Окна на запад

1.
 Еще минута, и Алиса с тихим вздохом отошла от окна, на секунду обернувшись, словно что-то хотела сказать, но спальня была пуста. Призрачный собеседник не появился, хотела бы она того или нет. Совсем стемнело. Больше ни намека на алый, горячий и последний луч солнца.
 Время зажигать свечи. И к ужину почти опоздала.
 Герцогиня позволяет старой служанке войти, рассеянно интересуясь, спрашивал ли о ней отец. Пока женщина в ее комнате, Алиса тоже здесь, не уходит первой.
 Задумчиво поправляет прическу, приказав приготовить ванную для нее после ужина.
 Служанка ушла, а Алиса все еще стоит посреди комнаты, пытаясь понять, куда все же вчера задевала одну книгу. Вредно читать лежа, да еще и почти до рассвета, но ничего не поделаешь. Алиса обожает это время, когда в комнатах по-особенному тихо, все спят, а свечи не догорели, хотя скоро они не будут нужны. И никто ее не потревожит, никто не найдет тогда. А сохранять бодрость за завтраком помогает холодная вода.

 - Ты слишком невнимательна последнее время. Как самочувствие?

 Голос отца. Стена сонного безразличия пошатнулась.
 Герцогиня машинально передергивает плечами, отгоняя мысли о книге в спальне. Она здесь, в столовой. Ужин.

 - Я... Я, кажется, устала. Много уроков в последнее время, - Алиса ненавидит себя за собственную неуверенность в голосе.

 - Не жалуйся. Впрочем, надо поговорить с твоим преподавателем.

 Сухо и коротко. На этом семейный разговор за ужином окончен. Алиса безразлична. Ничего нового ее гувернантка не скажет, скрывая за учебником грамматики всю правду.
 Девушка прячет неуместную улыбку. Да, эта ночь принадлежит только им. Так кажется.
 А после ужина отец поднимется к себе, пожелав доброй ночи. Алисе почему-то вспоминаются слова, сказанные няней, когда она была еще совсем ребенком.

Он стал таким, как только потерял твою маму.

 Алиса почему-то всегда удивлялась чьей-то тоске по этому поводу. Когда кто-то вспоминает о смерти, особенно о смерти ее матери.
 А повзрослев, она поняла еще кое-что.
 Невозможно тосковать по человеку, которого никогда не знал. Невозможно его любить или ненавидеть. Ты не знал его, он для тебя никогда не рождался, попросту не существовал.
 Но Алисе ужасно хотелось знать маму. Раньше, в детстве. Когда няня говорила, что ее мама на небесах и любит ее, все видит, улыбается ей.
 И становилось грустно. А слезы всегда ассоциировались у нее с глупостью.

Тебе пятнадцать. Пора взрослеть.

 И нет другого выхода, но Алиса все еще какой-то частью себя утопает в сказках. И любви.

 Горячая вода, дорогое туалетное нежно-душистое мыло. Последняя рубашка упала на пол. Алиса прикрыла глаза, держась руками о бортики ванной.
 Контраст комнатного тепла и жара. Уже несколько дней с ней что-то не то, Алиса чувствует. Слишком много сказок, слишком много мыслей. Слишком много желаний.
 Не замечает, как поглаживает рукой влажную грудь, как темно-розовые соски твердеют, как рефлекторно сжимаются бедра, а все тело напряжено.
 Алиса запрокидывает голову, вспоминая прочитанную сказку. Холодок по коже, вода расплескалась, будто прозрачная дева обняла ее, обвив руками тонкую девичью талию.
 Собственными теплыми руками спускается ниже, поглаживая бедра, заставляя себя раздвинуть ноги шире, но не слишком широко. Душно. Как же ей душно и тесно здесь, в этом муторном, тусклом замке, с этим занудой-отцом.
 Да, наедине с собой Алиса откровенна. И стыд загоняет внутрь себя, глубоко-глубоко, чтобы краснеть из-за невыученных уроков или наступив кавалеру на ногу, танцуя вальс. Но только не сейчас. Никакой совести. Ничего.
 Медленно проводит средним пальцем по низу живота, словно вырисовывая узоры. И снова тело млеет от совсем невинной ласки, снова вспоминаются те глупые легенды народа, захватывающие разум. И Лорелея, та самая убийца из воды в очередной сказке. Алиса уже знает, как она выглядит. Она представляет все ярче, как чувствует ее.
 Облизывает губы, словно требуя поцелуй, пальцем проникая в горячую, влажную плоть, сразу же находя самую чувствительную точку. Дышит шумно, распахнув глаза, жадно хватая воздух, словно кто-то тянет ее на дно. Она чувствует стальные объятья, млеет в них снова и снова, теряя счет времени.
 Тихие стоны, Алиса зажимает рот рукой, быстро и грубо поглаживая клитор, ощущая, как все тело ноет сильнее и слаще, едва сдерживая удовольствие.
 Секунды, и она чувствует прикосновение прохладных мокрых губ к своим, такой же влажный и несдержанный поцелуй, чужие пальцы, проникающие в нее, заставляющие извиваться.
 Девушка с ног до головы облита водой, а перед глазами все плывет. Она помнит только светло-голубые, почти слепые глаза с каким-то животным огнем.
 Бешеное наслаждение пульсирует по телу. Конец сказки Алиса тоже помнит. Русалка задушила девушку. От этого становится еще слаще.
 А в спальне ждет гувернантка. Алиса тихо вздыхает, выбираясь из воды и заворачиваясь в полотенце. И эти мутные глаза все еще наблюдают за ней.
2.
 Легкий ветер развевает волосы, донося свежие запахи травы и диких цветов. Алиса осторожно обходит заросли терновника, боясь порвать платье. Отец не должен заметить главным образом ее отсутствие и следы этой прогулки. Прогулка или побег, еще не решила, снова загоняет поглубже врожденную идиотскую совесть. Но Алисе необходимо побыть одной. И даже без Катрин. В последнее время все не так. Глупости лезут в голову, иногда ненавидит себя за то, что так много думает. Это очень мешает.

 - Ах... Ой... Ай, - едва не зацепившись, облегченно вздыхает, прислушавшись.

 На солнечном свету, проникающем сквозь кроны деревьев, можно заметить мошек. Вьются, вертятся в воздухе. Густой папоротник и почти заросшая тропинка.
 Что-то волшебное зарождается внутри именно от сознания того, что только она знает это место. Что-то волшебное и совсем детское, легкая грусть и трепетная свобода.
 Алиса присаживается возле ручья, зачем-то промывает руки в прохладной чистой воде и открывает кожаную сумку, достав старую пожелтевшую книгу.
 Здесь тихо, птиц не слышно. В тени жара спадает. Хорошо. Алиса осторожно прислоняется к стволу старой ели, листая книгу, нахмурившись. Кто-то до нее уж слишком зачитывался ею. Несколько страниц порваны, много чего подчеркнуто, в уголках что-то дописано неразборчивым, маленьким, но изящным почерком. Книга принадлежала девушке, Алиса чувствует.
 И сразу фантазия рисует хрупкую, худощавую леди в строгом платье. Сразу же в нос ударяют запахи парфюма, которым пользуются кокетки. И черный веер из перьев.
 Алиса недоуменно мотает головой, с трудом отделавшись от очередной фантазии.
 Несколько минут, и она уже погружена в чтение, с интересом вглядываясь в ветхие страницы, листая одну за другой. Снова сказки, удивительные сказки, не похожие ни на одну, что герцогиня читала раньше. Изредка по коже проходил холодок, становилось страшно и любопытно, все по-настоящему, ни капли притворства.
 Новая волшебная выдумка рассказывала о старой ведьме, которая принимала облик юной красавицы, сводя с ума молодых аристократок, заманивая их в свое логово и проводя черные обряды, устраивая себе бани на их еще теплой крови, тем самым снова и снова возвращая себе молодость.
 Одновременно тошно и интересно было читать, Алиса машинально облизывала губы, распахнув глаза, с детским изумлением уставившись в книгу. Ни в одно из подобных сказаний народа она не верила, вернее, старалась не верить. Но приходит время, и вся книжная ерунда вскружит голову, в самые неподходящие моменты перед глазами встают прочитанные сюжеты.
 Щеки девушки розовеют, дыхание сбивается, а сердце бешено колотится в юной груди. Одну из девушек ведьма очаровывает собой сладострастным образом, впутывая ее в свой черный грех.
 В первый раз Алиса читает подобное. В первый раз так горят ее глаза и ветер не в силах остудить нахлынувший жар. Перед глазами просторная зала и тусклый свет огня. Шкуры диких зверей на мраморном полу и два прекрасных тела, сливающихся в любви. До дрожи.
 Еще чуть-чуть и Алиса в забытьи распускает собственную прическу, позволив темным локонам спадать на плечи.
 Как самой ей сейчас хочется отдаться в чьи-то сильные, но нежные руки, снова почувствовать мягкие губы, тихие девичьи стоны, такие бесстыдные и сладкие ласки... Катрина.


 Изучающий, дикий взгляд скользит по телу герцогини, слепые глаза смотрят прямо на нее, белое одеяние мелькает в зелени зарослей, спутанные черные волосы и венок из алых цветов, словно свежая кровь.
 Алиса не замечает. Не видит ничего вокруг себя, дочитывая последние страницы предания, едва уже не чувствуя на себе эти сводящие с ума ласки, едва сдерживаясь, все еще не скинув многочисленные ненавистные одежды.
 Слепой взгляд скользит по ней, худая, чуть посиневшая рука касается бледной щеки, замерев. Алиса прекрасна. И, кажется, она единственная, кто этого не заметил. Влюбленность медленно проникает внутрь остывших вен, холод, невыносимый холод растворяется в лучах полуденного солнца.
 Шорох чужого платья и ветер заставляют Алису обернуться, закрыв книгу.
 Недовольное причитание знакомого голоса, герцогиня как-то виновато улыбается, поднимаясь с мягкой травы и отряхиваясь.

 - Элис! Я думала, что не найду тебя... А ты здесь, - молодая женщина говорит быстро, она бежала и дыхание сбилось.

 Катрин пытается быть строгой, но улыбка все равно озаряет губы всего на мгновение.

 - Я читала. Сама не заметила, как зашла так далеко, - Алиса не знает, что сказать, находя детские отговорки.
 Побег не удался, а книга захватила с головой. Да и куда она без Катрин...

 - Отец пока не заметил. Он ждет сегодня... Твоего жениха, - так спокойно и даже прохладно. Алису передернуло.

 Облегчение сменяется легкой тоской. И нужно что-то срочно предпринять. Необходимо.

 - Он мне не жених. Знать его не хочу, - твердо и слегка раздраженно произносит, подходя к Катрин совсем близко, улыбнувшись.
 Знает, как действует ее улыбка.

 - Идем же... Отец заметит, - как растерянно...

 Кровь все еще кипит после прочитанного, вместо ответа Алиса накрывает губы гувернантки своими, обнимая ее и сразу же страстно целуя. Несколько секунд Катрин держится, но после отвечает, словно по приказу, но так нежно и игриво, усмиряя пыл девочки.
 Ласковость перерастает в тянущее желание, Алиса уже по-взрослому находит в себе силы отстраниться, улыбнувшись подруге и потянув ее за собой, что-то тихо шутя про любовь.
 Такое же тихое, полное ненависти рычание и оскорбленный пустой взгляд мутных глаз. Больно, но больше не холодно. Этот холод исчез навсегда.
3.
 Алиса кутается в мягкую шаль, словно пытаясь согреться, сама не ощущает, какая горячая.
 Щеки пылают, на свет трудно смотреть, во рту пересохло. Тугой корсет слишком уж сдавливает, не дает вздохнуть. Ограничения на воздух, определенные порции жизни.
 Этот дождь... Он испортил все. Промокла до нитки, ноги до сих пор ледяные. Или так кажется. Трудно стоять, придерживается за стенку, а сесть боится.
 Пронизывающий раздраженный взгляд отца, и тело покрывается мелкой дрожью. Очередной страх, подкатывающий к воспаленному горлу комком.
 Жарко. Отвратительное самочувствие. Глаза блестят.

 - Ты сейчас сама не осознаешь, какого человека упустила. Ведешь себя, словно глупое дитя. Мне стыдно за тебя!

 Ни грамма жалости, какой бы унизительной она ни была. Алиса способна осознавать сейчас лишь одно. Ей душно.
 Из приоткрытого окна проникает холодный, почти осенний воздух серого неба, а щеки пылают и невыносимо хочется пить. Только бы побыстрей закончилось. Только бы...

 - И кого я воспитал? Как после всего этого мне смотреть миру в глаза? Франц намного состоятельней нас, это огромная честь, что он заинтересовался такой как ты! И сейчас, когда решается судьба, ты хамишь и сбегаешь из дому! Неужели ты - животное, и мне стоит запирать тебя в клетке? - тяжелые шаги гулом отдаются по комнате, режет слух мрачный хриплый голос. Непонимание и безразличие.

 Алисе теперь не все равно. На мгновение в ее глазах мелькает юный болезненный гнев. Но уважение перед отцом все равно берет верх.

 - Я не люблю его. И не вижу своим супругом.

 Слишком громкая тишина в комнате. Не любит и знать не хочет, разве поспоришь с этим?

 - Не прошу тебя питать к Францу чувства. В этом нет необходимости. Брак твой долг.

