сердца перед экзаменом, тын-тынк, тын-тынк, тын-тынк. На одном нет набойки. Такой летящей походной обгоняю мужика, который идет довольно быстрым шагом. И почему-то почти всегда в таком случае, если у женщины стройный симпатичный силуэт, мужчина считает своим долгом обогнать её и непременно заглянуть ей в лицо. И правда она хороша, или уже в возрасте, или вообще лицом не вышла. Это некая мужская лотерея - угадал или нет. И конечно, такой прыткий джентльмен успеет первым занять последнее в вагоне место. А женщина, стоящая у металлического опорного шеста, является для него развлечением. Разглядывать её несколько остановок, искать изъяны, или наоборот, раздевать в воображении до кружевных трусиков. И все это под мерное выпускание изо рта жвачки, похожей на надутый презерватив. Почему на презерватив? Нехорошо. Ладно ещё, никто не знает, что я так восприняла. Но ведь это определенно - как надутый презерватив, и никак иначе. Фууу! Как это противно!

- Черлинская! Опять опаздываем!

- У меня каблук поломался, Николай Николаич!

Набойка не починенная неделю и хромая походка пришлись к моему опозданию как нельзя кстати. Хотя на самом деле, Николай Николаич, а за глаза просто Николаич, понимающий человек. Особо не придирчив, просто любит указать на свое начальственное положение. Если б меня заставили описать его, я бы растерялась. Хотя я вижу его на работе каждый день, в памяти сохранились только проницательные глаза и красивые интеллигентные руки. А что ещё надо, что б хорошо относиться к человеку? Иногда мне даже хотелось поговорить с ним по душам. Объяснить, что не я подлая, а сны эти во всем виноваты. Но всегда боялась - вдруг не поймет, или ещё хуже поймет что-то не то. Тогда что? А если я не удержусь и возьму его за руку. Так же легко, как могу позволить себе во сне черт знает что. Забыв, что это не сон, а реальные отношения. Потому я старалась не смотреть ему лишний раз в глаза. Отшучиваться. Строить из себя блондинку, выкрашенную брюнеткой. Блондинкам все дозволено.

- Ну давай, быстрее включайся в работу! - торопил Николаич, выводя меня из размышлений.

Поработать действительно нужно. Но пока достанешь из сумки необходимое, наведешь кофе, поправишь прическу и ответишь на электронную почту, неизбежно время будет упущено, и останется только дождаться обеда. Что б после него собрав силы в кулак сделать все за пол дня, на что был отведен день целый.

А сегодня и днем невыносимо желание уснуть охватывает меня, и когда все отправились на обед, я закрываюсь в кабинете, облокотив голову на стол.

...У меня не будет его. Я его теряю. Мой первый, и наверное единственный ребенок. Скоро обход. Должен зайти врач. Я стараюсь отвлечься. Условия военные, здесь же в палате за ширмой проводят операции, и трагедия бабы не значительна, когда люди теряют конечности или даже жизнь. Ну что может наша медицина. Гангрену лечим ампутацией, а у меня – токсикоз, мое тело будто разлагается за живо. Медикаментов нет, да и способов лечения вроде как тоже. Я задыхаюсь. И знаю, что врач подойдет ко мне на минуту, сделает скорбное лицо, и скажет – молитесь, вы должны поправиться, бог милостив. Но это  вранье. У меня нет шансов и осознание этого так не выносимо, что ком подступает к гору и хочется рыдать. Кричать. Но все это, что я б не сделала не поможет. Я умираю… Господи! Ну за что! Только недавно было так хорошо. Помню летний день. Друзья, подруги, пикник под навесом. Зонтики прячут женские лица. Жарко. Платья исключительно белые. Кружевные. И гвоздь программы – фотограф, который расставив на лужке треногу с ящиком, укрывшись покрывалом крикнет внимание! Затем вспышка-хлопок! Ах! Сердце бешено бьется от новизны ощущений, и теперь нам предстоит томиться ожиданием до получения плотных карточек с нанесением нашей фотокартины. Все это было так недавно. А теперь... Ну и ладно. Пусть я умираю.  Последний раз увидеть Ганса – вот, все что мне нужно. Почему ж он не приходит. А если он не успеет? Как мы были счастливы здесь, до войны, и как теперь все это не возвратно. Ничего больше не будет. Слезы душат меня, и текут по лицу горячими струями. Нет ни малейшего шанса, что б…………..

