Альби. глава 22

Дикими, странными миражами казалось Мари все происходящее. Они ехали в одном седле, она все время чувствовала руку Монфора. Лес поредел, тени стали короче, медное солнце стояло высоко, в небе плыло единственное облако, похожее на лебедя. У Мари замерло сердце, когда она заметила впереди дым костров.

- Мы едем в лагерь? – обратилась она к Монфору.

- Конечно, - он кивнул. – Ты вспоминала мою палатку? Увидишь, там все по-прежнему.

Монфор с трудом сдерживал желание запеть. Он все время улыбался и прижимал к себе Мари. Он дышал полной грудью. Он поторопил коня. Воздух быстро накалялся. Они скакали к черным дымам, и солнце пекло спину. На подходе к лагерю навстречу им вынеслась целая свора гончих. С громким лаем они окружили коня Монфора. К ним уже шли солдаты во главе с офицером. Мари огляделась. Монфор прав – все то же, где бы лагерь ни разбивали. Все те же запахи, людские голоса, бряцанье оружия. Здесь находилось человек семьдесят, не более. Все остальное войско стояло у замка Дюваль.

В том, что крестоносцы возьмут замок, не было сомнений. Вопрос только – когда? Ведь разрушили они Монвалан, хотя столетия он считался неприступным.
Подъезжая к самой большой палатке, Мари заметила, как засуетились солдаты. Офицер повернулся и что-то сказал сидящему стражнику. Тот бросил меч в ножны и несколько раз согласно кивнул. Стража заняла пост у входа в палатку, офицер предложил руку Мари. Это не понравилось Монфору. Он нахмурился и заговорил с ним по-британски. Офицер смутился.

- Вот ты и дома, моя нимфа, - сказал Монфор.

- Нет, - Мари покачала головой. – Зачем ты говоришь так, Симон? Ты знаешь, это неправда.

- Не начинай снова, Мари. Ты в моих руках, и твое сердце принадлежит мне.

- Мое сердце… Оно не там, где у людей. Вчера где витала душа моя? О, боже мой, боже… однажды на закате я имела неосторожность родиться. Шагнула в жизнь, как в бездну. И с тех самых пор ищу любовь. Кажется, отыскала, держу в руках. Но… тени рассеиваются, и я лишь молча плачу.

- Бедная девочка.

Монфор налил вина в два бокала. Один взял сам, второй протянул Мари.

- Я ничего не нашла в жизни, Симон. Теперь хочу быть одна.

- Ты не ведаешь, что творишь, Мари. Зачем ты бежала от меня?

Он взял ее руку, гладил и перебирал тонкие пальцы.

- Такая маленькая рука, - он вздохнул. – Этот мир создан для любви, Мари, но к любви совершенно не приспособлен. Не плачь, мир не стоит слез, поверь мне. Просто будь со мной, я всегда смогу тебя защитить.

- Я думала, что после той ночи, когда я сбежала, ты проклял меня.

- Ну, что ты, - Монфор сказал это таким тоном, каким увещевают детей. – Просто я не сразу понял, где искать тебя.

- А когда понял?

- Когда понял – пришел.

Он допил вино и поставил бокал. Губы Мари были красные, словно у нее начиналась горячка.

- Симон, оставь меня одну, - попросила она.

- Сейчас?

- Нет, навсегда.

- Это невозможно. Вспомни минувшую ночь.

О да, она помнила. Зрачки ее расширились.

- Тебя напугали солдаты?

- Очень.

- Они примерно наказаны. – Монфор закружил по палатке, не спуская с нее глаз. – Тебе нельзя быть одной, никак нельзя.

В его глазах зажглось нехорошее пламя и не гасло до тех пор, пока он не остановился перед Мари. Она смотрела на него снизу вверх, и сердце его обмирало.

- Какое невинное лицо, - он провел пальцами от ее виска до подбородка. – Ты ищешь любовь. А можешь ли ты сказать мне, что это?

Мари покраснела и опустила глаза.

- Нет? Тогда я скажу, как понимаю это. Люди просто хотят быть вместе, познать друг друга, заниматься сексом. Это и держит мужчину и женщину рядом. Зов плоти, Мари, плоть сводит людей с ума. И вот люди подумали и назвали это любовью.

- И это все?

- Нет. Есть еще и великий обман. А любовь – нищенка. Бродит по миру, слепа, боязлива, жадна. За нею по пятам ходит ревность, а это страшная сущность, Мари.

- Значит, нет любви, а есть только плоть и ложь?

- Так.

- Но ведь то, что я сейчас с тобой, для тебя что-то меняет?

- Многое, - он улыбнулся. – Очень многое.

- И это говоришь мне ты, завоеватель?

- Я служу церкви и папе. Никто не вправе судить меня.

- По твоему приказу, Симон, убили тысячи людей. И еще убьют, это не конец.

- Что же делать, они там, а я – здесь. Это жизнь, полоса белая, полоса черная. Никогда не знаешь, каким боком к тебе повернется.

Мари выпила и протянула бокал Монфору. Вино приятными нежаркими струями разлилось в желудке. Глаза Мари были полны слез.