 Алиса касается лба рукой, на секунду прикрыв глаза. Голова кружится и ужасно хочется лечь. До жути по-детски обидно.

 - Я не сделаю, как ты просишь. Не хочу обрести еще одного чужого человека. Мой долг любить и быть любимой, - герцогиня сжала кулаки, едва не топнув ногой от бессилия.

 Мужчина прищурился, наконец остановившись. Хладнокровие сменилось злостью, но и он сумел подавить в себе крик.

 - Хватит жить сказками, - процедил сквозь зубы, быстро выходя из комнаты, оставив Алису одну.

 Она тотчас схватилась за стену сильнее, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы. И все сжалось внутри, тело сгорает. Катрин... Она так нужна ей.


 Хмурое утро пробирается в просторную спальню незаметно, заставляя герцогиню поморщиться от света - служанка снова забыла задернуть шторы.
 Девушка бледна, на ее лбу уже сухая повязка, а возле кровати тазик с водой. Катрин зря оставила его, и тоже по забывчивости.
 Алиса тихо и устало застонала, в какой-то момент начав дышать глубже, ворочаясь в постели, но не просыпаясь. И сквозь сон ей становилось страшно.
 Тошно и гадко, словно она заметила, как смотрит на нее гостья.
 Лорелай на коленях у кровати, мертвенным взглядом скользит по красавице. С мокрых волос медленно капает гнилая вода. Посиневшие губы улыбаются, щеки теряют бледность.
 Так прекрасно, она и не знала, что так бывает.
 Алиса умоляюще и испуганно стонет, плотно сжав губы, не имея возможности проснуться. А ведь это еще хуже, чем умереть. Холодные влажные губы мягко целуют ее, едва теплая рука поглаживает бархатную щеку.
 Тело отзывается, Алисе больше не страшно. Прохладный любовный поцелуй успокаивает ее.
 Слепые глаза теперь так влюбленно и ревниво берегут ее сон. Вода больше не капает с черных волос, они уложены в изящную прическу. Грязная рубашка стала строгим темно-синим платьем, на шее блестит ожерелье. Еще один поцелуй... Только один. И она уговорит себя исчезнуть.

 - Катрин... - сонно и тихо, так нежно и умоляюще.

 Алиса улыбается сквозь сон, уже почти коснувшись ее губ своими. Быстрые шаги по лестнице и в коридоре, шорох платья. Ненавистный парфюм.
 Боль, холод, злость. Тихое негодующее и болезненное рычание, последний злой, но влюбленный взгляд, и тазик с грохотом падает на пол, заливая пол водой.

 - Элис! - хлопок двери, Катрин сразу же у постели девочки, поправляет ее одеяло. Свет больше не режет глаза, в теле разливается приятное тепло. Почему-то хорошо так, улыбаться бы и улыбаться.

 - Ты... Ты сейчас была здесь... Целовала меня! - так восторженно, слегка хриплым голосом заявляет Алиса, приподнимаясь в кровати и весело наблюдая за Катрин.

 И сразу же вспоминает, что ничего не помнит. Сколько времени прошло, что с ней было... Только губы любимые, но почему-то руки чужие. Самые лучшие.
 Катрин тихо смеется, решив пока не звать служанку, наоборот закрыв двери на ключ.

 - Ты забыла. Несколько дней лежала в бреду. Теперь тебе лучше, - улыбается, коснувшись лба герцогини губами, приобнимая ее.

 Алиса смеется, вообще не понимает, как могла болеть. Ни следа горячки.

 - Где отец? Ничего не помню, - хмурится через минуту. Все же, новость о Франце и тот разговор забыть невозможно.

 - Уехал. Дела. Очень волновался за тебя и решил повременить с браком. Твой кавалер ему разонравился, - Катрин гладит девочку по щеке, с явным облегчением отмечая, что простуда прошла.

 Алиса успокоенно выдыхает, прижавшись к женщине. Все на своих местах. Влюбленность в сердце.
 Минута и детский порыв радостной нежности перерастает в сладкий поцелуй. Алиса обнимает Катрин, повалив ее за собой на кровать, углубляя поцелуй, позволяя ласкать себя, ощущая приятную истому по телу.
 Как давно она знает это чувство.

 - Моя девочка... - Катрин покрывает поцелуями ее шею, шумно дыша.

 Как давно она так счастлива.
 И как холодно теперь той, которая за чертой этого счастья, которая в тени этой любви.
4.
 Катрин чуть слышно вздохнула, листая полученные счета. Двадцать тысяч.
 "Это конец, это крах, доченька..."
 Корявые строчки из утреннего письма отца.
 Отец. Разорение повлекло за собой ненависть, верткость и необходимость приспособиться к любой ситуации.
 "Ты умная девочка, сама ко всему пробьешь себе дорогу..."
 Слова покойной матери в памяти вот уже пять лет. Нехватка денег на лечение самого дорогого человека, смерть возлюбленного, полное банкротство отца.
 И пять лет быть нянькой для глуповатой девочки, угождать ее прихотям, влюбляясь... Нет, не влюбляясь. Всего лишь оплаченная забота и умиление непосредственностью едва ли не ровесницы, попытки понять, почему и за что одним жизнь выделяет целое состояние и титулы, а вторым, более достойным, позволяет губить годы в яме голода и нищеты.
 И сердце бьется быстро-быстро.
 Лихорадочно думает, выпив рюмку коньяка, но в голову ничего не идет.
 Двадцать три года. Катрин смотрит на себя в маленькое тусклое зеркало и предчувствует с раздражением, что скоро взгляд ее померкнет, русые волосы утратят цвет, а кожа мягкость. Еще год таких переживаний и она постареет с необычайной скоростью.
 Никто и никогда не полюбит ее, она так и останется одинокой, за долги ее отправят в тюрьму, а если она убьет кого-нибудь ради денег... Но нет, она не способна. Но если бы... То все равно тюрьма.
 Тошнотворный холод по спине. А юная герцогиня... Наивная кокетка, в городе таких сотни.
 Всю жизнь будет припудривать носик да раздвигать ноги перед красавцем-супругом. Сегодня Катрин просто удивляется прямолинейности своих мыслей. Отступать не выход.
 И сейчас она снова вернет себе маску беззаботности, пойдет шептать глупости своей неженке, прежде всего заглушая свои переживания.
 Катрин снова устало вздохнула. Нет, еще не время.
 Еще одно письмо. Жульен. Что-то смутно припоминает, детство закончилось так давно... Невольно Катрин улыбается. Кузен теперь уважаемый врач, недавно женился. Везет же некоторым!
 Присвистнув, подавляет легкий укол зависти.
 Лет десять назад Жульен нравился ей. О, она прекрасно теперь помнит, как нравился! А теперь еще получил наследство и богатое приданое. Так странно становится на душе.
 Он такой знатный человек, но все еще помнит ее.
 Читает письмо с повышенным интересом, облизывая губы и хлопая глазами, стараясь не упустить ни слова.
 К лицу приливает волна жара, Катрин машинально сжимает маленький серебряный крестик на груди, но к Богу общаться не спешит.
 "Знаю о твоем положении, сестра. Могу и хочу помочь, а выбор за тобой, Катрин. Подумай хорошо, кто был бы тебе полезен, пакетик найдешь на дне конверта. И помни. Достаточно двух грамм."
 Катрин поднимается, судорожно проверяя, заперта ли дверь в комнату. Все спокойно.
 Дрожащими руками достает маленький черный мешочек, ощущая пальцами его гранулированное содержание. И снова страх.
 Есть люди, которые способны убить полсотни и не потерять улыбку на губах, но Катрин не везет. Подобные пугливые девушки чаще всего и признаются в убийстве раньше допроса.
 Ей страшно. Но долги еще страшней, так кажется.
 "Это конец, это крах, доченька..."
 Бедное слабое сердце отца... Бедная-бедная его доченька...

 - Не конец. Жульен... Спасение мое, - шепчет, словно в бреду, возведя глаза к небу, сжав черный мешочек в руке. - Но нет. Никогда не решусь, нет... Я боюсь Бога, я верна ему. Да, деньги не главное... Но бедный папа... Папа...

 Тихие всхлипы в подушку, смятая прическа. Катрин знает, что слаба, ужасно слаба.
 Ей нужен кто-то сильный. Она устала бороться. Нужен тот, кто способен закрыть ее от всего мира, подарить надежду.
 А перед глазами только малолетняя Алиса. По своему, тоже беззащитная.

 - Кто был бы тебе полезен... - повторяет тихо слова Жульена, вытирая слезы.
 И мысли лихорадочно кружат в голове.


 Алиса стоит у открытого окна, глубоко вдыхая бархатный ночной воздух. Сегодня на небе нет туч, только резкая темная синева и яркие, словно раскаленные угольки, звезды. Теплеет.
 Взгляд падает на чернеющий лес и тоскливое ощущение рождается где-то внутри.
 Да, в комнате тепло, но кажется, что за пределами этого мирка отвратительно одиноко и пустынно.
 Никого не осталось, отец давно разогнал всю прислугу, оставив только несколько пар молчаливых кроликов, которые, словно тени прячутся по самым сырым и темным углам замка, испуганно выполняя приказы.
 А в самом низу мерзкое подземелье, Алиса знает.
 Рассказы старой няньки, пропитанные страхом слишком уж пробуждали фантазию. Но теперь все изменилось.
 Она умеет отличать реальность от полночного видения. Алиса уверена в этом.
 И снова это чувство присутствия кого-то чужого в спальне. Катрин нет. Совсем забыла про нее.
 Алиса слегка морщится, отпивая из стакана.
 Вода другая на вкус. Соленая или сладкая, даже не разобрать...
 Луна показалась из-за облаков, в комнате теперь и свечей не требовалось, так стало светло. И никакой больше грусти, только приятная тягучая усталость.

 - Ложись. Поздно уже, - голос такой же усталый, а руки нежные.

 Катрин обнимает герцогиню сзади, шумно вздохнув куда-то в шее шею. Тепло расползается по телу, Алиса улыбается. Им сегодня можно все.

 - Останешься со мной? - ответ очевиден.

 Пауза затянулась. Вот же странный день.
 И мягкий, невесомый поцелуй в шею. Словно прощения просит. Или его дает.

 - Я что-то плохо чувствую себя. Луна сегодня... Невозможная. Пройдет... Ложись, правда. А я у себя побуду, хорошо?

 Риторический вопрос, но не менее странный. Алиса прищурилась, все еще не оборачиваясь, позволяя обнимать себя.
 Удивительно впервые получить отказ. Алиса себе стыдиться признаться, что так и не научилась спать одна, когда вдвоем хочется.
 Дверь ведь можно закрыть. И отца нет.
 Мрачная, ледяная луна в самое окно. Раздражает.

 - Иди. Право, я утомляю. Иди. Я уже ложусь.

 Алиса невольно пожимает плечами, обернувшись. Катрин, кажется... Плакала.

 - Глупая ночь... - пробормотала, едва натянув улыбку.

 Но Катрин не слышала. Ради приличия бросив что-то о сладких снах, поспешила уйти.
 Алиса в недоумении кусает губы. Холодно и гадко. И неправильно, она знает.

 - Все только о себе, - так же тихо и задумчиво произносит, раздеваясь перед зеркалом.

 И снова чувствует этот взгляд на себе. Или фантазия разыгралась.
 Но переодевается еще медленней, не задвинув ширму. Волосы щекочут плечи, прохладная рубашка дарит какое-то ощущение контраста.
 Еще несколько глотков воды. Тянет в сон.
 В темноте спальни Алиса замечает, как яркая лунная дорожка тянется прямо к ее кровати. Точно не даст уснуть.
 Алиса тихо зевает и поворачивается на другой бок, расслабившись. И одеяло холодное, и подушки, и простыня.
 Но ей удается уснуть, ощущая даже какую-то странную головную боль, совсем легкую, но настойчиво жужжащую в голове. Тишина комнат давит.

 - Катрин? - сонно спрашивает, смотря во тьму, чуть приподнявшись на кровати - Не спишь? Иди сюда.

 Стройный силуэт почти возле кровати, но в самой темноте. Вся та сонливость и усталость куда-то исчезла, Алиса и не догадывается который теперь час, но за окнами все еще ночь и, кажется, начался дождь. Луна скрылась за тучами.
 Катрин словно не решается подойти ближе, Алиса чувствует. Глаза все еще слипаются, легкий холодок по коже.
 Дождь усилился, но собственное дыхание слышно. Странное состояние. Алисе стоило бы испугаться или хотя бы встать с кровати, но она не может. Прохладное, чужое спокойствие внутри. И все чужое.

 - Иди же ко мне, - тихо зовет, подвинувшись, кивнув девушке. Комната пропиталась запахом дождя.

 Алиса еще чуть подвинулась, сидя в постели, не сводя глаз с Катрин.
 Тихий вскрик сразу же оборвался, растаяв в шуме воды.
 Черные влажные волосы чуть завиваются, слепые глаза блестят во тьме, впившись в нее жадным невидящим взглядом. Мгновение и Алиса сполна ощутила хватку монстра, но та сразу же начала слабнуть.
 Во рту пересохло, а сердце бешено рвется из груди.