- Черлинская, опять мечтаем, вместо работы? Списки на расход материалов готовы? - разрезает действительность сна голос Николаича.

- Но сейчас же обед. После обеда все будет.

Ну почему я никогда не могу досмотреть свой сон? Почему всегда какая-то сво (,,,) должна мне помешать? Правда в этот раз сон меня не порадовал, в нем не было счастья, а даже наоборот. Лоб и виски ломило, будто я и вправду рыдала в захлеб. Да и материальным этот сон не назовешь. Ребенка я уже потеряла, и на этой теме стоял большой жирный крест. Разве что Ганс? Но у меня нет ни одного знакомого Ганса. Наверно это был не мой сон, считанный откуда-то случайно.

День прошел сумбурно. Сладость ночного сна, утренний шок, подаренный мне воображением ДТП из-за прогнавшей сон заоконной жизни. Такой бесцельный и пустой день с грустным сном на работе.

Был день и нет его.

А теперь вечер. Кафешка средней руки.

Моя подруга, пришла вовремя и уже ждет меня. Как истинный библиотечный сотрудник, у которого все разложено по полочкам, она сразу наверно приступит к разговору по делу. Или мне так хотелось. Что б сразу знать, можно ли раздобыть через неё заветные билетики. А мысли, как известно, материальны.

- Я хотела сказать тебе … Помнишь Павла, который учился с нами в аспирантуре.

- Конечно, я помню Павла. (Только при чем тут он, - мне пришлось скрыть раздражение на лице, ведь я и думать забыла о сокурснике аспиранте, которого не видела несколько лет уже. И все мысли мои были сосредоточены сейчас на 2х вещах – узнать про билеты, и когда я смогу снова смотреть сны.)

- Он приходит ко мне. Сначала созванивается предварительно, и просит взять для него необходимую литературу. А иногда что-то запросить из нашего филиала, если нет нужных источников для его работы у нас…

- Ну да, конечно, да.. (Отвечала я невпопад. Потому что мне было неохота выслушать об очередной неудачной Катькиной любви)

- И знаешь, придет, возьмет книги, и уйдет. И хоть бы к чаю что-нибудь, или ладно к чаю, просто посидел бы, поговорил бы со мной. Получается – как женщина я ему абсолютно неинтересна, и как человек, и он просто использует меня. Это очень не приятно.

- Да.. неприятно. (Я надеялась, что рассказ на этом заглохнет)

- И я теперь уже не хочу, что б он хотел со мной общаться. А вот мне все Таня звонит. Предлагает на обед вместе пойти. А иногда и вечером куда-нибудь. И «В контакте» вечно что-нибудь мне на страницу выложит. В общем, изо всех сил хочет со мной общаться. Скучает.

- Ну да, наверно… (Хочу... не хочу... Общался, не общался. Меня совсем уже утомил этот разговор. Отвечала я снова невпопад, все более напрягаясь от какого-то лесбийского поворота истории). Кроме того у меня кончился коктейль, и, потыкав трубочкой в остатки льда на дне бокала, я свыкалась с мыслью, что придется перевести все видимое внимание на подругу. И что отвлекающая манипуляция с пристальным вниманием к помешиванию содержимого в стакане больше невозможна,

- А ведь ей наверно тоже не приятно, что я постоянно отмазываюсь от её приглашений. Но мне с ней неинтересно. Я не хочу с ней общаться. Временами она меня просто бесит. И вот сейчас, когда нужны билеты, я ей позвоню – получается, позвоню, когда мне что-то от неё надо, а не просто так. Получится, что я её использую, как Павел меня. Ведь я билеты через Таню достаю. Понимаешь, что получается?