- Чего ты хочешь?

- Чтобы ты была со мной.

- Навсегда?

- Навсегда.

Он расстегнул ее платье, медленно погладил плечи. Ладони у него были сухие и теплые. Губы Мари дрогнули, по щекам покатились слезы.

- Начиная с этой ночи, - добавил Монфор.

Во все время разговора Мари слышала отдаленный шум. Крестоносцы штурмовали замок. Шум накатывал волнами, наполняя ужасом сердце Мари. Она-то знала, что крестоносцы сделают с Жаном, как только найдут его.

Жаркий ветер давил на полотно палатки, и оно гудело, как барабанная кожа. Отдаленный шум то затухал, то слышался с новой силой – это подтверждало самые мрачные ее подозрения. Мари закрыла глаза. Из-под ресниц струились слезы. Думала она о Жане. Только о нем.

- Что же мне делать? – прошептала она.

Монфор поцеловал ее руку на сгибе, где сквозь кожу просвечивали вены.
- Успокойся. Все хорошо. Пусть они грызут друг друга, насилуют, режут. Ты будь выше этого, будь как богиня. Не думай ни о чем, право. Жизнь прекрасна.

- Ты все время врешь, Симон.

- Нет. Ты сама это знаешь.

Ничего хорошего не ожидала она от Монфора, поэтому скрывала от него свою душу, как могла. Но она всегда ощущала, что кто-то ищет ее, кто-то с севера, сильный. И во сне Монфор не оставлял ее в покое.

- Симон, - сказала Мари, - однажды я видела, как ты рассек человека пополам.
Монфор нахмурился:

- В чем дело? Ты бредишь, Мари.

- Это был пожилой человек, почти старик. На нем была монашеская ряса.

- Замолчи! Ты не могла…

- Говорю тебе – видела. Это было в Авиньоне. Твой меч вошел в его тело, как в масло.

Монфор усмехнулся и покачал головой.

- Кто это был, Симон? Что он сказал тебе?

- Не важно. Какой-то бродяга. Он заслужил смерть. Забудь об этом.

- Почему?

- Мари…

- Почему я должна забыть?

- Потому что я тебе нравлюсь, и ты хочешь быть со мной.

Монфор поцеловал ее горячие сухие губы. От нее исходил горький жаркий запах – запах начинающейся болезни. Как он желал ее сейчас. Как хотел видеть ее тоненькое тело в приглушенном свете палатки, голое, гладкое, слишком уязвимое. Как бы он любил ее, отдал бы всю свою силу!

- Мне кажется, я видела того человека, - прошептала Мари.

- Ты говоришь загадками.

- Это правда. Теперь я уверена, что это был он.

- Ты встречала его раньше?

- Нет же, Симон! Я увидела его после. После того, как он был убит.

- Чушь.

- Он пришел ко мне, говорил со мной. А армия стояла у стен города.

- Где это было?

- В Памье.

- Армия Монвалана. Проклятье!

- Но ведь тогда уже старик был мертв.

- Срань господня! Зря я поднял на него руку.

- Кто это был?

- Не знаю. Может, сам дьявол.

- А что ему нужно?

- Он ищет меня.

- Разве это так?

- Да. Меня хранит господь. Но рогатый хочет испытать мою силу.

Они помолчали. Мари сковал такой ужас, что она ощущала, как все внутри заледенело и смерзлось.

- Что он сказал тебе? – произнес Монфор.

- Что я – птица, что мы гости на этой земле. Что все существующее – сон.

- Все?

- Да…

- Хорошо, - он кивнул.

И через минуту повторил:

- Хорошо.

Он присел рядом, обнял ее голые плечи. Нежная, соблазнительная кожа. Мари, такая юная.

- Сегодня я приду к тебе, - сказал он. – Ты станешь моей.

- Могу я тебя кое о чем попросить, Симон?

- Да.

- Отведи свое войско от замка.

- Тебе это важно?

- Да.

- Я не спрашиваю тебя ни о чем. Может быть, исполню твою просьбу.

- Спасибо.

Он хотел идти, но она обхватила его за пояс и просила остаться с ней. Он так и сделал. Она легла на кровать и свернулась калачиком. Монфор сидел рядом, гладил ее по волосам, и она плакала, пока ни уснула.


***


Бриджид рыдала громко и безудержно, и Жан не знал, что ему делать. Он не мог согласиться с ней, как не мог ничего добавить к своим доводам. Он понимал страдания Бриджид, ее пылкая натура находила выход в угрозах, слезах и проклятиях. Но он очень хорошо знал, если Бриджид что-то задумала, она не успокоится, пока не добьется своего.

Граф Дюваль погиб во время атаки, отражая натиск крестоносцев. Он находился там, где ему надлежало: на боевом посту, рядом со своими людьми. Но Бриджид, похоже, с этим мириться не собиралась. Она подняла голову и уставилась на Жана невидящим взглядом.

- Я выведу свои отряды на равнину, - заключила она. – Хочу встретиться с Монфором на воле!

- Война не женское дело, - хрипло отозвался Жан.

- Что мне до того! Поквитаюсь за отца.