 Алиса дышала приоткрытым ртом, пытаясь что-то сказать, наконец моргнув глазами, когда приятно прохладная рука коснулась ее щеки. Нежные женские прикосновения. И все в тумане вокруг.
 Вдруг Алиса что-то забыла, она ведь это хорошо почувствовала, но вспомнить не смогла.

 - Я... - что-то попыталась сказать, но несмелые слова прервались.

 Чуть теплые губы уже мягко и по-детски целуют ее, но слишком настойчиво, слишком властно, чтобы позволить себе отстраниться.

Я теперь здесь каждую ночь. Ты спишь всегда, а сейчас я, наверное, слишком громко думала о тебе и разбудила, прости...

 Дыхание теперь спокойное, слишком тихое. Будь бы в здравом уме, Алиса усомнилась, жива ли она.
 Она прикрыла глаза, с удивлением позволила целовать себя глубже, забывая собственные кошмары.
 Лорелай не смыкала глаз, все еще безжизненно смотря на девушку, позволив себе придерживать ее за талию, но не слишком крепко, чтобы не оборвать этот флирт.
 Алиса несмело ответила, ощущая, как туман селится уже в ней, словно дождь стеной перекрывает мысленную связь с миром.
 Находит руку Лорелай своей, через секунду ощущая, как их пальцы переплетаются.
 От кожи незнакомки исходит легкое сияние, Алиса замечает его, приоткрыв глаза и закончив поцелуй.
 И незнакомка больше не кажется незнакомкой. Где-то она ее видела, где-то было так же хорошо, где-то любила. И только эти чувства как вакуум, ничего более не волнует.
 Мурашки по коже от бархатной прохлады. Угрожающее рычание. Алиса отвечает на новый поцелуй, обвивая руками шею Лорелай, ощущая мягкие волосы.
 Уже знакомые звериные объятия до хруста в костях, безумно нетерпеливые, но нежные прикосновения. Туман. Он повсюду. Страх не исчез, он не существовал.
 Тихий вздох вырывается из груди Алисы, когда поцелуй прерван, а железная хватка заставляет ее осторожно опуститься на постель.
 По-детски нежные губы скользят по ее шее, осыпая горячими поцелуями, руки очерчивают нежную девичью фигуру от выделяющейся груди до бедер.

Я бы оставила тебя сейчас. С чуть припухшими губами и румянцем на щеках. Оставила бы как невесту в последнюю ночь перед свадьбой, но я больше не могу ждать. Моя.

 Все в том же тумане Алиса поддается ласкам, позволяя расстегивать свою рубашку, словно откуда-то издалека слыша тихий, полный желания и восхищения стон.
 Снова холодок по коже, стальное тело больше не удерживает ее, только шорох платья приказывает ей не шевелиться. Одежда растаяла, ее и не было вовсе. Алиса дергается, едва не выйдя из транса, ощутив, как идеальной красоты тело накрывает ее собой.
 Смотрит прямо в мутные глаза и только затихает, отвечая на возобновленный поцелуй с особым вкусом, вкладывая что-то нежное, лаская язычок девушки своим.
 Кажется, ночной образ зверя становится еще прекрасней. Чудовище само дрожит, незнакомое тепло по телу, жар становится невыносимым, сладким.
 И почти ненавидит себя за то, что слишком сильно обожает убивать, что в тот день ей хотелось этого больше всего и что инстинкт зверя сменился странным теплом, как только увидела ее.
 Пытается вспомнить, как у людей это называется, но в голову ничего не лезет. Ничего кроме тумана, который навеяла на Элис и почему-то непредвиденно на себя.
 Тихие звуки поцелуев, Алиса не замечает, как ее рубашка с треском рвется, оставляя ее абсолютно беззащитной перед чудовищем. Мягкие губы касаются небольшой груди, поочередно захватывают твердые соски. Грубо и нежно, на контрасте тепла и холода.
 Тихий стон Элис, белоснежные клыки снова покусывают ее шею. Настойчивые руки заставляют ее развести ноги, любовно поглаживая бедра. Бледные щеки Лорелай горят, сама не знает, что с ней и теряет ли свое высшее начало. Нет, кажется, находит. Алиса покусывает нижнюю губу, впившись ногтями в ее плечи. Со сладостным томлением она чувствует, как тонкие пальцы медленно проникают в нее, поглаживая, сдавливая до приятного покалывания в теле и заглушенных поцелуями стонов.
 Прохладные пальцы быстро, но мягко берут ее, будто боясь причинить боль, но она невозможна. Нежная истома охватывает Элис, она поддается бедрами, постанывая, млея от влажных поцелуев. Совсем чуть-чуть и перед глазами засверкают звезды.
 Это самый лучший кошмар.
 Лорелай теряет последние сомнения, всем телом ощущая наслаждение девочки. Слепые глаза на мгновение чернеют, приоткрыв рот, она наблюдает за Элис, поглаживая ее по щеке, все еще ритмично двигая пальцами в сладком и послушном теле. Голова кругом, Алиса обрывает последние нити сдержанности, вскрикнув от нового укуса в самый острый момент наслаждения.

 - Моя, - тихое рычание на ухо, отдающееся где-то внутри Элис звонким гулом, разливающимся по телу.

 Дикий, едва ли не грубый, страстный поцелуй. Такие незнакомые ощущения для зверя. Тонкие пальцы девушки, зарывающиеся в ее волосы, скрещенные чужие ноги на ее пояснице, шумное дыхание, искусанные губы. Темнота спальни.

 - Катрин, - так сладко и так любовно.

 - Элис, - слишком тихо и с легким укором.

 И вот уже слепые глаза неотрывно и с ненавистью наблюдают за спящими в одной постели девушками. Самое любимое и... Самое гадкое. Сейчас сама позволила спать им вместе, более того, сама устроила так. Ногти впиваются в уже ледяные ладони, на мягком ковре возле кровати уже лужа мутной болотной воды, грязная рубашка липнет к посиневшему телу. Единственное желание. Убить сейчас же. Сцепить руки на этой белоснежной шее, услышать хриплый последний вскрик, вдохнуть приторный запах крови. Наконец-то.
 И второе желание. Целовать, чувствовать снова любимое тело, восхищаться и замкнуть эту светлую частичку, не дать ей исчезнуть, раствориться в чем-то чужом и ненавистном.

Ты моя, скоро узнаешь. Не хочу делить тебя с кем-то. И заставлю тебя полюбить.

 Да, кажется, она вспомнила, как называют это тепло люди.
5.
 Мягкий солнечный луч настойчиво проник в просторную спальню через небрежно задернутые тонкие шторы. Позднее утро и ни намека на ночной ливень - только редкие маленькие лужи и теплый южный ветер.
 Алиса тихо вздохнула, все еще во сне пытаясь выпутаться из крепких объятий Катрин, пробормотав что-то ласковое. Ее волосы растрепались, голое тело укрыто тонким мягким покрывалом, а на шее красовалось несколько следов от поцелуев и укусов, чего нельзя было заметить у Катрин.
 За вчерашний день девушка очень устала и теперь крепко спала в теплой ночной рубашке. Шум, послышавшийся где-то внизу, взбудоражил Элис.
 Не хочется подниматься до ужаса. Она жмурится от солнца, сразу же умиротворенно улыбаясь, посмотрев на спящую Катрин. Все-таки обиделась вчера из-за ее отказа.
 А ночью Катрин сама пришла. Алиса невольно касается щеки девушки пальцами. Не хочет будить, не может не коснуться. В теле все еще разливается то тепло, подаренное не пуховым одеялом. Ею.
 Алиса с легким румянцем на щеках вспоминает ночь. Проводит рукой по шее, ощущая болезненные следы укусов. След зубов остался даже на груди. Катрин никогда раньше не была такой. С легким недоумением и удовольствием герцогиня думает, что теперь понадобится много пудры.
 Насилие. Вчера все так и было. Прийти без предупреждения, разбудить, просто накинуться.
 "Я и не знала в тебе зверя", - все так же удивленно размышляет про себя.
 Эта мысль не приносит разочарования, только улыбку. И теперь ей кажется, что всегда будет улыбаться так, особенно, если бы вечность остановилась в этой западной спальни. Если бы сейчас бешено не ломились в двери, если бы не услышала рассерженный и нелюбимый голос. Отец.

 - Неужели ни у кого больше нет ключей? Ломайте двери... Алиса! - ей послышалась капелька взволнованности. Девушка испуганно и почти рефлекторно подскочила с кровати, только ужаснувшись оставшимся клочьям от собственной ночной рубашки.

 - Кет...Кети...Вставай, - все так же тихо и испуганно тормошит сонную девушку, бросая взгляд на сотрясающуюся от ударов дверь.
 Отца больше не слышно, только злость стражи.

 - Что такое? Ты почему пришла? И...И почему я у тебя?- Катрин оглядывает комнату растерянно, сразу же быстро поднимаясь, накидывая халат.

 Алиса только хватает новую рубашку, пожав плечами на немой вопрос Катрин. И чуть слышно цокает языком. Это не она врывалась в чужие покои ночью.

 Элис успевает накинуть одежду, как двери распахиваются, а Катрин отчего-то сжимает ее руку почти до боли. Отец и несколько перепуганных служанок, страже он приказал остаться за пределами комнаты. Она сейчас рада, что волосы распущены и чуть прикрывают шею. Ужасно боится.

 - Папа... - герцогиня сама не замечает, как впервые так называет отца, слабо пытаясь подавить гневную тираду, больше не слышать этих ядовитых слов. Катрин отпускает ее руку, больше не сжимает до боли, побледнев.

 - Ее светлость плохо чувствовала себя. Я осталась с ней вчера вечером и... Позволила себе уснуть, - уверенный, но взволнованный тихий голос.

 Катрин умеет говорить, Элис давно поняла. Только кивнула в знак согласия.

 - Мне начинает казаться, что ваше общество пагубно влияет на мою дочь. Стоит мне только вернуться на два дня раньше, как... Зайдете ко мне после обеда.

 Прохладно и спокойно. Алиса больше не сжимается от гневной тирады, не краснеет, услышав в десятый раз, что легкомысленна. Будто ничего не произошло, стоило Катрин заговорить.

 - Грейс! Помоги госпоже одеться! Спускайся в библиотеку и подожди меня там, - зовет прислугу и мягко обращается к Элис, ласково поправив ее прядь волос, пока никто не видит.

 Алиса кивнула, шумно вздохнув.
 Выговор отца все еще в памяти, она стесняется собственного отражения в зеркале, одеваясь.
 Он застал их в спальне. Вдвоем. Едва ли не обнаженных. Краска приливает к щекам. Ужасное чувство стыда.

- То, что между нами, неправильно? Отец осудил бы....И все осудили...

 Элис помнит, какая дурочка была. Как тогда ей казалось, что Катрин шутит с нею, что смеется, изредка слишком нежно улыбаясь или заводя разговор о том, что могла бы научить ее целоваться.

- Всем знать необязательно. Достаточно того, что мы знаем. И ты ведь не осуждаешь... Мы рождены для любви.

 Рождены для любви. Алиса помнит, как ее любопытство переросло в нежное чувство, как то, что она называла жизнью, оказалось существованием, когда она еще не знала Катрин. Вернее, не знала, какой она может быть.
 Острее давили холодные стены, когда она скучала по ее поцелуям, когда читала о любви и невольно мечтала. Все это время. И снова понимает, как любит Катрин.
 Отец ничего не узнал, и скоро все и вовсе образуется, глупо так волноваться.
 Тишина успокаивает Элис, мысли снова текут медленно и плавно. Останавливается возле огромного стеллажа с книгами. В просторной библиотеке пахнет ими. Камин здесь топят только зимой. Слишком прохладно, и девушка кутается в шаль, выбирая себе книгу, чтобы почитать до прихода Катрин.
 И все-таки волнуется. Невыносимо хочется знать, что скажет ей отец.
 Та старая книга сказок, она тянет ее, словно магнитом, и из тысячи книг Алиса без труда обнаружила свои сказки. Отец запретил бы читать такое, да и Катрин заявила бы, что из-за подобных книг ей часто снятся плохие сны.
 Никто не понимает ее привязанности к фантазиям, и Элис грустит. Но сразу же зачитывается, усевшись за стол и подперев рукой щеку. Новые старые страницы, новая жизнь.
 Зачитывается, не чувствуя невесомых рук на своих плечах, призрачного поцелуя в шею, от которого по телу лишь холодок.

Мне нравятся мрачные тучи над твоим замком. Идет дождь, и я могу быть рядом. Но твой дом со мной.

 Из приоткрытого пыльного окна снова веет осенним дождем, крупные капли одна за другой. Алиса дернулась, заметив, как с подоконника на пол упало что-то маленькое и черное. Откуда?

 - Веер, - удивленно прошептала, взяв в руки изящную вещицу, расправив мягкие черные перья.

 Точно уверена, что здесь его не было, откуда ему взяться. Красивый. Алиса уже медленно обмахивается им для легкого шарма, хотя никогда не была зависима от этого. Кожа чувствует нежные прикосновения, перед глазами вчерашняя ночь, и Алисе душно.

Она любит меня, любит... Катрин была такой впервые. Любит...

 - Элис! Элис... Нам нужно поговорить, - Катрин запыхалась, кусая губы и нервничая. - Только... Только обещай не кричать. Все хорошо будет, все в порядке.

 - Говори же... Ну! - Алиса с тихим вздохом отложила веер, внимательно смотря на девушку.
 Как только подумала о ней, так она и прибежала. Сама волнуется уже.