(я была не столько пьяна, сколько запутана бессвязностью оконченного вопросом рассказа, и ещё пару секунд догоняла и складывала эти –«получится, получается, получится», чувствуя на подсознании, что это был Эпилог. Мда… И когда я догнала смысл, ответила)

- Ну, если так, то конечно. Неудобно. Не стоят эти билеты того. (Ну вот, можно выдохнуть. Как я и предполагала первым и  был тот самый разговор по делу. Мысли оказались материальны. Просто разговор начали за здравие, а закончили за упокой. А можно было просто в 2х словах сказать – не могу достать билеты. И все.)

Казалось, попытайся я пересказать эту цепь событий и взаимосвязей, и мозг мой взорвется. Каково мужчинам с женщинами общаться! Ну, реально так и есть, что женская логика – это вынос мозга для мужиков. Тут не только запьешь и закуришь, а ещё и бросишь бабу, никакой штамп в паспорте не удержит. Жаль я женщина. Как не хочется быть глупым по определению существом в мужских глазах.

- О чем думаешь? Если в плане билетов – то получается…

- (Тут я перебила её, потому что не могла продолжать слушать эту новую волну рассуждений) – Думаю о мужиках!

- Ааа… да вот и я о них все думаю. И где нынче нормальные мужики?

Дальше разговор продолжался о современном кинематографе. Что все какое-то наигранное, не берет за душу. Что переживания выглядят фальшиво. (А нужны ли они натуральные переживания? Хотела б она почувствовать кореженное железо, разрезающее тело и потоки крови, чтоб натурально?)

Но, я не противоречу. Просто слушаю. Второй и третий коктейли сделали свое дело, и я уже без раздражения лавирую в потоке абсурдных на мой взгляд мыслей, которыми Катька забрасывала меня как снежками. Я уже не стараюсь их поймать, уловить суть, просто удерживаю беседу в русле позитива, так как единственный интересовавший меня вопрос уже выяснен. Билетов не будет.
- Ну вот правда на днях, смотрела короткометражный фильм. - продолжала Катька. - Там было про сельского священника. Про противоречие между городскими и сельскими нравами, и вредности и разврате городской жизни. Он говорил, что "даже мысль плохая - это грех, и что с грешной мысли начинается грех в поступках человека. И что грех этот страшнее всего страшного, что бывает на свете..." Как-то так он говорил. Но это все философия, а яркого впечатления все же кинематограф не дает... Хотя было интересно... Слова подруги меня удивили. Заставили вернуться мыслями к ней за столик из моего размышленческого мира. Как раз это и волновало меня последнее время. Существует ли воплощение мыслей в реальной жизни. Вернее не только мыслей, а мыслей и снов. Но как назывался фильм, кто был режиссер, она припомнить не могла. И заставить её поточнее рассказать, что именно говорилось о мыслях и как они связаны с грехом жизни не было никакой возможности. Три стакана с коктейлем сделали свое дело. Катькино философское просветление было временным. И остаток вечера прошел так же бесцельно в мозговом плане, как и начало.   

На обратном пути нужно было зайти в аптеку. Как бы не хотелось избежать этого, не окунаться в застекольный мир витрин с пузырьками и горьким больничным ароматом, но, как и прочие неприятные жизненные обстоятельства, это было неизбежно. Так как жизнь моя, как у героини «сладкого ноября», все время боролась со смертью. И это был мой ноябрь. Болезненный грустный. И совсем даже не сладкий.

Время около 10 вечера. Широкий полномашинный дневной Проспект обмелел, огоньки фар сливались в единую световую линию  далеко на горизонте, на пересечении с площадью «М».. На расстоянии скольких-то световых секунд.

От метро до аптеки полтора дома, один сигаретный ларек и остановка. И вот уже аптечный свет мне режет глаза. Отовариваюсь. Покупаю ещё месяц своей жизни, кладу её в сумку взамен денег и выхожу. Зачем покупать эту жизнь? Моментами кажется, лучше купить лишнее платье, или лишний ужин в ресторане и гори все огнем. Только не эти «пузырьки с жизнью».