Слезы обезобразили Бриджид, и в то же время сделали еще более привлекательной. Ресницы ее слиплись и были похожи на черные мокрые стрелы, на щеках алели пятна.

- Бриджид, месть плохой советчик. Особенно если это касается и других людей тоже. Ты готова взять на себя ответственность за солдат? Сейчас они под защитой замка, а ты хочешь лишить их этого. Много ли людей выйдет из ада живыми?

- Жан, ты не понимаешь! Убит мой отец!

Жан мрачно посмотрел на нее. Он старался сдержаться, старался не показать ей своего раздражения, и все-таки оно прорывалось в голосе, в тоне, каким он с ней говорил.

- Я тоже потерял отца на этой войне, - сказал он.

- Соболезную, - бросила она. – И что же? Теперь ты считаешь себя вправе судить меня?

Он закрыл глаза. Как бы ему хотелось оказаться сейчас в другом месте, подальше от этой пантеры! Бриджид гордо выпрямилась и смерила Жана холодным взглядом.

- Я поступлю так, как решила, как диктует мне долг дочери, - произнесла она. – Прощай.

- Бриджид…

- Я выйду с войском на равнину и напою Монфора кровью, как бы ненасытен он ни был!

- Бриджид, стой.

Но ее уже не было в комнате.

- Бриджид! – рявкнул Жан.

Она тут же вернулась. Несмотря на все свои уверения в независимости. Осторожно прикрыла дверь и остановилась на пороге.

- Я ни о чем не просил тебя, Бриджид, - начал Жан. – Прошу сейчас. Ничего не меняй, оставь армию в замке.

- Нет.

- Подумай хорошенько.

- Нет.

Бриджид злилась, и все-таки лицо ее выражало страдания.

- Я чувствую твое огромное желание помочь мне, - проговорила она, - но все-таки нет! Оставив все как есть, я дождусь, что из Тулузы Монфору придет подкрепление. Я не буду рисковать.

- Ты рискуешь в любом случае.

- Да, но ради великой цели. Если и суждено роду Дювалей исчезнуть, пусть хоть напоследок будет побольше шуму.

В словах Бриджид была истина. Эта война всем горячила кровь. Она присела на край кровати, прильнула к нему. Странная женщина, таких, быть может, одна на миллион. Но любить ее он не мог.

Правая рука ныла уже несколько дней, раны заживали медленно, сильно гноились. Жан подложил под голову здоровую руку. Бриджид лежала рядом, с вызовом, почти с ненавистью разглядывая его. Он уже знал, что скажет ей.

Голос ее зазвучал в его ушах, такой чужой, что ему почудилось, будто его принес ветер.

- Как ты, ничего? – спросила она. – Что так смотришь?

- Всему приходит конец, - прошептал Жан.

- Как мне жаль, - ответила она напряженным голосом. – И все-таки я люблю тебя.

- Да…

Он с трудом поднялся. Прошел по комнате, прислушиваясь к боли, кричащей на все лады. Слабое тело. Старик… Только это ничего не меняет. Он в состоянии найти в себе силы, чтобы заняться делом. Свет в окне померк. Тем ярче разгорелись огни на башнях.

- Бриджид, - сказал он, не оборачиваясь, - возможно, ты права. Но тебе нечего делать во главе армии. Место графа займу я.

Она быстро подошла, заглянула ему в глаза.

- Ты…

Он не смотрел на нее. Думал он совсем о другом.

- Ты отомстишь за моего отца!

Она потянулась к нему, чтобы поцеловать, но он отклонился.

- Не обольщайся, - ответил он, - твой отец не единственная жертва.

Губы ее задрожали. Он отвернулся, чтобы не видеть ее слез.


***

Ветер поменял направление. Теперь он дул с северной стороны, давая прохладу. Смеркалось. Все предметы изменили очертания, вернее, темнота их искажала. Монфор лежал на боку, подперев голову рукой. Рядом была Мари, он расслабленно гладил ее голое тело. Она оказалась именно такой, как ему нужно, эта юная парижанка с глазами, как у лани и бархатным голосом.

Нет, она не знала мужчин достаточно хорошо. Но любить она умеет сильно, способна дать другому счастье. И это тоже нравилось Монфору. Да, она именно такая.

- Не устала? – спросил он.

Мари повернулась на спину и лежала с открытыми глазами, глядя в темноту, которая накладывала на свет вуали – одну за другой.

- Немного.

- Отлично. Можем продолжить, я готов.

Он почувствовал, что она улыбается.

- Симон, - произнесла Мари, - ты обещал исполнить мое первое желание и последнее.

- До последнего далеко. А на первое ты имеешь право.

- Уведи армию.

Монфор вытер со лба пот, весь напрягся. Значит, она не шутит. Ни черта не боится она его гнева, ни разрушительного, никакого…

А что, если она отдалась ему ради удовлетворения этой просьбы? Нет, что-то здесь не так. Что-то есть в этом замке, что она боится потерять.

Или кто-то.

- Хорошо, - твердо сказал он. – Я отведу отряды.

- Когда?

- Завтра днем.

- Нет, Симон, сейчас.

- Завтра, - повторил он.