 - Твой отец... Он...Тебе будет лучше продолжить обучение в городе... Он хочет устроить тебя в пансион.

 Вдох, выдох. Алиса передергивает плечами, остро ощутив нарастающий комок в горле и почти животный страх, отнимающий самообладание.
 Растерянность Катрин, невозможность поговорить с отцом, сказать ему... Порой Элис чувствует себя вазочкой или платьем. Вещью. Она подняла веер с пола, и кто-то положил его туда. Вещь. Все решено заведомо кем-то другим. И чувства.

 - Элис! - Катрин кидается за девочкой, но хлопок двери останавливает ее.

 Перед глазами мутная пелена слез, Алиса быстро-быстро спускается по лестнице в холл, дрожа. И через черный ход налево, приподняв платье, чтобы не зацепиться. Стена из дождя на мгновение останавливает ее, но, всхлипнув, герцогиня кидается в ливень по мокрой скользкой земле через сад, сжимая уже промокший дорогой веер в руках.
6.
 - Ай! - Алиса хрипло вскрикнула, рукой задев ветки терновника, поранившись до крови.

 Бросив взгляд на грязное и порванное платье, она снова бросилась вперед через лес, не оглядываясь назад. Дождь, казалось, лил еще сильнее, заставляя герцогиню дрожать, но холода она не чувствовала, всхлипывая, не разбирая, где дождь, а где собственные слезы. И в плену горячих капель ей чудились теплые руки, хватающие ее, но она все вырывалась, теряясь между густых зарослей.

Он не понимает меня, никогда не поймет. И Катрин ничего не сможет сделать.

 - Как плохо, - шепчет одними губами, прислонившись к влажному стволу дерева.
 Непонимающим взглядом обводит поляну, словно очнулась от сна.

 Озеро, небольшое озеро прямо на поляне. И дождь не идет. Нет, идет, даже льет, как из ведра, вокруг поляны. Идеальный четкий круг. Скрестив руки на груди, Алиса медленно подходит к мутной лесной воде, убеждаясь.
 Спокойная темная гладь озера, с неба не упало ни капли, а вокруг поляны шумит осенний дождь. Алиса шумно дышит, приоткрыв рот. Слезы высохли, влажные волосы вьются.
 Пустота. Ни одной мысли больше. И страх. Алиса жалеет, что забежала так далеко, а ноги ватные, и сил не хватает подняться.
 Черное, словно густое озеро, чарует. Этот взгляд она ощущала на себе и раньше. Облизывает губы, оглядываясь. В зелени мелькнуло что-то белое. Снова мелькнуло и исчезло. Дикое незнакомое животное. Хищник. Убийца.

 Усилием воли Алиса поднимается с земли, побледнев. Платье безнадежно испорчено грязью.

 - Кто здесь? - шепчет одними губами, отходя от воды.

 Дождь все еще идет вокруг поляны, и Алисе кажется, что вырваться из этого круга она попросту не сможет. Дождь сожжет ее. Сильный поток прохлады со спины. Элис обернулась, надрывно вскрикнув и закрыв рот рукой, едва не зацепившись за бревно.
 Ярко-белая, режущая глаза, рубашка, посиневшие тонкие руки. И мертвенно пустые ледяные глаза, впившееся в нее пронзительным взглядом.
 Шаг ближе и, кажется, она почувствовала запах гнили. Зимний холод так и веял со всех сторон.

 - Я сплю, - Алиса начинает жадно дышать через рот, ощутив, что не дышала чуть меньше минуты.

 Одно прикосновение ледяной руки к ее щеке, несколько машинальных шагов назад, и Алиса снова задержала дыхание, почувствовав ствол дерева спиной. Больше некуда идти.
 Она задышала чаще, ощущая, как бурлит в крови адреналин, как ледяная дрожь сопровождает парализующий страх.
 И, если бы перед ней был человек... Тогда бы бежала, не медля. И, если бы зверь... Дралась бы до последнего. Но перед ней ни то, ни другое. Полусгнившее тело в саване, "хладное нечто", впившееся в нее взглядом-занозой.

 - Отпусти, - хрипит, кусая губы.

 Влажная холодная рука поглаживает ее щеку, выражая неумелую инстинктивную ласку. Так зверь ласкает жертву перед смертью. Но слишком нежно. Не может убить.

 - Не бойся, Элис. Я не позволю обидеть тебя, - чуть теплые губы касаются шеи. Герцогиня тяжело дышит, чуть запрокинув голову, не понимая происходящего.
 Чужие руки неожиданно становятся теплыми, и уже никакой мутной воды, только бархат губ на ее губах, только страстное, но такое несмелое приглашение в поцелуй.
 Сильные руки обвивают ее стан. Герцогиня теряет силу отталкивать и бояться. Отвечает на голодные ласки губ, прикрыв глаза, упиваясь потоком удивительных чувств. Так бывало, когда съешь какую-нибудь конфету, что ел в детстве.
 И тотчас перед глазами привычный дом, теплые комнаты и ворчливая нянька, фарфоровые куклы и лошадка-качалка, прогулки в саду, и каждый цветочек весной, лес за окнами.
 Стоит только откусить знакомую конфету. Так и сейчас.
 Уверенные и сладкие поцелуи, обжигающие тело, нежные любовные искры, проходящие между ними и понятные только им двоим.
 Элис распахнула глаза, разглядывая молодую женщину в пышном дорогом платье. Черные блестящие волосы рассыпались по плечам, угольные глаза, налитые страстными огоньками. Целует ее ладони, запястья, с упоением и нежностью смотря в глаза.

"Это все не мое. Это все чужое. Но ради нас меня душит колкое людское платье. Ваш мир отвратителен. А ты априори со мной."

 Алиса едва дышит, испуганно обнимая девушку в ответ, послушно и ласково отвечая на новые жадные поцелуи, уже больше прижимаясь к ней, чем к дереву. Все содрогается внутри от сладости и наслаждения, томно перерождается в желание покоряться, остаться.
 Это ее губы до рассвета целовали Элис, это ее теплые руки, ее красивое нежное тело под платьем, тепло ее взгляда.
 Внимательно и любовно, боясь причинить боль и разрушить, но вместе с тем страстное нетерпение.

 - Это была ты, - выдыхает в алые губы, чуть отстранившись.
 И если бы Лорелай отрицала, Элис возненавидела ее ложь прямо сейчас. Сомнений быть не может.

 Шум воды стих. Из-за серых облаков показались лучи солнца. Все цвета и запахи стали острее. Тепло.
 Алиса чуть щурится, девушка крепко держит ее за руку, просто держит, а по спине дрожь. Она не боялась бы и не желала так жениха вечером в день свадьбы. Она красива. Неземной и слепой огонь, мстительная стихия.
 Элис очарована. Думать затруднительно.

 - Останься... Будь со мной... Ты устала, я дам тебе отдых... Пойдем со мной в мою обитель... Нашу, - обжигающий шепот на ухо, невесомые поцелуи, выражающие надежду их обладательницы.
 Эту надежду Элис чувствует. Лорелай ее излучает.

 Звериный бешеный огонь мелькнул в померкшем взгляде. Почти тянет ее за собой, но слишком тепло, чтобы требовать и убивать. С единственной так хорошо.

 -Нет... Мне нужно идти, - Алиса будто спрашивает, вопросительно посмотрев на прекрасную любовницу.

 Сердце бьется быстро-быстро, герцогиня словно забыла, что несколько минут или часов назад видела перед собой монстра, чувствовала смерть в двух шагах.
 Всеохватывающее чувство любви только от знания на уровне крови, кто был с ней ночью. Катрин так не умеет. Катрин так не любит.

 - Тебе нельзя, тебе там плохо. Со мной хорошо, - этот мягкий, чуть хриплый голос будто звучит в голове.
 Но нет, губы ласкают ее шею, убивая рассудок.

 - Отпусти, - отстраняет за плечи, спонтанно замечая, что дождь прошел.

 Тишина леса и запах влажной листвы.

 - Ночью. Ты разрешишь мне быть с тобой, - не вопрос, но утверждение.

 Ее губы уже холодные, остыли. Алиса так и не поняла, кивнула или нет в ответ, сразу же вырвалась, побежав сквозь густые влажные после дождя заросли, больше не замечая, что снова царапает руки о терновник.
 Только земля прыгает перед глазами, мелькают уже знакомые деревья. Темнеет. Элис не ошиблась, подумав о паре часов и больше.
 Ночь она чувствует кожей. Смелости обернуться хватает только в дверях замка.
 Вокруг никого, маленькие фонари-огоньки зажигаются в саду.
 Только сейчас понимает, что все еще держит в руках черный веер. Туман ужасно холодный. Снова вспоминает ее поцелуи.
 Внезапный порыв злости. Элис со всей силы замахивается и выбрасывает веер в кусты роз, сразу же испугавшись чего-то. Быстро-быстро бежит к себе наверх, считая ступеньки. И Катрин искать не хочется.
7.
 Алиса замерла в дверях собственной спальни, заметив Катрин у окна. Свечи тускло горят, воск иногда капает. Герцогиня чуть дернулась, не сумев скрыть легкий испуг, проскользнувший во взгляде. Это все из-за видения в лесу, не иначе. Игра фантазии разгоряченной.
 Уже не боится Катрин, только безмолвно спрашивает, изогнув бровь.

 - Куда ты убежала? Я сбилась с ног, пока искала тебя. И твоему отцу теперь плохо. Я послала за врачом, - Катрин говорит совершенно спокойно. Алиса чувствует, как сильно она сжала ее руку.

 И даже расспросить не хочет. Голова кругом. Элис знает только одно. Нельзя теперь рассказывать о новом видении, что стало для нее более реальным, чем внезапное недомогание отца. Сказки зашли слишком далеко.
 Снова едва не провалилась в воспоминания о жарких поцелуях прохладных губ.

 "Я больна. Как же я больна", - тоскливо проносится мысль. Элис оглядывает свое испорченное платье.

 - Не хочешь говорить, не говори. Я просто переживаю за тебя. Лучше всего сейчас будет принять ванну, поесть и лечь спать. Жара нет, - замечает, коснувшись губами виска девушки, отчего Элис снова чуть дернулась.
 Опять эти будничные сухие заботы.

 - Нет аппетита, - Алиса покачала головой, вздохнув и отойдя от Катрин.

 Эту стену между ними она хорошо чувствует. И еще липкое неприятное ощущение из-за здоровья отца. Уже нет уверенности в завтрашнем дне.

 - Ты, кажется, ударилась... Царапины... Придется закрывать тебя на замок, чтобы моя птичка никуда не улетела, - шутливый голосок на ухо, теплые руки снова прижимают ее к себе.

 Алиса не настроена шутить, она раздражена.

 - Зачем ты пришла вчера ночью? - герцогиня знает, что врет, и чуть улыбается.
 Только понять не может, как Катрин оказалась рядом утром. И странное болезненное чувство, страх быть обманутой зарождается внутри.

 Что, если это и правда игра воспаленной фантазии, жар, забытье?
 Сладкий, ужасный туман. Или ужасно сладкий. Такой бывает в сентябре по утрам, когда находишь в саду несколько упавших за ночь яблок. Слишком нереально. Так сложно верить, но без сказки Элис по-прежнему не жить.

 - Мне было грустно без тебя. Мы так далеки и незаметны друг для друга... Все больше, Алиса, - легкий укор в голосе.
 Нежный взгляд снова заплаканных глаз.

 - Мы далеки настолько, насколько сами этого желаем, - Элис давит слабую улыбку. - Я устала. Приведу себя в порядок и лягу спать. Ты можешь идти.

 Удивленно вскинула бровь на мгновенье, но Катрин не может, не имеет права противостоять. И уже не хочет. Совесть, смешанная с гордыней и страхом, не дает.

 - Доброй ночи, Элис, - такой же гордый, но полный любви поцелуй в лоб.
 Алиса прикрыла глаза на секунду.

 Катрин и не собиралась бросать и предавать. У нее любовь по плану и это план ее любви.



 В пустоте собственных покоев графиня принимает ванную. Вода сегодня по-особенному мягкая и теплая, нежной влагой окутывает юное тело. Мыльный приятный запах, пышная пена.
 Алиса медленно поднимает руку из воды, раскрыв ладонь, рассматривая ее на свету.
 Подушечки длинных пальцев сморщились. Помнит, как боялась этого явления в детстве, и как успокаивала ее нянька. Не мама. Сейчас представляются ей жабры, перепонки между пальцев.

 - Жила бы на дне речном, - тихонько и задумчиво произносит, тот час же обернувшись в сторону спальни.
 Холодок по коже. Маленький глупенький страх.

 Завернувшись в тонкий халат, возвращается в постель. Окна зашторены и луны не видно. Так даже лучше. Ничто не помешает спать.
 Сегодня не гасит свечи, долго лежит с открытыми глазами, медленно и лениво думая.
 Все страсти утихли, окунулись в тот же туман.
 В ушах словно звук клавесина. Так и есть. Отдаленная грустная мелодия, черные тени по стене.
 Алиса приподнимается на локтях, удивленно посмотрев на тонкую китайскую ширму. И на ней черная тень. Девушки силуэт. Чуть-чуть только страшно. Будто сказка началась. Звуки клавесина совсем отдаляются. Удивленная полуулыбка на алых губах. Это она.
 Веет легким холодом. В свете свечей еще более кукольно выглядит.
 Новое видение. Она не хочет в это верить, не хочет быть обманутой. Вот бы доказать эту призрачную реальность.
 Ничего не говорит, пожав плечами, наблюдая за гостьей, когда та присаживается на кровать. То самое темно-синее платье, только на шее жемчужное ожерелье. Глаза Элис загораются, эта красота дурманит ее.
 И невозможно выгнать ее за дверь или хотя бы спросить, откуда она взялась.