Дверь аптеки жалобно скрипит мне на прощание «кииии-ак». Выпуская меня и клуб теплого аптечного воздуха на подмороженный ноябрьский Вечерний проспект.
На тот же самый, но изменившийся, за эти 10 - 15 минут до неузнаваемости, перерезанный мигалками скорой, Проспект.
- Искореженное железо, оно же мотоцикл в прошлой своей жизни, обрывки одежды. Бурые мокрые, бурлящие светомузыкой мигалок, пятна на асфальте. Фрагменты, напоминающие по форме человеческое тело, которым они являлись в прошедшей уже для них жизни. Мечущиеся в полутьме белые фигуры врачей, похожие на мотыльков, слетевшихся на свет. И несколько темных глыб в стороне, бывших в прошлой своей металлической жизни машинами. А возле них ещё какие-то бесформенные, похожие на большие тряпочные куклы, человекообразные куски.

Все нахлынуло как тогда утром. Режущее железо, потоки крови... Я отворачиваюсь. Да. Определенно, мысли материальны. Нельзя думать. Неужели это я все сотворила? Надумала?

Дорога домой пролетает как одно мгновение. Передвигаюсь полу бегом от метро в сторону дома, чтоб быстрее спрятаться в бетонной коробке от заоконного мира улицы, и чтоб меньше чувствовать через тонкие подошвы демисезонных сапог холод схваченного первым ноябрьским морозом асфальта. В сознании уже ни тени хмеля от коктейля. Меня уже не волнует отсутствие билетов. И я вряд ли смогу есть после увиденного. Только одна мысль – спать. Скорее спать и видеть сны.

И вот я дома. Тепло светло. Только на душе кошки скребут.

- Нет, только не сегодня. Давай отложим шампанское на завтра. Я такое ужасное ДТП видела.- Отнекиваюсь я на предложение мужа устроить ежевечерний праздник жизни и тела. Настоящая же причина в том, что мне необходимо посмотреть сон, а алкоголь, как кнопка "delete", стирает из мозга все картинки. А я так долго ждала этого момента. Целый день.

Спать. Спать.

Как же я так? Или это ничего? Я все-таки замужняя, а разрешаю постороннему человеку, греть мои руки в своих руках. Что ж тогда делать? Резко сказать – Нет! Перестаньте! Но какая-то робость мешает мне это сказать. И я молчу. Не смею поднять глаз. Чтоб не встретить проницательные глаза Николаеча. Просто терплю эти прикосновения. Вернее даже почти их не ощущаю. Ну и ладно. Проехали. Было и нет. А смог бы он, пойти на что-то большее, или постеснялся бы? Но зачем мне эти мысли…. А все ж интересно.  Смог бы он, то есть посмел бы он обнять меня? Возможно, это было бы приятно. Да и руки - они приятны мне, просто я боюсь в этом сознаться. В этот момент его руки все ещё держат мои. Да, я определенно хочу этого. И потому сейчас, дальше повинуясь моим мыслям,  вот он обхватывает меня за плечи. Пытается прижать к себе. Фу, как это дурно, зачем я так думаю. Нет, не может быть, что я хочу этого. Уже не хочу. Пусть всего этого не будет. Хочу перелистнуть и эту страницу. Чтоб всего этого не было.
И вооот... Все будто сначала, я только пришла, он стоит возле меня, но не протянет мне руку, или я не возьму эту руку. «Букет из белых роз…» ………
Я вздыхаю, будто пробежала кросс. Будильник поставил точку в моем наваждении. Поменяю и эту музыку, не хочу и её больше слышать.
Сейчас все пойдет по заранее установленному порядку - каша, пальто, поцелуй в щеку, поворот ключа в замке и спать. Зачем же мне такое приснилось. Я даже не чувствую отвращения к каше. Просто монотонно её мешаю. - Нет, нет. Только не это. Ведь мысли материальны. Может мне заболеть и не пойти на работу? Но я совсем не больна. Это выйдет глупо. Главное - не думать. Не о чем не думать. А лучше постараться забыть этот легкомысленный сон.