Это твой сон. Ты заснула к полуночи сладко. Книга раскрыта и на пол упала, ты ее не дочитала. Я твой сон. Для тебя.

 Никто из них не говорил, но Алиса отчетливо слышала мягкий девичий голос. Не отводит взгляда, почувствовав прохладную руку на своей запястье. Тонкие пальцы гладят, ласкают. Присутствие гостьи ей опомниться не дает.

 - Ты меня сама пустила. Настолько, насколько хочешь, - ласковый голос шепчет на ухо, рука обвила талию.

 - Я? - Алиса вспоминает те слова о том, что спит сейчас.
 Грустно и проснуться в слезах бы.

 - Ты... Ты, - утвердительно кивает, словно маленькому ребенку, придвинувшись ближе, отчего по коже новая стайка мурашек. Слишком близко. Секунда и Элис опускает глаза, ощутив несбывшийся поцелуй.

 Тихий взволнованный вздох, Элис снова внимательно смотрит на незнакомку, пытаясь сосчитать пышные черные реснички. Кажется, стала еще красивей, свет какой-то. Тепло.
 Будто все в отражении водном. Или они под водой. И воздух густой, как в тумане.

 - Ты потеряла, - Алиса удивленно хлопает глазами, получив черный веер, совсем новый, хотя помнит, что сама выбросила.

 Связь с реальностью обрывается, губы сплетаются в поцелуе, а нежные руки заставляют ее прилечь на кровать. И постель теперь слишком мягкая. Кажется герцогине облаком, все повисло над землей.
 Элис отвечает на ласки осторожно, исследуя пальцами нежные щеки незнакомого, но такого влюбленного создания. Спасительное тепло разливается по телу.
 Незнакомка зарывается пальцами в ее волосы, сладостно целует.
 Свечи потухли. Алиса дернулась, шумно дыша от страха собственного желания. Если сон, то пусть будет сказка.
 Синее-синее платье растворилось во мгле ночи само собой. Пальцы рук переплетаются, Элис жмурится от поцелуев в шею, от нежности медовых губ.
 Не постанывает, только губы приоткрывает, жадно хватая пропитанный дождем воздух. И словно теплые капли дождя по телу, мягкость волос незнакомой любовницы.
 Эта ночь так похожа на прошлую, только теперь не может вспомнить, как Катрин целует.
 Покусывает ее губы, ощутив прохладные пальцы, сжавшие ее грудь. Соски моментально твердеют от острых ноготков, вызывая дрожь и томление.

 - Как же ты прекрасна... - тихий-тихий стон.

 Элис позволяет себе погладить нежную маленькую грудь красавицы, мимолетно подумав, как давно влюблена в этот голос. Всю жизнь звучит где-то рядом. К лицу приливает кровь, Алиса все еще не расслаблена до конца и знает, что ее гостья чувствует это. Губы ласкают девичью грудь, влажный язык скользит по соскам, белоснежные зубки играют с ними.
 Тихое рычание, Элис хорошо улавливает настойчивость и властность незнакомки, разводит ноги по первому же приказу нежностей, почувствовав мягкие руки на бедрах. Поцелуй-укус, Элис в безумном желании почувствовать горячее, почти что раскаленное тепло еще ближе, стереть эту грань.
 Ее глаза блестят в темноте, Лори остается только хрипло вскрикнуть, лизнув шею Элис, позволяя пальцам Элис исследовать собственное влажное лоно, только распаляя себя от игры девочки.
 Все же человеческое тело имеет свои привилегии. Сама не касается ее, только сжимает девичью грудь, влажно целуя. Достаточно одного взгляда в темноте, и Элис кусает губы, выгибаясь от дорожки поцелуев, что ведет все ниже.
 Горячее прерывистое дыхание в самом низу живота, коготки впиваются в бедра.

 Алиса сейчас бы вскрикнула ее имя, если бы знала. Осталось только мучиться сладкой дрожью, дразня собственные соски пальцами под ритмичные движения влажного языка. Чуть двигает бедрами, ощутив до безумия желанное чувство заполненности. Лори тихо и блаженно поскуливает, то теребя кончиком языка клитор, то проникая глубже, набирая темп и добавляя пальцы. Все ласки инстинктивны, как давно она мечтала касаться этой девочки именно так, услышать, как сладко она может вскрикивать и извиваться на уже влажных простынях. По телу словно теплые искры покалывают, обе больше не могут терпеть.
 Алиса кусает ладонь, удерживаясь в сознании только благодаря еле слышной боли, язык все еще скользит между ее ног, собирая удовольствие и продлевая сладостную истому. Жарко, слишком душно в комнате. За окном ливень хлещет. Герцогиня только сейчас услышала.

 - Как тебя мне называть? - дрожащим от недавнего оргазма голосом. Прижимается к девушке, запрокинув голову и устало улыбнувшись, почувствовав поцелуй в шею.

 - Давай убежим... Хватит... Пожалуйста, - Лорелай сбивчиво шепчет, медленно поглаживая пальцем ладонь девушки, ее голос тонет в шуме воды.

 Алиса бы вспомнила свои детские фантазии о воде, но не сейчас.
 Сон, кажется, закончился, а забытье продолжается. И сказка.

 - Что ты... Никуда не пойду, отпусти, - чуть хмурится, почувствовав, как сильно прохладная рука сжала ее запястье.
 Надежды медленно тлеют жгучими угольками.

 - Как хочешь, можешь называть... Меня никак не зовут, - взгляд темных глаз все такой же мягкий. И голос журчанием ручья.

 - Женевьева, - Элис выдыхает, прикрыв глаза.

 Бархатное покрывало укрывает ее, она все еще чувствует уже знакомую руку на талии. Как маму назвала. Думала в детстве, что с ней вот так тепло.
8.
 Темнота спальни сменяется прохладным серым светом - шторы забыли задернуть или уже раздвинули. Но это мягкий осенний свет, и он не будит герцогиню. Она бы сегодня спала до обеда. Давно она так умиротворенно не улыбалась во сне. Сладостный сон с оттенком ужасного тает медленно, будто Алиса сама просит в нем остаться.
 Это Катрин раздвинула темные шторы. Она снова стоит у окна, вглядываясь в утренний лес. Ее глаза словно затянуты пленкой, взгляд усталый и раздраженный.

 - Не хочу, - едва слышно шепчет, поправив шаль.

 Не хочет, не может больше стоять у этого окна, смотреть на чернеющий старый лес. Снова ждать тусклого отныне заката, ждать новый день. Только принесет ли он желанное? Не позволит ли сбросить надежды на лучшее в пропасть? Руки дрожат, потеют ладони. Комок подступает к горлу. Она так долго ждет счастья и так долго его заслуживает.
 В предрассветных сумерках казалось, что потеряла рассудок, смешивая с горячим чаем содержимое мешочка, присланного кузеном. И снова слышит его голос, что в письме прочитала.
 Отдает чашку своему слабому хозяину, сглотнув при его вялом глотке. Вспоминает свою улыбку врачу вчера. Сходит с ума. Это знает. Поджимает губы, бросив взгляд на спящую Элис. Нет, герцогиня не может ее ненавидеть, она слишком мала для этого.

 Катрин прищурилась, подойдя к ее постели ближе. Ресницы подрагивают во сне, уголками губ улыбается. Распущенные темные локоны.
 Катрин не сдержалась, невесомо провела по ним рукой, обернувшись через секунду.
 Сходит с ума. Еще больше теперь это знает. В комнате еще кто-то, быстро-быстро стучащее сердце Катрин чувствует. Это слабое сердце, трусливое сердце, что сжимается от каждого шороха, каждого невидимого ненавистного взгляда. Где-то поблизости завелась тварь. Катрин ее ненавидит.
 Могла бы сейчас задушить это наивное личико собственной шалью, могла бы. Но любит. Ночами молитвы сбивчиво шепчет, всем телом безмолвно плачет.

 - Хорошо все... Уедем далеко-далеко... Есть только ты и я, - пьяно улыбнувшись, шумно вздыхает, заметив на белоснежной шее след поцелуя. Так в исступлении кусают.

 Здесь был кто-то. Был с ее сокровищем, без нескольких часов приемной дочкой. Тайная тварь. Сходит с ума, подрезая чужую жизнь.

 - Катрин... Катрин! - Элис взвизгнула, моментально приподнявшись на кровати, впившись испуганным взглядом в девушку.

 Дыхание сразу же сбилось, сердце в горле стучит. Так нелепо еще ни один сон не кончался. И ни одна жизнь.

 - Что? Что не так? Я здесь, - придвинулась к герцогине еще ближе и сама дернулась, в собственной левой руке заметив небольшой ятаган. Подарок отца.

 - У тебя нож. В руке. Положи, - удивленно и растеряно, от себя же пряча свой страх, шепчет герцогиня.

 - Господи... Я... Я... Сама не понимаю, как... И зачем... Господи... Напугала тебя. Прости, - сбивчиво ответила, нервно сжав нож в руке и какой-то стыдливой украдкой положив его на комод.

 Алиса перевела дух, раскрасневшись. Мысленно постеснялась себе же задать вопрос, зачем и кому мог понадобиться этот нож в спальне.

 - Не помню, как он у меня в руках оказался! Зачем пришла сюда! - Катрин хлопает глазами и громко доказывает свое, сжимая ладонь Элис в своей, вновь и вновь доказывая так, словно это последние слова подсудимого и сейчас вынесут смертельный приговор.

 - Не кричи. Голова что-то...- Элис поморщилась, пальцем потирая висок, от чего-то глуповато улыбнувшись, но моментально скрыв это. - Нам всем сейчас тяжело. Папа плохо чувствует себя. Но скоро все будет хорошо.

 Сама удивляется своим словам, подавляя с трудом мысль, что их кто-то другой за нее сказал. Или где-то слова эти были написаны. Невольно мурашки по телу. Но сейчас не время вспоминать сон.

 - Да. Ты права, - Катрин выдыхает, помолчав пару минут, только сейчас заметив, что девочка обняла ее со спины. Так же преданно, как пять лет назад. И ничего не изменится. Она в этом уверена.

 Элис ужасно хочется поделиться своей улыбкой, ужасно хочется рассказать сон. Или не сон. Она хмурится, но все говорит, что сон. Кроме следов поцелуев. Зато их не видит. Что-то держит и заставляет молчать, не говорить самому близкому, от этого сладкое чувство еще сильней, вперемешку с тайной ведь. Вопрос, который мысленно себе задала, помнит. Он портит все. Лучше бы его вообще не было.

- Я люблю Катрин... Люблю... Или нет? - собственный голос в мыслях.

 И имя, что дала той незнакомке. Женевьева.

 Ее не найти по этому имени, но она и без того где-то внутри, нет желания знать слишком много. Так эта тайна еще сказочней.

 - Ты сегодня так хорошо спала, мой ангел, - Катрин и сама удивляется игривости в своем голосе.
 Смотрит на личико герцогини, на блестящие радостью глаза, румяные щеки и алые губы. Смотрит, и легко так становится, все страхи тают.

 - Погуляем сегодня, - Элис отмахивается, не хочет снова рисковать вспомнить прошлую ночь вслух. - Погуляем, да?

 - Какая же ты болтушка! - восклицает Катрин, засмеявшись.

 Не выдержала и повалила Алису на постель, играя с ней, щекоча. Комната обретает новые оттенки, герцогиня больше не грустит, не боится вспомнить ночное видение.

 - Прекрати... Стой. Хватит! - смеется, вместе со щекоткой ощущая легкие поцелуи в щеки и, наконец, губы касаются губ.

 Элис тихо и смешливо замычала, даже не соизволив поддаться и ответить на поцелуй.

 - Маленькая,- ласковый шепот и герцогиня ответила на поцелуй, позволила сминать свои губы, углубляя ласку в абсолютной тишине спальни.

" Я заберу ее. Кто угодно умрет, но не она. Смогу стать для нее приемной матерью, уже смогла. И с нищетой будет покончено, как и с этим тираном, что называет себя ее отцом!"

 Неподходящие мысли для поцелуя. Катрин отстраняется первой, погладив Элис по волосам, скрыв хмурую усмешку. Поднялась, вздохнув.

- Ты первая прыгнешь со скалы или изрежешь запястья. - холодный, как лед, голос пронзает все существо Катрин.
 Снова в голове шумит, накатившая тошнота раздражает.

 - Что? - ей послышалось. Еще один отклик безумия.

 Алиса удивленно прислушалась, пожав плечами. На губах остывает поцелуй Катрин.

 Тысячи маленьких ядовитых игл прокалывают ледяное тело. Посиневшие вены не выделяют кровь, в них кипит ненависть и страсть убивать, но остается только кусать мертвые губы. Любовь изменяет.

"Никого не хочу беспокоить, сами все решат. Ты меня не увидишь больше."