Но только шаги у лифта стихли, а я уже теряю нить праведных рассуждений, не борюсь со сном, а бессовестно окунаюсь дальше в свой сонный мир. Мне сниться, что наша высотка раскачивается как корабельная мачта. Рушиться стена. Это землетрясение. Охватывает страх. Главным образом от того, что в какой уголок квартиры не спрячешься, нет разницы. Везде может накрыть грудой ломаного бетонного саркофага. Мы сидим обнявшись на полу в углу комнаты и ждем. Тут сквозь сон кажется, что звонит будильник. Я выныриваю из омута сна буквально на секунду, бегло смотрю на часы. - Нет, ещё рано, и тут же возвращаюсь в сон. Упустив часть сюжета, вижу - мы с мужем спаслись, и уже успели переехать на далекий север. Там тоже все в обломках. Целы только времянки и деревянные бараки, в одном из которых мы и живет. Финалом этому сну катастрофе является весть - что муж мой умирает от переохлаждения. Я ухаживаю за ним, он слаб, безразличен к жизни. Тогда я признаюсь ему, что беременна. Может хоть это заставит его прийти в себя. Но и это не помогает. Взгляд его блуждающий. Руки как безвольные плети на белой постели. Тогда я решаю покончить с собой, но даже нет дома, чтоб на крышу забраться и прыгнуть вниз. Выхожу из барака, опускаюсь на колени и начинаю исступленно молотить кулаками по осколкам кирпича...
В этот момент меня будет звонок с неизвестного номера. Трубку не снимаю. Гляжу на часы и понимаю, что проспала все на свете. Что сломанным каблуком не отделаться. Тут же понимаю - муж не позвонил! А ведь он всегда с утра звонит. А может...? Я стараюсь привести в порядок мысли. Может все это мне снилось, и я вовсе не замужем. Тут же понимаю, что это абсурд, но новая мысль меня ужасает - с ним что-то случилось? И виной тому мой сон. В этот же момент чувствую боль в разбитой о придиванную стену руке.
Набираю. Гудки. - Алло! У тебя все нормально? Да? Ну хорошо. Ну, немного проспала. Все. Пока. Созвонимся.

Дальше снова все продвигается по заведенному жизнью порядку. Тушь, помада, без кофе, бегу по переходу в метро. И вот я уже на работе. И конечно первый, кого я встречаю, это Николаич.
Внутри все сжимается, мне резко нужно придумать непредвиденную причину, но вместо того он говорит первый:
- Ты чего такая бледная, Аллочка? Болеешь? Может температура у тебя? - И подойдя ко мне, он снимает с моей головы берет и прикасается ладонью  к моему лбу, а потом к моей щеке тыльной стороной руки (красивой и интеллигентной) . Тело мое словно пронзает электрический разряд, подобный молнии. - Ну все! Мысли и сны точно материальны! Началось! И имя мое вспомнил! Сейчас он возьмет меня за руки и заключит в объятия.(А сможет ли? Посмеет ли, и какие они, объятия именно этого мужчины?)
- Да! Отпустите меня домой! Я еле доехала, не хотела подводить коллектив, но на деле только все гриппом заражу. - Выдумываю на ходу и отскакиваю от него как чумная, в ужасе от нахлынувших желаний.
- Ну иди, раз такие дела. Позвоню на днях справиться о здоровье, Аллочка!

Оказавшись за воротами я стою в раздумье. Даже спать не хочется, после такой встряски. Ощущение, что все смотрят на меня с укором. И я медленно иду прочь, спотыкаясь на один каблук тын - ты-ынк, тын - ты-ынк по обледенелой улице. Лучше б мне вовсе не спать и ни о чем не думать.
Вот только вспомнить бы, когда все это началось?
Может в моей голове? Может в тот самый момент, когда на улице было жарко, и асфальт разогревался и словно плавился, так что чувствовался его жар сквозь подошву босоножек...