 Последние слова Элис слышала совершенно отчетливо. Побледнела, подняв голову. Противные звуки капель. Кап. Кап. Кап. С потолка в самом темном углу комнаты медленно капает ржавая вода.

 - Пора уезжать, - тихо проговорила Катрин, скрестив руки на груди.

 Алиса завернулась в халат, слишком холодно стало. Невыносимый ком в горле, сон кажется правдой. Слишком реально.

 - Прости, - одними губами шепчет, одновременно ломая в себе чувство собственной глупости, что говорит с пустотой. Если пустота стала любимой, то она, может, и не пустота вовсе.

 "Не люблю... Не люблю Катрин. Я же знаю", - внутри немая истерика, но не шелохнется даже.

 Осень теперь кончается слишком быстро. Холодный ветер обрывает последние листья, укрывая на черной, ледяной земле мертвое тело в грязной рубашке. На бледной щеке тают кусочки льда. Слезы-льдинки.

 - Мне нужно с Вами поговорить.
 Алиса дернулась, закутавшись теперь и в одеяло, заметив на пороге молодого врача.

 Катрин встревоженно улыбнулась, поправив прическу, не переставая кокетничать.
9.
 У Элис не болела голова, совсем нет. Только неприятное чувство тяжести и мутной дымки, из-за которой никак не выходило сосредоточиться и думать. Думать о чем? Снова. О ней.
 Давить в себе мысли, что прошлая ночь была первая и последняя. Как будто книгу дочитала, и это ее последняя страница. Эпилог вырван, его остается только додумать.

 - Что врач сказал? - герцогиня удивляется самой себе, своему раздражению, резко задернув шторы сильней, услышав капли дождя.

 Все сильней. Ветер почти что ломает ветви деревьев, тоскливо шумит за окном.
 Эти лишние секунды молчания. Да говорила бы скорей, меньше бы лгала, что все хорошо. Или что плохо. Несколько часов Алиса только и чувствует, что ничего.
 Слишком много пустоты и удушающего чувства вины. Перед кем? Она сама человек, имеет право жить не только сладкими сновидениями.

 - Точно не знает, в чем причина недомогания. Но оставил кое-какие лекарства. И я думаю...

 - Хватит, - Алиса, поморщившись, обрывает. - Я устала. Слишком долго спала. Разбуди меня завтра пораньше.

 Катрин бросила удивленный взгляд на часы. Совсем еще рано. Правда погода ни к черту. Льет, как из ветра.

 - Он хороший врач. С твоим отцом все будет в порядке, - так трудно дается этот мягкий шепот, так легко обнимает герцогиню со спины, но уже не позволяет себе коснуться губами ее шеи. Только шум воды за окнами.

 - Он тебе понравился? Врач. Ведь понравился, - голос не дрогнул, но Алиса больше не удивляется себе.

 Чувство вины сменяется тоской. Не те руки сейчас обнимают. Холодно не под дождем, просто холодно с ней. В этой полутемной спальне с окнами на запад. Маленькая игла предательства так и колит, так и режет кожу, не замечая капель крови.
 Нет, и не думает, что Катрин изменила ей, просто думает, что сама сделала выбор. Одна теплая ночь стоила тысячи холодных.

 Тихий хлопок двери. Минута, и Катрин, очевидно, поднялась к себе. Да и нет не ответила - ничего не сказала, наградила или наказала молчанием. Немым знаком согласия, шутливой болью.
 Алиса посмотрела на столик возле кровати, где еще утром был нож. Катрин все-таки забрала его.
 Молниеносно бросается к кровати, перерывая постель, заправленные служанкой перины. Глаза горят, сердце стучит в ожидании какого-то чуда. Какого-то. Нет, подушки оказались нетронуты.
 Приподняв одну, Алиса едва не ойкнула, моментально начав кусать от волнения губы.
 Веер не измялся, совсем новый. Мягкие черные перья ласкают кожу. С насмешкой и болью.

Ты меня не увидишь больше.

 Алиса тяжело дышит и невыносимо злится, но веер больше не пытается сломать, никто его теперь не принесет назад. Но это последняя зацепка за реальность снов, а еще напоминает ее. Нет, совсем не помнит этих губ, только поцелуи.

Я тебя не увижу, может. Но ты меня увидишь.

 Эти мысли уже вопрос гордости. И щемящей обиды, которую пытается скрыть. Желание поцеловать ту, которая подарила ей столько нежности. До мурашек по коже.
 Холодно.
 Алиса впопыхах накинула черный плащ, выбежав через сад, мельком удивившись, что Катрин все еще не распорядилась усилить охрану. Видела бы Элис саму себя. Волосы растрепались на ветру, румянец былой растворился, руки ледяные и одежда намокла. А она все бежала, то едва не падая, зацепившись, то отмахиваясь от ветвей.
 Бежала и смотрела себе под ноги, смотрела, как мелькает черная влажная земля. Иногда поднимала взгляд на небо, на серые пышные тучи. Капли дождя, кажется стали смешиваться со слезами, но Алиса и не уяснила до конца, что плачет, как-то само собой получилось. Да, в горле противный комок, про себя шепчет, что ищет то, именно то место, где она видела Женевьеву.

 Тот солнечный день и книга сказок. Она еще долго искала ее и, кажется, нашла.
 Тот взгляд, что герцогиня чувствовала в те полуденные часы. Тот взгляд пронзительно холодных глаз, что дарят мурашки тепла по коже. Эти глаза следили за ней, изучали ее так внимательно и влюбленно, как еще никто и никогда. По крайней мере на нее так не смотрели.

 "А я не узнала ее!" - и снова болезненный укол слева в груди.

 И бешенство, и отчаянье. И безграничная нежность. Все отражалось во влажных темных глазах Алисы.
 Та самая поляна, она узнает это место отовсюду. Густые заросли папоротника и ручей. Дождь стеной холодной, запах взмокших сухих листьев.

 - Ты... Женевьева, - быть может, прокляла бы себя позже за резкий лепет и дрожь.

 И невозможность громко говорить. Шум воды заглушает, и голос сам собой сел.

 - Хватит. Не плачь. Ты... Не вздумай даже! - и все-таки срывается крик, моментально оказавшись у мертвого тела в мокрой траве, не понимая и не желая понимать, нависая сверху и судорожно целуя, согревая губами холодные руки, ладони, запястья. Слезы текут по щекам солеными ручьями, а перед глазами все плывет.

 Элис целовала ее холодную шею, стараясь удержаться в сознании, то и дело проводя рукой по черным мокрым волосам девушки.
 Но она не слышала ее сердцебиения, ее сердце не билось больше. Не слышала слабого дыхания, только представляла, как дышит та, за которую сама и первая должна была умереть.
 Только за этот взгляд, полный нежной любви. Этот взгляд чувствовала на себе все эти годы. С самого младенчества.

 - Не умирай. Пожалуйста, - шепчет, глотая слезы и вдруг понимает, что все, что она просит, никогда не получалось.

 Когда просила важное. Ни воскрешение мамы, ни любовь и признание отца, ни даже верность Катрин. И только верность тела. Верность разума и сердца - это куда важнее, так она думала. Но не сбылось ничего. И разве...

 - Стою я этих чувств? - сама себя спрашивает, дрожа всем телом.

 Эти синие губы. Холодные, да. Но холодней уже не будет.
 Теплый человеческий поцелуй словно пытается разорвать все мертвое тело, заставить согреться, жить. В забытьи Алиса медленно и чувственно целует равнодушное тело, обнимая Лори, буквально вжимаясь.
 Жгучий холод, и пальцы не слушаются, но герцогиню это мало волнует. Если не сказать совсем. Так осторожно, словно боится изранить и этот остаток любви.

 - Я люблю тебя, - едва слышно в холодные губы.
 Стирает мягко собственные слезы на ее мертвенно бледных щеках. Эти слова для нее по-новому. Впервые, и так незатасканно, как в дворцовых сплетнях и балладах о любви. Совсем по-другому слышится. До сердца доходит.

 Тихий, почти испуганный вздох из приоткрытого маленького рта. Она все еще задерживает дыхание, только зачарованно и устало наблюдая за Алисой, медленно-медленно и невесомо касаясь пальцами ее щеки, боясь обмануться, боясь себя.

 - Жене... - герцогине не дали договорить, так дерзко обрывая наивный девичий голос глубоким, без спроса сладким поцелуем.

 Лорелай приподнялась на локтях, одной рукой крепко прижимая Элис к себе, а второй все еще поглаживая ее щеку, позволяя себе по-звериному царапать нежную кожу, в очередной раз до дрожи боясь миража.

 - Ты пришла, - хрипло, как заведенная несколько раз проговаривает, то отстраняясь, то продолжая поцелуй, обняв Элис за шею.

 - Да. Я пришла, и я люблю тебя, - впервые за день легкий румянец смущения.
 Живому признаваться куда сложнее, чем плакать над могилой.

 Приятно. Стыдно. Сердце колотится.
 Лори прерывисто дышит, все еще не сводя взгляда с Элис, не замечая ее смущения и собирая губами последние слезинки с ее бархатных щек.

 - Я тоже чуть-чуть человек, - шепнула герцогине, уткнувшись носом в ее шею - Уходи. Останься.

 Алиса дернулась, хорошо осознав только первое слово. Захотелось подняться и убежать, но Лорелай все еще слишком крепко держала ее, заставляя понять смысл второго слова.

 - Никуда не уходи, - так требовательно.
 Элис узнала в ней ожившее звериное начало, способное убивать и преданно любить.

 - Не прогоняй, - Элис просто всем телом чувствует, с каким вызовом сейчас на нее смотрит. Смотрит в глаза.

 Они больше не белые, муть растворилась. Темные прожилки-искорки танцуют в них.
 Теперь абсолютно темные. Блестят в тумане сумерек. Алиса сама не представляет, какого демона разбудила. Какие чувства разбудила в демоне.

 - Ты останешься со мной навсегда, Элис, - мягко отчеканила, задумчиво проводя тонкими пальцами по губам девушки. - Ты станешь моей.

 Алиса не может, не хочет давить себе в себе тот трепет, вызванный ее словами.
 Снова тянется к ее губам, доверчиво намекая на ласку, первая не смея поцеловать. Но Лори мало, бесконечно мало этого.

 - Сама хочешь? - болезненная улыбка, только делает вид, что озабочена волосами Элис, рассматривая и поправляя их.

 - Хочу. За этим сюда и пришла, - герцогиня опускает глаза, почувствовав тот самый влюбленный взгляд - наконец-то его вернула.

 Медленный, ласковый поцелуй. Лори даже не требует, чтобы ей отвечали, нежно сминает ее губы, и зверь внутри довольно рычит, все же почувствовав ответ.

 - Иди. Вернись туда. Ты сама меня приведешь к ней, - нотки ненависти в голосе, Алиса совершенно не понимает, что сейчас произошло.

 - Только не бросай меня, - уже чувствует себя беспомощным ребенком.
 Руки Лори такие теплые. Греют ее.

 - Иди. Я рядом, моя любовь, - успокаивающе шепнула, чуть подтолкнув Элис, заставляя подняться с травы.
 Чуть слышный шорох, и Алиса больше не смогла найти Лорелай взглядом: она растворилась, исчезла в свежем тумане.
10.
 Элис прижалась к дереву, переводя дыхание. Она стояла всего в двух шагах от замка. Ядовитое прохладное чувство, что поселилось внутри сейчас, не позволяло двинуться дальше, сделать хотя бы один шаг вперед.

 Детский страх. Ее взгляд сейчас выражал мольбу и тысячу обещаний исправиться, лишь бы Катрин не заметила ее отсутствия. В ее спальне служанка уже зажгла свет. Алиса видела, но молча утешала себя тем, что крольчиха-прислуга уж лучше промолчит и спустится к ужину на кухню, чем побежит интересоваться герцогиней.

 Алиса сделала всего несколько шагов вперед, чтобы найти взглядом спальню отца. И тоже свечи зажгли, только свет чуть более тусклый.
 Еще больше щемящего детского чувства внутри, уже тошнотворный комок при мысли о смерти отца.
 Но никогда его не любила, всегда между ними была стена. Невозможно объяснить, почему так боится потерять теперь.
 Потому что ни одного больше знакомого лица в замке нет, знает, но говорить ни с кем не может, все ей чужие.
 И так по-детски боязно. Даже шорох листьев под своими ногами не слышит. Изумрудная, прохладная кожа, змея медленно проползла у самых ног герцогини, но девушка так и не заметила ее: она теперь думала о Женевьеве.
 И словно сейчас же тонкие руки обвили ее стан, а чужие мягкие волосы коснулись приоткрытых плеч, бархатные губы в миллиметре от бледной щеки. Такой нежный шепот, почти что поцелуй.

 - Иди, Элис. Не бойся, - снова будто кто-то подтолкнул, голова слегка кружится.

 Алиса уже спокойно и медленно пошла к замку, раздумывая, что сейчас выглядит, как после обыкновенной прогулки.
 Идет теперь к ужину, чтобы после него разучить какой-нибудь танец или прочитать еще несколько страниц умной книги. Такие будничные мысли.
 Прячет ими волнение, в тайне боясь, что сейчас все услышат, как громко бьется ее сердце. Услышат и осудят. Или того хуже, вырвут это сердце.

 В голове туман, вот и мысли такие пьяные. Элис только отмахнулась от какой-то услужливой служанки, заметив через приоткрытые двери залы Катрин. И рядом с ней того молодого врача. Он что-то говорил ей, а она улыбалась, тут же пытаясь натянуть скорбную маску, то и дело касаясь рукой горящей румянцем щеки в попытках скрыть еще и мимолетное смущение, пока мужчина терялся в рассказах о самой любимой своей науке.

 "Не женат? Женат? Да нет", - промелькнуло задумчивое в голове.
 Едва Катрин не обернулась, тихо рассмеявшись какой-то шутке, Алиса бросилась наверх, быстро-быстро поднимаясь по ступенькам, стараясь не зацепиться.
 Быть может, ее отсутствия и не заметили. И грустно от этого, раздражение колкое.

 "Она ведь нищенка! Чей дом сделал из нее то, кем она является? Дурнушка в сравнении со мной, строит глупые надежды на выгодный брак... Но нет, не в доме моего отца."
 Элис и не заметила, как страх исчез. И как скоро об отце в мыслях заговорила. И остановилась не по обычаю у его комнаты, отбросив сомнения, нерешительно постучала. Лучше здесь, чем одной в собственной спальне.

 - Ты меня разбудила, - совершенно спокойный, без ноток злости, голос.

 Элис опешила, как-то резко столкнулась взглядом с отцом. Едва ли не впервые за всю жизнь.

 - Прости, - теперь опустила глаза и дала себе слово не поднимать их.
 И если бы вся жизнь прошла в этой комнате с отцом, не подняла бы.

 Всегда удивлялась, как отец все еще молод, какой он сильный мужчина, она совсем на него не похожа. На столике у кровати те лекарства, что принес врач. И еще черный мешочек. Алиса и зацепила на нем взгляд, вспоминая, что где-то уже видела его, лишь бы не смотреть на отца.

 - Я скоро умру. А ты так и останешься одна. Не нашел тебе достойного мужа, - что-то хриплое в сильном голосе, отец моментально болезненно закашлялся, Алиса только неслышно вздохнула.

 Не жалеет, что пришла. И сквозь это напряжение не жалеет. Кажется, глупо так верить в слова отца, но комок ядовитых волнений все гуще.

 - Спасибо, - совсем тихо, когда Элис подала воды.

 И снова присела, просто вжалась в мягкий табурет. Совсем не от страха, просто стена между ними.

 - Ничего. Катрин позаботится о тебе - она знает, кого я вижу твоим супругом. И все будет в порядке,- он говорил так сбивчиво. Алиса чувствовала, как невыносимо крепко держит его эта странная, внезапно начавшаяся болезнь.

 А в Катрин герцогиня уже сомневается. Более того, от размышлений на эту тему так страшно. И отец еще ближе кажется.

 - Нет, зачем ты думаешь о плохом и... Мы ведь нашли хорошего врача, с тобой все будет в порядке.

 Так быстро и много говорит, чувствует, что отец теперь не в силах повышать на нее голос. Зато так спокойней.

 - Элис, я прошу, хватит, - говорить ему действительно сложно. - Хватит!

 Громко обрезал вторую попытку и снова закашлялся.
 Герцогине осталось только губы поджать, в комнате стало холодно.

 - Не спорь со мной, дочка.

 Алиса едва заметно дернулась, нарушив собственное обещание не поднимать глаза. Кажется, чуть покраснела даже. Это точно впервые, никогда так ее не называл. Не звал. Попросту не говорил с ней.

 - Если я умру, ты должна знать, Элис. Ты моя приемная дочь, - голос мужской такой тихий и сильный. Так старается не хрипеть. - Ты совсем взрослая, сама скоро станешь невестой. У меня не было детей с твоей матерью. Она умерла еще до того, как, наверное, нищенка подбросила тебя в мой сад. Я хочу, чтобы ты знала, - его голос так дрогнул, Элис услышала. - Я не смог вырастить тебя, как родную дочь, но попытался не оставить тебя. Ты очень красивая, Элис. И все мои владения я оставляю тебе. После моей смерти, - он снова закашлялся, его лицо побелело, а взгляд теперь казался еще более измученным, чем сильным и строгим.

 Наверное, Алиса впервые видела в нем кого-то другого, чем просто прохладного к ней отца. Как странно, сама себе удивилась, но совсем не ощутила потрясения от его слов. Словно уже где то слышала, знала, читала. Словно это не о ней. И снова туман в голове.

 - Я... Так странно... Но я верю вам... Тебе. Ты для меня как отец. Мне кажется, такими и должны быть отцы...

 Алиса уже чувствовала, как дрожат руки и хочется убежать к себе. Мама. То, что ей говорили, оказалось ложью. У нее не было мамы. Никогда. И, верно, быть не могла. Подкидыш. Чужой.

 - Я... Прости...

 Пытается оправдать свое замешательство. Так тщетно, как никогда.

 - Вы? Я прошу вас оставить отца сейчас. Ему нездоровится, - всего лишь несколько раз Алиса улавливала в голосе своей гувернантки такое удивление в смеси с раздражением. Не думала, что с отцом герцогиня еще имеет право говорить. Да нет же, думала, но так не ожидала.

 - Я сам позвал Элис.
 А Элис уже и не слышит, как трудно дается ему каждое слово.

 "Интересно, она знает?" - яростная свежая мысль в голове, видела бы сейчас, как горят ее глаза. А Катрин в тайне плохо чувствует так себя от этого взгляда, но глупо глазам давать победить.

 - Я попросила вас выйти. Ваш отец не в состоянии сейчас рассуждать, - прохладный девичий голос, стальной рукой подала ему теплое питье, добавив в чашу несколько грамм содержимого этого мешочка, который Элис разглядывала еще минут пять назад.
 Лекарство, наверняка, но думается, что не лекарство. Но что можно думать, прожив всего шестнадцать лет. И прощу всего травить одиночек, чья жизнь никому не нужна.

 - Что это? - Алиса поднялась, подойдя ближе и отводя глаза, ощутив на себе затуманенный взгляд отца.
 Катрин задержала на ней непередаваемый взгляд, словно на блаженной. Моментально спрятала лекарство в карман платья.

 - Лекарство. Для вашего отца. Идите и успокойтесь, вы слишком нервны.

 - Дай сюда, покажи мне его, - Алиса и не поразилась своей настойчивости.

 Тело стальное, сердце стучит. Молча, без слез плачет, наверное.
 - Вам плохо? Я, кажется, попросила вас выйти, - столько требовательности в голосе, столько приказа.

 Алиса и не сдвинулась с места, какой-то частью себя надеясь, что отец сейчас же заставит Катрин прекратить. Да, выгонит и Элис, но прекратит этот визг. Мельком бросила взгляд на отца, услышав тихий хриплый стон. А Катрин уже кинулась к нему, оставив выгонять ее.

 - Ваша Светлость, - негромко зовет, коснувшись его руки, испуганно хлопая глазами, помотав головой.

 - Папа, - Алиса позвала удивленно и тихо, подойдя ближе.

 Раньше на его лице отражалось страдание - сейчас спокойствие, смерть. Герцогиня больше не чувствовала его жизни, а Катрин не слышала его сердцебиения, пытаясь нащупать пульс. Поздно звать врача, лекарство и само все сделало.

 - Умер, - легко и бесчувственно, сейчас Катрин особенно заботливо поправила свою прическу.

 Элис сглотнула, как-то слишком тяжело вздохнув. И сразу же детский страх, полностью охвативший ее сознание. Теперь она точно осталась одна.
 И Катрин не без удовольствия отметила этот испуг, снова все прочла по глазам.

 - Поднимись к себе и сиди в комнате до тех пор, пока я не позову.

 Больше нет просьб, одни приказы. Грубо и холодно, что же, Катрин давно уже надоело вести себя глупо. А в герцогине никогда бы не узнала свою хозяйку.
 Зато, кажется, так легко узнает служанку.

 - Я попросила тебя уйти к себе. Ты плохо слышишь?

 Алиса опустила глаза, но так и не сделала ни шагу. Холодок по коже заставил ее вздрогнуть. Мерзкое чувство внутри.

 - Я хочу остаться здесь.

 Катрин удивленно вскинула бровь, скрестив на груди руки.

 - Но я не спрашивала тебя, чего ты хочешь. Ты пока что еще ребенок. И наследство отца... Не можешь пока получить, - тихий смешок.

 Алиса так и стояла бы, если бы не охрана, сбежавшаяся на крик Катрин. Но она и не ожидала подобного приказа, вообще не была уверена, что что ее служанка имеет право что-либо указывать.

 - Девочка не в себе. Ее отец скончался, Элис необходимо успокоиться. Отведите ее в спальню и заприте, ключи отдайте мне.

 Теперь Алиса уже шокировано пыталась вырваться из железных мужских рук. Охрана только кивнула, убедившись, что хозяина больше нет.

 - Отпустите меня! Вы не смеете! - крики были бессмысленными, а взгляд Катрин оставался таким же холодным.

 Еще несколько минут, и Алисе не оставалось делать ничего, кроме как стучать в собственную дверь, почти что в слезах прося выпустить ее. Свечи потухли. А за окнами разгорался багровый закат, ночные тени ползли по стенам. И абсолютная тишина. Холод.

 Катрин так и не слышала, зачитавшись бумагами о наследстве, как по мраморному полу проползла изумрудная змейка. Ощутила ее только тогда, когда хладнокровная убийца обвилась вокруг ноги, делая свой укус. Беспощадно и холодно - в точности, как смотрела Катрин на мир.
 На губах застыл безмолвный вскрик. Помертвевшие глаза все еще смотрели на тлеющий закат за окном.
11.
 - Откройте! Живо выпустите меня! - Алиса зашипела от боли, ощутив, что слишком сильно ударила кулаком по двери спальни.

 Никто не слышал ее, в коридоре и на лестнице абсолютная тишина. И новый страх охватил ее, с неким обреченным видом прошла на середину комнаты, а затем села на маленький мягкий диванчик с ногами, прикрыв руками лицо. Слезы стекали по щекам беззвучно, она и не пыталась дрожать или всхлипывать, никто не услышит. Но трудно не плакать, когда трудно дышать.

 - Папа... - шепчет одними губами, старательно слезы глотая, зачем-то стараясь выглядеть спокойней.
 И грусть так и не успела начаться, сменившись ненавистью до поджатых губ, ненавистью до стиснутых кулаков, до бешеного отблеска глаз в полумраке.

 Тут и имени не нужно называть. Все еще уверена, что Катрин где-то жива.
 "Ни за что не останусь с ней!" - пылающая мысль среди воспаленных переживаний.

 И не останется. Не за может за ней пойти. Слезы по щекам, с потолка вода назойливо капает. Безучастно Алиса подняла глаза, обнимая себя руками, будто прижимаясь к кому то призрачному и чужому.

 И вспоминает то милое лицо, те прохладные нежные руки. Она ведь была в ее спальне почти что каждую ночь, Алиса осознает теперь. От этого слезы льются быстрей, с потолка течет уже основательно. Ничего вокруг себя не замечает, помертвевшим взглядом смотрит на окна. Солнце давно исчезло, темное мрачное небо, чернеющий лес вдалеке.
 Свечи снова горят или это ей кажется, огоньки эти танцуют в глазах.

 - Забери меня, - шепчет, зачем-то тут же зажав рот рукой, чтобы через минуту выкрикнуть свой приказ испуганно и вместе с тем гордо.
 Ненавистно и гордо.

 - Забери! - дерзкое эхо в ушах, кажется, пошатнулись стены. Вода хлещет со всех сторон. Хлещет так, как ни в один ливень.
 Непонятно откуда, холодными потоками топит пол, заливая мебель.

 И новый, еще человеческий страх. Снова колотит в двери, приподняв мокрое, тяжелое платье. Кричит, зовет, но шум заглушает, а двери сегодня особенно не хотят ломаться.

 Вода поднялась. Так шумно. Затопила и кровать, теперь по пояс герцогине. В испуганном бешенстве глазами хлопает, волосы зачем-то распустила. Прыгнуть вниз из окна? Высота, перед глазами все кружит.
 Так и осталась стоять на подоконнике, крепко за стену держась и наивно предполагая, на сколько здесь еще хватит воздуха. Минута, две, три? Вода до плеч достает, наверное. Мысли так смешаны в голове, совершенно не понимает, откуда так льет. Алиса Катрин не пытается звать, наверное, из гордости. Окно точно заело, уже сейчас проверяет, пытаясь открыть, когда по плечи вода. Холодная, мягкая. Свежестью веет.

 Герцогиня мельком подумала, что сейчас и сходит с ума.

 - Женьвьева! - имя утонуло в накатившей волне воды.
 Мечтательность, вера в спасение и грусть сразу же исчезли, громкий пронзительный вскрик. Элис оказалась под водой, последний шаг в глубину сама сделала. Все поднялось. Одежда, стулья и диван, одеяла, туалеты, коробки с украшениями и дорогими вещами, этажерка, книги. Все словно провисало в воде, так казалось Элис.

 Да, глаза в воде она не побоялась открыть, испуганно и удивленно мотая головой, заметив, как свечи-огоньки мерцают в воде.

 "Но они ведь должны погаснуть!" - первая яркая и трезвая мысль.

 Плавать так слабо умеет, сейчас и не пытается, просто виснет куклой на глубине. Волосы растрепались.
 Бешеный испуг мелькает в глазах и вот уже герцогиня пытается вынырнуть, опомнившись, ощутив, что все это время не дышит. Как странно. Дышать захотелось, только когда вспомнила, что нужно. Платье тяжелое, невыносимо мешает, душит корсет. Алиса услышала очередной вскрик где-то в мыслях, в забытьи и смятении вдохнула воды. И имя Женевьевы на губах.
 Вода, казалось, уже сочится сквозь нее, заполняет всю ее, перекрывает жизнь.

 Подводный поток заставляет Элис окончательно захлебнуться, огоньки в глаза уже танцуют. Пляшут, рвутся. До щекотки по телу. И стоит только провалиться в глухую темноту, как чьи-то руки железной хваткой обвивают ее талию, тянут за собой. Тянут, не зная, хочет ли она. Алиса хочет, безусловно хочет, приоткрыв глаза, вдохнув воду. Так легко дышится, будто и не вода вокруг. И снова тонут слова, только уже в поцелуе. Элис и не пытается вырваться, хватка Лорелай ослабевает. Герцогиня сама позволяет себя обнять ее за шею, босыми ногами ощутив приятно прохладный песок. Удивление отвлекает ее от поцелуя, который Лори явно не желает заканчивать. Ее пальцы с такой легкостью и нежностью скользят по телу девушки, что Алисе кажется, будто маленькие теплые волны скользят по ней. Но вокруг нет и намека на воду, только приятно соленый воздух. Вокруг темно, только в этом кругу полумрак, и под ногами снова какой-то песок, камни, трава. Алиса резко оборвала всякие поцелуи, только что заметив, что вместо неба над головой тонкая пленка воды. Оттуда и проникают редкие лучи света.
 Алиса сглотнула, рефлекторно стараясь дышать чаще, боясь, что воздух сейчас исчезнет. Впрочем, если его кто-то и дал, то сейчас может спокойно отнять. Лорелай изучает страх Элис удивленным, заботливым взглядом.

 - Нет никакой воды. Видишь же, - по коже герцогини мурашки, когда она слышит ее голос.

 И все-таки на дне озера Женевьева кажется Алисе еще более легкой, в какой-то туманной водной дымке. Вокруг них снова мерещится вода, видит и чувствует эти подводные струи.

 Хотела бросить что-то недоверчивое вроде "как знаешь", но не смогла оборвать новый поцелуй. Лорелай так теперь бесцеремонно и сладко вылизывала ее рот, накрепко прижимая герцогиню к себе. Щеки Элис заалели, как только она не сдержала чуть слышного стона в губы обольстительницы. Сладостное чувство побежденной, счастливой и защищенной жертвы.
 Сверху вода, будто под стеклом, снизу приятно прохладный песок. Воздух влажный, душно и жарко становится. Алиса удивленно выдохнула, почувствовав, что одежда исчезла. Попросту растворилась под теплыми руками Женевьевы. Она давно не такая, какой была в лесу у ненавистных людей. Живая, теплая. Здесь ее дом, под водой. И не верится в этот русалочий обман, теперь обман уже ради любви русалки. Но русалка не способна на любовь.

 - Ах... - стон исчез где-то на дне, Алиса теперь сама на себе ощутила нежную мягкость песка.
 Горячие губы поцелуями в шею, миллионы искр по телу.

 Алиса задыхается, все еще старательно дышит, позволяя Лорелай все настойчивей и чувственней целовать ее. Мягкие губы поочередно накрывают темно-розовые соски. Влажно лаская их кончиком языка, русалка покрывает поцелуями упругую девичью грудь, и с каждой секундой тело все острей откликается на каждую ласку. Между ног невыносимо влажно, Элис чувствует и слышит горячее, шумное дыхание Женевьевы в самом низу живота. Короткие и нетерпеливые поцелуи. Тихое возбужденное рычание, стайка мурашек по спине.

 - Женевьева, - Алиса слышит, как охрип собственный голос.

 Влажный язычок то дразнит ее лоно, то отпускает. Мягко улыбаясь, захватывает клитор губами, ноготками царапая бедра герцогини.
 Элис тихо вскрикнула, поддавшись сладостной ласке. Все прочитанные сказочные книги в небытие, это умоляющее желание, теперь она знала, что так мучило ее последнее время. Чего так хотелось. И та первая ночь с ней... Никогда еще не было так хорошо. Теперь она словно покоряется вовсе и не девушке, а чудовищу, демону вод. Лорелай тихо скулит, в бешеном желании быстро скользя языком по горячему лону своей герцогини, проникая глубже и собирая губами сладкую влагу, пытаясь утолить прежде всего себя. Но одно знает точно. Этой утопленницы ей всегда будет мало.

 - Ах, Женевьева... Моя, - Алиса ее снова зовет, всем телом дрожа, будто под дождем проливным, на самом деле от нежности этой ласки.

 Искры оргазма перед глазами, она кусает губы, слыша ответный змеиный шепот на ухо.

 - Мое имя Лорелай.

 И если бы Алиса узнала о смерти своей Катрин, поняла бы, кто был змеей. Но грустные сказки Женевьева больше не позволит ей читать.
 Так называла свое имя, убивая. Но никогда не позволяла людскому роду давать себе новое имя. Только этой глупой девочке, сумевшей ее согреть.

 - Иди, иди ко мне, - Алиса в смятении и желании вся выглядит нежной и покорной, тянется к Лорелай, чувствуя ее тепло.

 Все теперь изменилось. Без русалки герцогиня бы замерзла, задохнулась на глубине в той воде, что до сих пор попросту не замечает вокруг себя. Или не видит.
 У Элис больше не возникает вопросов, подавляя маленький страх, целовала свою русалку. Именно так впервые, именно с той желанной. Влажность и тепло хозяйки вод заставляет ее дрожать в муторном полумраке. И, кажется, пузырьки вокруг уже, где-то рядом скользнула равнодушная рыба.
 Сладостный, терпкий поцелуй. Слияние нежных губ.
 Плакала бы Алиса, если бы узнала о смерти Катрин? Но она ведь никогда не узнает.

 - Ах... - Испуганный вскрик, но под водой его все равно не слышно.
 Лорелай сдавила горло герцогини, чуть царапая открытыми ноготками. В блестящих, уже живых глазах промелькнул зверь. Руки сами собой разжались, в тысячный раз утопиться попробует, лишь бы не причинить ей боль. Не хочет больше убивать.

 - Будешь со мной, - утвердительно тихо и твердо.
 И сразу же умоляющий шепот:
 - Останься... Будь со мной. Без тебя я погибну.

 Ласково перебирает ее мягкие волосы, зная с грустью, что Алисе не жить в двух мирах. Ни в постели с холодным будущим прошлым мужем, ни самой холодной тварью на дне. Везде утратит тепло.
 Отчаянье и наивный свет в глазах Элис, как-то легко понимать здесь, кто кого любит и где ей место.

 Шум воды уже в ушах звенит, перебивает мысли. Повсюду подводные травы, так страшно. Но чем ближе к ней, тем сильней страх угасает.
 И видит саму себя возле окна в своей спальне. Видит, как грустно смотрит на запад.
Кажется, ты поняла, как я тебя полюбила... Мое одиночество так сравнимо с твоим.
 Дурацкие окна. Выбить бы их.

 - Да, да... Я хочу... Я с тобой... Мне кажется, я люблю, - Алиса едва не задыхается в сильной хватке Лорелай, тут же ощущает, как захлебнулась. И, похоже, насмерть. Самое удивительно чувство в жизни - осознание собственной смерти.

 И мертвенный любовный поцелуй, нежная улыбка русалки.
 Кажется, Элис умерла

 ***
 Лошади мчались быстро, топот копыт заставил герцогиню поморщится и открыть глаза. Корсет сегодня как-то слишком стягивал, но воздуха в карете все равно прекрасно хватало. Запах леса повсюду. Алиса удивленно обернулась вокруг, ненароком уронив раскрытую книгу сказок. Сразу же подняла. Те самые сказки. Читала уже, кажется. Но ничего совершенно не помнит. Все обрывками, обрывками. Так сбивчиво.

 - Как вы себя чувствуете? Так волновалась за вас, - служанка, совсем молодая девушка, сидела рядом, а Алиса ее только теперь заметила.

 - Я спала? Как долго? И куда мы направляемся?

 Спросив о дороге, сразу же тяжело вздохнула. Зимние лучи солнца мелькают в дорогой карете. Да что там, она только сейчас осознала, что снег вокруг. Искрящийся, белый.
 Алиса думала теперь о смерти отца.

 - Вам нездоровилось... Ваш отец...

 - Я знаю, - герцогиня оборвала этот неловкий лепет.

 Сердце стучало быстро-быстро, в животе словно бабочки. И в красивой белой шубку душно, жарко. Теплый румянец на щеках.

 - Где Катрин?

 Алиса нахмурилась, отметив внутри себя холодок. Ничего кроме этого имени вспомнить не может. Служанка ее, что ли.
 Девушка растерялась, а затем протараторила:

 - Когда нашлась ваша родственница, Катрин... Она уехала, кажется, вышла замуж, мисс. Мы не смогли ее удержать. А у вас была горячка несколько недель. И всеми делами пришлось заниматься именно мне, - добавила девушка с легкой ноткой гордости, что ей доверили такое серьезное дело.

 - Какая еще Катрин? - Алиса передернула плечами, почувствовав, что вовсе выпала из разговора. - А, Катрин...

 Ради приличия сделала вид, что знает. Будто бы помнит. Но не вспомнила и не надо. Значит, неважное было.
 Так и не успела спросить, куда они теперь, но нисколько не жалела, что очнулась не в замке. Детская улыбка, мимолетный страх. Уже почти дала себе слово не вспоминать, только эти поцелуи на дне озера забыть невозможно.

 Карета остановилась, а служанка, что-то лепеча, помогла ей выйти.
 Лес вокруг, Алиса улыбнулась невольно. Искрящийся, пушистый снег.

 - Ваша кузина очень строгая девушка. Не любит, чтобы шумели и мешали ей работать.

 - Откуда только они берутся, эти родственники...- пробормотала герцогиня, понимая, что отец ей не отец, а значит, и эта будет не родная по крови.

 Небольшой, красивый дом. И сад вокруг, только жаль, что в снегу все забыло цвести. Детская фантазия Алисы уже рисовала эти заснеженные вишни зелеными, с маленькими белыми и розовыми цветочками. И какой от них будет запах.
 Девушка говорила еще и еще, но тихо и скромно, а Алиса не слушала ее, заметив взглядом Лорелай. Снова эти кошмары.
 Она стояла совсем рядом. Настоящая и живая, в черной короткой шубке. Сердце забилось чаще, герцогиня сглотнула и облизала губы. Никак этот бред не закончится. А ведь так любит ее.
 Те же черные-черные вьющиеся волосы, искрящиеся глаза, алые губы. И как в том последнем видении. Ни тени улыбки, только глаза смеются. Внимательный нежный взгляд.

 - Мы сами познакомимся. Оставь нас, иди в дом. Алиса еще хочет прогуляться, - отчеканила эта совершенно чужая и близкая девушка, только сейчас заставив Алису понять, что ничего общего у нее с Лорелай нет. И что-то все-таки есть, заставляет ее краснеть.

 Здесь, кажется, все ее слушались. Служанка прошмыгнула, Алиса опустила глаза, ощутив, как новоиспеченная родственница чуть сжала ее руку, незаметно погладив ладонь.
 Мурашки по коже, ну зачем так делать...
 И хочется так кинуться к ней, сказать, что на самом деле все помнит. Что теперь все равно, кто погиб, живы ли они. Может быть, даже спросить, кто такая Катрин. Но не целовать, как бы не хотелось. Сама пусть. Не может такого быть, чтобы это была не она.

 - Я хочу, чтобы мы стали семьей, Алиса. Ты очень хорошая и красивая девушка, я уже так много знаю о тебе, - она говорила негромко, ее голос, как и прежде, очаровывал. - Меня зовут Женевьева.

 - Но ведь вы говорили, что Лорелай, - герцогиня поморщилась, почувствовав легкое головокружение. Мягкая рука девушки коснулась ее щеки.

 Удивленный взгляд темных глаз, едва заметная улыбка.

 - Мне уже говорили, что ты любишь сказки. Но в большом количестве они вредны, - мягкий, совсем не строгий ответ.
 Такой, будто Алиса может продолжать читать свои сказки.

 Морозный воздух освежал память, но не воспоминания, только пережитые чувства и не более. А Женевьева говорила и говорила, проводя девочку по саду, заново знакомясь с ней. Она прекрасно знала, что скоро прошлые дни забудутся, девичья память такая короткая. Это тогда, в холодной воде, казалось, что идет на смертельную жертву. А теперь сама стала забывать, что не человек. Нужно было просто поверить этому избалованному ребенку, в его очередную сказку.

 - Мы же никому не скажем, правда? - чуть насмешливо шепнула в губы герцогини, целуя ее в темноте спальни.

 Алиса если и захочет сказать, никому не расскажет. О любви не говорят, а вокруг лес на сотни миль вокруг. Лорелай умерла, Элис умерла. Алиса точно это знала. В ней умерли наивные глупости, в лесу умерло чудовище, неспособное на любовь. Так и не узнала, что случилось с Катрин.
 Больше никаких одиноких окон на запад.